Столетняя династия немецких врачей в России

Российским дворянином крестьянский сын, хирург Александр Людвигович Грасмик стал в 1910 году. За то, что построил на собственные деньги больницу в Саратове.

И все его потомки становились хирургами: Теодор Александрович, Гергард Теодорович, Александр Гергардович и так далее, по сей  день.
 
Когда пригласила Екатерина Великая в 1763 году в Россию немцев, решил двинуться в неведомые места тридцатичетырехлетний крестьянин Иоганн Якоб.

Он, правда был Grasmueck (Грасмюк), и на Грасмик изменил фамилию кто–то из потомков, чтобы не походить на украинского возчика соли из Саратовского земляного городка: звучание Грасмюк очень уж смахивало на малороссийское...

Потому что жили Грасмики в этом самом городке, напротив Саратова.

С годами назывался он Покровским городком, а ныне это Энгельс.

В Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона про Покровский городок в конце ХIX века написано: "Деревянных домов 2665, каменных 70, землянок 1103. Жителей 15522. 5 церквей, часовня, молитвенный лютеранский дом, 7 земских школ, больница на 35 кроватей и приемный покой..."

Один из грасмиков был Людвиг, который своего сына Александра, родившегося в 1869 году, решил вывести из крестьянского сословия. Отправил получать университетское образование в город Дерпт (ныне эстонский Тарту).

Сын вернулся с дипломом хирурга–гинеколога, стал работать земским врачом. И жену свою Эрнестину, хрупкую выпускницу дерптской Мариинской гимназии, обучил премудростям хирургической сестры.

Вдвоем с 1894 г. оперировали они крестьян во всей округе, – разумеется, бесплатно.

Когда десять лет спустя загремела русско-японская война, его забрали в армию, в полевой лазарет. Ничего, что хирург–гинеколог, – на фронте научится, чему надо...
 
Вернувшись с войны, Александр Людвигович стал работать в университетской клинике. Устраивал в своем доме научные конференции, приглашал выступать известных хирургов.
Детей у него было шестеро, из них старший сын Теодор Карл Август продолжил династию: поступил на медицинский факультет Саратовского университета.

Когда началась гражданская война, он был на четвертом курсе. Его мобилизовали большевики, присвоили звание военврача и отправили на Туркестанский фронт, где свирепствовала эпидемия холеры. При этой болезни главное – дезинфекция.

Теодор конфисковал там у местных богачей запасы коньяка, велел врачам и санитарам чаще мыть им руки, и никто из персонала не заболел.

Демобилизовавшись, Теодор Александрович стал в Марксштадте заведующим участковой больницей на 25 коек и мало-помалу превратил ее в миниатюрную клинику. Там были терапевтическое, туберкулезное, детское отделения. А когда выделили рентгеновский аппарат, освоил рентгенологию.

Впрочем, Теодор Александрович не только практиковал. Его перу принадлежали 24 научные статьи. За них без защиты диссертации стал кандидатом медицинских наук. Готовился защитить докторскую – "О столбняке и его лечении".

Увы, всюду есть завистники. В 1940 году на защите нашелся негодяй, обвинивший его, человека безукоризненной морали, во врачебных экспериментах... на людях!

По суду Грасмика оправдали, а диссертацию он сжег, чтобы никогда к исследованиям не возвращаться.

Тут разразилась война с Германией, и он в звании военврача I–го ранга, то есть полковника, создавал в Республике немцев Поволжья тыловые госпитали. А в сентябре его вместе со всей семьей выслали на Алтай, в село Андреевку.
 
До его приезда там в больнице никогда не было хирурга. И соответственно операций никаких не делали. Грасмик просто за голову схватился, когда у женщины удалил мертвый плод, пролежавший в утробе три года!.. А инструменты... В операционный день приходила к нему домой санитарка, брала на дезинфекцию опасную бритву...
 
Сын его Герхард  ловил силками зайцев, сдавал шкурки в заготовительную контору, за них получал рыболовные сети, вечерами расплетал, – изготовлял отцу хирургический шовный материал...

За несколько месяцев ссылки Теодор Грасмик сделал 132 операции – и все без малейших осложнений!  Но это, судя по всему, не интересовало никого.
 
Осенью сорок второго его забрали в "трудармию" – копать землю на строительстве железной дороги, лес пилить... Потом перевели в концлагерь в Нижний Тагил.

Туда эшелонами везли "трудармейцев": работать на кирпичном заводе, в щебеночном и песчаном карьерах, на лесоповале.. Попасть на авторемонтный считалось неслыханным везением.

На кирпичный завод ради издевки и, не исключено, "для исправления мыслей" гнали интеллигентов: кандидата исторических наук, археолога Отто Николаевича Бадера; бежавшего в 1934 году из Германии от гитлеровцев химика Пауля Эмильевича Рикерта; разработчика жидкостных ракет, математика Бориса Викторовича Раушенбаха, будущего академика: доктора химических наук, профессора Армина Генриховича Стромберга и прочих, им подобных.

Кормили остатками того, что не съедали заключенные-уголовники. Сколько доставалось "трудармейцам", которых иначе как фашистами не называли, при такой делёжке – яснее ясного: Раушенбах вспоминал (Герхард Грасмик слышал это от него), что из тысячи немцев, прибывших в феврале сорок второго в Нижний Тагил, через двенадцать месяцев осталось в живых меньше половины.

Трупы сбрасывались в Рогожинское болото. Там сейчас установлен мраморный памятник по проекту чудом выжившего "трудармейца", художника Михаила Васильевича Дистергефта (полная коллекция его картин и рисунков -у меня в электронном архиве, - к сожалению, невозможно поставить хоть что-нибудь в мой Кабинет...). Мрамор – из карьера, на котором гибли ссыльные немцы. Металлическая ограда – от завода, на котором работали "трудмобилизованные" российские немки из школы фабрично-заводского ученичества города Энгельса. Предоставлено всё, разумеется, бесплатно.

Каждый год 28 августа, в день сталинского Указа о высылке, и 29 февраля, в день прибытия первого эшелона со снятыми с фронта российскими немцами, которые почти все погибли в нижнетагильском лагере – "спецотряде 18-74", собираются люди у памятника на панихиду...

Но вернемся к Теодору Александровичу. В конце сорок четвертого года его вдруг вызвали "без вещей" и куда–то повезли. "Без вещей" - слова-ужасы: значит, на расстрел...

Но оказалось, в центральной городской больнице уже которые сутки кричал от боли генерал НКВД. Оперировать боялись, слишком всё оказалось запущенным. И тут кто–то из его окружения вспомнил: есть в лагере в сапожной мастерской уборщик мусора, – говорит, что хирург... Генералу уже было всё равно, только рукой махнул...
 
После этой удачной операции Теодору Грасмику выписали пропуск и возили из зоны на машине в городские больницы. Оперировать. А потом опять в зону.

Через полтора года перевели в распоряжение горздрава, вроде бы на свободу. Но опять нашелся кто–то бдительный – обвинил, что никакой не хирург Теодор Герасмик, просто недоучка: диплома–то нет, а только справка о четырех курсах медфакультета.

Лишь когда не стало Сталина, восстановили в звании врача–хирурга и поручили руководить хирургическим отделением...

Он руководил, еще два десятка научных статей опубликовал, оперировал же до самой своей кончины в 1972 году.

НЕСГИБАЕМЫЙ ГЕРХАРД
А теперь расскажем о Герхарде, сыне Теодора Александровича.
Он родился в 1926 году в Марксштадте, и в четырехлетнем возрасте заболел костным туберкулезом, малярией и желтухой сразу. Шесть лет выхаживали его родители, врачи на два года положили в гипс, потом устроили гипсовый корсет.

Он не мог ходить, но страстно хотел учиться,– и его, лежачего, определили в школу. С домашними заданиями приходили девочки–одноклассницы, раз в неделю – учительница. Когда исполнилось четырнадцать, сделали операцию.

Едва встал на ноги,– через год всю семью сослали в ту самую Андреевку Алтайского края, где он ловил сусликов и расплетал рыболовные сети...

Но самое невероятное было то, что в июле 1943 года его, инвалида второй группы, призвали в армию!

Герхард в своем письме в редакцию, где я сотрудничал, рассказывает об этом так: «А мне говорили, будешь работать библиотекарем, они на фронте тоже нужны. Потом сказали, будешь переводчиком, у нас есть характеристика на тебя, что ты хорошо знаешь немецкий, в том числе читаешь по готически. После разгрома немецких войск при Курско-Белгородской битве меня отпустили домой».

Куда? И спрашивать не надо – в ту же Андреевку. Работать в колхозе, поля пахать вместе с женщинами на коровах.Там он закончил 10–й класс. С отличием. Как бывшему фронтовику, ему, ссыльному, разрешили поступить в Новосибирский медицинский институт.

«Времена были тяжелые и голодные. Я был на учете в СМЕРШе (<Смерть шпионам>) и два раза в месяц являлся к коменданту».

В 1950 году получил диплом врача, поехал в Нижний Тагил, к отцу. Проработал там во 2–й городской больнице сорок один год, преподавал в медицинском училище, читал хирургию в педагогическом институте на кафедре гражданской обороны, писал научные статьи, стал кандидатом медицинских наук.

«В 1993 году мне вручили пять медалей, признали участником Великой Отечественной войны, в 1995 году мне вручили именной подарок: поднос "Отечественная война: 50 лет Победы"».

И в том же году Герхард уехал в Германию, в город Штендаль.

А на Урале, в городе Нижний Тагил, остались работать три хирурга, носящих фамилию Грасмик: два сына Герхарда и племянник. Лечат россиян. Продолжают дело столетней немецко-российской династии.

Я позвонил в Россию, хотел узнать кое-какие подробности. Телефон Александра Гергардовича Грасмика, заместителя по лечебной части центральной городской больницы, не отвечал. Написал письмо – тоже без ответа.

А поехать в Штендаль, до которого рукой подать, встретиться с самим Герхардом Теодоровичем, не удалось: он тяжко болен, к нему не пускают...

                Вячеслав Демидов