Георгины

Георгины – это осенние розы. Символ патетики и лирики.   
Георгины – это образ села Красногорского Алтайского края,
любимые цветы его жителей.
Стихотворение «Георгины» написано в ясный летний день
после внезапного удара молнии из одинокой тучки
в огород маминого дома.
Этот сборник - моя скромная лепта родной земле.



Розовый клён

На ветре примерю шуршащий узор,
Из озера солнце достану.
Я раннюю осень свою подарю
Дождю, сентябрю, Магадану.
Из августа выберу нужную нить,
Стихами сугробы откину
И, прежде чем в небо на лодке уплыть,
Взгляну на земную Марину.
Деревья за, правильно выбранный, путь
Зимой поджидают морозы.
И, в нежное зарево чтоб заглянуть,
Целую колючие розы.


Полька-бабочка

На дорожку смотрю, напеваю несмело.
На ладошку мою полька-бабочка села.
«Нет, наверно, не так, нет, наверно, не так,
Нет, наверно, не так», - простучал товарняк.
Пробираюсь в вагон, буду ближе к народу.
Говорят - в тесноте уважают свободу.
«Нет, наверно, не так, нет, наверно, не так,
Нет, наверно, не так», - простучал товарняк.
Уступите лыжню -  нарисую картину,
На холодные дни телогрейку накину.
«Непогода - пустяк, непогода - пустяк,
Непогода – пустяк», - простучал товарняк.


Побег

Ушёл наотрез, уходил на минуту.
Ушёл незаметно, один за другим.
Ушёл понарошку, ненужный кому-то,
Наверно, не лучший, из лучших мужчин.
Проходят мгновенья, мелькают минуты.
Проходят недели, уходят года.
Проходит вся жизнь, и она, почему-то,
Любила собой заполнять города.
Где много в движеньях ненужного шума,
Где много подъездов, немало дверей.
Там много попробовать, мало подумать,
И времени мало для выбора ей.
Жалейте о прошлом, заботьтесь о сыне.
Ругайте погоду, купите еду.
Любите природу, сорвите рябину,
А я этих женщин забыть не могу.


Хас-Булат

Гуляю, по лесу брожу иногда.
Давно на охоту я плюнул.
Напрасно, напрасно кричали: «Ура!»
Работники в чёрных костюмах.
Мечтаю, по морю плыву иногда,
Слегка на фантазии клюнул.
Опасно, опасно! Летели сюда,
Обманщики в белых костюмах.
Но если с мечтою прощусь навсегда,
Сорвусь на последней атаке, -
Ужасно, ужасно! Примчится туда
Орёл в бэтээре и в хаки.


О, ДиН

Придумай песню, только боевую!
Московских баек слушать не хочу.
А лучше саблю острую, кривую,
Я ей от заикания лечу.
Мы, грозные монгольские пираты,
На лошадях устойчиво сидим.
Мой дорогой товарищ краснобатый,
Не забывай, что гунны взяли Рим.
Не забывай мохнатого ханыгу
С коллегами по звонкому перу.
Плетёт замысловатую интригу
Он в тёмном, непрочитанном углу.
Не забывай, пока глядят хохлы,
А отчего, едва ли знают сами,
На труднопокорённые миры
Блестящими, восточными глазами.

работники в чёрных… - вороны
          обманщики в белых… - чайки
Один – бог войны (скан.)
ДиН - журнал «День и Ночь»


Батька Дон

Не утихают бури мировые,
И дуют ветры с четырёх сторон.
Нам не страшны враждебные стихии,
Пока стоит в дозоре батька  Дон.
Не слушай толкования иные,
А только почитай родную речь.
На грани подарю тебе Россию,
А за порогом - Запорожья Сечь.
Она сама придёт к тебе из плена,
Обнимет крепко женскою рукой.
А ты не бойся преклонить колена
Перед своею Родиной святой.
Смотри, стоят у леса часовые,
Наперекор унынию невежд,
Берёзоньки, берёзоньки России
В непобедимой радости одежд.

берёза – символ России, граница бера (медведя),
священное дерево на Алтае


Триколор
ветеранам и их правнукам

Эпохи поменяются местам.
Я расскажу историю такую:
Махали дети красными флажками,
Скакали кони в красной сбруе.
Не в состоянии управлять стихами,
Всех обнимаю и навзрыд целую.
Упали взрослые за красными флажками,
Устали кони красной сбруи.
Пора поставить точку на татами,
Попробуем поставить запятую,
Кричите, дети, красными флажками,
Стучите, кони красной сбруи.


Морпех
посёлку Талый

Вы вспомнили девочку в белом:
Знакомый пастельный этюд.
Весенние птицы поют
Мотив, нарисованный мелом.
Вас выбрала женщина в чёрном,
Сюжет этой пьесы не нов,
Немало поломано древ
На жанре её разговорном.
Сорвётся малиновый стяг,
Появится спутница в алом,
И красным с пробелом на талом,
Распишется  русский моряк.


Темучджин (Чингисхан)

Сильны в Китае виноделы,
Весьма искусны повара,
Поймать, зажарить и уделать,
Найти и выпить мастера.

Но есть печальная находка
В когорте самопальных вин:
Кавалерийская походка,
И надпись: «Чистый Темучджин».


Война и мир

На высоту! Дразнить быка,
Смотреть игру тореадоров.
Туда залезешь – Ганнибал,
Обратно спустишься – Суворов.

Сорвали ветры звёздный стяг,
Печально зрители уходят,
Но до сих пор на склонах Альп
Свободу лыжники находят.


Сompas

Как зыбко мне!
       Пытаюсь удержаться,
                Терплю насилие оков.
Как шатко мне!
       Стараюсь опираться
                На точки искренних стихов.
Не перестану удивляться
На перелётных птиц вдали!
Умеют крыльями держаться
                За притяжение земли.


Тут и там

Там остановят на краю
Размеры банка и иностранка.
Тут поглощает мелочь всю
Одна глубинная гулянка.
Там тоже люди и могли б
Достать до дна морского царства,
Но им не выдали рубли
Глубоководного лекарства.
Храним заветы старины,
Не выбираем там, где сухо,
Достанем глыбу с глубины,
И увеличим крепость духа.
Что до меня, то сожалею -
Переживаю в море шторм,
Нырять глубоко не умею,
Да и вообще, не в лошадь корм.


Инь и Янь

Поговорим в официальных лицах;
Идут по морю чудо-корабли,
Они мосты наводят на границах
И всю страну разводят на рубли.
Они ещё вернутся из похода
С сокровищами иноземных стран,
Но Инь за груз Синбада-морехода,
Янь и былинки маленькой не дам.
Святое место не бывает пусто,
И не напрасно маяки горят,
На иностранном говорят о чувствах,
А о любви на русском говорят.


 9 мая

Я в обещаньях перемен
Хочу стереть слова во веки
Избитых тем, избитых тем,
Всех тем о ветхом человеке.
Цветам придётся увядать,
Наш дом приходит в запустенье,
Хочу узнать, хочу узнать,
Когда Христово воскресенье.
Не позабуду прочитать
Стихотворение Рубцова
И буду ждать, и буду ждать
Ответ угодника Христова.


Города

Города, города, города,
Эх, куда занесло вас, мальчишки.
Города, города, вот такие дела,
Ребятишки, ребятишки.
По ступенькам проносятся ваши года,
И на вешалках сохнут пальтишки.
Города, города, словно зебра - судьба,
Торопыжки, торопыжки.
Но однажды закончится эта игра,
И другие возьмут наши фишки -
Города, города, города, города,
Городишки, городишки.


Колобок

Кусочек хлебушка, кусочек хлебушка…
Иду на небушко, еду на небушко.
На облаках к нему ступенечка,
Ещё чуть-чуть, ещё маленечко.
Журчит вода, поёт Веснухина,
Смеётся Вера Золотухина.
Как высоко - не слышно крика,
Сияет Вера-Вероника.


Первый танк
военкому  Борису Бедарёву

На земле зарождается новая эра,
Пусть Парису поможет красотка Венера.
Отвечало небесное венное тело:
«Я к слепому Гомеру идти не хотела.
Пусть кентавры рождаются красным Эолом,
А вожди поклоняются гейшам-меолам».
И, воздушные замки повсюду сметая,
По земле покатилась война мировая.
И, презрев о любимых богами мечах,
Первый танк занесли на солдатских плечах.


Ретроград

Нас учат грамотно служить,
Решать парадные задачки.
Есть сто причин не полюбить
Боярские подарки и подачки.
Тут огород не надо городить
Под ретро, - совнаркомовские дачки,
Есть сто причин не полюбить
Буржуйские привычки и заначки.
По тексту видимых причин
Подскажет грамотный пандит:
Высокий - в чёрном - господин,
С ним мелкий в кепочке – бандит.

в чёрном - господин – в чёрном деле начальник,
мелкий в кепочке – помощник в том же.
пандит – учитель (инд.)


Фаберлик

Попрошу, чтобы все собрались,
Кто порядки наводит от века.
Убрались, навсегда убрались
И оставили жить человека.
Поклонись за него, помолись,
Ведь не даром решила столица,
Европейские маски надеть
На открытые русские лица.
Но под масками будут гореть
И сверкать, как ночная гроза,
Или нежной Белухи белки,
Или снежного барса глаза.
Поклонись за меня, помолись,
Не вмещается в маску ребёнок -
Европеец, игрою судьбы,
Непослушный сиамский котёнок.


Письмо

Если уйду - не насовсем.
Вы, мои добрые, вы, мои милые!
К вам прибегу или приду
С новыми силами, с новыми силами.
Тленных цветов я не дарю.
Вы, мои добрые, вы, мои милые!
Просто люблю в небе зарю
С новыми силами, с новыми силами.

Фаберлик  - мастер лица
Белуха - главная вершина Алтая


Георгины
моей маме

Из открытой ладони полей,
Безразличия стены ломая,
Под волнующий шум тополей,
Льётся музыка вечного мая.
У границы таёжной земли,
В заповеднике охры и глины,
В палисаднике вечной любви,
В Красногорске цветут георгины.
Оживаю цветами весны,
Лепестками листвы увядаю,
По аккорду земной красоты
Сам к себе по деревне шагаю.
Пусть душа износилась до дыр,
Солнце сядет, планеты буксую.
Или молнию брошу в Чувыр,
Или радугу в небе рисую.
Возвращаюсь на круги свои
В заповедники охры и глины,
В палисаднике вечной любви,
В Красногорске цветут георгины.

Вблизи Красногорска брали красную глину,
из которой делали охру – отличную краску,
ещё  район знаменит археологическими раскопками.

Чувыр, Бардушка, Чапша – красногорские речки
 

Старушка подсказала
Елене Аристовой

К земле прибились инопланетяне,
По закладной сибирского купца,
И покатились круглыми речами,
От самого Садового кольца.
По любопытству мирно не сидим,
Ну что ты будешь делать с нашим братом,
Туда за сухарями - пилигрим,
Обратно - в спецвагоне с автоматом.
Кто половчее, острым языком
Прочистит корабельный навигатор,
Туда - на «Запорожце» ишаком,
Обратно - на баране губернатор.
Сижу, читаю сказки братьев Гримм
На паперти Казанского вокзала.
- Тут, батенька, бычками не сорим, -
Уфологу старушка подсказала.

Баба Лена - известная тамада и клоунесса,
 сейчас тусит в Москве


Покурим

Наверно, все мы сделаны из дыма
Запретных мыслей и животного огня.
Когда дымок проносит ветер мимо,
Слезу не выбьешь из меня.
Мы все на слабости от века
Смотреть привыкли свысока.
Бог слабым сделал человека,
Чтоб возвышалась доброта.


Стараюсь

Опять меняю города и веси,
Брожу по зачарованной стране
И нахожу характер редкий
В твёрдокристальной глубине.
Таких людей почаще можно видеть
В алтайской исторической глуши.
Они среди невзгод житейских
Сияют светлой радугой души.
Мои глаза всегда на мокром месте,
Как только память остановится на них.
Давайте, люди, будем плакать вместе,
И не иссякнет кристаллический родник.


Дорога

Не избалован городами,
Я открываю мир иной,
Укрытый льдами и снегами,
Пленён морозом и луной.
Взойди на горные вершины
И книгу времени листай.
Спустись в туманные долины,
Не забывай святой Алтай.


Посредник

Когда бы ты хлебнул поменьше горя,
Не стал бы слушать эхо этих гор,
Сидел на островке людского моря,
Вёл с телефоном умный разговор.
В плену уюта грелся, вместо печки,
И сигаретный дым тянул, как вор,
А так, живёшь ты возле вольной речки
Да куришь бийский «Беломор».


Ольга

На всё на свете Божья воля.
Там, где был Игорь, будет Оля.
Сильней, упорней и добрей,
Я тоже буду - ваш Андрей.


Серёжа

Подровняет ухабины ночка,
Свет надежды забрезжил вдали,
Ты стоишь, как болотная кочка,
Среди тины в весенней грязи.
Пусть ещё не дописана строчка
На бумаге в казённой пыли,
Очень скоро последняя точка
Заалеет на вашей груди.
Не нужны нам гнилые подачки,
Беспросветные серые дни,
Мы пойдём до последней горячки
На манящие в небо огни.
Человеков любовью спасают,
Человек не умрёт от любви,
Мы пойдём до последней горячки
На зовущие в небо огни.


На север
Ирине, Гульнаре и Юле
 
С цветами и учебниками в паре,
И радостью наполнены глаза,
Танцует ангел в белом пеньюаре,
И жёлтый лист бросают небеса.
Потеряны надежды в ярком баре,
Однажды тёмная бывает полоса.
Тоскует ангел в чёрном пеньюаре,
Холодный  дождь роняют небеса.
От старости и нервного испуга,
От светских разговоров за глаза,
Прикроют только буреломы юга,
Укроют только севера леса.


Осенний этюд

Не хватит красок, музыки и света,
Чтоб выразить земную красоту.
Умолкли песни ветреного лета,
Уходит день в эфирную волну.
Накинул лес пастельные узоры,
Лёг белый снег, мир изменился вдруг.
Тихонько ночь сомкнёт ресницы-шторы,
Дон-Купидон с земли поднимет лук.
Грядёт зима, и осень с Чуйским трактом
Играет на последний золотой.
За девой юной по дороге лунной
Плывёт хрустальный месяц молодой.

Чуйский тракт прикрыт лесополосой до
Горно-Алтайска, и золотой там не редок.


Пока

Пойду до Красногорского сворота,
Где на дорогу смотрят тополя.
Пока в голубизне небесного пролёта
Есть богом незабытая земля.
Там берега речушек неглубоких
Исхожены и вдоль, и поперёк.
Птиц небо разбирает по полёту,
Мать сына по походке узнаёт.
Стареет всё: привычки, лица, люди.
Устанет сердце, волос станет сед.
Пусть остаются в памяти глаза и губы,
И слова доброго необъяснимый свет.
Люблю вдаль уходящую дорогу,
Хотя за быстрой модой не гонюсь,
Когда пойду искать страну свободы -
Остановлюсь и Богу помолюсь.      


Быструха

Откроет осень бездорожья камни,
И время рек сближает берега.
На гальку неисполненных желаний,
Поверьте, скоро выпадут снега.
Стою и плачу, открывая землю,
Откуда вышел и куда приду.
Зачем живу и почему не внемлю
Последнему осеннему лучу?
Со мною плачут ивы над рекою,
Роняя в воду золото листвы.
Я боль душевной раны успокою
Журчанием Белухинской воды.

Быструха – рукав Катуни, в Катуни вода Белухи


Почтовый голубь

Благополучный сельский вид,
Необходимый вскоре, вскоре.
Лошадка белая стоит,
Почтовый ящик на заборе.
Руками небо наберу и крикну:
 - Силы! -  что есть силы.
- Давайте жить! Не ворошить
Свои могилы до могилы.
Смешно рассудку доверять
В неуправляемой заботе, -
Земное счастье измерять
Горстями человечьей плоти.
Края оплавленных сердец
Теряют светлое сиянье,
Горит творения венец
В огне запретного желанья.
У опалённого ствола
Корона царская дымится,
Над территорией орла
Ворона чёрная кружится.
Над чёрной пропастью страстей
По огороду трактор скачет,
Спугнёт почтовых голубей,
Лошадка белая заплачет.


Колокол

Рыдая по зову души
Не жду утешенья иного -
Мечтаю остаться в тиши
Берёзок народного слова.
Редеет лесов полоса,
Зовут меня дали другие.
Плывут над землёй голоса
Тревожного сердца России.


О Чуйском тракте

Написано, как в траурной повестке,
А был ли он? - на карте мира нет.
Точнее, об одном всего отрезке
Дороги в сорок человечьих лет.
Не чувствами - слезами понимаю
Рассказы исполинов-тополей,
Которые стихами проверяют
Любого проходящего по ней.
Шумит Катунь, рокочет и играет,
Показывает свой свирепый нрав
И постепенно сильно прижимает
К крутым предгорьям ровный Чуйский тракт.
Что наша жизнь? Вода наполовину,
И в ней, как в зеркале, всегда отражено,
Какою плотной снежною лавиной
Обратную дорогу занесло.
Вся наша жизнь - река наполовину,
Пусть кто-то отрицает этот факт,
Не нужно ставить на реке плотину,
Гримировать не новый Чуйский тракт.
Попробуй сохранить мечту о Боге,
Во имя счастья будущих детей.
Так мне сказали тополя дороги
И люди, проходящие по ней.

Чуйский тракт – вечная дорога на Алтае,
тополя – часовые Чуйского тракта.
Все гигантские каменные заломы Катуни образованы
при разрушении естественных плотин в верховьях
водного бассейна реки.


Другое дело

Да много ли  мне надо, жеребёнку?
Устану - и до утренней зари…
Тут если упаду - то на соломку,
Теплее в полнакала фонари.
В селе и быть не может по-другому,
Я вижу сквозь оконное стекло –
Буланому, гнедому, вороному
Избушки светятся, и в них тепло.
Состарюсь, или просто надоело
Копытить землю и ходить в узде,
Тогда найду себе другое тело
Или завклубом стану в Соузге (алт.).

Соузга - примерно, как Козулька;
лампы в селе горят в полнакала.


Облако

К заколдованному дому
Я ползу по окоёму.
Наваждение.
Март. Ночами плохо спится,
Фиолетовое снится
Настроение.
Поболтаюсь, где попало,
Перелётным не пристало,
Жить заботами.
Силы ветра не хватает,
Над Алтаем пролетаю
Мимолётами.
Вырываюсь, убегаю,
Пеший конных догоняю.
Пыль столичная
Вьётся,
Хочется забыться,
В синем небе раствориться,
Это -  личное.

В горы

Я в жизнь теперь иду иначе,
По берегам туземной Качи.
Но всех милей одна подружка -
Речушка Старая Бардушка.
Я с ней молитву прочитаю
Любви источнику - Алтаю.
Здесь небу горняя Россия
Всегда поёт: «Aвe Мария».


А так же

Ценю за вкус краюху хлеба,
За искры - угольное небо.
Из ягод - красную смородину,
Из ткани - ситцевую родину.
За дождь - душевные пустыни,
За милосердие - святыни.
Я среди гор люблю долину,
А так же Галю и Полину.
Мне вдохновением - дорога
И упование на Бога.


Предки
Володе Макарю и его сыну Ивану

Глянь с Николаевской горы –
Дымит деревня Хабары.
Там жил и плотник, и звонарь,
И бабник - Владимир Макарь.
Предтеча Грозного Ивана
Ползёт из бани до дивана,
А мать у стареньких ворот
Который год сыночка ждёт.
Без атамана, со свечами
Стоят унылые сельчане.


Междуречье
Любови Квасовой - моей тёте

Меж Бией и Катунью есть селенье -
Воинственная Старая Барда.
Болит душа, и в поисках спасенья,
Рискнём разок наведаться туда.
Нам выпишет рецепт выздоровленья
Задиристый народный разговор,
Искристый юмор - нить воображенья…
Ужели  мы на месте до сих пор?
С высокой гривы спустимся в долину,
Послушаем зубастую фрезу,
Любую мало-мальскую скотину
Узнаю сквозь невольную слезу.
Земного счастья ищет человечек
И разными дорогами шагал -
Святой воды из мелководных речек
Алтай в чужие руки  не отдал.
Салом -   твоим горам, лесам и солнцу,
Любимой обитаемой земле,
Старинному колодцу и оконцу,
Солонке и буханке на столе.
- Здоров ли ты, Алтай - седой родитель?
- Здоров, сынок, и ты бывай здоров.
Недаром жук - растительный вредитель -
Боится рук крестьянских докторов.
Таинственное чудо - эти руки,
Ищи-свищи, надёжней не найти,
Все вынесут лишения и муки,
Но не оставят трудного пути.
За зло не мстят, от них покоем веет.
Уже видны крестьянские дома,
Дыши, душа, ровнее, поскорее
Спеши забыть ухабы-города.
И покатиться - мёдом, да по воску,
На небосводе звёзды собирать,
Влюбиться в кумандинскую берёзку,
У берега русалку целовать.
И если вы не спрятались за маску,
И если не остужены сердца,
То сможете продолжить эту сказку
До самого счастливого конца.


Залп «Авроры»
Михаилу Кузьмичу из Турочака

Пробил четверг среде капитализма,
Движению предшествует глагол,
«Вперёд, обры, к победе коммунизма!» -
Картавит вождь - этнический монгол.

- Наслушались воинственных речей,
Окопы в рост, братва, бросай лопаты,
Берёшь кредит у царских палачей
В швейцарском банке и - айда до хаты!

Рыбацкий флот врага атаковал,
Удачный выстрел потопил эсминец,
По Керенскому бухнул наповал
Серёга Пилипенко - кумандинец.

Забавные настали времена,
Открылись игровые павильоны,
Пропили  боевые ордена
Угорские лихие батальоны…

Городовой, колодками бренча,
Притормозил, спросил: «Была ли драка?»,
Так это всё проделки Кузьмича -
Хозяина тайги из Турочака.

А сам сказитель в согру упорол,
Пока от смеха утирали слёзы
И самогонку ставили на стол
Весёлые алтайские берёзы.
               
Согра – низина на Алтае


Нас затопило
Ольге Монастырской

Нас затопило, гуляет вода в огороде,
Дом зацепился углами за суши кусок,
Старый индеец в калошах на мокрой дороге,
Перебирает ногами чапшинский песок.

Только случайный прохожий
в таёжном народе
Может сухим пронести мимо рта туесок,
В луже елозит уазик -  к дождливой погоде,
Рыкает, как алмасты, и пускает дымок.

Выйду из дома, напялю китайские бродни,
Воздух родного аула - моя анаша,
Стукну лопаткой, как будто копаем сегодня,
Снег посмотрел, посмотрел и сошёл с Елтоша.

Год кумандинцы не видели чёрного хлеба,
Дани не брали деньгами - хватало скота,
Хочется выключить свет,
чтобы вызвездить небо,
Сбить половинку луны для голодного рта.


* * *
                Наде Омелко
Шершавый осколок разбитой России –
Хакасские скулы, глаза голубые.
О чём в своих песнях камлали акыны?
Динлины вернулись, вернулись динлины!
Бескрайние степи, высокое небо,
Сто первое имя Бориса и Глеба…
Сто первый виток векового итога,
Повержено время, и снова – дорога!...

Кумандинцы - народность северного Алтая, Елтош – гора.
Динлины – легендарный древний народ в  Минусинской  котловине.


Ждать

Ни вьюги, ни ветры, ни темень, ни грозы –
Рай.
Луга да покосы, холмы и берёзы,
И Николай.
Огни да пожары, война, комиссары –
Стон.
Три дня до победы, пайки да обеды –
Звон.
Ханжи и кликуши, воры, волокуши –
Мор.
Зэка, голодранцы, цыгане и танцы –
Хор.
И быстрое время, я встал на колени –
Мать.
Назло приговору нести триколору –
Ждать.


Острова на Катуни
Маргарите Терентьевне Володиной

Газводы попросили у неба,
Получили холодный ответ.
В замешательстве крикнули: «Хлеба»,
Только эхо ответило: «Нет».
Минеральная влага в Катуни,
Газ из хлеба в Москве выдают,
Серебра на зелёной латуни
Наварили и плохо жуют.
Тут посуше дрова выбирают,
На плаву сохраняют слова,
И по Чуйскому тракту гуляют
Острова, острова, острова.

Жители катунских сёл собирают сушняк на островах,
и ещё - они за словом в карман не лезут.


Нострадамус
                моему поколению

Как незаметно время пролетает,
Качается под ветром русский лес,
Днём складывает, ночью вычитает,
Днём правит бал и ночью тот же бес.

Природа начинается с зимы,
Питательные снежные покровы.
- Ну, как живёте, горе-пацаны?
Чего мычат кормилицы-коровы?

- Живём помалу, всё бы ничего,
Да внуки ни хрена не помогают,
Сидят - на электронное кино,
Мышей там, или чёртиков гоняют.

- Сорняк не сортирует русский лес,
Вы рано паникуете, старушки,
Нарубит ёлок лыжник МЧС
И выдернет деревья за верхушки.

Куда идёт ходячий анекдот,
И поп кого к причастью допускает,
И как богобоязненный народ,
Законы и порядки уважает?

- Сосед наш, Николай - природный зверь,
Не брат ли твой? – похожи, Табакаев,
Футболом занимался, сам проверь -
Не мажет, говорит: «Учил Дасаев».

Пожарник он, крутой менталитет,
Закрыл - забылся, стукнешь - появился,
На шее серп, в кармане пистолет,
Какой там храм, да сроду не молился!

- Я, старики, родни не постыжусь,
Сниму с себя фамильную рубаху,
Кто верит в Бога - Богу помолюсь,
В Аллаха верит - помолюсь Аллаху.

- Красиво пишешь, передвижник Стас,
Уделал басурманскую машину,
Колёса прикрутил на тарантас -
Не нравится Чубайсу и бензину.

Свобода слова, что ни говори,
Газетами торгует председатель,
Скучают журналистов патрули,
Потерян политический предатель.

Воздушные пускают корабли,
За деньги можно в море умываться.
- А если полдеревни на мели?
- Пешком до Волги-матушки податься.

- Однако, русских песен не поют?
- Ломают клуб, химичат дискотеку,
Сломают дискотеку, поплюют,
И снова легче станет человеку.

Нетрезвому российскому бомжу
Земного счастья мало выпадает,
Так я пойду… к Терентьевне зайду -
Покруче Нострадамуса гадает.

Всё по тексту – правда, точнее, фотография.
Маргарита Терентьевна – администратор клуба и
 по совместительству – вышибала  на дискотеке.


Green Peace
Олегу Пермякову

Опять кружит земная карусель
Green Peace по траектории Бианки.
Опять украл цыганочку цыган,
И каждому цыгану - по цыганке.

Олежка - вольный северный олень,
Марал саянский, жеребец монгольский.
Натуралисту никогда не лень
Переводить с долганского на польский.

Окончит хоровод полярный день
Среди пустынь норильского уюта,
Про это знает даже лысый пень
«Гражданпроекта» - горе-института.

Под белым флагом вырвались они
Из тундры - в заповедники востока,
Где вожаки - сидельцы мужики
Корячились сурово и жестоко.

Марал - он, что саянский, что алтайский,
Viagra этим хлопцам ни к чему.
Не понимает бык язык китайский,
Зовёт свою маральную жену.

Та - русская, с густой татарской кровью,
До Лены гэть, или на Мане петь,
Бурлит такою полною любовью,
Что легче утонуть, чем умереть.

Свежа, как мир, её мамаша Сара,
В реке Оке, на лодочке плыла.
Вам в лодке тесно и свободы мало?
Россия-мать вернёт, что забрала.

Россия-мама, вам мои проспекты,
Я ваш порыв не смею, не сужу,

Уставы  - строевые диалекты -
На свой язык любви перевожу.

Нужны Парижу деньги? Се ля ви!
Шурши, ля фам, и не ищите сдачи.
А русскому маралу для любви?
Кусочек соли и глоток удачи!

О, суета сует в подлунном мире!
В крови не догорит, в земле сгниёт,
Душе - проспект побольше и пошире,
Всё стадо ровно, вожаки -  вперёд.

«Ура - она!!!» - с трибуны мавзолея,
«Посеем! Соберём!». Потом пожнём?
В Париже «бистро», тут ещё быстрее.
Да ладно, живы будем - не помрём.

Олежка, милый, что ты скачешь, глупый,
Копытами своими сваи бьёшь.
Ты для вождей под микроскопной лупой
Две жизни за одну не проживёшь.

Ты прожил три. Две? Три сменил квартиры,
Три важенки, трёх жеребят пасёшь…
Твой подвиг не оценят командиры.
Да ладно, живы будем  - не помрёшь.

Чеканим счастье голыми руками,
Не выдаём чужое за своё,
В бутылочку играем вечерами.
А заболеем? Ищем мумиё.

Цветите, юные, и здоровейте телом…
И осенью, на ветреной заре,
Опять за старое, маралы, грешным делом…


Мамин-Сибиряк
                Сергею Попову, Виктору Баркову

Всё снова так, как получалось раньше,
Китаец строит дом – считай, капут.
Прибалты россиян послали дальше,
Но русские с прибалтами живут.
Строгают стрелы гордые чеченцы,
Калмыки наконечники куют,
Чтоб не скучал русскоязычный люд
Из «фатерлянда» возвратятся немцы.

Скажи-ка, друг, откуда взяли моду
Обманывать московских егерей?
Мордвин, татарин не дотянет сроду,
До леса доползёт один… еврей.
Привет, Абрам, февраль морозит круто,
Поднимем левой, тост за милых дам.
Служи им, брат, я лишнее отдам
Бомжу на лавке возле института.

Гурман напрасно в сале шило прячет,
Рецепты перепутаны. Итак –
Кто в Астану на курултай поскачет?
Хохол, москаль и мамин сибиряк.

курултай – «светский раут» в Великой  Степи, вечный ритуал


Разменял

Под небесным палантином
                потревожена земля.
Над дорожным серпантином –
                тополя.
Вижу сосны, вижу ели
                вдалеке,
И иду к конечной цели
                налегке.
Ты веди меня, дорога,
                на  юга,
Там родня моя – убога,
                дорога.
Каракольские озёра
                и Семинский перевал,
Ах вы, горы, мои горы,
                я устал.
Я устал душой и плачу
                на бегу.
Я слезу смахну, а сдачу -
                сберегу.


Молочная река

Примчалась туча, заплескала скатерть
На склоны гор разлила молоко,
Пришёл из рейса работяга-катер
И булькал кружкой, слышно далеко.

Упало небо в воды Чулышмана,
Дыханье кедра воздух растворил,
Укутан берег хлопьями тумана,
И соткан мир из сказочных белил.


Машина времени
Марине Плавко

На горизонте догорало пламя,
Пока заря боролась с темнотой,
День, уходя, малиновое знамя,
Сворачивал невидимой рукой.
В озоновую тунику одета,
Гоня перед собою облака,
В нирвану погружается планета
Часов на шесть, как будто на века.
Разрядами  неоновой лучины
По линиям, указанным судьбой,
Вибрацией  Вселенской паутины
Покатится процесс переходной.
Когда-нибудь и я соединю
В последний раз земные электроды,
И часовыми в комнату твою
Войдут минуты - наши антиподы.

Чулышман – река, наполняющая Телецкое озеро


Подарок

Я ключ отыскал от волшебной двери –
Такого богатства не видел ни разу,
Мне голос сказал: всё, что хочешь бери,
И я выбираю стеклянную вазу.

Пусть хлопают дверью земные года,
В холодное утро хрустальную фразу
Поэт написал: даже небо – слюда,
И я выбираю стеклянную вазу.


На ходу, впопыхах
 
Пешеходную радость босую
Я измерю в коротких стихах
И полмира в уме нарисую
Сам себе, на ходу, впопыхах.


* * *
Нине и Александру (поэтам)

Вас Бог простит за всё, за всё на свете
В любви своей и в лирике своей.
Ведь Он всё видит и легко заметит
Своих капризных маленьких детей.

Поверьте, нас осталось здесь немного,
Вы слышите, все те, с кем говорю.
Так пусть же будет светлою дорога
К последнему Небесному Огню.


Чёрный квадрат
Сергею Пилипенко

Своей судьбы венец достойный,
Не знаменит и не богат,
Угольно-чёрный, чисто чёрный,
Прямоугольный, как квадрат.

Изображаю от испуга
Прыжок с любого этажа,
Когда увижу в центре круга
Два перекрещенных ножа.

Иду туда, куда не звали,
Из дали в дали, и вдали
Сегодня видится едва ли
Край обетованной земли.

Не в силах выпрыгнуть наружу,
Гляжу на мир исподтишка,
И на стекле рисую в стужу
Проём Игольного Ушка.

Игольное Ушко -  ворота испытаний в  Иерусалиме


Розовая  лира

Извечно из Эдема путь земной
Усеян густо острыми шипами,
И посох пилигрима мы с тобой
Берём незащищёнными руками.
Дрожат на листьях капельки росы,
Избыток чувств - рассеянные слёзы.
Мы - пленники и дети красоты 
Приветствуем сибирские морозы.
Летят на землю чудо-лепестки
Из сотканного временем эфира,
И квантами из солнечной реки
С небес струится Розовая Лира.


Холодная катунская вода

Стремительно проносятся года,
И на глазах меняется природа,
Родная сторона, ты хороша всегда –
В любое время года, в любое время года.

Достаточно волшебного огня
В небесной просини.
Пусть снова полыхает для тебя
Багрянец осени, багрянец осени.

Домой до Красногорского села
Веди меня, знакомая дорожка,
Там у дороги матушка моя
С ведром картошки, с ведром картошки.

В любое время года дорога,
А в октябре не выразишь словами -
Холодная катунская вода
с прозрачными зелёными глазами.
Холодная катунская вода
с прозрачными зелёными глазами.