Приключения Арбинады. Глава 26

Стук в дверь привел к тому, что Элли едва не грохнулась с подоконника.

После вчерашних кошмаров засыпать она не планировала, но часам к шести утра, очевидно, все-таки отрубилась там, где сидела. За дверью, вне всякого сомнения, мама. Элли осторожно спустилась с подоконника, едва не запутавшись в длинной ночной рубашки из невероятно дорогого земного батиста. О, Абсолют, насколько удобнее спать в майке! Случись боевая тревога, в таком прикиде она не смогла бы одеться за сорок пять секунд.

- Элли, ты спишь? Ты нездорова?

- Мам, ну что мне сделается? – открыв дверь, девушка зашла за ширму – переодеться.

- Мать всегда чувствует, когда что-то не так, - нравоучительно сказала Лорейн.

Элли выскользнула из-за ширмы в прелестном темном платьице и шлепнулась на пуф перед туалетным столиком, начав причесывать волосы. Ну да, материнское сердце даже у не-экстрасенсов чувствует буквально все.

- Просто приснилась очередная гадость, - созналась она.

- Бедная ты моя, - Лорейн отобрала расческу и сама заводила ею по шелковистым волосам. – Слушай, в «Дрогиде» твои офицеры гостят – бери подружек и давай в Барселону. Твоя любимая площадь Колумба, живые памятники…

«А почему бы и нет?»

Элли с улыбкой потерлась щекой о руку матери, почти как кошка.


Элли, Джанет и Мина шли по улицам Берселоны словно обычные подруги: три девушки под ручку друг с другом, в летних платьях, прелестных туфельках на каблучках – ну разве скажешь, что это отважные космолетчицы? Хотя Элли порой мелькала по стереовидению, и шанс, что ее узнают, был достаточно велик.

На площади Колумба на небольшой сцене стояли два молодых человека, одетые и загримированные под каких-то индейских божеств с коричневой кожей и перьями сокола на голове. Они очень красиво играли на флейтах, а затем запели дуэтом на непонятном, но очень красивом языке. Элли видела нечто подобное и раньше, и очень любила живую музыку, так что подруги постояли и послушали, прежде чем продолжить путь.

На площади, как всегда, царило веселье: люди фотографировались с живыми памятниками (особенно популярен был у детишек горгул на постаменте, который обнимал всех когтистыми лапами); чуть поодаль продавали разных маленьких пушистых зверьков, которых, впрочем, девушки рассматривать не стали – не превращать же «Арбинаду» в зверинец. Рядом с торговцами стоял мужчина с марионеткой, выполненной в виде золотого человеческого скелета – она весело «пела» и танцевала твист.

Подруги принялись рассматривать веера на сувенирном лотке, игнорируя восхищенные, а порой и масляные взгляды испанцев (что поделать, их женщины особой красотой не отличались, «спасибо» инквизиции). Выбрав веера и, для веселья, еще и мантильи (последнее подруги сложили в сумочки), и сказав пожилой испанке: «Мучас грасиес, сеньора», девушки отправились дальше.

Следующим, что их заинтересовало, стал лоток с валенсийской карамелью в виде гладеньких белых камешков – внутри у них оказалось нечто вроде патоки с орехами. Из Испании никогда не уезжают без знаменитой на весь мир карамели, так что отоварились все трое.

И вот началось самое интересное…

- Капитан! – завопил вдруг какой-то мальчишка. – Всамделишный капитан!

Элли тотчас окружили школьники.

- Ой, вы же Куин, я вас по стеревидению видел!

- Мэм, а автограф можно?

Пришлось подписывать все, что притащили, вплоть до носовых платков. Да, герои космоса есть герои космоса. Сюрпризом было то, что кто-то сунул Элли на подпись ее же собственный сборник стихов – маленький, но удаленький.

Со сцены спрыгнул какой-то человек.

- Извините, извините…

Он пробился к Куин и обнял девушку за талию:

- Извините, мэм, ходят слухи, что вы – бард. Вы не могли бы что-нибудь исполнить?

- Пожалуй, - кивнула Элли, - но я лучше вспомню одну древнюю песню. В ХХ веке был поэт Роберт Рождественский, я исполню его песню.

- Договорились, - расцвел испанец.

Через минуту Элли уже стояла на уличной сцене с гитарой в руке и настраивала ее. Обожатели космоса и космонавтов уже столпились вокруг сцены с видеотехникой в руках.

Куин ударила по струнам и запела:

- Ночь прошла, будто прошла боль,
Спит земля, пусть отдохнет, пусть.
У Земли, как  и у нас с тобой
Там,впереди, долгий, как жизнь, путь.

Я возьму этот большой мир,
Каждый день, каждый его час,
Если что-то   я забуду,
Вряд ли звезды примут нас.
Если что-то   я забуду,
Вряд ли звезды примут нас…

Вот тут уж все поняли фразу Горького о том, что люди стали как камни – древняя песня неожиданно заставила всех почувствовать, что такое быть космонавтом, каждый раз расставаться с родной планетой, и каждый раз возвращаться домой.

Иногда, правда, можно и не вернуться…

- Я возьму щебет земных птиц,
Я возьму добрых ручьев плеск,
Я возьму свет грозовых зарниц,
Шепот ветров, зимний пустой лес...

Припев люди подхватили, некоторые даже смотрели в небо, словно там вот-вот мелькнет корабль.

Элли тоже, откинув голову, посмотрела в безупречную синеву испанского неба, так сильно напоминающего ее собственные глаза. Она не видела, что Джанет почему-то плачет, а Мина, наоборот, улыбается.

- Я возьму память земных верст,
Буду плыть в спелом, густом льне.
Там вдали, там, возле синих звезд
Солнце Земли  будет светить мне.

И уже целый хор голосов:

- Я возьму этот большой мир,
Каждый день, каждый его час,
Если что-то   я забуду,
Вряд ли звезды примут нас.
Если что-то   я забуду,
Вряд ли звезды примут нас…

Раздались аплодисменты, а Элли, сняв через голову ремень гитары, слегка поклонилась и спустилась со сцены. Это было просто неподдельное удовольствие для телепата да еще и Странника: они все поняли, и радость, и тоску, и то, каково это – быть настоящим космонавтом.

- Пошли, - обняла она подруг.

- Да, пора уже обратно в метро – ноги гудят, - улыбнулась Мина.

Джанет, все еще околдованная песней, была молчалива.


Вечером в «Дрогиде» царил покой, несмотря на то, что уже завтра нужно собирать вещи к следующему вылету.

Элли чувствовала, что ночь в ее сердце прошла, также как и боль.

И все благодаря матери и подругам, благодаря их любви.