Немцы

… В то время Манур после службы в Армии работал военруком средней школы. Зимой на своем левом предплечье он заметил круглое багровое пятно размером с трехкопеечной монеты. Его оно не беспокоило, но было мало приятного на него смотреть. В местной поликлинике ни хирург, ни терапевт, ни кожник не смогли ему помочь. А простое его любопытство уже переросло в недобрую подозрительность и он днем и ночью думал об этом дефекте на руке. Тут ему одна тетушка дала координаты фельдшера Гельдермана из близлежащего поселка, что он чудесный врач-целитель и рассказала некоторые небылицы, в которые Мануру не верилось. Он решил обратиться к Гельдерману. Была зима, январь или февраль, но стояли сильные морозы. На разрез можно было съездить попутным транспортом, это КРАЗы и МАЗы из местного АТК, которые возили уголь в котельную. На одной из таких автомашин Манур доехал до поселка. Пешком от Весовой поднялся на возвышенность и, на краю поселка, нашел крохотный домик фельдшера. Домик был маленьким и смахивал на голубятник. Гельдерман, немец по национальности, был старичком небольшого роста, с седыми длинными бровями, лысый,  с реденькими седыми  волосами.  Выслушав Манура, он, молча, с медлительностью и степенностью, присущей знающим свое дело людям, осмотрел руку Манура и написал на бумажке рецепт.
- Приедете послезавтра. Если меня не будет, то покажите эту бумажку и Вам выдадут раствор. Мажьте им свое пятно три-четыре раза в день, без перерыва, пять дней. Потом  ко мне снова на прием.
     Взяв бумажку, Манур уехал. Мороз крепчал, вдобавок началась метель. Настроение было подавленное и никакого желания, снова в мороз приехать обратно,  у Манура не было.
К утру кругом мело, по всему было видно, что дело идет к штормовой погоде. Но Манур все еще надеялся, что сильного бурана не будет и он сможет через  день, все же, съездить за лекарством. Но планы его разметал буран, который, начавшись под утро, днем уже заволокло все. Видимости никакой. После обеда занятия в школе отменили.
Целый день за окном выл буран. Вечером около 19 часов в дверь постучали. Манур вышел в сени и открыл наружную дверь. Снежный вихрь обдало его и он, сквозь пелену снега, увидел пожилого человека. Лицо его было перетянуто шерстяным шарфом, сверху на нем был плащ-дождевик с капюшоном. Так как,  плащ запорошило снегом, пришелец здорово смахивал на Ку-Клукс-Клановца.
-Кто Вы?
- Гельдерман.
Манур опешил и сразу засуетился:
- Входите, входите, пожалуйста!
Гельдерман вошел в дом, Манур помог снять с него шубу, сверх которой был надет желтый брезентовый плащ. Гельдерман достал из кармана бутылочку и протянул Мануру: - Возьмите. Изготовил сегодня. Думал, Вам добираться будет трудно, да и  замерзнете Вы в своих туфлях. Вот, решил доставить лекарство лично сам! – на лице старика сияла открытая добрая улыбка.
Манур пригласил гостя к столу. Жена сразу накрыла на стол. Они с супругой были тронуты происшедшим. Фельдшер попил чаю. Манур сказал, чтобы он переночевал у них, но он поблагодарил и сказал, что поедет к родственникам на Площадку.
Манур провел Гельдермана до автобусной остановки «Горный цех» и через пол-часа посадил на автобус. Буран был ощутимым, вдобавок с морозом. Пока добрался до дома, Манур довольно озяб. Возвращаясь домой, Манур задавался вопросом: как он нашел мой дом? Хорошо, адрес мой у него был записан, но, в темноте, в буран, в Шанхае, где мало освещения, да, и название улиц и номера домов вывешены не везде, как можно искать адрес? До сих пор Манур этого понять не может!  Он был просто ошеломлен поступком пожилого фельдшера, который, совершил просто гражданский подвиг, доставив Мануру домой за 25 километров, в буран, в морозный день лекарство. Денег он за это не взял, да, в те годы, давать деньги за какие – либо услуги не было принято, это считалось аморальным поступком. Манур для него был совершенно не знакомым человеком и не начальник какой-то важный, чтобы ожидать взамен от него какую-либо услугу или помощь. Просто у человека была правильная внутренняя философия доброго отношения к людям. Даже к незнакомым. Он поступил как нормальный человек, а Манур принял это, как из ряда вон выходящее событие!  Видимо, это оттого, что кругом все меньше становилось людей, готовых на добрые дела ради других.
В ту ночь Мануру не спалось. Он не на шутку разволновался. Он, как бы, очнулся от сна, сна тяжкого, сумбурного, грязного. Сна, в котором еще пребывало истерзанное, раздавленное и напуганное в первой половине столетия общество. Перед глазами возникал отец, со словами: «Немцы очень трудолюбивый, честный и богобоязненный народ». И это говорил отец Манура, который в войне с немцами стал калекой. То возникал из пелены 50-х годов соседский мальчик-немец, который весь в слезах с выставленными вперед руками, как бы защищаясь, плача выговаривал: «Не трогайте меня! Я ни в чем не виноват!» То возникала улыбающееся доброе лицо фельдшера Гельдермана, то лицо мамы, то, щурясь, смотрела на Манура лицо бабушки Марии, «баба Мария», как они ласково называли ее дома. Это няня Манура. Потому что Манур помнил, как она носила его на руках, нянчила, качала на качели. Это она назвала Манура интересным именем «Маслян». Так и осталось это  его неформальным именем. Ее доброе в морщинах лицо, мягкие ласковые руки Манур помнит до сих пор. Была она немкой, по фамилии Сельцер. Были у нее дети. Многое стерлось в памяти, но Манур помнит суровое лицо отца, когда он своей тростью ударил одного из соседей, который обозвал бабу Марию «фашисткой». Эта немецкая женщина, одна из многих репрессированных, в годы войны была насильно переселена из Поволжья в Казахстан. Каким-то образом попала в их поселок, и нашла с детьми приют в доме Манура. Отец и мать работали в магазине, и Манур с утра до вечера находился на попечении бабушки Марии. Наверное, Мануру было лет пять, когда мальчишки постарше с их окраины, иногда гонялись за соседским мальчиком-немцем, обзывая  его «фашистом», хотя потом все играли вместе. Помнит, как мальчишки гурьбой носились за ним и дразнили.  Манур тоже бежал сзади толпы, хотя не понимал ничего. Но дикий инстинкт толпы втягивал его, не оперившегося еще ребенка, в свою хищную пасть, из которого вдогонку немцу-мальчугану вылетало огненное клеймо: «Фашист!». Мануру было жалко его, но какая-то неудержимая сила не давала ему отстать от толпы, и он бежал в хвосте этого страшного вихря и плакал от жалости к этому беззащитному творению Бога и от бессилия помочь ему. Видимо, эти безумные детские оргии возникали не без воздействия сталинской идеологии, которая одним росчерком пера массу безвинных людей приписала в разряд преступников, и не без слепой поддержки этой идеологии некоторыми взрослыми, вроде того соседа, которого ударил отец Манура. Конечно, такие случаи было единицы. В основном, взрослые казахи, от природы добродушные, с большим состраданием относились к немцам и постоянно за достарханом наставляли своих детей не обижать немецких мальчишек. Вопреки сталинской идеологии! Особенно пропагандировали дружбу с немецкими мальчуганами женщины: и старушки, и молодые мамы. Эти неграмотные женщины оказались намного гуманнее и мудрее сталинских приспешников, они как солнечные блики, своим добрым теплом, стирали заскорузлую корку с сердец возвратившихся с войны фронтовиков и возвращали им природную доброту казахов, помогали им адаптироваться в мирной жизни.
Все эти добрые начала и, впоследствии, осуждение культа личности Сталина, сыграли большую роль в правильном формировании сознания и поведения у подрастающего поколения в их межнациональных отношениях. И уже в 60-е годы в горняцком поселке представители всех национальностей, а их было около 20, зажили дружной, единой семьей.

На волне этих воспоминании приходит на память отрывки вычитанных где-то стихов:
  Отец прошел войну, он был военным               
Один в роду оставшийся в живых.               
Я хлеб тайком носил немецким пленным,               
Случайно возлюбя врагов своих.               

…Тяжелые воспоминания детства послевоенных лет вперемежку с кошмарами всю ночь не давали Мануру спать. Утром он с трудом встал с постели, но на работу идти не смог, слег с температурой. Откуда взялась температура? Ведь, он почти сутки не выходил на улицу и никак не мог простудиться. Потом он понял, что заболел от нервного стресса, из-за угрызения совести за действия своих сверстников из далеких 50-х годов в отношении ни в чем не повинного немецкого мальчика. Эти угрызения совести подспудно существовали в его подсознании, видимо, всегда за все эти прожитые годы, и добрый поступок Гельдермана буквально взорвал кажущееся спокойствие совести. Мануру казалось, что Гельдерман своим добрым, бескорыстным поступком напомнил ему казахскую пословицу: «Таспен ат;анды аспен ат!». В переводе автора на русском языке эта пословица звучит так:
«Бросающему камень – умен, глупец ли он,
Хлебом и солью ответить резон!»
Это говорит о том, что никакие деяния против своей совести не проходят бесследно для человека.
Кстати, вот с этого дня Манур всем сердцем проникся к немцам поселка с искренним человеческим состраданием. И это чувство всегда сопровождало его во время работы начальником милиции, когда он относился к правонарушениям, допускаемым парнями немецкой национальности, с какой-то смягчающей позиций. Этого никто не знал! Если бы узнали, то его просто бы не поняли. Ведь, перед Законом все равны, какой бы национальности они не были. Но Манур, зная и понимая, какая тяжкая доля выпала на выселенных в Казахстан немцев, почти физически ощущал перенесенные ими страдания и боль утраты, горечь унижении и страх. И, когда доставляли за какую-то шалость в милицию немецкого юношу, который знал о репрессиях лишь понаслышке, Манур интуитивно чувствовал бьющееся от панического страха сердце ее матери в домике на Площадке. Потому что одно только сообщение: «Ваш сын в милиции!», отбрасывало их память назад, в темную морозную зимнюю ночь военных лет, когда сатрапы НКВД выбрасывали их, совсем еще детей, вместе с игрушками на улицу, на снег, на мороз. И своим лояльным отношением к немцам поселка Манур, как бы компенсировал им все страдания и моральные ущемления их родителей. Особенно он был внимателен к правонарушениям со стороны немецкой молодежи в период их массового выезда на историческую родину – Германию. Так как любой материал о правонарушениях послужил бы большим препятствием при  оформлении документов на выезд. Конечно, о серьезных преступлениях и речи быть не могло. За эти преступления материалы оформлялись по всей строгости. Здесь речь шла об административных правонарушениях – это мелкое хулиганство, пьянство. Кто не был хулиганом в юности? Вот, подобные ошибки  молодости, послужили бы поводом для волокиты в оформлении материалов на выезд. С тех пор уже минуло лет 30 – 35.
К сегодняшнему дню почти все немцы из поселка выехали в Германию. За долгие годы дружной совместной жизни в поселке, сроднились с немцами и выехали вместе с ними в Германию на постоянное место жительство русские, украинцы, казахи и представители других национальностей. Да, пусть счастье и благополучие сопутствует им!
В отношении немцев поселка можно сказать еще вот что: это удивительно трудолюбивый, умелый и аккуратный народ. Прибыв в суровые сороковые годы войны в голую степь, раздетые и голодные, с больными детьми и стариками, подавленные болью утрат близких, в основном, кормильцев семьи – отцов, мужей, братьев - растоптанные и униженные морально, это сообщество людей сумело не только пасть духом, а, наоборот, своим упорством, целеустремленностью и верой в будущее, верой в Бога и честным трудом смогли все вместе, одним цельным этническим составом подняться до уровня материального достатка, занимая достойные места в государственных структурах, стать прекрасными специалистами и уважаемыми людьми в поселке. Если фашистов Рехстага настигло в Германии возмездие народов Европы, то репрессированные немцы СССР одержали победу над жизнью и своей трагической судьбой!  И еще. По криминалистической статистике в общем и по части краж и хищений в частности, они почти нигде не фигурировали! Все свои материальные блага они заработали чистыми руками и честным трудом!


                Из книги "По лезвию совести"
Масгута (Манур) Нурмагамбетова.