Голый Вася

      Шлёпая босыми ногами, он шёл по нагретому солнцем асфальту. Шоссе уходило на восток - рассекало надвое по-осеннему нарядную рощу и устремлялось к горизонту, врезаясь в совхозные делянки, как острый ножик в "Шахматный" пирог. Солнце пекло сквозь дыры в озоновом слое, забыв, что уже давно не июль, а самый, что ни на есть, настоящий сентябрь. Сентябрь недовольно морщился, но терпел пока. Лёгкий ветерок ласково обнимал, набиваясь в друзья, и поглаживал по безапелляционно голой заднице.
       Вася напевал себе под нос "Солнечный круг", не обращая никакого внимания на раздражённые сигналы машин, которые то и дело притормаживали (водитель-мужик) или наоборот набирали скорость (за рулём дама, соответственно). Вася медленно, но неудержимо продвигался на восток, в своём личном необъяснимом Drang nach Osten.
       Рядом, сбросив скорость до шага, поползла "Тойота".
       - Хава нагила! - жизнерадостно произнёс здоровый бородатый мужик, высовываясь в окно, блеснув золотыми коронками.
       - Здравствуйте, - отозвался Василий.
       - Курить есть?
       Вася только развёл руками на этот неуместный вопрос.
       - А какого хера тогда тут идёшь?
       - Решил начать новую жизнь, - честно объяснил Василий.
       - А почему голый? - не отставал мужик.
       - Это протест.
       - А-а, - кивнул золотозубый. - Понял. Зауважал.
       Однако, скорости не прибавил и продолжал медленно катиться рядом, подстраиваясь под Васину неторопкость.
       - Слышь, мужик, а ты против чего протестуешь? - спросил он метров через тридцать.
       - Да-а, - неопределённо моморщился Василий. - Достало всё.
       - У-у, угу, - задумчиво покивал водитель.
       Еще через сотню метров "Тойота" вырвалась вперёд и прижалась к обочине. Бородатый вылез из машины и принялся торопливо стягивать с себя джинсы.
      
       Мужик из "Тойоты" был грузноват немного, но смотрелся очень даже эффектно - на его грудной клетке, в случае чего, мог бы совершить вынужденную посадку как минимум кукурузник (на груди Василия - максимум голубь). Теперь им навстречу не попадалось машин, которые набирали бы скорость при виде двух голых мужиков - нет, все они притормаживали. Из окна одного "Рено" даже появилась женская рука и оттопырила вверх большой палец с длинным зелёным ногтем - дескать: отлично, парни!
       Парни шли на восток - молча, сурово, непреклонно.
       За рощицей, с берега сонного озерка их окликнул мужик с удочкой и с лицом Ермака:
       - Здорово, мужики! Вы - купаться? Здесь пиявок много.
       Конечно, его волновала не потеря крови протестующими, а рыба, которой в озерке не было, но которую пришельцы всё же могли распугать.
       - Нет, - ответил Василий. - Мы протестуем.
       - Заебало всё, - добавил бородач.
       - А-а, - протянул рыбак.
       Они удалились уже метров на сотню, когда Ермак вдруг вскочил и принялся стягивать с себя штормовку и коричневую клетчатую рубаху.
      
       У заправки, на шестом километре, к ним присоединился матёрый гибдэдэшник в фуражке, поразивший даже бородатого своей бабуинской волосатостью. У деревни Волошки к процессии примкнули ветеринар Арнольд Емельянович и несколько механизаторов. Близ посёлка Ермолаево в отряд влились два мужика, стоящие в очереди за похмельем, один кочегар и один капитан внутренних войск в отставке. Теперь процессия представляла собой внушительное зрелище, особенно если учитывать фуражку гибдэдэшника и удочку Ермака. Они хором пели то "Солнечный круг", то "Белая стрекоза любви" и двигались уже не толпой, а колонной, в чём была прямая заслуга капитана-вэвэшника. Машины уже не притормаживали. Встречные испуганно шарахались и торопились прошмыгнуть мимо, а попутные выстроились позади длинной пробкой. Бесконечный восторженный гул и вой клаксонов сопровождал голозадую колонну до самой развилки за Полыкаево, где попутки могли уйти на старую дорогу. Они и уходили, облегчённо радуясь тому, что теперь их нельзя обвинить в сопричастности. И только солнце неотступно и спокойно освещало идущим путь, не боясь ничего.
      
       Колонна голых мужиков уходила на восток, туда, где неразборчиво сизовел горизонт. Плечистые, голозадые, эпически хмурые и мужественно потрясающие причиндалами, они шли выразить свой протест. Выразить коротко и ясно: всё достало, ****ь!
       Мир содрогнётся и полетит в тартарары, когда эта молчаливая мрачная сила дойдёт до горизонта и переломит ему хребет.