Этикетка

Сегодня была суббота, и как всегда в этот день Норис изнывал от скуки. 

В будние дни работа еще как-то занимала его время и мысли. Иногда он выматывался до такой степени, что даже вечера казались не совсем бессмысленными – он отдыхал за кружкой пива или перед экраном телевизора, и затем, с чувством выполненного долга, заваливался в постель. Но weekend-ы всегда пугали его полным отсутствием идей по способу их преодоления.

«Наверное, именно так выглядит ад для нерях » - подумал Норис, оглядывая свою комнату.  Все вещи были разложены по своим местам, паркет надраен до блеска, одежда уложена аккуратными штабелями в шкафу. Пыль мама вытерла еще вчера вечером. Царящие в комнате полумрак и прохлада делали ее идеальной для сна – но спать больше не хотелось. Да и сколько можно! 

Все последние выходные он провел в постели. Вяло переключая каналы, и постоянно находясь в состоянии полудрёмы, с перерывами лишь на прием пищи, к вечеру воскресенья Норис в полной мере осознал, каково это - быть «овощем», и поклялся на следующей неделе не повторять подобного опыта.

А что делать?

Для начала необходимо было выработать план действий. Мысленно прикинув все варианты, Норис скроил два списка возможного развития событий – выглядело это все приблизительно так:

Первый список (пассивно-хозяйственно-полезный)

1. Оплатить счета за свет (не забыть про бонусы банка за перечисление средств)
2. Написать Майку.
3. Перебрать, наконец, стеллаж в коридоре

Второй список (активно-развлекательный)

1. Собрать ребят и напиться так, чтобы проваляться в бессознательном состоянии до воскресенья. А там – см. первый список

Правда, можно было еще позвонить Вике. Вика была его коллегой, и их отношениями на работе все восхищались. Уникальное сочетание личных качеств каждого из них позволило достигнуть, казалось бы, невозможного идеала – их связывал только секс, причем без каких-либо обязательств, но самое главное - сей знаменательный факт никак не отражался на работе. Ни конфликтов, ни интриг, ни сплетен. Они оба знали, что именно им нужно друг от друга, где предел возможностей каждого из них, и где находится та самая грань, за которой удовольствие грозит превратиться в полноценные отношения, к которым никто не стремился. Так что «позвонить Вике» означало переместиться в пространстве из одной постели в другую. Когда они договаривались о встрече, их диалогами могли бы гордиться самые ярые сторонники лаконичности: 

- Проснулась?
- Да
- Еду?
- Давай
- Вино?
- Не надо, осталось.

Хотя в последнее время даже такой прекрасный с мужской точки зрения союз не вызывал у Нориса былых восторгов. Все стало слишком пресным и предсказуемым. Хотелось чего-то большего. Чувств. Впечатлений. Событий. Полноценного человеческого общения, в конце концов. Его-то как раз особо не хватало в такой спокойной и размеренной жизни Нориса. 

А ведь еще совсем недавно все было не так. До того как Майк уехал в свой проклятый Йемен….

Майк был лучшим другом Нориса. Они были знакомы много лет, еще со школы. Имея много общих взглядов на жизнь, которые к моменту их знакомства сводились к простому желанию свободы и развлечений, со временем они стали неразлучны. В свои 32 года у Нориса не было более близкого человека, с которым он мог бы быть настолько откровенным  – Майк стал для него той самой отдушиной, в которой нуждается каждый из нас, для того чтобы его собственная чаша жизни не переполнялась уж слишком сильно.

С Майком все было просто. Даже если не намечалось каких-то особо интересных событий, вроде поездки в Таиланд или пикника на природе, с ним можно было посидеть в кафе и проводить досуг в бесконечных разговорах. Чем, собственно, они и занимались большую часть своего времени – обсуждали мельчайшие подробности прожитого дня, последние политические события, общих знакомых – словом все, что находилось в поле их интересов. Они знали друг друга настолько хорошо, что могли себе позволить даже молчать – обо всем и ни о чем.

И вот в марте Майк уехал. Он работал в нефтяной отрасли, и ему предложили очень высокооплачиваемую позицию. В Йемене.

Теперь у Нориса не было даже возможности нормально с ним переписываться – Майк работал в лагере труднодоступного района йеменской пустыни, где не было интернета и телефонной связи.

Сам Норис сначала писал ему много писем – иногда по несколько раз в день, в надежде, что когда-нибудь его друг доберется до ближайшего цивилизованного места и ответит ему. Потом – реже, видя, что с другой стороны хранится молчание. Со временем его послания Майку превратились в некую традицию, ритуал, который он неукоснительно соблюдал в течение последнего года.

Он долго размышлял – что же случилось? Неужели нет никакой возможности написать пару строчек? Или сделать короткий звонок?

Хотя…… Дело могло быть и в другом. Норис даже поморщился от этой мысли. В последнее время передом отъездом Майка они очень часто сорились. Как правило, по пустякам – просто сказывалось слишком большое количество времени, которое они проводили друг с другом. Но сами стычки получались грандиозными. Доходило до драк, сломанной мебели, взаимных оскорблений и клятв никогда больше не  общаться.  Так случилось и перед самым отъездом Майка.   

Хотя ему было сложно признаться в этом даже самому себе, но зачастую именно Норис был инициатором таких склок. Майка даже во время их ссор он продолжал очень сильно любить и нуждался в нем, но с годами его характер только портился, он становился ворчливым и капризным, придирался по пустякам……

Этот кусок своей жизни Норис не любил вспоминать. Мама считала, что это как-то связано с сильными негативными переживаниями, которые перенес Нориса после отъезда Майка. Ведь в его жизни образовалась пустота, которую со временем так никто и не сумел заполнить. В первом же своем письме Норис попросил прощения, но Майк в этот период был уже отрезан от большого мира….

С тех пор он ненавидел март месяц. Март. Слово то какое. Если попробовать прочитать его задом наперед получается Трам – что-то отдаленно напоминающее травму. А если произносить быстро и подряд - «мартмартмартмарт» - через некоторое время из потока букв рождается какой-то Амарт, имя вполне себе подходящее для злого индийского божества. Фу, гадость.

Остается только надеяться, что контракт Майка когда-нибудь закончиться, и он вернется. Ну да ладно, что было, то прошло. А сейчас надо жить дальше – с этой мыслью Норис бодро вскочил с постели.

Вика не отвечала на звонки, выходить больше никуда не хотелось, и Норис решил сначала взяться за стеллаж, а потом написать очередное безответное сообщение Майку.

Такие стеллажи есть в каждом доме, хотя некоторые используют для этой цели балкон. Сюда обычно сваливают все ненужные вещи, выкидывать которые, однако, было бы жалко – как правило, по  мотивам ностальгическим. В последнее время полка начали опасно прогибаться под тяжестью навалившегося на нее хлама, и недалек был тот день, когда все могло просто обрушиться Норису на голову. 

Норис подвинул стул к полке, взгромоздился на него, попытался приподнять стоящую с краю коробку, но она оказалась неожиданно тяжелой, и, не выдержав ее груза, он свалился на пол вместе со стулом, коробкой и другим содержимым полки…

Через два часа разгром был почти устранен – давясь от пыли и поминутно чихая, Норис разгреб содержимое стеллажа, заново перебрал все ящики, много уж совсем старых вещей нашли свое место в мусоропроводе.

Разбирая последнюю коробку, Норис наткнулся на свой старый ботинок, который он донашивал в прошлом году (почему-то именно один, где находилась пара - так и осталось загадкой). К подошве его приклеился какой-то листок, на который Норис обратил внимание только из-за ярко-желтого оттенка. Осторожно, стараясь не повредить хрупкую бумагу, Норис отодрал листок от подошвы, разгладил и уставился на него.

Это была этикетка от лекарства под названием «Трамал». Кроваво-огненные буквы выписывали название препарата на желтом фоне. Ниже мелким шрифтом был написан состав и показания к применению. Норис вчитался:

«…наркотический анальгетик, относится к группе частичных агонистов опиоидных рецепторов. Обладает сильной анальгезирующей активностью, даёт быстрый и длительный эффект. Показания - болевой синдром (сильной и средней интенсивности, в том числе воспалительного, травматического, сосудистого происхождения). Обезболивание при проведении болезненных диагностических или терапевтических мероприятий»

Норис не мог оторвать взгляд от наклейки. Состав и прочая информация ничего ему не говорили, но сама надпись и цветовая гамма, в которой была выполнена этикетка, пробуждали в его голове целый вихрь мыслей и ощущений. Он явно видел что-то подобное, хотя никак не мог вспомнить, где и когда. Ситуация была похожа на мучительные попытки поймать ускользающий сюжет красочного и богатого на эмоции сна сразу после пробуждения. Ярко-красная надпись будто полыхала в его сознании. В том, что лекарство не предназначалось ему, он был почти уверен – не запомнить такое было сложно. Но всякая попытка напрячь память, и вызвать хоть какие-либо ассоциации связанные с этикеткой приводили к резкой и мучительной головной боли.

Сильно взволнованный и возбужденный пережитым, весь в смятении, Норис сел за компьютер и начал набирать письмо Майку:

«Майк, дружище! Как ты там? Даже не знаю, получаешь ты  мои письма или нет, прочтешь ли это. Я бы много отдал, чтобы ты сейчас оказался рядом – мне так не хватает твоих советов. Я не знаю что делать. Мне очень плохо, я чувствую, что наткнулся на что-то очень важное, значительное – но никак не могу разобраться в своих мыслях. Кажется, я схожу с ума… »

О походе к Вике в таком состоянии нечего было и думать, хотя на телефоне уже скопилось несколько пропущенных от нее звонков.

Норис решил, что ему необходимо немного расслабиться, выкинуть из головы проклятый ярлык. Луше коньяка для этой цели ничего подходило.

Первая рюмка на него почти не подействовала, но после второй, и особенно третьей, перемежая выпивку с горячим чаем и шоколадом, Норис почувствовал, как приятное тепло начало разливаться по каждой клеточке его тела. Все-таки Хеннесси – это сила. 

Спустя полчаса, почти добив бутылку, Норис сумел настолько отвлечься, что включил музыку. Мягкие волны чил-аута словно гладили его по голове, как любимая женщина, и, влив в себя последние остатки напитка, Норис задремал.

Алкоголь сыграл с ним дурную шутку. Норису приснилось, что он находится в центре пылающей жаром пустыни. Ярко-желтый песок простирался на все доступное взгляду пространство, лишь на горизонте плывя легким маревом. Норис начал искать выход, и через некоторое время очутился перед странной белой постройкой, которая вполне могла оказаться миражом. Около здания повсюду были разбросаны выбеленные кости, и во сне он четко знал, что останки эти – человеческие.

Подойдя к зданию почти вплотную, Норис вздрогнул от неожиданности. Воздух над строением заколебался, начал густеть, и вскоре превратился в плотный красный столб смога. Верхняя часть его стремительно приобретала очертания, и через мгновение превратилась в отвратительную гримасу со смесью ужаса и злобы.

«Я – Амарт!» - проговорило нечто, возникшее перед ним, страшным гулким голосом - «и ты знаешь, что я пришел именно за тобой!»

Норис проснулся весь мокрый, в холодном поту. За окном уже начинало смеркаться. Очень хотелось пить, и болела голова. Шатаясь, он проковылял в ванную, умылся, опрокинул залпом два стакана чуть прохладной воды из-под крана.

Вместе с облегчением пришли воспоминания. Красное на желтом. Этикетка. Трамал. Амарт. Боже… 

Мысли о листке с надписью не покидали его. Голова превращалась в пылающий ад. Норис понял, что не сможет жить вечно с таким чувством, а избавиться от него не представлялось возможным. Надо было срочно что-то делать. Единственная зацепка, который была у него на руках – это название лекарства (лучше бы ему никогда не находить этот проклятый листок!). Значит надо побольше узнать о нем.

Беглый поиск в интернете не дал никаких результатов. Лекарство было достаточно устаревшим, и в современной медицине использовалось крайне редко – больницы уже давно были обеспечены более мощными препаратами.

Норис позвонил в общегородскую справочную. Девушка на другом конце провода отвечала достаточно настороженно (все-таки лекарство было включено в список запрещенных психотропных веществ и выдавалось только по рецепту). Но кое-какую полезную информацию она поведала:

- Знаете, у нас в городе есть только одно медицинское учреждение, которое постоянно имеет на складе большой запас этого вещества. Большинство аптек, в случае экстренной необходимости, обращаются именно туда. Это частный реабилитационный медицинский центр, находящийся на окраине города.

- Но почему они все еще используют это лекарство, ведь насколько я понял, оно уже устарело. Появились лекарства нового поколения и с лучшими свойствами.

- Да, но в данном заведении необычный контингент тяжелобольных пациентов, иногда помощь надобно оказать в кратчайшие сроки - почти мгновенно. Более современные препараты перед введением в организм предполагают проведение специальных тестов на совместимость. Трамал же никогда не вызывает побочных действий и абсолютно не имеет аллергических противопоказаний.

- Что же это за больные?

- Простите, но это конфиденциальная информация, я не могу вам ее предоставить. 

- Что ж, спасибо и на этом. Не могли бы вы помочь еще немного – подсказать мне адрес этой клиники…

Через час Норис припарковался перед входом в больницу. Ворота были закрыты, но перелезть через них было делом одной минуты.

Спрыгнув во внутренний дворик и окинув взглядом всю прилегающую к клинике территорию, Нориса охватил страх. Это был какой-то кошмарный, неестественно реальный эффект дежавю. Он знал это место. Он был здесь. Но каждая мысль об этом отдавалось почти физической болью в его мозгу.

«По крайней мере, я на верном пути» - подумал Норис, превозмогая головные спазмы. Его сильно тошнило. 

Клиника состояла из 3-х небольших корпусов, стоящих неподалеку от входа, и пятиэтажного административного здания, находящегося чуть на отшибе с левой стороны. Несмотря на поздний час в одном из кабинетов верхнего этажа все еще горел свет. К этому зданию и направился Норис, стараясь соблюдать максимальную осторожность.

Входная дверь была открыта. Заглянув внутрь, Норис увидел небольшой вестибюль с турникетом, и будкой охранника. Сторож мирно спал, сложив руки на большом животе.

Норис на цыпочках прокрался в здание, стараясь даже не дышать. Перелез через турникет. Сердце его билось так сильно, что казалось, готово выскочить из груди.

Охранник заворочался во сне, но не проснулся. Также тихо Норис начал подниматься по лестнице.

Пролет, пролет, еще пролет. Вот и последний этаж. Из-под двери располагающейся прямо на середине этажа лучилась полоска света. Таблички на двери не было видно.

Норис подошел, отдышался, и, собравшись с духом, постучал.

«Да-а-а» - прозвучал из-за двери удивленный голос.

Норис распахнул дверь и вошел в кабинет.

После темноты коридора его принял в свои объятия целый мир электрического света. В комнате, заставленной книжными шкафами, и с висящими на стенах многочисленными сертификатами и патентами были включены все лампочки на висящей по центру люстре. Свет также горел и на настольной лампе. Электричество здесь явно не экономили.   

Лампа располагалась на столе, за которым восседал предполагаемый владелец кабинета, который с таким же вниманием, как и Норис, разглядывал его.

Это был пожилой человек лет 60, в белом медицинском халате поверх пиджака. Лицо его, которое благодаря чуть утонченным формам можно было назвать красивым, обрамляла седая интеллигентная борода а-ля испанка.

Через несколько мгновений первое удивление прошло, и на лице человека отразилась целая гамма чувств. Здесь был и страх, и оцепенение, и досада. Он узнал Нориса. Но попытался неловко это скрыть:

- Чем, собственно говоря, обязан ?... Как вы сюда попали? Клиника давно закрыта.

Норис решил воспользоваться ситуацией по максимуму, и взять собеседника на пушку:

- Не прикидывайтесь. Вы прекрасно знаете, зачем я пришел к вам. Как я сюда попал – дело десятое. Я хочу услышать от вас правду.

Незнакомец после этих слов, казалось бы, испытал облегчение. Он откинулся на спинку кресла и начал разглядывать Нориса с нескрываемым любопытством.

«Черт, я в проигрышной ситуации. Он знает все, а я – ничего. Надо чуть приоткрыть карты».

- Доктор (а в том, что перед ним именно врач, Норис не сомневался), я буду с вами откровенен. Благодаря счастливой случайности я нашел это место и вас. Но я не очень хорошо понимаю, что меня связывает с вами. Я почти уверен, что мы раньше не встречались, хотя когда вы смотрите на меня, я улавливаю что-то очень знакомое в выражении вашего лица. Давайте договоримся. Вы рассказываете мне все, что знаете про меня и эту больницу. В ответ я расскажу, как нашел вас. Только учтите – пока я не получу ответов на мои вопросы – я не уйду отсюда. Я просто не смогу жить дальше, не узнав правду.

При этих словах доктор слегка вздрогнул. Потом подумал с минуту, сплел пальцы рук между собой и медленно сказал:

-  Хорошо. Я согласен. Но при одном условии.

- Каком же?

- Вы оставите все эти глупые мысли о невозможности продолжать свое существование без того, что вы называете «правдой». Хотя я надеюсь, что в конце нашей беседы вы придете к такому же выводу. 

- Не совсем понимаю, что вы имеете в виду, но я обещаю вам это. 

После этих слов доктор еще немного задумчиво посидел в кресле, потом встал и подошел к небольшому бюро у противоположной стены. Немного покопавшись в нем, доктор вытащил толстую папку со скоросшивателем, и отправился назад к своему месту. Когда он проходил мимо Нориса, тот бросил взгляд на лицевую часть папки. Теперь настала очередь Нориса вздрагивать – на обложке были написаны его данные, год рождения, инициалы.
Усевшись обратно, устроившись поудобней и открыв папку доктор начал свой рассказ:

- Меня зовут Бобби. Профессор Бобби Мальдонадо. Я – главный врач этой клиники.

- на чем она специализируется, профессор?

- в простонародье наших пациентов называют буйно помешанными. На языке медицины диагноз звучит как кататоническая шизофрения. У вас наблюдался ярко выраженный урбанистический тип ее проявления.

Норис стало не по себе.

- Шизофрения? Я шизофреник??

- Ну-ну. Не надо так расстраиваться, вам это вредно. Почему то у обывателей сложился очень негативный образ больных шизофренией. А ведь многие гениальные люди были шизофрениками. Ван Гог, Наполеон, Сократ… У вас хороша компания. И постарайтесь больше меня больше не перебивать.

- Хорошо, я постараюсь.

- Так вот. Пациенты, подверженные этой болезни имеют достаточно выраженную склонность к необузданным, яростным действиям, которые могут привести к очень тяжелым последствиям. Приступы гнева и ярости протекают параллельно с наличием сверхценных идей, и чередуются с приступами совершенного ступора, обездвиженности. Такие пациенты могут быть опасны для общества. И если сама болезнь достаточно хорошо известна в медицинских кругах, то всплеск ее активности в последние пять-десять лет почти не изучен. Все что мы знаем – больных стало намного больше, и если в сельской местности количество заболевших равняется почти нулю, то в городах находятся очаги, эпицентры этого заболевания. В связи с этим мы с коллегами придумали название этому типу болезни – урбанистический. Она, как правило, характеризуется четко выраженными фазами. Сначала больной становится раздражительным, капризным. Превалирует пессимистический взгляд на жизнь. Начинает выдвигать нелепые условия. Срывается на близких людях. По мере прогрессирования болезни, начинаются истерики, невнимательность, отрешенность. Далее – неконтролируемые вспышки ярости. Мы считаем, что во всем виноват сумасшедший ритм жизни постиндустриальных современных городов, который держат людей в постоянном напряжении и стрессе. После этого располагается граница, которая очень важна для понимания последствий болезни. Если пациент на этой стадии вовремя получает медицинскую помощь, шансы на излечение очень велики. Если же вдруг в его жизни произойдет какой-то переломный момент, судьбоносный случай – развитие болезни становится неконтролируемым, и пациента надо изолировать от общества.

- Что же произошло в моем случае?

- Я же попросил не перебивать. Сейчас я дойду до этого. Хотя могу сказать и сейчас – мы пришли к выводу, что таким поворотным моментом стала ссора с вашим другом, Майком.
Вы были записаны в нашу больницу в марте прошлого года. В этой папке вместе с диагнозами, протоколами лечения и статистическими данными также находится информация о ваших действиях в тот период. Вы успели много набедокурить, прежде чем попасть к нам…
Профессор перелистнул пару страниц личного дела Нориса и с довольным лицом ткнул в один из абзацев:

- Вот, например, 12 марта. Устроили одиночный пикет перед зданием парламента с призывом санкционировать браки мужчины и надувных кукол из секс-шопа.  На плакате, который вы держали в руках, была надпись – «лучше просто вагина, чем вагина с характером». Есть и менее безобидные случаи. 18 марта выступая перед кучкой людей, собравшихся на автобусной остановке, вы убедили их, что один из прохожих – воплощение Амарта, древнего индийского злого божества. Так как шизофреники сами глубоко верят в свои сверхценные идеи, и зачастую становятся очень убедительными ораторами, толпа, под вашим руководством, напала на прохожего.  Тот попал в больницу с многочисленными переломами и сотрясением мозга.

- Как же я не попал в тюрьму?

- Ну, сказать, что вы совсем туда не попадали, конечно, нельзя. После последнего описанного случая вас задержали, и поместили в камеры предварительного задержания до выяснения обстоятельств. А обстоятельства таковы, что вы были больны мой друг, глубоко больны. Я сам участвовал в консилиуме врачей, поставивших вам диагноз – это как раз мой профиль. И вас поместили в нашу клинику для лечения. Что, несомненно, стало вашим спасением..   

- Но почему же я ничего не помню!?

- На это есть несколько причин. Первая из них – сама болезнь подразумевает короткие отключения сознания. Вы были не в себе, и не всегда помнили, что с вами произошло, и что вы делали.  А вторая…..  Понимаете, как я уже говорил ранее, болезнь известна медицинскому сообществу достаточно давно. Этот случай описывается в законодательствах многих стран. Вы были невменяемы. И, следовательно, не несли никакой ответственности за свои поступки, даже те, которые переступали закон. Судить вас было нельзя, не этично. Это все равно как судить тигра за то, что он охотиться. Поэтому в законе четко прописано – направлять на лечение. В последнее время во многих странах, в том числе и у нас, проводится программа полной реабилитации пациентов. Выражается это в том, что если человек будет помнить о своих поступках, он или будет жить с постоянным чувством вины, или же сохраняется большая вероятность суицида. То есть даже после излечения мы не возвращаем обществу полноценного индивидуума.

В вашем же случае излечение было стопроцентным. Вы – моя гордость. У вас не осталось никаких симптомов. Хотя на первых стадиях лечения я был в этом не уверен. Вы кидались на врачей, а когда вас связывали, пытались нанести себе увечья. Однажды разбили себе голову об стену. Нам пришлось срочно дать вам сильное обезболивающее.

- Трамал.

- Да именно его. А откуда вы знаете?   

- Сегодня я понял, что как-то связан с этим лекарством.

- Мммммм……

Профессор Мальдонадо подошел к окну и поманил к себе Нориса:

- Взгляните ка сюда.

Прямо напротив административного здания, на стене одного из корпусов висела растяжка ярко желтого полотна, с алой надписью «Трамал».

- Это реклама препарата. Как я уже говорил, во время протекания болезни, вспышки гнева чередуются со ступором. В такие моменты вы очень любили сидеть и смотреть на этот баннер. Вы могли это делать часами.

- Понятно.

- Итак, вы выздоровели. Но память ваша при этом никуда не делась. Вы стали испытывать чувство вины. И вот тогда мы решили закончить цикл, довести процесс излечения до совершенства.

- Как же это?

- Это широко применяемая в мире практика. С помощью Эриксоновского гипноза мы стерли вам все воспоминания о болезни. Современный уровень развития гипнотического воздействия на человека давно позволяет это сделать. На все ваши негативные воспоминания, равно как и на период вашего нахождения в клинике был наложен блок. Для большего правдоподобия мы, также с помощью гипноза, поместили в вашу память ложные факты, которые вы до сих пор принимаете за истинные. Это как монтаж фильмов. Знаете, что делают на киностудиях? Чик-чик ножницами – и неприятного отрезка вашей жизни как не бывало. Потом склеили – и ни один зритель не увидит разрывов. Общество получает обратно абсолютно выздоровевшего полноценного члена. Без какого-либо криминального отпечатка, прошу отметить – вы полностью чисты перед законом. И лишь какая-то непостижимая случайность помогла вам прийти сюда снова…

Норис был обескуражен. Боже, неужели это все происходит с ним? Неужели он не спит? Избиения людей, болезнь, вырезанный кусок жизни… Им неожиданно овладела злость:

- Да кто дал вам право!!! Кем вы себя возомнили?!! Это моя жизнь, и я сам имею право ей распоряжаться, сам должен решать, о чем помнить, а о чем нет!! Поставьте на секунду себя на мое место! Представьте себе, что это у вас украли несколько месяцев жизни и памяти!! Ну, каково?!

Профессор задумался, потом скрестил руки на животе и ответил:

- Знаете, а ведь я не могу с точностью утверждать, что это не так. Я же не буду об этом знать. И ни один человек в мире не может быть до конца уверенным. Это может случиться с каждым.

Норис потух. Он очень устал. Головная боль и тошнота ушли, на их место пришла слабость.

- Доктор, я сегодня очень много пережил, я хочу домой.

- Конечно, идите, друг мой. Постарайтесь успокоиться. Это даже хорошо, что вы все узнали. Раз вы так к этому относитесь. Идите и отдыхайте. Если возникнет желание – мы сможем поговорить с вами в любое время.

- Хорошо. Спасибо вам, профессор. Спасибо за все.

- Идите, идите.

Профессор наблюдал, как Норис выходит в коридор. Он слышал негодующий голос Нориса, который сразу же набрал маму. Уловил начальную фразу разговора «Почему ты от меня все скрывала?»

В кабинете повисла тишина, профессор не шелохнулся, и лишь смотрел на телефон, стоявший на столе.

Через 5 минут раздался звонок. Профессор Бобби Мальдонадо поднял трубку.

- Да, здравствуйте…… Конечно узнал, ваш сын только что вышел от меня….  Нет. Он не знает, что убил Майка…..