Месть

                І

    Натуру моего отца можно описать одним очень ёмким словом «трепло». Для точности можно ещё добавить эпитет «злобное», и всё же трепло и не более того.
     На дорогах не составляет труда встретить водителей лихачей и таких водителей, которые пренебрегают элементарными правилами корректного управления транспортными средствами. Систематически, если подобного рода водитель обгоняя нашу старенькую «Копейку», едва не тёрся об её бок или, заканчивая манёвр, при возврате на свою полосу подрезал нам путь, заставляя нас во избежание столкновения сбавлять скорость, отец разражался не печатного свойства бранью. "Такой-сякой,- свирепел он.- Сопляк водить не умеет зато, видите ли, на иномарке. Была бы у меня на передке броня как у танка, я бы догнал его да как впаял бы ему в зад. Узнал бы он у меня тогда".
      Согласно правил дорожного движения в тёмное время суток водители транспортных средств при приближении друг к другу во встречном направлении обязаны переключаться с дальнего света на ближний. Следуют этим совершенно справедливым правилам, разумеется, далеко не все. Когда такой не уважающий других водитель ослеплял моего отца, опять же заставляя сбавлять скорость, отец никогда не забывал высказываться по поводу того, что бы он сделал с ним будь у него такие же мощные фары. Из его слов следовало, что он бы тоже не переключался на ближний свет и ослепил бы мерзавца так, чтобы тот улетел к едрени фени в кювет. Пусть на себе испытает то, что он заставляет испытывать других.
      Как и всякому человеку, жизнь преподносила моему отцу массу ситуаций, вызывавших у него мстительное настроение. Автодорожная тематика – это, так, первое что приходит на память. Из всех его изощрённых методов мщения можно было бы составить целую энциклопедию, каждая статья которой заканчивалась бы пустым сотрясанием воздуха, и не более того. Поначалу я с энтузиазмом слушал его планы по справедливому воздаянию всякого рода негодникам. Но потом, когда пришло  понимание, что дальше слов у него не  идёт, мне стала просто противна его болтовня о том, чего он никогда в жизни не сделает. В моменты его пустозвонной злобы он и сам был мне неприятен. Уж если ты не собираешься выступать пусть даже за самую мизерную справедливость, так и не трепи понапрасну языком. Или тебе так нравиться выглядеть жалким паяцем? 
 

                ІІ
               
      Есть у меня одна особенность: я страсть как люблю ходить пешком. И вот как-то в середине мая меня потянуло к этому едва ли не самому любимому мною способу свободного времяпрепровождения. В погожую субботу я прогуливался вдоль дороги, которая очерчивает огромный прямоугольник моего родного микрорайона. Три её стороны выходят на соседние микрорайоны, а та, что  на окраине города смотрит на пустырь, который где-то в километре от неё заканчивается близлежащей деревней. На углу этой дороги, где пустырь сходится с моим микрорайоном меня  по имени окликнул мужской голос. Приглядевшись, я увидел своего приятеля и его отца, орудовавших на пустыре сельскохозяйственнам инструментом, и подошёл поздороваться. 
       – Что это вы тут делаете?– спросил я, протягивая приятелю руку.– Клад, что ли, ищите?
       – Клад будет, когда мы по осени соберём урожай,– ответил приятель, руку мою уже пожимая.– Чтобы земля не пустовала, горком отдал пустырь под огороды.
       Только теперь я обратил внимание, что пустырь разделён на квадраты, границы которых отведены протянутыми от колышка к колышку верёвками.
       Отец приятеля издали кивнул мне головой, я ответил ему тем же, затем  слово за слово мы с приятелем разговорились, и всё то недолгое время нашей беседы его отец рассеивал по участку навоз, беря его вилами из кучи, наваленной на меже с соседним участком. Все мимические мышцы его лица, застыв в неизменную маску, были напряжены и придавали ему какую-то особую суровость, заставлявшую чувствовать себя рядом с ним весьма и весьма неуютно. Я терялся в догадках, что тому может быть поводом: либо он так сосредоточен на работе, либо не доволен тем, что я своим появлением отвлекаю его сына, и ему приходится вкалывать одному. И тут он сам разрешил все мои молчаливые вопросы.
        – Соседка, гадина,– продолжая разделываться с кучей, сквозь зубы заговорил он, выплёскивая своё негодование.– Я, блин, договаривался на счёт машины, чтобы навоз привезти, платил и за навоз, и за машину, а она – Мать твою! – втихоря полкучи себе отгребла. Уже и огород успела засеять на моём навозе. Типа я – дурак, ни хрена не замечу. Ну я ей и устрою. Я не я, если спущу. Принесу с работы бензина и солью весь её участок. Наестся она у меня картошечки.
        «Ха!– со злой иронией подумал я в тот момент.– Вот ещё одно трепло. Здрасьте, давно не виделись. До чего ж мне осточертела вся эта порода болтунов. Со слов они все такие крутые – аж в дрожь бросает. А поймёшь, что они только и горазды молоть языком, – тошнит, как от селёдки с молоком. Ну хоть бы кто-то, хоть раз в жизни сделал что говорит. Для меня он был бы заправским героем».
        Несмотря на то что мне уже была известна истинная причина недовольства приятельского отца я всё же решил не мешать их совместному труду и, договорившись встретиться с приятелем вечером, продолжил свой утренний променад. 

                ІІІ

         Где-то во второй половине июня я снова оказался в районе многолетнего пустыря. В деревне мне доводится бывать нечасто, и я всегда с нескрываемым восторгом люблю наблюдать за тем как из вскопанного и засеянного грунта пробиваются хиленькие ростки, как с течением времени они укрепляются и разрастаются, оживляя собою пейзаж. Люблю, одним словом, наблюдать как развивается зарождённая человеческими руками жизнь. На этот раз пустырь на многие сотни метров в глубь благоухал молодой зеленью картофельной ботвы, остроконечными полостями луковичной листвы, кустиками петрушки, коронами укропа и прочими культурами, окультурившими некогда бесхозную землю. Своё неспешное движение вдоль дороги я прекратил лишь напротив места, где был огород моего приятеля. В тот день мне не с кем было здесь разговаривать и, не увидь я нечто из ряда вон выходящее, я вряд ли притормозил даже на каких-то пять секунд.
         Все квадраты словно стараниями опытного маляра утопали в свежести молодой зелени. Только один, безжизненный как пустыня «Атакама» зиял среди них дырой. Это был тот самый принадлежащий соседке, своровавшей у отца моего приятеля добрую часть навоза. Этакий оазис, только наоборот – не островок живой растительности среди раскалённых добела песков пустыни, а пустыня среди живой растительности. Мир после ядерной войны в миниатюре. И на нём брошенной в лицо перчаткой валялась старая пластиковая канистра на двадцать пять литров, от которой веяло остаточным запахом бензина. Мол, знай, гадина, что это заслуженная тобой расплата. И только посмей тронуть мой участок, – попортил твой огород, будет повод, попорчу и твою вывеску.
        «Выходит, отомстил,– с неожиданной для себя невесёлостью думал я, уходя от неприятного места.– А ведь именно такие люди, грозящие или втихомолку вынашивающие планы мщения, способны их осуществить, сея на людские головы несчастья. Умышленное убийство, к примеру, совершают именно они. Кто-кто, а такие-то точно умеют держать данное слово. Только какое – вот в чём вопрос? Нет, в таком случае уж лучше злобное трепло. У трепла яд содержится только на кончике языка. Трепла не стоит опасаться. А у тех, кто не бросает на ветер своих злобных слов ядовиты сами поступки. Отмщая, они лишь приумножают количество творящегося на Земле зла».