Щелк-щелк

… Даже тогда, когда я настраиваю фотоаппарат, бесконечно примеряя новые функции и настройки, в студии прохладно. Прохладно и тогда, когда моя модель стоит передо мной и аккуратно снимает с себя пальто. Прохлада никуда не уходит даже тогда, когда она садится перед зеркалом и начинает наносить косметику, приоткрыв рот. Так, как делают девушки, когда наносят тушь. Только моя модель – не девушка. Поздоровавшись со мной он что-то спрашивает, но я не поднимаю головы – так занята этими дурацкими настройками.
Я настраиваю фотоаппарат, остальная половина стаффа настраивает свет, мимо проходящий стилист помогает управиться ему с тональным кремом, чтобы замазать залегшие тени под глазами и скрыть все признаки живого человека – еще полчаса и передо мной стоит идеальная фарфоровая кукла. Алые губы, приоткрытый рот, встрепанные волосы и абсолютно неживой взгляд – такую куклу можно ломать бесчисленное количество раз, все равно ничего не поменяется, внутренний холод, и бесконечные дожди все равно никуда не денутся. Я поджимаю губы.
- Я не этого хотела бы,- говорю я директору журнального издания, для которого и готовится вся кукольная фотосессия.- Мне кажется, что читатели оценили бы что-то новое. Может, стоит меньше стараться с косметикой? У него потрясающий вид и без всего этого, да и мы не будем пользоваться вспышкой, чтобы не…
Директор смотрит на меня из под очков. Устало и чуть насмешливо.
- Моя дорогая, Ваша задача – всего лишь передать картинку в _моей_ голове. Фотосет – это не просто еще одна фантазия на тему. Никому не интересно огромное количество оттенков одного и того же цвета – все, что мы должны сделать – это просто удачно преподнести читателям рекламу. Мы должны передать новый концепт музыкальной группы. Прорекламировать одежду, которую одевает их кумир.
- Но я думаю, что если все увидят того же человека, каким он является и за кулисами, то общий интерес не спадет, а…
- Вы думаете, а я знаю,- поправляет директор уже чуть более раздраженно.- Послушайте, делайте Вашу работу. Вы, помнится, очень хотели работать именно с этой моделью. Мы согласились заплатить Вам, поделив сумму. Просто делайте, что говорят.
Прохладно.
В момент, когда я шумно вздыхаю и подхожу поближе к модели, прохлада становится чуть менее заметной. До момента, пока не сталкиваешься со стеклянным взглядом.
- Встаньте сюда, пожалуйста,- устало прошу я.

Недо-щелк.
Вспышка.
Щелк.

В каком-то смысле все, чем мы занимаемся – это творчество. Неважно, пишем ли мы песни, пишем ли мы рассказы, рисуем ли мы картины или продаем овощи в магазине – все, что так или иначе выходит из под наших рук – всего лишь мы. Мы – и есть творчество.
Я – фотограф. Я – человек-очки, человек-линза. Я бесконечно преломленный камешек. Я помогаю видеть одно и то же разными глазами.
Проблема в том, что в нынешнем мире никого не интересует разносторонность и какая-либо индивидуальность. Проблема в том, что все привыкли видеть то, что они привыкли видеть.
Да и если копать глубже, люди просто боятся всего. Больше всего они боятся разочарования. Больше всего они боятся срывать маски. Больше всего они…
Не хотят срывать маски с других. Их устраивают недо-отношения. Их устраивает ложь во спасение. Их просто устраивает ложь. Они потребляют все, что им надиктуют. Всем нравишься ты, пока у тебя есть деньги, слава и милое личико. Все любят тебя до момента, пока ты не раскрываешься полностью.
Сейчас, пока я стою и пытаюсь заснять то, что все и так по сто раз видели, на меня накатывают не самые светлые мысли.
Стилист здорово постарался – моей модели и вправду не дашь точный возраст. Разве что руки выдают. Ах, да, акцент на руки делать тоже нельзя. Тебе дают куколку – вот и снимай эту куколку, но даже не думай пропускать кого-то за кулисы.
Никогда не скажешь, что он чем-то болеет. Что он так же, как и все, переживает за что-то. А уж когда он устало отворачивается и звонит кому-то, так и вовсе кажется, что перед тобой – совершенно другой человек.
Только я кое-что знаю.
Но это секрет.

Щелк, недо-щелк.

Чтобы как-то разбавить ситуацию, я говорю:
- Пожалуйста, склонитесь вот так.
Немой вопрос в глазах – хоть какое-то проявление эмоций. Устало поддается вперед.
- Нет, не так,- я откладываю камеру, подхожу к модели и чуть нажимаю на спину. Задаю нужную позу. Беру за руки.- Вот.
Передо мною – почти идеальный манекен, но когда стоишь совсем близко и понимаешь, что никто не стал задумываться над прической, а усталость так и плещет в уголке глаз, чувствуешь себя тем самым запрещенным гостем, которого пропустили за кулисы.
Ох. Черт. Что-то щелкает в моем мозгу.
- У Вас тушь растеклась,- говорю я как-то рассеянно.- Может… перерыв? Отдохните пока.
Устало выпрямляет спину.
- Там совсем немного осталось. Еще кадров 50, не более,- говорю я, подправляя свои очки, сползшие на кончик носа.- Сильно устали?
- Нет, все в порядке,- слабо улыбается мне в ответ.
Ну да. Конечно. В порядке.
Я отхожу в сторонку, пока он удаляется в другую комнату.
Сейчас студия кажется темной – когда я смотрю на часы, я с удивлением отмечаю, что уже полтретьего ночи. Потом так же удивленно обозреваю студию и осознаю, что никого нет. Вообще никого.
Неужели я так увлеклась работой, что совсем не заметила ухода остальных?
Становится ужасно стыдно, что я так задержала модель, что так долго делаю свою работу. Да еще и…
Черт. Черт. Черт.
В голове что-то шумно щелкает.
Я неловко вцепляюсь в фотоаппарат, вновь начиная копаться в настройках. Совсем не замечаю, когда он возвращается обратно – двигается он совершенно бесшумно, тихо. Кукольность в движениях отсутствует, зато присутствует недосып и усталость.
- Если хотите…- неловко говорю я.- Мы могли бы доснимать завтра.
- Все в порядке,- вновь повторяет он.- Мне некуда торопиться.
Некуда торопиться, значит.
Я настраиваю фокусировку, ловлю его в кадр, словно замешкавшуюся бабочку в сачок.
- По правде говоря,- говорю я, делая кадр.- Когда я просила *** быть Вашим фотографом сегодня… я думала, что будет фотосессия другого плана. Ну, или что мне дадут хоть какую-то свободу. Хочется что-нибудь такое… знаете…
Чуть меняет позу. Прикрывает глаза.
Вспышка.
- Домашнее,- осторожно говорю я.- Или… не знаю, что-нибудь отличное от того, что было. Иногда хочется, глядя на фотографии…
Щелк.
-… Вплести в Ваши волосы, например, птичьи перья. И тонкие браслеты на запястья. Знаете, столько образов в голове, а…
Он вдруг улыбается, что не соответствует фотосессии. Удивленно смотрит на меня, когда я вдруг не фотографирую его.
- Ах, простите,- смеется.- Я совсем забыл.
Перестает улыбаться, и я щелкаю фотоаппаратом.
Какое-то время мы молчим, я сама хожу из стороны в сторону, да и он двигается, не стоит на месте, но меняя позы незначительно. Потом он вдруг просит:
- А какие бы образы Вы еще хотели видеть в моем лице?..
Щелк.
- О,- говорит он.
Щелк.
- Расскажите мне.
Вспышка.
- Пожалуйста.

Это больше похоже на стокгольмский синдром, разве что ситуация у нас не такая серьезная. Просто я ловлю в своей голове странные, не привычные для меня мысли.
Фокусирую кадр не там бы, где следовало.
Он вдруг показывает руки – взрослые руки с выпирающими венами, совсем не свойственные «кукле» с юношеским личиком,- эдакий жест доверия, совсем позабыв об основной теме, я щелкаю, но отмечаю, что этот кадр я приберегу для себя.
Когда фотосессия заканчивается, он говорит:
- Ох, ну, встретимся еще завтра?
Я непонимающе смотрю на него.
- Я хотел бы Вас пригласить попить со мной кофе, если Вы, конечно, не откажетесь,- говорит он.
Надо же, Господин-Усталость хочет кофе.
- Да нет. Я совсем не против,- рассеянно говорю я.- Тогда, думаю, стоит взять перья.
- Безусловно,- отвечает он тихо, накидывая пальто на плечи и позабыв смыть косметику.- И браслеты.
- Да, браслеты…
- Образ шамана!
- Что-то вроде.
- Кем же тогда будете Вы?- полуулыбка.- Просто фотографом?
- Художником,- поправляю я.- Наверное… У Вас помада размазалась.
Я позволяю прикоснуться к его лицу кончиками пальцев, осторожно убирая остатки помады. В какой-то момент он замирает, потом поспешно выпрямляется и говорит что-то про документы. Ах, да.
Завтра решим все вопросы с документами и контрактами.
Даже в момент, когда я пересматриваю фотографии его рук и его, смеющегося, внутренняя прохлада никуда не девается.

Щелк.

Кофе, значит.
Никаких обещанных браслетов – я попросту забыла о них, зато он вплел перья в волосы и вызывает странные птичьи ассоциации. Это странный жест – я сомневаюсь, что он сделал это специально по моей просьбе. Закрадывается ощущение, что эти перья всегда были при нем. Этакая… встрепанная сова.
В итоге картинка выходит странная и забавная – мужчина-птица попивает свой кофе, рассказывая о чем-то и изредка названивая куда-то, а я сижу и наблюдаю за ним, листая контракты с журнальным изданием. Я не чувствую сейчас никакого пропуска за кулисы, я словно сталкиваюсь совсем с другим человеком и все, что у них общего со вчерашней моделью – это усталость в уголках глаз.
Он мало улыбается. Выглядит еще более устало. На звонки отвечает раздраженно. Да и я слов подобрать не могу, чтобы растопить холод.
Но мне безумно хочется сейчас сделать фотографию.
В момент, когда он перестает говорить с кем-то по телефону, он кажется расслабленным. Он чуть хмурится. Старается переключить внимание на листы документов.
Я говорю:
- А можно…
Щелкает что-то в голове. Вспыхивает сердце.
- Я сниму Вас на телефон?
Удивленно смотрит.
- А. Да. Конечно,- чуть рассеянно.

Щелк.

Следующий раз происходит как-то совсем быстро – мы сталкиваемся в другом здании, в другом месте, да и фотосессия чуть более другого плана. Впрочем, кукольности никто не отменяет.
На нем черная рубашка, на нем белая кожа и острые кости. Ванна наполнена водой, теплой, он погружается в нее прямо в одежде. Такая уж задумка. У кого-то там.
Студия опять пустует. На этот раз я помогаю накладывать косметику, чтобы скрыть его внутреннее волнение.
Когда звонит телефон, он не спрашивает у меня как раньше, робко, как в первый раз «можно?», просто встает из ванны, с него капает вода, просто встает и отвечает на звонок.
Я чувствую, почему-то, ревность.
Фотосессия выходит так себе – он слишком счастлив, чтобы быть ненастоящим.
Да и меня это немного злит. Я ведь трачу свое время!.. Но дело-то совсем не в этом.
Просто странное чувство – и почему его имеет право снимать кто-то на телефон простого и настоящего?
И пропуск за кулисы. Всегда и везде. Да черт возьми…
Я перехватываю эстафетную палочку, и вся усталость накатывает на меня. И пока я сижу на холодном мокром полу, настраивая фотоаппарат, он вдруг подходит сзади, совсем неожиданно и совсем как ребенок прикрывает мне глаза ладонями.
Что за шутки.
Улыбки у меня не выходит, зато я почему-то говорю:
- Вы всех фотографов зовете пить кофе?
В моем мозгу щелкает продолжение «…пока Ваши девушки ждут Вас дома в своих теплых постелях?».
- Простите?- он удивленно выпрямляется.
- Говорю, всех зовете кофе попить?- вновь раздраженно повторяю я.
В мозгу щелкает «…пока Ваши жены дожидаются Вас дома?»
Мне хочется его ударить. Мне хочется встать и сказать «верните мое сердце, пожалуйста». Вытащить все его фотографии из моего сердца.
А он стоит и непонимающе смотрит.
Черт.
- Отличный кадр, хотела сказать,- бормочу я.- Я специально это сказала. Да.
Щелк.


Следующий звонок раздражает меня еще сильнее. Я мысленно делаю фотографии с избитой моделью.
Когда он встает, чтобы ответить на звонок, я не выдерживаю.
- Послушайте, мы так до ночи здесь проторчим,- говорю я.- Либо отключите телефон, как это делают остальные, мы все-таки на работе, либо…
Меня игнорируют.
- Эй!- раздраженно говорю я.
- Алло?.. Да… Как он? Все нормально?
Я раздраженно маячу где-то на фоне, корча физиономии.
- Операция прошла успешно?
Щелк. Я удивленно опускаю фотоаппарат, он раздраженно машет мне ладонью, мол, хватит.
- Правда?..- он вдруг тепло улыбается.
Я таю рядом. Мне хочется сделать миллионы фотографий, но, в конце концов, мое сердце превращается в дешевый фотоаппарат.
Оно бьется и запоминает все.
Потому что… может, совсем скоро… всего этого больше не будет рядом.
Или еще чего.
Черт возьми.
- Хорошо… завтра я приеду к вам, договорились?.. Поцелуй его за меня,- но «отбой» звучит раньше последней фразы, и он прикрывает глаза.
Я смотрю на него, потом протягиваю руку и касаюсь волос, чтобы подправить челку.
- Я…- начинает он.- Извините, что всякий раз так…- он кивает на телефон.- У племянника операция была. И сестра каждый раз…
- Да нет, все нормально,- говорю я.- Правда.
Он сейчас кажется таким близким. И никакого холода нет.
А может, и не было с самого начала.
- Все нормально?
- Да,- он кивает.- Операция прошла успешно. Он хороший мальчик и…
Такое ощущение, что слова ему даются с трудом.
Куда-то девается вся его счастливая эйфория, зато накатывает усталость и какая-то горечь.
Фотосессия продолжается, он устало позирует, я фотографирую.
Вода в ванне холодная, но он, кажется, почти не обращает на это внимания.
- Как Вы думаете…- вдруг говорит он.- Мы нужны кому-то без денег?
Я застываю, делая кадр.
- Как Вы думаете, нужен ли хоть кому-нибудь хоть кто-нибудь без масок?..
Я щелкаю.
- Нужны, конечно,- говорю я.- Но все-таки меня интересует вопрос с кофе.

Щелк.

Мы вновь в ресторане, но на этот раз нет никаких бумаг и даже моего фотоаппарата.
И мы пьем не кофе, а дорогое вино. Не знаю, правда, зачем.
Он говорит - проблема в том, что в нынешнем мире никого не интересует разносторонность и какая-либо индивидуальность. Проблема в том, что все привыкли видеть то, что они привыкли видеть.
Да и если копать глубже, люди просто боятся всего. Больше всего они боятся разочарования. Больше всего они боятся срывать маски. Больше всего они…
Не хотят срывать маски с других. Их устраивают недо-отношения. Их устраивает ложь во спасение. Их просто устраивает ложь. Они потребляют все, что им надиктуют. Всем нравишься ты, пока у тебя есть деньги, слава и милое личико. Все любят тебя до момента, пока ты не раскрываешься полностью.
Он говорит – все любят тебя, пока у тебя есть деньги.
Более того – о тебе вспоминают тогда, когда у тебя есть деньги.
И пьет вино.
Я смотрю на него и молчу. А он говорит и говорит. Выплескивает всю горечь, уставший и весь надломанный.
Ему словно чего-то не хватает, и я даже знаю, чего именно.
Только боюсь, что не поверит. Сердце щелкает. Сердце – мой фотоаппарат.
Я успокаивающе глажу его по руке, попивая свое вино.
Я ему говорю, мол, твой профиль. Там, где ты писал о себе. Когда я искала модель.
«… пожалуйста, попросите нарисовать портрет у кого-нибудь, кто позволит мне узнать, кто я».
Я говорю – я знаю.
Может, совсем чуть-чуть, но, правда, знаю. И за все это я взялась не из-за денег.
Мне просто захотелось попробовать показать тебе самого тебя. То, каким я тебя вижу. Без какой либо лести, без какой либо выгоды в этом всем. Просто так. Просто потому, что…
Я умолкаю.
Он смотрит на меня, переплетает свои пальцы с моими, пьет вино.
Мы просто сидим рядом, успокаивая друг друга, а мое сердце пытается нащелкать как можно больше фотографий. Он говорит, что и он знает. Знает то, что я знаю.
Я говорю, мол, послезавтра еще одна фотосессия. Наверное, последняя.
Он чуть кивает, отпивает вино и смотрит на меня.
Говорит:
- Я не против, чтобы это продолжалось вечно.
- Это не может продолжаться вечно, я делаю много лишних фотографий,- говорю я.- Директор еще не проверял фотографии, но мне кажется, что он меня уволит.
Он смеется.

Щелк.
В его квартире одиноко и пусто. Мы целуемся уже на пороге, а когда вваливаемся в квартиру полупьяные друг другом, поцелуи становятся более глубокими и прерываются лишь в момент, когда нужно глотнуть воздуха. Мое сердце щелкает и делает кадры.
То, как он стонет – и щелк, щелк, щелк, бесчисленное количество фотографий.
То, как мы жмемся друг к другу, и щелк, щелк, щелк.
Нелепая склейка из признаний, вздохов и каких-то нелепых просьб. Я думаю – интересно, слышно ли мое сердце и то, как шумно оно делает кадр?
Я говорю – даже если все закончится, у меня, по крайней мере, будут фотографии.
Он целует мою грудь, там, где сердце, и говорит:
- Ничего не выйдет.
Я глажу его по волосам.
- Я расскажу тебе секрет,- шепчет он мне на ухо.- У меня вместо сердца – маленький фотоаппарат. Ты поймана в мой видоискатель. Ты никуда от меня не денешься.
Я смеюсь.
Щелк, щелк, щелк.
- Это как красные нити. Они никогда не рвутся, никуда не деваются по прошествии огромного количества времени… и я тоже никуда и никогда… мы…
Мы тихо стонем, прижавшись друг к другу.
Потом все рассеивается – пленка, кажется, закончилась.

… Даже тогда, когда я настраиваю фотоаппарат в своем сердце, бесконечно примеряя новые функции и настройки, фотографии получаются потрясающие.
В каком-то смысле все, чем мы занимаемся – это творчество. Неважно, пишем ли мы песни, пишем ли мы рассказы, рисуем ли мы картины или продаем овощи в магазине – все, что так или иначе выходит из под наших рук – всего лишь мы. Мы – и есть творчество.
Творчество состоит из безграничной любви. Неважно, что именно и кого именно мы любим – любое дело, любая фотография, любой рисунок или любая музыка может зваться творчеством только потому, что в ней есть самое важное - любовь.
Безграничная, благородная, искренняя, теплая, потрясающая, ждущая, вечная,
Лечащая, панацея-для-каждого, преображающая.

И, может, все, что нужно любому человеку – это просто знание того, что у каждого человека есть тот,
Кто когда-нибудь сможет изобразить его портрет?

… Даже тогда, когда я настрою фотоаппарат в своем сердце, примерив новые функции и настройки, фотографии будут восхитительны.