Море

Море, море снится мне.
Когда я просыпаюсь, первое, что бросается в глаза – это беспорядок. И дождь. Тусклая картинка высокого качества – так, будто всего лишь чья-то случайная фотография. Сонная я в белых смятых простынях. Моя одежда, разбросанная по квартире. Приглушенная белая гамма моего маленького мира.
В моей квартире всегда так. В моем городе всегда так. И вряд ли что-то поменяется в моем мире. Впрочем, меня все устраивает. Даже не смотря на то, что мое холостяцкое утро могло бы быть чуть теплее, если бы я не была настолько упертой. Ох уж это «если бы», о которое спотыкается весь мир…
Море, дождливое море плещет за окном, а по морю ездят поезда.
Я встаю с постели и, покачиваясь, брожу по комнату, выискивая свой вязаный кардиган, доставшийся мне от моего дорогого малознакомого писателя.
Кутаюсь в него и иду на свою белую-белую кухню. Море бьется об окна.
Кофе не способно меня согреть, и в моей чашке сейчас плещется самое настоящее кофеиновое море. В этом моем маленьком мире вообще нет ничего теплого, кроме, может, моего кардигана.
И то, потому, что эта вещь – не моя.
В моем маленьком подводном царстве, где я – самая главная русалка, самая главная утопленница. В моем маленьком птичьем мире, где я – самая тихая птица, маленькая темная пташка в белых одеяниях и с растрепанными волосами. В мире, где я – человек, я просто пью кофе и сижу на пустой кухне.
И ведь по сути это всего лишь обычная история о подорванном доверии. О том, что можно посмеяться над прошлым и, пожалуй, нужно, но не всегда находишь в себе силы. Добрая взрослая сказка про меланхолию. Про вырванные голосовые связки. Про изуродованное лицо. Про вечную депрессию. Про белую комнату и море за окном. Про поезда, идущие в никуда…
В моей квартире нет зеркал и это, наверное, одна из важных деталей моей маленькой никчемной исповеди. Знаете, я…
Правда, мне совсем не хочется жить.
У меня никогда не было никаких увлечений. Я не знаю, что такое дружба. Я никогда никого не любила. Никаких чувств, одна болезненная привязанность и та, увы, окончилась в итоге ничем – с таким чудовищем, как я, вряд ли бы кто протянул слишком долго.
У меня никогда не было секса в том идеализированном виде (по любви), и я никогда не задумывалась о семье. Я никогда не хотела бродить по магазинам, покупая красивые вещи, чтобы похвастаться перед кем-то. У меня никогда не было особенных планов на жизнь.
Вся моя жизнь – затянувшаяся белая меланхолия.
Вся моя жизнь – море, море за окном. Море во мне.
Моя мама звонит мне, моя сестра звонит мне, но все, что я могу сделать – это лишь промолчать в ответ, ведь мои голосовые связки удалили. Как какой-то собаке. Чтобы не лаяла. Чтобы молчала.
Есть секреты, которые нельзя никому поведать. О, море во мне, я – море…
Все скроется в море. Море все простит.
Море скроет мое уродство. Я иду на балкон, допив свое кофеиновое море, и свешиваюсь с него. Меня приветствует ветер, мой единственный нежный любовник ласкает меня своими невидимыми пальцами, зарывается ко мне в волосы, а я изучаю поезда. Поезда ездят по морю. И увозят невидимых гостей других стран.
Изредка кто-то на морской станции останавливается и задирает голову. Моя башня находится прямо в море. Когда этот несчастный любопытный некто поднимает голову, он обязательно увидит белое чудовище. О, он обязательно увидит меня.
Реакций, как водится, две.
Либо человек открывает рот и в ужасе продолжает смотреть на то, как мое уродское лицо кривится в улыбке.
Либо человек в ужасе склоняется над другим и шепчет ему «ты видел это чудовище?»
Ключевое слово «в ужасе».
Все, что я могу дать – это ужас.
Я никогда не смогу быть чьим-то другом. Я никогда не смогу быть чьей-то женой. Чьим-то ребенком. Чьей-то матерью.
Я всего лишь изуродованное существо в своем морском мире.
Никем ни пригретое. Ни на что не претендующее.
Мама, должно быть, думает, что я сержусь на что-то, когда она звонит, а я молчу. Я пытаюсь хрипеть, но боюсь напугать ее.
А она говорит и говорит.
И плачет.
И тогда белое чудовище тоже начинает плакать, зажав свой уродливый рот рукой.
Все мое море выплескивается наружу. Секреты, которые я никогда не смогу никому рассказать. Мысли, которые никто никогда не слушал и не услышит. Мечты, которые исчезли, стали ничем.
Сестра говорит:
- Пожалуйста, не сердись на нас…
Я молчу.
- Мы так по тебе соскучились, скажи хоть что-то.
Но я молчу.
Я рыба. Я рыба. Я рыба. Ярыбарыбарыбарыба.
Но случается и так, что и рыбу выслушивают. В тот день море казалось таким привычно спокойным и умиротворенным, что меня жутко клонило в сон. Все, что я делала – это спала. Нам, рыбам, только это и остается. Морская станция казалась пустой. Поезда не проезжали мимо, а рельсы, которые находятся под водой, кажется, вели в сонную бесконечность.
О, море. Я бы так хотела стать частью тебя и до сих пор не знаю, что меня сдерживает. Я бы стала твоей пеной, море. Я бы стала одним из твоих бессмысленных секретов.
Я не могу вернуться домой, море,- шептала я, свесившись с балкона. Я не хочу, чтобы кто-то узнал о моем секрете. Не хочу, чтобы кто-то вскрыл чужие секреты, которые я теперь храню.
Мое уродство.
… А потом раздался звонок.


Дождь. Море бушует и злится, пока я кутаюсь в черный плащ и бесконечные шарфы.
Поезд никак не приедет, а люди уже с интересом разглядывают меня и мою голову, обмотанную бинтами. Море злится, пожалуй, потому, что боится меня потерять.
Можно подумать, ты, море, никогда меня не катало на себе. Я же иногда выхожу в магазин за продуктами.
Мое ревнивое, любящее море, ты – единственное, что у меня осталось.
Но море знает и еще кое-что.
Море знает, что у меня появилась надежда.
Море боится.
В поезде прохладно и пасмурно. Я сажусь в самый дальний конец и устало откидываю голову назад, подправив бесконечные бинты. На меня нападает дремота. Это совсем не страшно – ехать мне все равно очень долго, на самую конечную станцию в самый далекий мир.
О, тот мир, куда еду – он совсем без моря. Он из асфальтов и дождей.
Но, знаете, там так тепло. И людей много. И огней. И все, все до единого – счастливы.
В мире, куда я еду, живет мой Писатель. Или Волшебник. Или слушатель Рыб. Так я окрестила его, даже не смотря на то, что он несколько раз представился по имени и фамилии.
О, мне, рыбе, не умеющей говорить, не нужна твоя фамилия,- хотелось рассмеяться мне тогда.
Простите, я, со своей исповедью, могу совсем запутать вас.
Простите, пожалуйста.
Просто человек, который тогда ошибся номером – был именно Писатель.



Мы сидим в его квартире, он кажется теплым и совсем другим, в отличие от меня, не смотря на схожесть и торчащие косточки. Он кажется угловатым и надломанным, но эти ассоциации перебиваются вязаным кардиганом и его большими очками.
Мы сидим в его квартире и пьем кофе. Его кофе. Оно у него немного горьковатое, не смотря на то, что он ссыпает в него кучу сахарных кубиков. Строит башни и потом отправляет их в коричневую гущу.
- Так ты решила?- спрашивает он в очередной раз.
И я сонно смотрю на него.
Пожалуй, единственный человек, который не стал от меня отворачиваться и убегать, и тот – идиот.
- Я могу тебе помочь.
Я клокочуще смеюсь и отрицательно мотаю головой.
- Давай хотя бы снимем твои бинты. Я хочу взглянуть на твое лицо.
И я смеюсь громче.


В день, когда он позвонил, было спокойное море. Море не планировало меня терять.
Он просто шептал в трубку о том, что он меня любит.
Я хотела сказать «вы ошиблись номером», но выходил лишь хриплый звук.
Он шептал в трубку о том, что он во мне нуждается, но я лишь злилась и отрицательно качала головой.
Он говорил мне о том, что его книга возымела успех только потому, что она была про меня. Что я для него все – смысл, его музыка, его тексты, его, я вся – его, и он – для меня, а я почему-то не могла дать отбой.
Не могла повесить трубку.
… А потом он назвал свой адрес.


В день, когда я таки решилась поехать к нему (зачем?), я попробовала найти дома хоть какой-нибудь осколок зеркала. Нигде. Ничего.
Склонилась над морем. Вгляделась в свое уродливое лицо и стала приводить себя в порядок.
В этом человеке слишком много теплоты. Наверное, так?..
Белые чудовища иногда тоже хотят, чтобы их любили. Белые чудовища могут разукрасить свои уродливые лица. Но потом, осознав, что им ничего не поможет, они рыдают в уголке своих квартир, ненавидя море, себя и теплоту.
За то, что мы все, по сути своей, мотыльки, стремящиеся к свету, но когда свет появляется, то мы никак не можем его заинтересовать. Мы всего лишь обезображенные насекомые, но неужели мы не достойны хоть маленького тепла?.. Хоть самой капельки?..
Я успокоилась тем, что это будет моя маленькая месть в моем маленьком белом морском мире.
Этот человек, который ошибся номером, свято был уверен в том, что он разговаривает с тем, с кем он должен был разговаривать.
Но я – его ошибка, его нелепая судьба, я покажу ему свое уродство.
Так я думала ровно до того момента, пока не встретила его.


Море, не шуми. Море, дай уснуть.
Море, может, этот человек хоть немножечко послушает меня?..


В день, когда мы сталкиваемся в первый раз, я просто протягиваю ему блокнот, исписанный моей историей.
Здравствуйте,- пишу я.- Здравствуйте, меня зовут Рыба Морская Беззвучная.
Вся моя жизнь полна идиотских ситуаций. Я больна меланхолией.
Я фанат ваших книг,- лгу я.- Мне очень нравится история про русалку.
Я надеюсь, что он действительно писал про русалок. Почему-то так я решила, глядя на его руки. Он задумчиво закурил и дождь усилился.
… А потом он чуть улыбнулся.

Город, в котором он живет, полон дождей. Здесь нет моего моря, но есть асфальты и все отвратительно-теплое. Жаркое. Душное. Я задыхаюсь и испытываю желание раскрыть свою грудную клетку и выпустить наружу свое склизкое сердце – ощущение, что оно задыхается, раскрывает беззубый алый рот, но не может поймать воздух. Когда я схожу с поезда, я проклинаю все на свете.
Свою идею найти этого писателя и посмеяться над ним – в том числе.
Что руководило мною? Желание напугать этого теплого человека или просто… интерес?
В первый раз.
В первый раз в моей дурацкой жизни. Интерес. Любопытство.
Хотя я лгу. Я бесконечно много лгу.
Моя жизнь – это тот промежуток времени, когда я стала чудовищем.
До этого – я была обычной девушкой.
С обычной болезненной привязанностью. У каждой девушки такая есть.
До тех пор, пока мне, как собаке, не вырезали голосовые связки. До тех пор, пока я не столкнулась с таким ничтожеством, с моей завуалированной Любовью, которая сыграла со мной в доверие. Поцелуи прервались, мечты разбились, мое лицо изуродовано потому, что я узнала секрет.
Моя завуалированная любовь уродлива. Ее руки в крови.
Я знаю секрет своей любви.
И мне вырезают связки.
Уродуют лицо.
Чтобы никто и никогда
Не узнал
Об
Этом.


Он ни о чем не спрашивает.
Вообще ни о чем. Лишь посматривает на бинты с легким интересом, но не более того. Ни брезгливости, ни любопытства. Разговаривает чуть сонно. Растягивая фразы. Или неожиданно сухо. А потом вдруг улыбается.
Я тону в нем, как в море. На вопросы отвечаю письмом.
Он спрашивает:
- Спокойно ли море?
И я отвечаю: «нет».
Он спрашивает:
- Откуда ты?
И море выплескивается наружу.

Я исписала весь блокнот.
Сгорая от стыда, я написала все это. Я написала историю о предательстве. Я умолчала о его звонке. Просто сказала, что я спасалась его книгами.
Я написала, что когда мне вырезали голосовые связки, я думала о его русалках.
Когда мне уродовали лицо, я думала о том, что самые прекрасные цветы расцветают только в его книгах. Когда мне раздвигали ноги, тыча в меня разными штуками, я думала о его океанах.
Он сказал:
- Бедное дитя.
Сказал:
- Мы оба с тобой – инвалиды.
И рассказал о себе.
Об упущенных шансах. О том, что жизнь – все-таки до боли предсказуемая штука. И что одиночество – это не так страшно. Что счастлив каждый, что нет причин печалиться, но когда ты недоверчив и живешь в закрытом мире, а потом пускаешь кого-то к себе, а тебя предают – ты забываешь о счастье. Нужно найти силы и идти вперед, но ты не можешь.
Я не верю человеку с красивым лицом, но он говорит и говорит, убаюкивая голосом, изредка чуть хрипловато посмеиваясь. Мое море норовит высохнуть и исчезнуть со всеми его рыбками и поездами, но потом он вдруг говорит:
- Давай снимем твои бинты?
Мое доверие рушится, и я испуганно прячусь в свою раковину.


Две рыбы могут подружиться, ведь в этом огромном океане, они единственные, кто могут слышать друг друга.
Так, море?..
Море бушует.


В какой-то день моя кухня начинает мне надоедать. Белый цвет начинает казаться невыносимым. И все от неосторожно пущенной фразы.
Накануне мой Писатель сказал мне вот что:
- Послушай, жизнь не заканчивается на этом. У меня есть знакомый врач, он может тебе помочь. Я могу тебе помочь. Понимаешь?
Но я смеюсь смеюсь смеюсь.
За все наши разговоры я научилась смеяться. И даже почти не пугающе.
Я не уродства своего страшусь, господи, нет.
Мне стыдно. За все, что было.
За мою нелепую любовь.
За мои моря.
Это не сотрешь. Грехи не замалюешь. И, может, вырванные связки – это то, что я действительно заслужила, полюбив и защищая убийцу, насильника, палача?.. Может, я…
- Хватит,- не выдерживает Писатель/Музыкант/Волшебник.- Ты глупая рыба.
Я возмущенно смотрю на него сквозь бинты.
- Никто не в праве тебя судить. Нет понятия «правильности» и «неправильности», каждый выживает так, как может,- говорит он.- Но тебе нужно жить дальше. Нельзя окружать себя белыми стенами и довольствоваться одним лишь морем, нельзя прятаться в бинтах и наблюдать лишь за одними поездами. Нужно всеми своими силами доказать твоему морю, что ты можешь быть счастливой вопреки всему. Нужно выпить свое море до дна, со всеми его поездами и рыбками.
Вот, что он мне сказал.
Я зачем-то расплескала по белой кухне синюю краску.


Море не хотело меня отпускать. На морской станции в день моего последнего отбытия, было слишком шумно.

Мы пьем кофе, потом он вдруг прижимает меня к стене. И вдруг начинает распутывать мои бинты.
О боже боже боже нет.
Я испуганно бью его, упираюсь в его грудь, пытаюсь оттолкнуть его, хриплю.
Нет боже боже боже нет.
Не нужно.
Я не хочу тебя пугать. Не хочу тебя терять. Не нужно. Я уродлива.
Но когда бинты падают на пол, он вдруг говорит:
- Боже.
И тишина. А потом еще раз:
- Знаешь, на самом деле, у меня никогда не было историй про русалок. Но, кажется, я нашел ее.


В его городе сегодня слишком душно, не смотря на постоянный дождь.
Я все-таки решила выпить свое море. В моей груди плещется море. Оно до сих пор не высохло, и рыбки норовят прогрызть меня насквозь.
Но когда я сажусь к нему в машину, и мы едем к его доктору, он улыбается. Писатель чуть посматривает на меня и успокаивающе гладит по руке.
- Не волнуйся,- говорит он.- Я тебя не оставлю. Правда. Я всегда буду рядом.
Я пишу в блокноте «все, что ты чувствуешь – это жалость», но он отрицательно качает головой.
О, море, мне опять лгут.
Меня невозможно любить. Меня просто не за что любить.
- Ты теплая,- вдруг говорит он.- Очень теплая. И красивая.
О, море, еще один извращенец на мою голову.
Не смотря на это, мне почему-то очень хочется смеяться. Море испаряется. Медленно-медленно.
Я пишу «значит ли это, что когда мне сделают операцию и восстановят мое лицо, ты меня разлюбишь?»
А он говорит:
- Я не перестану тебя любить никогда, в любой жизни и в любом обличии.
Это море, поделенное на двоих, секрет между двумя рыбами, это одиночество, когда все, что нужно обоим – это тепло.
Море, о море.
Я почему-то больше не слышу плеска волн.



Операция, операция. Свет. Ножницы. Кожа. Ткани.
О, пожалуйста, будьте осторожны, не вскройте мое море. Вы можете в нем утонуть.
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Пожалуйста, будьте счастливы.
Вопреки всему. Вопреки всем.
Вопреки себе и своим принципам. Пожалуйста, выпейте свое море до дна. Прямо сейчас, выпейте свое море и своих рыбок.
Вы прекрасны. Каждый из вас.
Ты ты ты и ты.
Пожалуйста…

Бинты падают на пол.


……………….





- Алло, мам?.. Мам, я так скучала.