Продажа книг дело хлопотное

               
                На лучшее надейся, а пока,
                Не ищи в евреях простака!

- Ах, Петгов! Ах, Петгов! Вы ни агтист, случайно? А почему? Я вчега слушала ваше виступление на твогческой встгече. Не скгою, понгавилось. Совсем не собигалась к вам, а туда попала так: шла в аптеку. Мине нужно было купить клизму, для одного дела, не буду говогить какого. Пгеставляете,  этого нужного  инстгумента нет в продаже. А вы случайно, не знаете, где пгадаются клизмы? Такие кгуглые, кгасненькие штучки с пипочками на конце? Не знаете? Видите, про евреев пишите, а где пгодаются клизмы не знаете. И что ви ищё не знаете? Я думала, что ви знаите всё! Ну да ладно, пгодолжим беседу. Так вот, ищё газ  скажу, что мине понгавилось ваше выступление – с неожиданным разговором обратилась ко мне уже не молодая  женщина перегородив дорогу к отступлению.
- Вы гасполагаете вгеминем? Хагашо.
- Вы евгей? Нет? А пачиму?  У вас же ума хватает. Так получилось?
- Да, получилась не савсем… И, где можно купить клизму, и вашу книгу? Книгу пгама у вас можно?  А  где же клизму? Ах, забыла совсем, вы уже гавагили. И сколько вы бегёте за штуку? Пять гублей? А это догого?
- Нет, не дорого. По себестоимости.
- А дешевле нельзя? Почему?
- Дешевле себестоимости продаёт  сумасшедший.
- И где он пгодаёт?
- Вон там, за углом! – с улыбкой ответил я.
- Вы, навегно шутите. Я только из - за угла,  никого там не видела.
-Значит, отошёл по нужде.
-По какой нужде? Неужели у нас ещё кто-то нуждается? Странно…
- Так как, всё же купить вашу книгу?
- Платите деньги, и книга ваша.
- А автогхаф будет?
- Будет.
- На иврите можно?
- На иврите не пишу.
- Я нагисую сама, а вы гаспишетесь?
- Распишусь.
Женщина долго выводила каракули потом, ещё дольше шевелила губами разбирая написанное и дорисовывая корючки, затем протянув мне книгу спросила:
- Вы посмотгите, может я допустила ошибки. Если ошибок нет, то гаспишитесь. Вот спасибо. Ну, я пошла. Успеха вам! До свиданья.
- А деньги?
- Какие деньги? Котогые мне положены за иврит? Я совсем забыла. И сколько ви мине даёте? Ничего? Почему? Я же написала вместо вас, то, что вы должны были сделать. Ну и что с того, что вы написали книгу. На гусском языке каждый дугак может, а вы попгобуйте автоггаф на иврите, тем более ни слева, направо, а навобогот. Потому и деньги должны идти ни от миня к вам, а то же навобогот! Почему ви таких пгостых вещей не понимаете?
- Вы же надписали для себя.
- Да, я надписала для себя, я же это сделала от вашего имени! Вам оказала внимание - мои дгузья будут смотреть автогхаф и восхищаться вами. Скажут:
- Вот молодец, этот Петров, такие хогошие слова написал нашей Беле Наумовне. Всего лишь, какой - то гусский, а на иврит умеет! – и женщина, тыкая в себя пальцем, уточнила:
- Бела Наумовна, это я, как вы понимаете… Ой, я отвлеклась от главного. Так что вы хотели мине пгедложить за мою любезность?
- Я вам, извините, предлагаю рассчитаться за книгу, если не возражаете. Вы ведёте себя странно. Такой диалог с читателем у меня впервые, честно говоря…-  и тут же добавил:
-  Если у вас денежные затруднения, на пять рублей, то я вам охотно дарю её, за то, что вы уважили меня своим вниманием. Я понимаю затруднения на пять миллионов, но на пять рублей… Как- то непонятно, а впрочем, у многих, проблемы с тремя рублями, эквивалентными бутылке плодово- ягодного, это тоже можно понять. На вас это не похоже, так в чём же дело?
Бела Наумовна внимательно посмотрела на меня и заявила:
- Я уже почти согласная, заплатить за книгу, но мине нужно посоветоваться с сыном – всё - таки деньги. Сделаем так: вы посидите здесь, на лавочке, а я схожу к телефону и позвоню сыну. Подержите, пожалуйста, мою сумочку, она будет мине мешать, только не пегевогачивайте иё, там молоко, в том числе, а книгу я вам не довегаю, ищё убежите. Я бистренько вегнусь, увегаю вас -  не пгойдёт и часа.
Бела Наумовна, ни давая мне опомниться, резво пошла к телефону - автомату и довольно быстро возвратившись обратно, заговорила:
- Ви, случайно, ни заглянули в мою сумочку? Нет? Я так и пгедполагала. Есть в вас, что - то такое,  гаспалагающее к довегию. А типегь я хотела вам сообщить гезультат гасгавога с сынам:
- Мой Лёвушка сказал, что бы я ни делала сама таких легкомысленных покупок, -  покупки он никому не даверает и делает их сам.
- Бела Наумовна! Вы извините, мне пора уходить. Дарю вам книгу, и, прощайте! Всего вам доброго. Было очень приятно с вами поговорить.
- Нет, обождите! Ещё пагачку минут… - вторично перегородив мне дорогу, сказала Белла Наумовна, а затем, попросила посмотреть на спешно идущего к нам улыбающегося человека. Когда он подошёл ближе, Белла Наумовна сказала на чистом русском языке, без еврейских штучек:
- А это мой сын, Лёвушка. то есть  Лев Михайлович. Познакомьтесь.
Мы вежливо поклонились друг другу. Лев Михайлович, протянул мне цветы и десять долларов за покупку, не принимая ни сдачи, ни моих возражений.
- Спасибо вам за книгу и за самообладание, с которым вы терпеливо выдержали спектакль, который устроила  моя мама. У неё чувства юмора хватит даже на вас! Я рад с вами познакомиться, и хотел бы купить десять экземпляров «Мейлаха в октябре» в удобное для вас время. Еду в Израиль и с удовольствием подарю их своим знакомым. О встрече договоримся, вот мой телефон и запишу ваш. Я поблагодарил и обращаясь к Беле Наумовне спросил, а почему вы так подчёркнуто говорили с еврейским акцентом? Вы всегда так разговариваете?
- Нет же, я разговариваю хорошо, это я вас передразнивала. Вы так читали свой монолог, вот и я вошла в образ! Мы все дружно захохотали, затем тепло распрощались. Такого розыгрыша мне ещё никто не устраивал! Я огляделся по сторонам, в надежде, что эти милые люди вернуться и продлят беседу, но они уже были в отдалении от меня. Лев Михайлович, шёл, уткнувшись носом в книгу, а Белла Наумовна размахивая руками о чем - то ему рассказывала…

                *  *  *

Вечером мне позвонили. Звонок был от Льва Михайловича.
- Здравствуйте! Я по поводу приобретения десятка книг. Мы сегодня с вами говорили. Вы не против, если за книгами сейчас придёт мой папа, Михаил Генрихович? Он очень хотел с вами встретиться.
- Нет. Не против, пусть приходит – ответил я.
Через некоторое время в дверь постучались. На пороге стоял  мужчина лет шестидесяти и улыбался. Я его пригласил в дом, предложил чайку. Он не отказался, но присаживаясь к столу, открыл «Дипломат» и выложил на стол баночку икры, палочку колбасы, два лимона, шпроты и белый батон. Потом он достал красивую бутылку с шестиконечной звездой и обращаясь ко мне спросил:
- Как вы смотрите на это?
Я взял в руки «это» и начал читать:
«Еврейский стандарт». Водка на маце. Кошерная. 0,7 л. На картинке были изображены три пьяных мужичка с красными носами. Один из них играл на скрипочке, второй лежал лицом в салате, но держал стопку, а третий, в шляпе подняв стопку вверх, видимо с песней радовался жизни. Рассмотрев картинку, я повернул бутылку на сто восемьдесят градусов и продолжил чтение. Там сообщалось:
Дорогие Друзья! Наверное, вы задаётесь вопросом: что такое «Еврейский стандарт»? Да, конечно, это и оригинальная рецептура, и революционные подходы к производству водки, которые мы используем при изготовлении нашей флагманской водки – водки «Кауфман» - на сегодня самой элитной водки в мире. Но, наверное, не это главное. Главное в другом. Есть разные стандарты потребления и восприятия окружающего мира. Слишком много водки в нашей стране, да и во всём мире, было выпито, да и продолжает питься от тоски и безысходности, от усталости и ненависти. «Еврейский стандарт» - это напиток радости и любви. Потому, что таков стандарт, мироощущения еврейского народа – столетия гонимого и преследуемого  почти во всех странах и на всех континентах – но при этом не утерявшего веру в будущее, научившегося воспринимать любые напасти с юмором, радоваться самой милости сегодняшнего дня и с надеждой смотреть в день завтрашний, умеющего самоотверженно любить и верить. Радуйтесь. Надейтесь. Любите и, Верьте!
Лехаим! Искренне Ваш, Марк Кауфман.
В содержании текста мне всё понравилось, только я не понял, что обозначает слово «Лехаим!», и мне показалось, что это наверно означает наше «Будь здоров не Хаим!»
- Если не возражаете, так попробуем «Еврейский стандарт» - сказал гость.
Я не возражал. Как-то само получилось весёлое оживление у обоих, и мы с лёгкостью тут же приступили к сервировке стола. Наделали бутербродов,  нарезали лимончика, колбаски, достали селёдочку. Посуда была русского стандарта – гранёная.
- А жена не будет возражать против нашего застолья? – Нет, у меня некому возражать, к сожалению, моя жена давно умерла. Онкология. Но, к таким встречам она относилась с пониманием. С  радушием принимала гостей и, усадив за стол обычно обращаясь ко мне с доброй улыбкой, говорила:
- Хай, хлопцы гуляют!
Наша встреча прошла на высшем уровне. Мы расслабились, порозовели и как водится, при таких обстоятельствах – разговорились. Михаил Генрихович оказался милым, остроумным собеседником. Когда расслабление достигло абсолютного доверия, он мне не то что бы пожаловался, а поделился отношением между супругами, характеризующие их семейную жизнь.
- Вы знаете, всю жизнь, моя супруга подшучивает надо мной, но это мелочи. Я хочу рассказать о розыгрыше,  который я ощущаю до настоящего времени. Дело было так:
Я был молодой, холостой, но уже естественно проявлял интерес к девочкам. Дружили мы некоторое время с моей Белочкой. Она тоже была вся из себя не плохо устроена. И шутить умела и ко мне подойти с интересом могла и меня могла собой заинтересовать. Я ей видимо в душу запал больше, чем она мне, но приятность я к ней испытывал как к товарищу, не более. Мы часто общались, и  я приходил к ней домой.  Её родители ко мне относились хорошо, общению не препятствовали и даже радовались этому. Как-то мы остались наедине. Вечерело. Она подсела ко мне поближе. Поцеловались мы, конечно. Вот и говорит она, прищурив хитрые глаза:
- Посмотри сюда, посмотри туда, потрогай здесь, поцелуй вот эту «пуговичку», не забудь и здесь отметиться… Я стараюсь, интересно же. Она спрашивает, а ты пробовал?
-  Чего пробовал? – уточняю у неё.
- Эх ты, даже не знаешь, чего пробуют у девушки.
- Нет, не пробовал - отвечаю я, а самого напрягает – интересно же.
- А попробовать хочешь?
- Хочу, но не знаю как, стесняюсь.
- Сними, вот это, чтобы не мешало стесняться. Смелее, «тореадор», это у всех, когда - либо случается! Иди ко мне, поближе, не волнуйся, а теперь делай то, что тебе интересно.
- Ну, я и вонзился. Интересно же.
Она вздрогнула от боли, но прижав меня к себе ещё крепче,  прошептала:
- Не останавливайся. Завершай начатое. Я люблю тебя и ни о чём не сожалею и никому тебя не отдам. Мы ещё некоторое время занимались друг другом, пока в дом неожиданно, как снег на голову не пришли родители, и не только её, но и мои. Мы не успели скрыть очевидное… Её родители, привыкшие к всяческим розыгрышам дочери случившееся восприняли с радостью, а мои  растерялись. Оказывается, Бэла долго приваживала меня, усыпляла бдительность и наконец -то, подловила меня, зафиксировав факт, от которого не увернёшься в сторону. Она назначила всем родителям встречу по «важному» делу на этом месте, в нужный час. Родители всё решили по-мирному.  Через неделю справили свадьбу, а Лёвушка, от жаркой любви моей супруги ко мне, родился с её  качествами - умный, хитрый и такой же шутник как моя Белочка! Так вот, какая просьба у меня к вам:
- Думаю, вы приключения евреев описали не все. Я хотел бы, что бы и этот случай был зафиксирован в вашей последующей книге, о Мейлахе. Я с ним знаком лично, и, если мы его немного потесним, добавив пару страничек не про него – он обижаться не будет. С ним мы уже договорились. Дело осталось за вами. Таким образом, и я хоть раз в жизни эффектно подшучу над своей женой. Пусть она будет приятно удивлена моей шутке.
Я, упаковывая в дорогу заказанные гостем книги и получив вознаграждение, которого не ожидал в таком размере - пообещал описать это событие, даже в том случае, если бы Мейлах возражал. Это авторское право!
Что касается водки – то она была замечательная. «Еврейский стандарт» мы потребили по - русски, как всегда: ни пока хватит, а пока всё, но нарушили существующую традицию – не побежали за добавкой. Искушение всегда велико. Ведь расстояние – вещь не физическая, а метафизическая. Километр за хлебом до магазина по просьбе жены – далеко, а за вторым пузырём – рукой подать, даже если он будет совсем не кашерный.