Фотография

       Игорь Николаевич ехал с работы домой, покачиваясь в потоке машин на своей новенькой «ауди», и старался изо всех сил внимательно следить за ситуацией на дороге. Вообще-то, он – водитель со стажем, но сегодня  вождение давалось ему  с трудом.
  Он терпеть не мог двусмысленных ситуаций и недосказанности, привык всегда и сразу расставлять точки над «и» и обозначать черное – черным, а белое – белым. Любая неизвестность выводила его из себя, пропадал аппетит, он худел, что ему было совсем не к лицу при росте сто восемьдесят семь сантиметров и весе всего шестьдесят кило. Конечно, он не был упрямцем, но ясность для него была прежде всего.
  А как же теперь быть, после того, как увидел цветную фотографию, отшлепанную на «Кодаке» без всякой корректировки? Она лежала в кармане рубашки и прожигала грудь насквозь. Нужно бы её выбросить, но тогда не будет улики, а с ней исчезнет возможность докопаться до истины.
  При воспоминании о снимке руки на руле начали подрагивать. Дрожь шла изнутри, бил озноб. Целый день он не мог найти себе места, хотелось напиться, и он бы это сделал, если бы не необходимость вести машину.
   Игорь Николаевич представил, как он, переступив порог их дома, без объяснений, без выслушивания подлой женской лжи, даёт жене пощечину. И фото – под нос. Он представил, какое у неё при этом будет лицо – испуганное, жалкое, умоляющее. А у него – гордое и презрительное. Лицо мужчины,  не  умеющего  прощать и не терпящего позора. Он бы многое стерпел от жены, но только не измену.
  Ему вспомнилось их знакомство.
  Он тогда возглавлял архитектурный отдел в строительном тресте,  был высоким, стройным и не лысым. Впрочем, он и сейчас оставался таким же. Бабы его любили, табуном ходили, а он не спешил расставаться с холостяцкой жизнью. И тут в отделе появилась молоденькая сотрудница, только что со студенческой скамьи. Длинноногая блондинка. Звучит банально и приелось, но так и было, так и осталось. Только грудь и бедра стали пышнее, что прибавило ей  привлекательности. Но главное,  её глаза. Зеленые и равнодушные. Даже холодные. Сколько сил потратил он, чтобы в них появились сначала тепло, а потом и огонь! И всё у них было до сих пор прекрасно, жили душа в душу двадцать лет, дочь и сына вырастили, и он любил её не меньше, чем в день их свадьбы. И был уверен в её чувствах к нему. Не будь этой подлой фотографии, ни за что не поверил бы, что жена ему изменяет.
  Вспомнив лицо Наташи, её грудь и бёдра, Игорь Николаевич застонал. Как хотелось, чтобы она была не виновата! Может, тот, что на снимке, силой её взял? Но она улыбается. Она рада ему!
  И кто подсунул эту проклятую фотографию? Кто такой услужливый, что решил открыть ему глаза на её неверность? Поймать бы этого негодяя, да набить ему морду!
  В голове мелькнуло слово «развод». Развод, только развод!  Но прежде он смоет с себя позор, как настоящий мужчина он устроит этому любителю чужого, расскажет ему, что такое кодекс чести!
  Игорь Николаевич крепко сжал руль и вдавил педаль газа в пол. Но тут же увидел стремительно приближающейся бампер впереди идущей машины, и,  вырулив на обочину, остановился. Требовалось перевести дух.
   
  Остановив машину у дома, Игорь Николаевич крепко сжал зубы и даже дышать стал реже, чтобы решительность не исчезла,  и медленно, стараясь сохранять внешнее спокойствие,  прошел на террасу.
  Наташа сидела за круглым столом с бокалом вина и многозначительно улыбалась. Это была её обычная реакция на его опоздание.
  И тут Игорь Николаевич почувствовал, как в нём что-то размягчается, в пальцах начинает покалывать. Он долго и тщательно вытирал ноги, стараясь не смотреть на жену. Она отставила бокал, поспешно подошла к нему, поцеловала в щеку, коснулась рукой лба.
  -  Ты не заболел, дорогой?
  Халатик сдвинулся, под ним виднелась шелковая  бретелька. Он снова увидел её полуулыбку-полуусмешку, заботу  и неподдельную тревогу в глазах. Как можно добровольно лишиться всего этого? Да, он заболел. Он  сильно заболел. Он чувствовал,  как силы покидают его и ему немедленно нужен уход, ласковые женские руки и прочее, и прочее.
  Наташа уложила Игоря Николаевича в кровать, что-то накапала в стакан, напоила. Ему полегчало почти сразу. Он прикрыл глаза.
  -  Перетрудился, дорогой. Сколько раз я тебе говорила, что работа не волк, в лес не убежит.
  Привычно ласковый голос убаюкивал.
  Задрёмывая, Игорь Николаевич подумал, что нужно незаметно сжечь фотографию. Черт с ней, с ясностью.
Май, 2007г.