Коррупция во времена Древней Руси

Взяться за данное исследование заставили меня постоянные дискуссии и обсуждения данной проблемы. О ней говорят по телевидению, пишут в газетах, обсуждают в блогах, снимают скрытыми камерами… И как уж тут избежать сравнений с прошлым, те более в наш век переосмысления исторических проблем с постоянным изменением оценок и попыток понять, действительно ли мы потеряли что-то в нашем прошлом…

1. В годы раздробленности.

   Это и подвигло меня написать работу по данной теме, причем начать его с самого начала: со времен Древней Руси. Меня интересовало, насколько глубоко уходит своими корнями это «зло» в нашей стране, имеет ли исторические аналоги современный размах взяточничества или, по крайней мере, давно ли этот порок у нас прижился.
   Сведения старины весьма скудны, но некоторые дошедшие свидетельства, пусть порой и легендарного характера, очень характерны. Кто не знает со школьной скамьи, что еще в 862 г. славяне, прося варяжского князя Рюрика править ими, сказали: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет»? Если же в действительности эта крылатая фраза и не была сказана (а к этому склоняются современные исследователи), то появилась она уж точно не на пустом месте и не потеряла своей актуальности до сих пор.
   Следы этой проблемы и попыток ей противостоять можно найти в древних летописях. Так, например, в XIII в., как свидетельствуют летописи, митрополит Кирилл по пути из разоренного татарами Киева во Владимир проповедовал не только против чародейства и пьянства, но так же осуждал и мздоимство.[4,19]
   Если же обращаться к общеизвестным историческим фактам, то принцип кормления, отмененный только в 1555 г. Иваном Грозным, введенный, кстати, по примеру Византии, фактически принуждала государственных чиновников становиться взяточниками. Практика «кормления» представляла из себя следующую нехитрую схему. Поскольку княжеские наместники в регионах не имели никакого жалования, им давали возможность «кормиться» за счет подвластного населения, жить на его подношения.[4,19]

2. Во времена «собирания земель русских»

   Иван III, первый «государь всея Руси», сделал много для ее государственного устройства. В том числе, при нем был создан первый Судебник (свод законов), где, конечно же, не обошли вниманием и взяточничество. Велено было «прокликать по торгом» по всей России, чтоб истцы и ответчики судьям и приставам посулов не предлагали, а те в свою очередь не принимали и решали дела, так сказать, «по совести».[1,577]
   Но, как не раз будет показывать российская практика, одних законов недостаточно. Посол Сигизмунд Герберштейн описывал случай, когда судья был обвинен в том, что, приняв дары от истца и ответчика, решил вопрос в пользу того, который дал больше. Не стесняясь, он признал это перед сами государем, заявив, что от, кому он оказал доверие – человек богатый и почтенный, а потому более достоин доверия, чем второй – бедный и презренный. Иван III же, как пишет Герберштейн, только посмеялся и отпустил его. Вывод посол делал неутешительный: «Хотя государь очень строг, тем не менее всякое правосудие продажно, причем почти открыто… возможно, причиной столь сильного корыстолюбия и бесчестности является сама бедность, и государь, зная, что подданные больны ею, закрывает глаза на их проступки и бесчестье, как на не подлежащие наказанию. У бедняков нет доступа к государю, а только к его советникам, да и то с большим трудом».[1,577]
   Несмотря на то, что, как при Иване III, так и при его сыне и внуке вырабатывалась система концентрирования власти в руках царя, что в идеале позволяло контролировать чиновников на местах, лихоимство не удавалось искоренить. Особенно заметно рос произвол «сильных людей», когда слабела рука самодержца.
   Так, когда умер Василий III, его жена Елена Глинская была отравлена, а будущий грозный государь Иван еще был слишком мал, чтобы управлять страной, на Руси установилось недолговременное правление нескольких бояр, которых знаменитый историк XIX в. Карамзин очень остроумно назвал «олигархами». Боярский «олигархат» того времени пришелся российским жителям очень солоно. Например, в Пскове, наместники – боярин Андрей Шуйский и князь Василий Репнин, по выражению современников, свирепствовали как львы. Обдирали население незаконными налогами, требовали даров от богатых, бесплатной работы от бедных, сами вымышляли преступления и поощряли лживых доносителей. Жители пригородов объезжали Псков, как разбойничий вертеп.[2,612,617]
   Взойдя на престол, легендарный Иван Грозный, как и его предшественники, сторонник жесткой, но справедливой власти, был особенно нетерпим к лихоимству и мздоимству среди областных правителей и приказных людей. Чтобы освободиться от опеки старой боярской аристократии, сменил знатных сановников «худородными людишками». На этот счет иронизировал беглый стрелецкий голова Тимофей Тетерин, писавший боярину Михаилу Морозову, что царь более не верит боярам, зато у него есть новые «верники» - чиновники, дьяки, которые одной половиной собранных денег царя кормят, а другую себе «емлют».[8,239]
   Законодательство Грозного было еще более беспощадно, чем у его деда. Вышедший в 1550 г. Судебник предписывал уличенных в злоупотреблениях дьяков кидать в тюрьму, а подьячих бить кнутом. Затем Судебная грамота, введенная в 1561 г., предписывала судей неправедных и принимающих посулы предавать смертной казни, а «животы их отдавать тем людям, кто на них донес». И это были не пустые слова – царь примерно наказывал нерадивых чиновников. Притчей во языцах стала, возможно, легендарная история о дьяке, которого за принятие подношения – жареного гуся, набитого монетами, четвертовали: до половины икр отрубили ноги, выше локтя – руки, и только затем лишили головы. Во время казни спрашивали, по вкусу ли ему гусиное мясо.[4,20 – 21]
   Но, как известного, каждого за руку не схватишь. И грозному самодержцу приходилось самому разбирать многие тяжбы, выслушивать жалобщиков, «всякую бумагу» читать, а он «любил правду в судах», о чем с похвалой упоминал Карамзин. Царь решал дела немедленно. Лихоимцев и утеснителей народа казнили телесно и «стыдом», т. е. рядили в великолепную одежду и на колеснице возили по улицам на потеху народу.[1,774]   
   Соловьев писал, что всякий мог обратиться к царю с жалобой на областных правителей.[12,241]

3. В годы Смуты

   Впрочем, принятыми Грозным мерами лихоимства и мздоимства полностью уничтожить не удалось, тем более, что огромная власть доверенных лиц царя всегда толкает последних к соблазну злоупотреблять полномочиями.
   И эти пороки расцвели пышным цветом в последние годы царствования Бориса Годунова, на пороге Смуты. Судьи стояли за интересы богатых помещиков, желающих обманным путем заполучить свободных крестьян «в кабалу» (т. е. в рабство). Во время голода на места посылались царские проверяющие, чтобы забирать излишки хлеба, и за всевозможные подношения скрывали истинное положение дел у богачей.[5,294,298]
   А Борис Годунов, начавший свое правление со всевозможных смелых проектов и обещаний о всеобщем благоденствии, со временем становился замкнутым, подозрительным и недоступным. Когда в особые дни он являлся перед народом, челобитчиков разгоняли палками.[9,390]
   Времена хаоса, слабости центральной власти всегда способствуют росту злоупотребления своей властью со стороны всяких маленьких «царьков». Так было перед революцией, с этим наш народ столкнулся в недавние годы перестройки, да, в общем, эти проблемы не изжиты и по сей день…
   Когда на престол взошел «сын» Грозного Лжедмитрий I, он продолжил политику своего мнимого отца по отношению к неправедным чиновникам и разослал указы, чтобы приказные и судьи «без посулов решали дела, творили правосудие и каждому без промедления помогали найти справедливость». Вновь назначенные на высокие посты чиновники должны били принимать жалобы населения на «насильства», «продажи», «посулы» и прочие «обиды», чтобы «безволокитно» наказать неправедных чиновников. Виновных, повесив им на шею взятку – деньгами или натурой, водили по улицам, поколачивая палками. Очень скоро Лжедмитрий сам взял в руки трость и начал охаживать по спинам воров и взяточников, как впоследствии будет безуспешно делать Петр Великий. А когда и это не помогло, поскольку хитрые чиновники нашли выход и просителям приходилось подвешивать подношения к иконам своих «благодетелей», то власти пошли на крайние меры. Один из проворовавшихся – старший подьячий Дашков был лишен руки. По строгому расписанию – в среду и субботу, молодой царь лично рассматривал просьбы и жалобы. Об этом нечасто упоминают, но «вор» Лжедмитрий I сыскал в народе славу благодетеля и справедливого государя.[10,248 – 249]

4. При первых Романовых

Казенная палата от мужиков богата,
Земля любит навоз, лошадь – овес, а воевода – принос,
Сухая ложка рот дерет,
Суд прямой, да судья кривой,
С сильным не борись, с богатым не судись
Из русского фольклора

   Кому не знакома с детства поговорка «остаться с носом»? А ведь она пришгла к нам из далеких времен. «С носом» оставались просители, которые не могли заплатить дьяку в приказе, и их дела разбирались медленно или вообще откладывались в долгий ящик. Небогатые жалобщики, ведущие тяжбу о земле, но не имевшие  возможности «дать», могли ждать разрешения своего дела 34 года.[11,286]
   Когда, наконец, после череды всевозможных лжецарей и авантюристов на престол венчался законный правитель Михаил Федорович Романов, на смену тяготам войны пришли тяготы повседневной жизни «подлого люда» под гнетом царских чиновников. А последние, как писали царю служилые люди, разоряли их «пуще турских и крымских басурманов московскою волокитою», правдою и неправдою судов.[11,287]
   Тогда злоупотребления и взятки приказных и воевод шли рука об руку с огромными поборами с населения в связи с дефицитом средств истощившейся в годы Смуты и войны с Польшей царской казны, которую старались пополнять любыми средствами.  Что, впрочем, было характерно и для времен Грозного, и для времен Годунова. Да и еще задолго до них…
   Подношения должностным лицам не считались чем-то зазорным. Прекрасно и живо характеризует практику приказов во времена первого Романова наказ  стольника Колонтаева своему слуге: «Сходить бы тебе к Петру Ильичу, и если Петр Ильич скажет, то идти тебе к дьяку Василию Сычину, пришедши к дьяку, в хоромы не входи, прежде разведай, весел ли дьяк, и тогда войди, побей челом крепко и грамотку отдай; примет дьяк грамотку прилежно, то дай ему три рубля да обещай еще, а кур, пива и ветчины самому дьяку не отдавай, а стряпухе. За Прошкиным делом сходи к подьячему Степке Ремезову и попроси его, чтоб сделал, а к Кирилле Семенычу не ходи; тот проклятый Степка все себе в лапы забрал; от моего имени Степки не проси; я его, подлого вора, чествовать не хочу; понеси ему три алтына денег, рыбы сушеной, да вина, а он, Степка, жадущая рожа и пьяная».[11,286]
   Как обычно, огромные аппетиты древнерусских бюрократов очень болезненно сказывались на народе. Выход из сложившейся ситуации напрашивался простой, и в годы правления Михаила Романова численность населения в стране резко сокращалась, зато количество приказных чиновников неуклонно росло. Чтобы хоть немного этому помешать, в 1640 г. царь отдал приказ о запрещении принимать в подьячие черных и торговых людей, а также детей священников.[11,287]
   Другой выход разоряемый поборами, злоупотреблениями властей и правежами народ видел в противостоянии властям. При вступлении царя Михаила на престол служилые люди разных чинов писали ему о недостатке в одежде, еде и самом необходимом, без обиняков заявляя, что если им откажут – они пойдут грабить и воровать. В те годы всевозможные разбойные шайки достигли большой силы и даже нападали на города. Губные старосты, воеводы, и даже специально посылаемые нарочные сыщики добивались малых успехов, поскольку  не только опаздывали «на место преступления», но и везде возбуждали против себя жалобы населения за поборы с населения на дорожные расходы и  злоупотребления: иные выпускали разбойников за взятки, а то и сами учили колодников оговаривать невинных. Доходило и до взаимных обвинений: губные старосты обличали во всевозможных грехах воевод, воеводы – старост…[5,386 – 387, 402 – 403]
   Конечно, центральные власти предпринимали попытки ограничить произвол бюрократического аппарата, пусть не всегда успешные. Для того под руководством патриарха Филарета, практически «серого кардинала» при своем сыне Михаиле Федоровиче, созывались земские соборы, на которых царь и патриарх рассматривали жалобы на притеснения. Так же для сыска «про сильных людей во всяких обидах» создавались временные комиссии из доверенных лиц боярского окружения царя.[6,44 – 45]
   Но естественно еще не всякая жалоба до царя и дойдет. Один иностранец писал: «Царь их подобен солнцу, которого часть покрыта облаками, так что земля московская не может получить ни теплоты, ни света… Все приближенные царя – несведущие юноши; ловкие и деловые приказные – алчные волки; все, без различия, грабят и разоряют народ… к царю нет доступа из-за больших издержек; прошения нельзя подать в приказ без огромных денег, и тогда еще неизвестно… будет ли оно задержано или пущено в ход». А посему жалобы на злоупотребления местных властей и воевод были делом весьма рискованным. Жалоба-то до царя может и не дойти. А если и дойдет, радоваться еще рано. Приезжал по челобитной следователь, впутывал в дело жителей, устраивал правеж, сажал жалобщика и свидетелей в темницу и т. д. Так было, в частности, в Чердыни в 1639 г. в связи с челобитной на воеводу Христофора Рыльского.[5,384,410]
   Голландец Масса писал в те годы: «Надеюсь, что Бог откроет глаза новому царю, как то было с прежним царем Иваном Васильевичем; ибо такой царь нужен России, иначе она пропадет; народ этот благоденствует только под дланью владыки и только в рабстве он богат и счастлив».[5,386]  Одним словом, иностранец, охваченный праведным гневом, почти вскричал: «Сталина, т. е. Грозного на них нет!».      
    При Алексее Михайловиче мало что изменилось. Старые проблемы так и не были решены. Злоупотребления «сильных» были обычным повседневным явлением. Например, назначавшиеся в области сроком на три года воеводы не получали жалования и даже вынуждены были «давать на лапу», чтобы получить эту должность, ведь «воеводою слыть – без меда не быть», т. е. фактически это был принцип кормления, который вроде бы отменил еще Иван Грозный. Разумеется, дорвавшись до власти, они, по выражению современников, «чуть не сдирали живьем кожи с подвластного им народа, будучи уверены, что жалобы обиженных не дойдут до государя, а в приказах можно будет отделаться теми деньгами, которые они награбят во время своего управления». А чтобы народ раскошелился использовались проверенные средства: незаконные сажания в темницу, правеж. Всевозможные наказы не утеснять людей были для них пустым звуком.[5, 438-439]
   Свидетельства того времени одинаковы: например, «будучи на Кунгуре воеводой Степан Сухотин кунгурским людям и уездным крестьянам обиды, налоги и разорения чинил и великие взятки с них напрасно брал»; самарский воевода Андрей Мясоедов в 1659 г. так же занимался незаконными налогами и взятками.[4,24]
   Корыстолюбие воевод и приказных чиновников нередко тормозило государственные начинания, такие, как борьба с народным пьянством, в котором «многие люди бьются и режутся до смерти». Например, проверяющие Пушкин и Супонев доносили, что к воеводе Петре Головину торговые и промышленные люди ночью по двое, по трое на двор бегают и пьяные возвращаются. Орднын-Нащокин писал царю в 1668 г., что виной послаблениям кабакам и откупу было приказное мздоимство.[7,85,106]
   Нередко воеводы, старосты и  другие местечковые чины были связаны между собою. Так, подьячий земской избы жаловался на воеводу, который «земских старост… целовальников и приставов  и иных ружников нам, мирским людям, выбирать не давал, выбирал сам собою тех, кто ему больше даст». В другом случае земский староста сам «подговаривался к воеводе и к таможенному откупщику, пьет и ест с ними беспрестанно и ночи просиживает, на нас воеводе и откупщику наговаривает, и нас продают и убытчат».[13,303-304]
   В эти годы народное возмущение достигло наивысшей точки и давало о себе знать снова и снова. Началось все с Соляного бунта, ставшего результатом введения пошлины на соль и злоупотреблений ближайшего царского окружения. Бояре и приказные люди извлекали выгоды из всего, что могли, кроме того, сажали на все ключевые посты своих родственников, тоже весьма охочих до денег.
    Когда были разогнаны и арестованы челобитчики, решившие подать жалобу лично царю, чаша терпения была переполнена и поднялось настоящее восстание. Народ начали грабить и крушить боярские дома, ворвались в святая святых – Кремль, требуя выдать им для расправы «лиходеев». Что характерно, к восставшим присоединилось даже «государево войско» - стрельцы, месяцами не получавшие жалованья, т. е. власть осталась без вооруженной силы, способной защитить ее. Тогда решились для успокоения «пожертвовать» ненавистниками народа. Главу земского приказа Леона Плещеева, виновного в самых беспардонных вымогательствах, народ растерзал, не дав довести до плахи. Другого «лиходея» - шурина Плещеева Траханиотова, которому родственничек давал полную возможность «нагреть руки», водили в кандалах по улицах, затем обезглавили и бросили тело в костер. Народу отсрочили срок сбора недоимок, стрельцам выдали двойное жалование и, разумеется, выпивку. Кроме того, правительством были предприняты попытки ограничить коррупцию, и принятое в 1649 г. Соборное уложение грозило наказаниями за взятку, вымогательство и подлоги. Мера наказания варьировалась.[4,21-22]
    Восстание в Москве подал пример народ и в других городах. В далеком Сольвычегодске посадские люди дали взятку Федору Приклонскому, приехавшему для сбора денег ратным людям. Но, прослышав о том, что произошло в Москве, отняли деньги назад, вдобавок ограбили Пронского и чуть не убили. По похожему сценарию развернулись события и в Великом Устюге. Подьячему дали взятку, потом узнали о Московском бунте, отняли и подьячего убили, ограбили и хотели убить воеводу Милославского, а в конце передрались между собою и ограбили зажиточных посадских, которые мирволили начальству. Приехавший для розыска князь Иван Ромодановский перевешал нескольких зачинщиков, параллельно собрав с устюжан взятки, и «с победой» вернулся домой. К слову сказать, когда в 1849 г. в Москве повторилась попытка подбить народ против царского окружения, возмутители были схвачены и казнены.[5,431 – 432]
    Разбои на Руси множились, доходя до уровня народной войны, как в случае со Степаном Разиным. Сохранилась одна из «прелестных грамот» последнего, в которой атаман призывает поволжцев «изменников вывадить и мирских кравапивцов».[14,74]
   Это весьма характерно, для русского «бессмыленного и беспощадного» бунта, а, возможно, и не только для русского. В его основе лежит вовсе не стремление ко всеобщей справедливости, а элементарное желание отыграться на своих мучителях, «око за око, зуб за зуб». Русский мужик издревле болезненно воспринимал произвол вышестоящих как насилие, в самом распространенном смысле этого слова. Есть знаменитая мужицкая поговорка: «ЖизньБекова: нас (гр)ебут, а нам – некого». [3,30] 
   И когда такой мужик попадал на высокую должность, то это совсем не значило что он станет справедливым заступником, он так же отыгрывался за свое больное самолюбие, только на своих же собратьях. Как отмечал один англичанин еще до начала Смуты, всякий убогий крестьянин, унижающийся перед дворянином, тут же становился жестоким мучителем своих же собратьев, получив хоть сколько-нибудь значительный пост. Стоит ли тогда и удивляться размаху злоупотреблений властью.[5,283]
   По иронии судьбы Тишайший царь был правителем бунташного века и нередко подвергался нападкам современников за слабоволие в отношении бояр и чиновников. Так один уличный озорник Савинка Корепин болтал на Москве, что «царь глуп, глядит все изо рта у бояр… они всем владеют, и сам государь все это знает, да молчит; чорт у него ум отнял». Впоследствии коломенский архиепископ Иосиф так же писал, что государь «не умеет в царстве никакой расправы сам собою чинить, люди им владеют», резко обличал бояр: «Хамов род, государь того и не знает, что они делают».[6,80]
   Зато уж его сына – Петра Великого, никак нельзя было назвать слабовольным и мягким правителем. Правда, коррупция и всевозможные злоупотребления при нем не только не пошли на спад, но и умножились… Впрочем, об этом – следующая статья – «Коррупция в Российский империи».



Список использованных источников:

1. Борисов Н. С. Иван III. – М.: Молодая гвардия, 2006. – 656 с.

2. Карамзин Н. А. История государства Российского. – М.: Эксмо, 2008. – 1024 с.

3. Кон И. С. Клубничка на березке: Сексуальная культура в России. – М.: Время, 2010 – 608 с.

4. Константинов А. Коррумпированная Россия. – М.: ОЛМА Медиа Групп; ОЛМА-ПРЕСС, 2006. – 640 с.

5. Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. – М.: Эксмо, 2008. – 1024 с.

6. Пресняков А. Е. Российские самодержцы. – М.: Книга, 1990. – 464 с.

7. Прыжков И. Г. История кабаков в России. – СПб.: ИД «Авалонъ», Издательский Дом «Азбука-классика», 2009. – 320 с. 

8. Скрынников Р. Г. Иван Грозный. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2006. – 480 с.

9. Скрынников Р. Г. Борис Годунов. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. – 416 с.

10. Скрынников Р. Г.Три Лжедмитрия. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. – 480 с.

11. Скрынников Р. Г.Михаил Романов. – М.: АСТ: Ермак, 2005. – 334с.

12. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. – М.: Эксмо, 2008. – 1024 с.

13. Соловьев С. М. Чтения и рассказы по истории России. – М.: Правда, 1989. – 768 с.

14. Эрлихман В. Степан Разин. Сам веселый и хмельной//Биография. – 2010. - №9(69). – С.70 – 80.