Из современной истории озера Конча

  Новая история озера Конча исчисляется с 1934 года когда начали строить в заповеднике Конча-Заспа под Киевом первые правительственные дачи. А началом документальной истории этого уникального природного места с озером Конча вероятно следует считать 1504 год, когда эта местность была передана метрополитом Киевским Иосифом во владение Выдубецкому монастырю о чем свидетельствуют сохранившиеся письменные документы.

 Начало девяностых годов прошлого столетия следует отнести к трагическому периоду и для заповедника и для озера. Нетронутые сохой луга с реликтовыми дубравами, перелесками, уникальными травами и растениями безжалостно застраивались. При этом уничтожались гнездовья редких птиц, нерестилища и места нагула рыбьей молоди. Так бесславно закончилось сложившееся природное равновесие в этом уникальном уголке природы, которое поддерживалось многими поколениями людей свято веривших, что такая природа должна быть вечна. 

  Заключительный аккорд в виде субурбанизации бывшего биосферного заповедника не был первым по счету. Первые ласточки неблагополучия прилетели сюда со строительством правительственных дач, которые стали началом вторжения человека в экосистему этих мест. Как оказалось это было самое безобидное его влияние  на эту территорию. Дачи, а перед ними и территория ведомственного санатория располагались вдоль высокого правого берега озера, т.е. на самой границе заповедника, примыкающей к автомобильной дороге идущей из Киева на Обухов. Более значительным по пагубности оказался пуск Киевской ГЭС в начале шестидесятых годов. Грунтовые воды значительно поднялись, многие равнинные места Кончи-Заспы заболотились, но самый большой урон был нанесен дубам. По некоторым подсчетам число вымерших дубов исчисляется многими тысячами.
 Следующим ударом стали чернобыльские события, после которых начали предотвращать разливы Днепра, а хозяева построенных после 1991 года коттеджей  за дамбой  вдоль берега Днепра и на замытых песком лугах и вовсе усугубили эту ситуацию “запретив” разливы Днепра вообще. Ситуация очень напомнила  милиоративные прожекты начала пятидесятых годов, когда пытались обратить течение рек вспять. Похоже трагические события подобные тем, которые произошли на Куреневке в Киеве 13 марта 1961 года  ничему не научили, причем самую “успешную” и экономически продвинутую часть общества. 
  В результате этих событий с одной стороны и обнищания людей с начала девяностых, приведшее к массовому безнаказанному браконьерству с другой, естественное воспроизводство рыбы на  озере Конча практически прекратилось и это не смотря на то, что с давних времен в него заходила крупная рыба на нерест и оно по этой причине всегда имело и статус.
С 1895 года озеро было объявлено заповедным и практически до конца восьмидесятых годов двадцатого столетия оставалось одной из важнейших естественных составляющих по воспроизводству и нагулу рыбы для Днепра. У каждого безусловно имеется своя мерка оценки негативных процессов влияющих на нашу жизнь.  Для меня озеро Конча и окружающая его природа стали самым показательным индикатором  безвозвратно потерянных ценностей.  Но не всегда так было на этом озере.
    Знакомство с озером произошло в 1983 году благодаря моему соседу. Сосед  оказался рыбаком и все время рассказывал о своих успехах в ловле леща на удочку, а я, имея в этом достаточный опыт  хотел посмотреть где же он ловит и проверить а правда ли это. Но вопрос о совместной рыбалке по разным и не понятным причинам  все время откладывался. Этим местом, где он ловил, как оказалось было озеро Конча, которое вроде  было и на слуху  и  не далеко от Киева, но где оно было конкретно и что оно собой представляет все время оставалось загадкой. Подробных карт Киевской области да и всех остальных наших областей  тогда не было, не было и  Интернета, вот и нужно было  ехать туда со снастями и во всем разбираться на месте. После очередного вежливого отказа я решил поехать на рыбалку самостоятельно о чем и сообщил соседу. И тут произошло то, что должно было когда-то произойти. Оказалось что на это озеро можно было попасть только по пропуску, который выдавался съемщикам государственных дач в урочище Конча-Заспа и их родственникам, указанным в списке.  Со стороны Днепра территория озера  охранялась нарядами милиции, которые осуществляли патрулирование и на воде. На лугах и дубравах  близ озера находиться запрещалось, не говоря уже о разведении костров.  Существовал приказ Кабмина по которому с целью недопущения пожаров на лугах сельскохозяйственного назначения  запрещалось здесь находиться  и рыбу конечно ловить. Именно так милиционеры разъясняли  правила поведения случайно зашедшим сюда людям. Отдать должное поведение и разъяснения этих людей не вызывало резкой отрицательной реакции.
  Сам сосед был из Мариуполя,  учился в университете, а тесть у  него был замминистра у которого в Конче-Заспе была госдача за двадцать рублей в месяц. После раскрытия секрета проникновения на водоем, стал работать второй и третий тормозной факторы. Второй заключался в природном нежелании многих рыбаков показывать свои места, а третий, это уже приобретенное, кастовое - я там могу ловить, а другим там нечего делать. Была и еще одна причина кастовости. Уже на озере он познакомился с опытным рыбаком, который был на десять лет старше его и имел глубокие родительские партийные корни, которые  тогда очень много значили. Они припали друг к другу на поприще привилегированной рыбалки и разделили весь мир на тех кто может ловить на озере Конча и тех кто не может. Тем не менее мы были хорошими соседями,  у меня была машина, мы ездили на рыбалку под Сувид на Десну, на Стугну, за Лебедивку на Киевское водоханилище, дети были одного возраста и несколько совместных рыбалок по пропуску таки состоялось. А через два сезона госдач у рыбаков-единомышленников уже не было....., отменили и жесткий контроль  левого берега и озеро стало доступно всем рыболовам, правда не навсегда.
  На первую встречу с озером мы добирались на кабминовском бесплатным автобусе, который отправлялся по графику с ул.Лейпцигской, а стартовал где-то в районе Шелковичной, ранее называвшейся ул. Розы Люксембург  на Печерске. Первое что я увидел при пересечении границы этого заповедного и закрытого для большинства людей места, это был прекрасный старый сосновый бор с разбросанными  финскими деревянными домиками. Их домик был рассчитан на две семьи и имел два крыльца. Все в доме было предельно просто начиная от старой мебели с инвентарными номерами, но все что нужно здесь было и кухня, и гостинная, и две спальни, и конечно туалет с ванной. И везде преследовал ни с чем несравнимый запах старой деревянной постройки перемежающийся с запахом окружающего  соснового бора. А еще больше поразила тишина. Дачи заканчивались  хоздвором с продуктовым магазином, который по определению являлся специальным  и  забором за которым находился необходимый атрибут, такой же как и на углу Банковой и Институтской, “писательские” дачи.
    После моего знакомства с озером и в дальнейшем я все время задумывался о его структуре и происхождении. Оно резко контрастировало с привычным пониманием озера, такими например, как озеро Свитязь, Заспа или озерами Карелии. В большей степени оно напоминало мне старинное русло Днепра, которое со временем превратилось в самостоятельный водоем. И если учесть  расположение озера Конча, а это максимальное приближение его к возвышенности проходящей вдоль правого берега Днепра которая дальше простирается к Ржищеву, Букрину и далее и то, что в  реку Лыбиль возле Лысой горы когда-то заходили торговые шхуны из Днепра, а сейчас эта подземная скованная в бетон сточная канава, то возможно так оно когда-то и было. За счет специальной системы поддержания уровня воды в озере оно является слабопроточным. Когда вода в Днепре и озере соответственно поднимается за счет открытия шлюзов Киевской ГЭС, избыток воды из озера откачивается и наоборот, при падении уровня воды в Днепре вода дозакачивается в озеро до какого-то заданного для этого времени уровня. Кроме того наличие большого количества подводных ключей всегда оказывало влияние на создание оригинального термоклина, который существенно, вместе с искусственно созданным течением оказывали влияние на миграцию и клев рыбы. Видовой состав, количество рыбы и ее воспроизводство  напрямую зависели от регулярных разливов Днепра, которые превращали озеро и все пойменные луга Кончи-Заспы  в единую водную гладь.
    Рыбаков притягивала сюда прежде всего мирная рыба, которую ловили  на удочку, хотя и хищника было предостаточно. Видовой состав практически соответствовал видовому составу Днепра, но имел и свою, в том числе озерную специфику. С весны на удочку начинала ловиться плотва, подлещик, красноперая густера. Со средины  июня начинал идти лещ и синец, а пик клева этих рыб приходился, как правило на первую декаду июля. В это же время активность начинал проявлять и сазан, а в заросших низовьях озера и примыкающего к нему каналу активизировался линь и крупный карась. Клев в озере из-за разнообразной кормовой базы был очень специфический. Хорошего результата добивались единицы,  знающие его многие годы. У большинства рыболовов  наконец-то добившихся ловить рыбу на “панском”  озере, как его часто называли из-за недоступности,  складывалось впечатление что оно  пустое.  Тем не менее многим и даже  дилетантам успех сваливался прямо на голову. Летние, особенно ночные стоянки леща, синца и другой рыбы были зачастую в прибрежных кувшинках , а при массовом вылете насекомых и теплой устойчивой погоде не хищная рыба  стояла в пол воды и часто выходила к поверхности. Кто ловил верховодку, которая здесь порой достигала размеров  чехони первого года, зачастую попадали на леща. Но для серьезной ловли  нужна была прикормка, причем регулярная и для прикормки места и оперативная, для удержания стаи. Для удержания синца я применял сыпучие прикормки на основе панировочных сухарей, молотой макухи, гороха и песка, которого было не менее 70%. Когда прикормка заканчивалась, то для удержания рыбы приходилось бросать один песок и это на  какое-то время выручало. Еще одной спецификой поведения рыбы на озере является  непрерывное ее движение. По клеву видов рыб  можно было заключить что существует определенная стайная иерархия между видами - лещ, синец, красноперая густера, плотва и т.д. Задержки в клеве на прикормленных местах  всегда служили знаком к пересменке рыбы на более крупную или о появлении сазана.
    Характер поклевки леща, а он здесь в основном дубовник, часто отличалось от классичесской с выкладыванием поплавка. Крупные лещи порой демонстрируют уверенную динамичную поклевку с утапливанием поплавка. Как правило лещ в озере делает ранние утренние и вечерние обходы и интенсивно в это время кормится. Синец в утренние часы занимает позицию после леща, очень часто активизируется в полдень, предпочитая опарышу мелкого красного червя или мотыля, а вечером его скопления можно видеть в верхних  слоях воды. Когда играющая стая синца проходит в зоне досягаемосити удочки, поклевки следуют одна за другой как в окуневом котле.   Часто можно было наблюдать картину аналогичную ходу весенней чехони на Десне. При наблюдении за рассредоточенными рыбаками через поднимающуюся над водой утреннюю легкую  дымку  можно заметить начало хода рыбы и его направление для стаи или даже для нескольких стай. Эта активность особенно характерна для поведения леща когда он идет стаей одного возраста вдоль  какого-либо берега. Случались и другие сценарии-крупный лещ идет на трехметровой глубине по столу правого берега озера, а подлещик прижимается к свалу канавы левого берега.  Синец  в это время устремляется в верхние слои и прячется под кувшинками в непосредственной близости от берега. Летом лещ, да и сазан практически никогда не заходят в ямы. Достаточно большая глубина всего озера и разнообразный подводный рельеф с шестиметровой канавой прорытой при плановой очистке озера в семидесятые годы давали  всей рыбе достаточно жизненного пространства.
     Неоднократно лещи вытворяли невероятные вещи. Придя на рыбалку с ночевкой на  свое место начал готовиться по отработанной программе. Сначала прикормил зону свежесваренным еще теплым кормом, расставил подставки и две удочки, одну с касанием насадкой дна, другую в полводы. Для приваживания синца создавался клин из взвеси корма. Для этого в зону ловли методично подбрасывалась прикормка небольшими порциями. Лещ ожидался с рассвета и после семи утра уже на обратном ходе. Но в это короткое и очень специфическое время максимальной летней активности леща события развернулись не по традиционному сценарию. Последовали поклевки синца  и я отложив “лещевую” удочку в сторону сосредоточившись исключительно на его ловле. Через какое-то время поклевки, несмотря на периодически подбрасываемую прикормку пропали, а активность рыбы в зоне прикормки была настолько сильная, что ее можно было видеть по проблескивавшим бокам рыбы и завихрениям на поверхности воды. Это заставило меня задуматься о дальнейших действиях. Сместив поплавок с полводы на четверть я забросил удочку, а он продолжал лежать на воде. Вспомнив аналогичную ситуацию с язем на Ворскле я сделал подсечку и ощутил совершенно неожиданную тяжесть. Это был крупный лещ. Из-за шума при вываживании лещи довольно быстро отошли, но три полутора килограммовых красавца поймать удалось. Подобную картину застал однажды и мой сосед. Он поступил по другому, снял поплавок и груз и стал ловить на тонущую насадку. Вот такие праздники устраивало когда то озеро Конча.
   Сазан всегда был особой гордостью озера, но специально ловили его единицы, имеющие карповые снасти и владеющие обстановкой на озере. Лучшим временем считалось конец августа и первые осенние заморозки. Лучшими местами считалась акватория вокруг мостика, любимого места для вечерних раздумий  первого президента и озеро Коник, которое под этим мостиком и соединялось с озером Конча. Во время одного из сезонов с очень ранней весной в средине мая начали происходить поклевки напоминающие мертвый зацеп, а дважды после этого можно было наблюдать странную картину. После  подсечки леска оставалась натянутой, но через какое то время начинала подрагивать. Вот в это время, когда один держит в натяжении снасть, а другой может подойти ближе или выйти на высокий берег для наблюдения, можно было рассмотреть темные очертания сазана находящейся в вертикальном положении и старающегося первым лучем спинного плавника перепилить леску.
     Присутствие сазанов обозначалось стремительными всплесками, особенно часто это случалось в периоды устойчивой теплой погоды. Эти вскидывания со всплесками больших рыб невозможно было спутать ни с лещевым купанием, ни с жереховы боем, ни с сомовьими кувырками и характерными резкими ударами по воде хвостом. Один раз удалось наблюдать невиданную до этого картину. Июньским жарким днем после окончания утреннего клева наступило разморено - сонное состояние и в душе и в природе. Солнце пробиравшееся своими лучами из за дубов к воде  отражалось от нее живыми серебристыми бликами. Наблюдая эту умиротворенную картину взгляд остановился на огромном поваленном в воду дубе возле сломанной вершины которого пронизанные солнцем верхние слои воды   хорошо просматривались. Тени, которые первоначально казались продолжением затопленных веток дуба ожили и оказались стаей из не менее 10 крупных особей сазана. Облака изменили характер освещенности в этом месте и видение пропало.
   В начале 90-х я продолжал отдавать дань этому природному раю  в Конче Заспе и верить, что не все живое еще уничтожено. Ранним июльским утром я пришел на свое любимое место напротив пешеходного мостика. Разбросав первую порцию прикормки и насадив пять свежих опарышей бесновавшихся на крючке я сделал заброс. Поплавок лениво занял вертикальное положение и тут же отойдя немного в сторону погрузился и пошел вниз забирая за собой леску. После подсечки почувствовалось столь знакомое и долгожданное ощущение крупного леща, что меня мгновенно сразила радостная мысль, ну наконец- то,  “Ще не вмерла Ураина(ы)”. Движение рыбы однако продолжалось и  складывалось впечатление, что крючок зацепился за корму моторной лодки, которая ускорялась. Японская  семиметровая  удочка изогнулась в дугу, дальше уже нечему было гнуться, после чего вся снасть со свистом вылетела из воды. К моему удивлению фирменный  крючок, поверхность которого была гладкой как швейная игла и отличавшийся достаточной жесткостью, представлял прямую линию. Такое мог сделать только сазан.
  Как оказалось в последствии  рыбалка на этом моем излюбленным местом оказалась последней. В следующий визит огромная часть левого берега озера была обнесена колючей проволокой на огромных дубовых столбах. Это место следом за первым президентом очень полюбил наш второй президент. Что сейчас осталось в наследство от третьего, который получил в этих местах в качестве бескорыстной материальной помощи все чем влалел до этого, мне не известно.
   Из хищной рыбы первые позиции занимала  щука и окунь. Щуку ловили в основном на дорожку и ближе к осени. В летнее время из-за огромного количества малька на искусственную приманку ее поймать практически было невозможно, а вот на живца доводилось видеть в уловах и десяти и даже пятнадцати килограммовые экземпляры. Выходя на рыбалку на лодке в июле и августе в четыре утра завораживали мощные сомовьи всплески раздававшиеся по всему озеру.  Был в озере и оседлый судак темнокоричневого цвета и жерех, периодически нарушающий покой своими шумными выходами из под поваленных в воду дубов. Но к хозяевам этих обитателей можно отнести  лишь условно, здесь они были больше заблудившимися гостями.
  Всю историю подводного мира озера можно разделить на период высокой репродуктивности, который вспоминается с грустью и глубоким сожалением и теперешний, пока тупиковый. Если брать личную хронологию, то это рыбалки до 1990 года, когда в отсутствие разливов после 1986 года и разгуле браконьерства оно боролось за свое величие оставаясь самим собой, но очень дорогой ценой-постоянной невозвратной потерей своих еще недавно казалось бесконечных ресурсов. С этого же 1986 года был сняли жесткий контроль с левого берега озера, оно стало посещаемым в том числе и на автомобилях. Под эту марку прежде всего  охрана и обслуживающий персонал стали массово истреблять рыбу сетями окружая ими ямы и затоны.   
    Озеро становилось неузнаваемым. Поимка леща стала неординарным явлением. Какое-то время радовал синец, выживающий из-за специфики своего обитания, но и с ним безжалостно разделались окружив сетями две его основные зимовальные стоянки. 
   Следующий период  упадка, продолжающийся и по сей день, его можно в прямом смысле назвать спланированным угасанием. При естественном и искусственном воспроизводстве рыбы в определенном ареале работает правило выживания вида. Это определенное соотношение вида к объему ареала и к соотношению других видов рыб в этом ареале. При изменении этого соотношения в неблогоприятную сторону нарушается баланс водоема и большинство видов становятся обреченными.
    После обнесения непроходимым забором приоткрытой на какое-то время огромной территории на “большой” воде, так рыбаки называли самое широком место на озере, оставались считанные места подхода к нему с разрешенной стороны. По этой причине, по причине массовой урбанизации, всеобщего загрязнения  берегов озера и, конечно же отсутствия рыбы, мои регулярные рыбалки по 6-7 и более раз в летний сезон постепенно сходили на нет. В начале двухтысячных  я изыскивал время и несколько раз посетил озеро. Рыба целью уже не была. Меня тянуло к этому кусочку природы с затуманенной поймой, дубовыми рощами, зарослями ежевики, неповторимым  запахом воды впитавшей буйство луговых трав и багажом воспоминаний....Самым тяжелым  испытанием для меня было покидать эти места с чувством обреченности и безисходности.
 
О.Смирнов