Индонезия Траванган, или Лунный мальчик

    Накануне празднования дня рождения, во всех комнатах нашей квартиры, начались суматошные сборы в предстоящее путешествие на неизведанный остров.

    Едва наша компания усаживается рядком, самолёт, в одно мгновение, преодолевает любое расстояние.
    И этот, внутренний рейс, не стал бы исключением из правил, без объявления о дополнительном времени, в связи с трафиком.

    Мы дружно отвлеклись от праздной болтовни и припали к бортовым иллюминаторам.
   Невозможно было не восхититься юной свежестью переливов изумрудной зелени в лучах полуденного солнца и сердиться на единственный, призёмлённый уже воздушный лайнер, очарованный и растерявшийся, и создавший громоздкие проблемы, на ровном месте острова Ламбок.


   Ближе к вечеру, не утруждаясь умолкать и оставляя бесчётное количество указательных отпечатков на стёклах такси, двинулись в сторону гор, где потерялись в серпантине узкой, двухсторонней дороги.

   Одного за другим, по возрастающей, крутые виражи на подъёме, укачали и утихомирили говорливое семейство, чем несомненно порадовали нагруженное, и без того напряжённое, средство передвижения.

  Благополучно скатившись к морю, машина остановилась и упёрлась дальним светом фар к кромешную темноту.
  Водитель, не медля, принялся поставлять под размнинающиеся ноги и ножки, пузатые чемоданы, и уже не один, а с возникшим ниоткуда молчаливым и гибким помошником.

   Мы, отвыкшие от земного передвижения, слепились в кучку идолопоклнников цивилизации, а красные огоньки габаритов авто, безжалостно удалялись и стремительно угасали, как искры над костром, которого, к великому сожалению, в нашем расположении не было.



   Невозможно было определить, где именно перемывают песок говорливые волны, но со всех сторон сверху, во всём своём гранённо — драгоценном великолепии предстал невообразимый парад вселенских планет.

   Чьи то умные руки придали моим плечам верное направление на знакомый голос, призывающий вдали, разуться и закатать повыше брюки потому, что глубоко.

  Обхватив внучку покрепче, не поспешила, как чувствовала приближение нового существа, осветившего прожетором круглый, жёлтый борт скоростного катера.


   Заворожённых сокровищницей досягаемых звёзд, звездных россыпей, звёздного песка и звёздной пыли, не способна осенить мысль о том, какая непостижимая бездна поигрывает чёрными гребнями под дном безумно-прыткой, полуночно- одиночной лодочки.




   Плетённые абажуры, знамёна, вытянутые повдоль, как удочки с присобранными лесками, запах раскалённого песка, вяленой рыбы, длиношеии фонари, трудяги, муравьинными тропами растащившие всё наше с катера, озирающиеся мы и едва уловимое, но чётко различимое слово "грибы" - распевно наплывает отовсюду на разноголосьи и преследует, до входного крыльца в коттедж.



   С ослепительно — жаркого побережья, усеянного причудливыми кораллами и ракушками, заметно, что с аэропортом и прочими изысками Ламбока, остров Траванган разделяют несколько десятков километров незагустевающей массы солёного мармелада. Прозрачно-светлого в сравнении с безобразно-бурой растительностью гор на середине горизонта.

   Даже при самой ясном и чистом небосводе, лохматые вершины стабильно укутаны поволокой тумана и укрыты облачной шапкой.
   Почти всерьёз принимаешь на веру то, что места на том берегу, воистину — грибные .


   Остров Траванган невелик и на велосипеде, или в конной повозке, его можно объехать за полтора часа, но именно сюда слетаются туристы всех возрастов и ориентаций со всего света, в чём мы смогли убедиться воочию.

   И не удивительно: первозданной красоты и причудливости караловый риф, дружелюбные черепахи, уравновешенные барракуды...
   Дочь  умудрилась даже морскую змею заметить, пока моя внучка гонялась по берегу за крабами в ракушках с напёрсток и выдёргивала пучки кораллов из под хрупкой толщи коралово-ракушечной крошки.

   Завтраки.
   Плавание   в перемешку с верховой ездой.
   Ужины.
   Полежанки на деревянных шизлонгах, на балконе второго этажа деревянного жилища под раскошным деревом с крупными, глянцевыми листьями, увешанного круглыми  фонарями из прутьев, заполненными изнутри густым и мягким светом.
   Прогулки перед сном по центральной улочке, граничащей между провинцией и побережьем.
   По обочинам, смиренно подёргивают холками и шевелят ноздрями поджарые, очень невысокие лошадки, украшенные лентами и бубенчиками, запряжённые в яркие повозки и всегда готовые прокатить с ветерком.

   Как всякий центр, будь он районный, городской, областной, столичный -  островной, обустрен повдоль проезжей части торговыми бутиками, салонами, барами, магазинчиками.
   В соответствии с общими размерами, центр Травангана занимает не более пятиста метров и не отличается какими бы то не было достопримечательностями.
  Разве что, Кинотеатр — несколько деревянных настилов с соломенными крышами, засаленными тюфяками, заляпанными сейфами, в железных дверях которых, варварски выпелено по окошку, снисходиельно позволяющему созерцать выпуклый телеэкран, миниатюрный и персональный.
   Длинные картонки, от дуновенья ветерка, то одним, то другим боком постукивают по деревянным стойкам лежбищ, долгим перечнем языков всех времён и народов на выбор, для просмотра избранного фильма.
   Отрезок улицы у этого зала под низким куполом сумерек, освещён чисто символически.

   Почти всегда многолюдно у одной приземистой барной стойки, мимо которой вышагиваем мы, ближе к вечеру, за всяческими покупками и упоением звёздами, рассыпанными за пределом электричества.

   Эта сторона, однажды озадачила меня: прогуливаясь засветло, невозможно было не приметить гостивших, на крохотном, для их размеров и количества трёх человек, низеньком настиле.
    Радушные хозяева непринуждённо потчевали англоязычную семью, а мы развернулись в обратную сторону, сквозь центр, мимо виллы "Омбак", конезавода, домов, домишек и прочих построек под могучим, уже осязаемым покровительством млечного пути.

   Траванган мал, и всё же недостаточно, просто переставить стул, чтобы полюбоваться атласной дорожкой, устланой червонными лепестками животрепещущих бликов морских, и уводящей, осмелевшие взгляды, в насквозь оранжевый круг солнца.

  На живописном полотне неба полыхают отблески невиданных пожаров, отражаются фрегаты и галеры, угасают кометы, тают розовые табуны тонконогих коней и блестят нескромные звёзды.

    Романтические парочки жмутся друг к другу плечами на обветшалых скамейках и влажно-тёплом, бардовом от заката, побережье.
    
    Большеглазая, босоногая ребетня возвращается восвояси с уловом морских ежей, коих не меряно на мелководьи.

   Коляска с внучкой послушно катится обратно, по направлению к центру.


   Излюбленная барная стойка заметно оживилась, англоязычная семья всё ещё возлежит и смакует бутылочное пиво, мы — прогуливаемся.
   Синхронно с нашим, завершающим мацион, крУгом, гостившие у местных, пыхтя и оттдуваясь, затеяли уходить с громогласными, обильными и добрыми пожеланиями тщедушным индонезийцем, намного ниже и раза в четыре уже иноземцев, взятых в отдельности.
   Англоязычные папа, мама и доча, бодро отмеряв несколько шагов по слабо освещенному краюшку, нырнули в глубь и пошлёпали гуськом по невероятно узкой улочке, бесконечной, как тонель, в конце которого нет суши.
   Светлые одежды были отчётливо различимы в полнолунном мире, и в энергичных движениях серебрился оптимистичный настрой решительно — долго плутать тайными лабиринтами Травангана.
         
   Загадочная русская душа, разве у одних русских?
   Да кто угодно может прилететь неизвестно откуда, неизвестно где поселиться, неизвестно зачем.

   Мы припозднились и барная стойка уже не вмещала скопившихся и прибывающих, и по-свойски задействовала две конкурентные, через дорогу, заполонив улицу всеми желающими ритмично потоптаться в пыли, под острыми полосками сумасбродных лучей, отражающихся от разноцветных стекляшек пластмассового шарика.
  С легкой подачи моих детей, сумбурная  дискотека получила прозвище "Тюх — Тюх".
   "...Разгорелся наш утюг..." - шаркали сланцами и колыхались, пышащие жаром тусовки, затылки, лица, спины, в которые приходилось стучаться с просьбой протиснуться. Улыбаться и приносить извинения.


    Великое испытание утром, не считая подняться и умыться — совершить бросок от коттеджа до шведского стола, под ослепительным солнцем, в беззащитных очках и панамках.
    И ещё — не поджариться до полудня под деревянным навесом просторного балкона.
   Ожидая под ним благоприятных перемен для плавания в шапках и комбинезонах, рукавицах и тапочках с защитой в пятьдесят дэн, услышали, а затем и увидели молодёжную четвёрку в простынях и коробках, надувных кругах и раскрасках, что то из себя представляющую.
   Карновального шествия следом, не наблюдалось, лишь безропотные лошадки, за отсутствием туристов, перевозили строительные и прочие материалы, багажи, грузы, поставляемые на остров водным транспортом.

   Яркое время суток — пора, когда дети вынуждают родителей, поочерёдно дежурить у бассейнов, водяных горок, игровых площадок, песочниц и, исключительно в редких случаях, приблизиться к самому морю побарахтаться или покапаться на берегу.

   Несколько позже, пустые шезлонги и навесы постепенно заполняются, бесследно исчезнувшими после героического завтрака.

   Время обеденное — сугубо личное дело каждого, потому протекает скрытно и незаметно.

  И лишь благодатным вечером — все на виду, и во всей красе заняты выбором местечка для ужина.

   Полночь — самые оживлённые часы и мгновения, будоражит живительным гейзером и максимально подходит для карновальновального действа, на поиски которого и отправились мы с дочкой вдвоём.

   На подступах к плотному, человеческому мареву, неожиданно и неизбежно столкнулись с резким, опъяняюще-дрожжевым вкусом, будто кто-то нечаянно опрокинул аллюминевую флягу с бражкой.

  В гуще "Тюх — Тюха", знакомая четвёрка ряженых, так же ритмично, как на протяжении целого дня, ударяла меж собой круглые крышки мусорных бачков, и со всей дури слюнявила деревянные свистульки.

   Продираясь сквозь приплясывающих, невозможно было не обратить внимание на поголовно счастливые физиономиии.
 
   Столпотворение представителей разных стран и социальных сословий, языков и мировозрений, приорететов и вероисповеданий, ориентаций и возрастов, тромбовавшее часть дороги и прилегающие забегаловки, объяснялось лишь отсутствием иных, общественно — культурных мероприятий.

  Но единый, миролюбивый настрой всеобщего ликования и блаженства не поддавался никаким объяснениям, и не заканчивался за сотрясающими телами, а разливался вширь по обочинам, бутикам, салонам и магазинчикам.


   Центр изменился до неузнаваемости, искрясь дополнительными гирляндами и улыбками торговцев, будто воспрявших от дневной ленности и нерасторопности.

  На лобных местах красовались ресторанные дощечки, не просто исписанные, а ещё и иллюстрированные разноцветными мелками.

   Дочь читала надписи вслух и мы всё пристальнее вглядывались в королевство, волшебный напиток которого, способен незамедлительно доставить на Луну, всего за сто тысяч индонезийских рупий*.

   Аншлаг, на лежанках кинотеатра, не торопился ни с простмотром, ни с выбором фильмов на родном и понятном языке.

   По соседству, на циновках и без, обосновались приверженцы кальяна.

   Со стороны моря доносились адренолиновые визги, и почти отчётливо, в прицельно-лунном освещении вырисовывались отважные, тщетно отгребавшие от берега в чёрную пучину, на двух светлых байдарках...


   На обратном пути, казалось невозможно будет протиснуться между теми, что ещё готоятся к взлёту, и теми, что уже ждут своего собственного возвращения свыше, на космодроме барных стоек, где количество добровольцев, с наступлением сумерек, возрастает в геометрической прогрессии.

    Патрульная парочка полицейских жалась у мусорных бочков без крышек, востребованных дружелюбными землянами , в качестве щитов от радиации, инопланетного оружия, лазерных атак и прочих нужд.

    Под одной крышкой, полметра в диаметре, умудрялись спасаться головы, от трёх до пяти человек, незнакомых друг другу, но единомыслящих.

    Кто-то вблизи от нас, также глухо застрявший в непролазном трафике, карабкался ввысь, с одухотворённым ажиотажем, лицом и объективом в руке, становясь частью и неотъемлемым дополнением картины.




   Откуда-то снизу, в моё лицо заглянул сияющий мальчик.

   Обворожительно-наивный и открытый, несопоставимый с превеликим множеством просветлённых ликов, взятых в отдельности.

   Большие губы, безмятежно озарялись доверчивой улыбкой, великодушно позволяя жемчужно-перламутровым рядам, переливаться всеми цветами радуги.

   Как хорошей знакомой, рассказывал он на своём, даже в списках кинотеатра незначимом, языке, что-то ясное, и не отводил больших, круглых глаз, отражающих брилиантовые грани росы, вселенной и неизведанного мира — бесхитростного и бескорыстного.


   Резонно прогонять от истоков шабаша, шурщащего крыльями в пыли невесомости, любого безусого юнца, за исключением этого мальчика с Луны — Лунного мальчика, призрачного под одеждами, покачивающимися на неосязаемых импульсах тропического островка.

   Широким жестом, из под допотопного велосипеда, притулённого к  бамбуковой  изгороди, точно под мой нос, Лунный мальчик доставил стакан мутно-лиловой жидкости.

   Стало очевидно, что никто, ни нечаянно, ни нарочно, не опрокидывал аллюминевую флягу на подступах к "Тюх — Тюху", а духмяный запах слышался в окрестностях из совокупности наполняемых и опорожняемых стаканов.

   Вместе с тем, что предназначался мне, нависла ненавистная пауза.

   Ещё один полукруг снабдил стакан белой соломенкой, и уже обе кисти  локанично-красноречивым жестом подтвердили щедрое  намерение  поделиться межпланетным счастьем.

   И я отвела глаза.

   Руки Лунного мальчика рухнули, разъединились, поплыли, покачиваясь волнами. Стакан безучастно повис под критическим углом, но как заговорённый, не проливал магическое зелье. Лишь с надломленной, лунной соломинки стекали и разбивались о мои сандали, скудные капли отверженной возможности воспарить над голубой планетой.



   Засветло,дочь  поделилась впечатлениями наших ночных поисков, с разговорчивым мененджером виллы "Омбак!, а тот, в свою очередь посоветовал сочетать коктель из ингридиентов и галюциногенных грибов с марихуаной, что на Травангане не пресекается и не возбраняется даже властями.


   День рожденья превосходно отметили по соседству с романтическими парочками — итальянской кухней, а самый оживлённый отрезок времени посвятили хлопотным  сборам возвращения домой в Джакарту.


   Следующим числом, по горько-солёным гребням, бесстрашный катерок благополучно доставил нас на гладкий, как чёрный шелк, берег Ламбока.

   Вместительный автомобиль с легкостью принял эстафету, играюче преодолевая горные виражи и кручи, оживлённо загруженные, на всём протяжении, всевозможным транспортом.

   Частое отсутствие обочин, наводило на мысль о том, что асфальтное покрытие находится под постоянной угрозой вероломного нападения зарослей.

   Из окна движущейся машины, растительность казалась настолько густой, что самому громадному любопытству не оставалось, ни малейшей возможности просунуть нос.

   Не вспомню точно где, впервые приметила маленькую, серую обезъянку и насколько продолжительно растянулась, по обе стороны дороги, стая её сородичей.

  Каким чудом выбрались эти дикари, от мала до велика из непроходимой чащобы, рассматривать, теребить, пробовать на зуб кульки, пачки, пакеты, бутылки, окурки и прочий мусор человеческого прогресса?

  Диковинные запахи и вкусы редких крошек и огрызков, а может и упаковочный дизайн, настолько поглощал внимание животных, что водители авто вынуждены были сигналить и даже окриками освобождать проезд, а вездесущие мотоциклисты — бесцеремонно распинывать зазевавшихся мартышек.

   Рейс не задерживался и мы скоренько добежали из единственного зала ожидания до трапа самолёта — последними, тщетно надеясь найти на прилавках что-нибудь стОящее, не произведённое Великим Китаем.

   Солнце клонилось к закату.
 
   Былая, жизнерадостно-юная зелень, обернулась усталым, по взрослому задумчивым, тёмно-зелёным бархатом.

    Во всей красе, на синем небе, несмело проявились сиятельные очертания Луны, но было непозволительно рано, даже с высоты взлетевшего авиалайнера увидеть, как упадёт  оттуда, сюда —  Лунный мальчик.



   Говорят, крупные инвестиции облагораживают и обустраивают, осваивают и приближают Траванган к туристическому назначению, с мировым именем.

   Говорят, сам Леонардо Ди Каприо прилетал в эти райские кущи, для участия в съёмках нового кинофильма.

   Говорят, задолго до всего этого, местные власти начали борьбу и искоренили наркотики и грибы...


   Да мало ли о чём, можно говорить?
   Например, о борьбе с коррупцией и инфляцией, техногенных и природных катаклизмах и мерах искоренения всего негативного и неправильного, прогрессивными усилиями человечества, всех времён и народов .

   Но, если даже, грибную шапку Ламбока, срежут под уровень моря, Лунный мальчик не покинет невеликий островок по соседству, на который всегда будет слетаться неизвестно кто и неизвестно откуда, любоваться и наслаждаться красотами караллового рифа, общением и отдыхом, звёздами и воздухом, конными и пешими прогулками, Солнцем и Луной, до которых, рукой подать.

    Непременно и неоднократно, в разных комнатах нашей квартиры, снова начнуться суматошные сборы предстоящего путешествия на Траванган.



                Татьяна Усманова.
                Джакарта — Сингапур
                сентябрь 2012г.

*100.000 индонезийских рупий — около 10 долларов США.