Роковой выигрыш

        Разменяв пятый десяток, Юрка Сироткин считал себя полным неудачником. Неприятности неотступно следовали за ним по пятам: в классе он лишь один попадался со шпаргалками и проигрывал в орлянку всю мелочь до последнего медяка, что получал от матери на обед в буфете. А будучи уже старшеклассником, умудрился на спор выпрыгнуть из окна третьего этажа школы и сломать ногу, обеспечив себе «гипс» на все лето.
        Окончательно же он поверил в свою несчастливую звезду, когда от него ушла, всего за три дня до свадьбы, Катя Вязникова – не объяснившись, да еще к его лучшему другу Косте, прикатившему с БАМа на новеньких «жигулях».
        -Пошел бы да накостылял этому подлюке, бывшему дружку своему, чтобы знал, паршивец, как чужих девок уводить, – говорила жалеючи мать, с горечью наблюдая за беспробудным пьянством единственного сына.
        -А смысл? – безвольно опускал свою кудрявую голову Юрка. – Насильно мил не будешь.
        Собутыльник, сосед Мирон, любитель выпить на дармовщинку, с ним соглашался,  но с одним существенным замечанием.
        -Может все дело в фамилии, а? – говорил он, распечатывая очередную бутылку самогонки, припасенной к свадьбе. –  Какая-то она у тебя с изъяном, что ли.
        Заводить новые знакомства Сироткин не спешил: еще не зарубцевались старые раны.
        -Когда же ты помощницу в дом приведешь? – вздыхала вечерами старая мать, украдкой смахивая слезинку. – Так и умру, не понянчив внуков…
        И как в воду глядела, напророчив себе несчастье: распаренная после бани, выскочила на минутку в осенний двор, чтобы снять белье с веревки, и, простудившись, сгорела за три дня, как свеча, от тяжелого воспаления легких.
        Ровно через год после смерти матери Сироткин – неожиданно для всех и самого себя – женился. Зашел как-то в поселковую библиотеку, глянул мимоходом в глаза хозяйки многочисленных книг и оторопел: взгляд – такой же ясный, лучистый и добрый, как  у его покойной родительницы. На следующий день пригласил в кино, а еще через месяц по-тихому расписались. Памятуя о Мироновых словах, хотел взять фамилию жены, двадцативосьмилетней Даши Бариновой, но передумал: негоже изменять традициям в угоду темным предрассудкам.
        Однако женитьба ничего не поменяла в его однообразной жизни с укоренившейся установкой на неуспех. Сироткин по-прежнему ходил на работу, влача неприметное существование рядового бухгалтера в строительной конторе. После десяти лет супружества так и не родился наследник, и он, проходя мимо дома Катьки Вязниковой, с тайной завистью поглядывал на окна, за которыми росли, один за другим появляясь на свет божий, пятеро глазастых ребятишек.

        Сегодня, в первый день своего очередного отпуска, Юрка проснулся от шума в комнате: по деревянному полу с тряпкой в руке ползала жена, собирая дождевую, после ночного ливня, влагу. В цинковое корыто вместе с увесистыми грязными каплями воды с шумом падали ошметки глиняной штукатурки с известкой, обнажая прогнувшуюся реечную дранку на потолке.
        -Подлатал бы, а то, не приведи господь, это гнилое решето когда-нибудь рухнет и похоронит нас заживо, – устало вымолвила супруга.
        -Типун тебе на язык. Мелешь им, Дарьюха, черт знает что, – нехотя огрызнулся Юрка, а про себя подумал: «Надо сходить в сберкассу, снять деньги и починить кровлю, а заодно - и висевшую на одной петле калитку».
        Оделся, сунул в карман сберкнижку с паспортом и зашагал по лужам в центр поселка.
        -Что, за денежками? – приветливо окликнула его кассирша Сонька, соседская дочка, и протянула  руку в окошко стеклянной перегородки. Юрка неловким движением вытряхнул из пиджака документы, а вместе с ними – носовой платок, пачку папирос «Север» и шариковую ручку. Из сберкнижки выскользнул бумажный лоскут и, вальсируя, плавно опустился к Юркиному ботинку. «Лотерея», – вспомнил он: ему всучили ее вместе с новогодней получкой, объяснив причину «довеска» отсутствием разменной мелочи.
        Юрка поднял лотерейный пятидесятикопеечный билет, вытер об штанину – вдруг замарался – и положил на стойку.
        -Проверь заодно, Сонь, – равнодушным голосом попросил он девушку, не допуская и мысли о возможности даже пустякового выигрыша. Та взяла лотерейку, повертела ее в руках и вернула обратно владельцу:
        -Дядя Юра, сроки гашения прошли! Извините.
        «И тут осечка! – с досадой чертыхнулся он, но тут же успокоил себя: стоит ли расстраиваться по таким пустякам?
        Тщательно пересчитал деньги: ровно сорок рубликов – должно хватить и на шифер,  и на навесы с гвоздями, и на духи для Дарьи. Он вспомнил, что уже давно не делал ей подарков. Сунув капитал вместе с паспортом и сберкнижкой во внутренний карман, развернулся к двери, но, не пройдя и двух шагов, вновь очутился у стойки.
        -А давай, все же проверим, - обратился он к Соньке, прижимая пропавший билет к столешнице ограждения.-  Полюбопытствуем.
        Порывшись в беспорядочной груде бумаг, молодая кассирша выудила оттуда старую газету с напечатанной в ней таблицей и, понимающе улыбнувшись, протянула ее  соседу.
        Не желая привлекать внимание, Юрка уселся  за стоявший в углу стол для клиентов и заскользил пальцем по стройным шеренгам цифр с описанием выигрышей. Но на середине таблицы он резко притормозил, споткнувшись о знакомый набор цифр: напротив серии и номера из его «лотерейки» стоял выигрыш – автомобиль «Волга»! Не веря своим глазам, он подскочил к зарешеченному окну и, рухнув на подоконник, вновь впился глазами в газету: ошибки не было, полное совпадение! Его лицо потемнело, на шее отчетливо проступили вены. Машинально втиснув просроченный билет в прорезь потертого кармана, он молча встал и  на деревянных ногах, словно парализованный, понес свое тело к выходу.
        -Дядь Юра, с вами все в порядке? –  крикнула ему вдогонку кассирша Сонька.
        Но он не услышал. Не разбирая дороги, заковылял к дому, проклиная судьбу, которая в очередной раз так беспощадно надсмеялась над ним. По пути свернул к магазину, мятой купюрой расплатился за поллитровку водки и, заметив страждущий взгляд грузчика Коляна, кивнул ему на выход. Вместе проследовали за угол магазина, к кочегарке, где Колян жил, подрабатывая зимой истопником.
        На импровизированный стол, выстроенный из пустых ящиков, Колян расстелил газету, нечаянно прихваченную Юркой из сберкассы, разложил на ней головку чеснока, краюху черного хлеба, торжественно поставил банку с солью. Вспомнив о заначке, потянулся к дощатому топчану и вытащил из-под замызганной подушки несколько грязных слипшихся печенюх.
        -С бабой поругался? – участливо спросил он гостя, разливая водку в бумажные стаканчики из-под мороженого.
        Юрка залпом проглотил отмеренную ему порцию теплой, дурно пахнущей  жидкости, и, не закусывая, повторил. Обида на жизнь не проходила. Он снова  плеснул в стакан, обвел взглядом убогий Колькин скворечник и вытащил несколько помятых бумажных трояков.
        -Возьми, Колян, пригодятся.
        Хозяин каморки оторопело посмотрел на чудаковатого гостя и отодвинул от себя скомканные ассигнации: «Проспится да припрется еще завтра с супругой на разборки!»
        -Бери, бери, – твердо повторил Юрка. – Пока не передумал.

        К родному дому он подошел с оглядкой, медленно открыл калитку, чтобы не скрипнуть, тенью юркнул  мимо крыльца и, крадучись, проследовал к сараю. Зыркнув по сторонам, толкнул хлипкую щербатую дверку. Дневной свет с трудом выхватил из полумрака загон с двумя хряками, осиновую колоду для рубки дров, а также старую конскую упряжь, пылившуюся за ненадобностью на ржавом крюке. Проверив чурбан на устойчивость, он взобрался на его выщербленную поверхность, и, неуклюже подпрыгнув, сбросил конскую амуницию наземь. Из бесформенного клубка ремней выдернул вожжи из толстой сыромятной кожи, забросил один конец на крюк, на другом соорудил широкую петлю.
        Выкурив папиросу, он вновь залез на деревянную плаху и сунул голову в овал петли. Резким движением подтянул тугой узел к потному затылку, и, закрыв глаза, решительно шагнул в темную пустоту сарая…
        Однако судьба распорядилась иначе: подгнившая балка не удержала крюк с тяжким грузом, и Юрка со всего маху шлепнулся – рядом с окурком. Следом, прямо на макушку незадачливого самоубийцы, приземлилась ржавая загогулина.
        Посидев немного на сыром полу, он энергично потряс гудящей головой, сбрасывая остатки оцепенения, а заодно – прелую труху с шевелюры. Приподнялся, оценивая обстановку, освободил шею от удавки. «Петлю, и ту толком не смог сладить», – вымолвил он поросятам, единственным свидетелям неудавшегося суицида. Впрочем, сказал он это скорее с удовлетворением, нежели с укором. И впервые за сорок пять лет трижды перекрестился, словно винясь перед создателем за свою глупую, чуть было не стоившую ему жизни, выходку.
        На пороге сарая он лоб в лоб столкнулся с Дарьей, своей женой.
        -Что случилось?! – она с тревогой окинула взглядом фигуру мужа: бледное лицо, свежий кровоподтек на лбу. – Еще в окно заметила: во двор вошел, а в доме все не показываешься.
        -А, ничего особенного! – весело отмахнулся Юрка, стряхивая древесную щепу с рукавов парадного пиджака. – Хотел сарай от хлама почистить, да в темноте об чурку запнулся.
        Он с облегчением шагнул на свободу – к солнцу, к стайке воробьев в дождевой лужице, к петуху, застывшему на жердине просевшего плетня – и вдруг заметил курносое лицо Соньки, кассирши из сберкассы.
        -Дядь Юр, ради бога простите меня, дуру, – с виноватыми нотками в голосе затараторила Сонька, выглядывая из-за плеча более рослой жены. – Закрутилась и совсем забыла, что сроки на ваш тираж не шестью месяцами ограничены, как было до этого, а целым годом. Представляете? Вспомнила, и бегом к вам – порадовать. А то вы от нас какой-то смурной ушли: небось, выиграли что?  Если стиральную машинку, то  с вас магарыч!
        Юрка кивнул, взглядом манекена провожая рассеянную пигалицу, пока жена не ткнула его локтем в бок: очнись, мол.
        -Чуешь? – она положила его ладонь себе на живот. Юрка непонимающе уставился на супругу.
        -Не говорила – боялась сглазить, – жена крепче прижала его ладонь. – А сегодня, пока ты  пропадал где-то, – она шутливо погрозила мужу пальцем, уловив в воздухе запах перегара, – я сходила на консультацию к врачу, проверилась. Юрок, ребеночек у нас будет!
        Ошалелый от счастья, он опустился на колени, уткнулся лицом в теплый и мягкий живот жены.
        Он еще не знал – да и мог ли знать? – что будущих своих близнецов назовет Григорием и Федором – именами не вернувшихся с войны отца и деда; что вскоре пересядет в кресло главного бухгалтера, а его прежнюю хозяйку, Матильду Карловну, с почестями проводят на заслуженный отдых; что новенькую «Волгу» перепродаст заезжему барыге из Прибалтики и купит «Ниву», а на месте старых покосившихся построек отгрохает кирпичный дом под железной островерхой крышей.
        Все это случится, придет, но несколько позже – с неизбежностью ежеквартального бухгалтерского отчета. Равно как и осознание того, что он, Юрий Григорьевич Сироткин, поистине родился в рубашке, расплатившись за выигрыш, едва не ставший   роковым, лишь бренной советской монеткой да средних размеров шишаком на его кудлатой неразумной макушке.