Лучшее произведение Пелевина

Когда-то уже давно, во второй половине 90-х, жил-был молодой я. Насыщал в то время себя различной литературой - поздним Достоевским, Маркесом, только вышедшим на русском Кафкой, митьковскими томиками Довлатова и ещё чем-то. Помимо литературы плотняком сидел в фидо, заменявшем тогда интернет. И вот раз нахожу в Голом Деде (редактор такой был для просмотра фидошных сообщений) письмо от днепровского товарища Макса-хиппаря с прикреплёнными рассказами некоего Пелевина и настоятельной рекомендацией проникнуться оными. Рассказы меня не сильно впечатлили - показались этаким митьковским фанфиком на кастанедовские темы перенесенные на (пост-)советскую бытовуху. НО! Последний из прикреплённых к посланию текстов просто взорвал мой мозг, выбил из колеи и порвал начисто шаблон. После него мне по реквесту скинули нетленки про Василия Иваныча и Петьку, Омон Ра, Желтую стрелу и понеслось... Потом появились Сорокин, Гессе, Мифогенная любовь каст, Имя розы, Волшебная гора, Джойс, Фазерленд и прочая... Много позже я захотел вернуться к тому впечатлившему рассказу, но увы в творчестве ПВО именно этого произведения не было. Нашлась парочка похожих - "Музыка со столба" и "Откровение Крегера", но это было не совсем то... Как потом я понял тот рассказ пришёл ко мне на почту битым и представлял собой мешанину из нескольких произведений Пелевина перемежающихся набором нечитаемых компьютерных символов - такой себе пост-модерновый киберпанк. Так получилось, что это произведение Пелевина удалось прочитать только мне и только один раз. Что-то похожее делал Гибсон в Агриппе "Книге мертвых", но Агриппу сейчас может прочитать кто угодно и сколько хочешь раз, а вот того Пелевина, самого лучшего для меня, уже не вернешь - файл был убит в своё время вместе с Голым Дедом и остальным фидо, после триумфального прихода интернета. Далее идёт жалкая попытка восстановить (хоть примерно) то что было.


Виктор Пелевин МУЗЫКА#@$%$#&CNJK<FJNRHJDTYBT КРЕГЕРА (Комплектljrevtynfwbb"...кого уровня.
Так, недавно известным американским физиком Ка...Ка...
(Матвей пропустил длинную фамилию, отметив, однако, еврейский суффикс) был представлен доклад ("вот суки, - подумал Матвей, вспомнив жирную куклоподобную жену какого-то академика, мерцавшую вчера золотыми зубами и серьгами в передаче "От сердца к сердцу", - всюду нашу кровь пьют, и по телевизору, и где хочешь...") в котором говорилось о математической возможности существования таких точек пространства, которые, находясь одновременно в нескольких эволюционных линиях, являются как бы их пересечением. Однако эти точки, если они и существуют, не могут быть зафиксированы сторонним наблюдателем: переход через такую точку приведет к тому, что вместо события "А1" области "А" начнет происходить событие "Б1" области "Б". Но событие, происходившее в области "А", теперь будет событием, происходящим в области "Б", и у этого события "Б1", естественно, будет существовать некая предыстория, целиком относящаяся к области "Б" и не имеющая ничего общего с предысторией события "А1". Поясним это на примере. Представим себе пересечение двух железнодорожных путей и поезд, мчащийся по одному из них к стрелке. Приближаясь к то..."

 Дальше был неровный обрыв. Матвей поглядел на другую сторону обрывка журнальной страницы.

 "...первый отдел Минздрава; в чужой стране - свою. Интеллигент..."
Вертикально шла красная полоса, делившая обрывок на две части; справа от нее был был разрез какого-то самолета. Матвей вытер о бумагу пальцы, скомкал ее, бросил и откинулся спиной к забору. Машина со сваркой должна была быть к десяти, а был уже полдень. Поэтому второй час лежали в траве у магазина, слушая, как гудят мухи и убедительно говорит радио на толстом сером колу, несколько косо вбитом в землю. Магазин был закрыт, и это казалось лишним доказательством полной невозможности существования в одной отдельно взятой стране.

 - Может, она сзади сидит? У кладовой?

 - Может, - ответил Матвею Петр, - да ведь все равно не откроет. И денег нет.

Матвей поглядел на бледное лицо Петра с прилипшей ко лбу черной прядью и подумал, что все мы, в сущности, ничего не знаем о тех людях, рядом с которыми проходит наша жизнь, даже если это наши самые близкие друзья.

Петру было лет под сорок. Он был человеком большой внутренней силы, которую расходовал стихийно и неожиданно, в пьяных разговорах и диких выходках. Его бесцветное лицо наводило приезжих из города на мысли о глубокой и особенной душе, а местных - на разговоры об утопленниках и болотах. По душевной склонности был он гомоантисемит, то есть ненавидел мужчин-евреев, терпимо относясь к женщинам (даже сам когда-то был женат на еврейке Тамаре; она уехала в Израиль, а самого Петра туда не пустили из-за грибка на ногах). Вот, пожалуй, и все, что Матвей и все остальные в бригаде знали про своего напарника - но то, что в другой среде называлось бы духовным превосходством, прочно и постоянно подразумевалось за Петром, несмотря на его немногословие и отказ сформулировать определенное мнение по многим вопросам жизни.dsgbnmj,zpfntkmyjyfljПридя в себя, я обнаружил, что нахожусь в сплюснутом черном пространстве, причем собака Теодорих и демон "Ганс" погибли, а демон "Поппель" перешел в состояние, называемое на внутреннем языке "Аннэнербе" "перевернутый стакан".

Неожиданно сзади возникло разрежение, и из него появился неясный силуэт. Когда он приблизился, я различил старика весьма преклонных лет, с окладистой бородой и тонким поясом вокруг белой крестьянской рубахи. В одной руке он нес горящую свечу, а в другой - несколько коричневых книг со своим же изображением, вытесненным на обложке. На лбу у старика было укреплено медицинское зеркальце с отверстием посередине, наподобие тех, что используются отоларингологами, а вслед за ним шла белая лошадь, впряженная в рессорную коляску в виде декоративного плуга.

Оказавшись рядом со мной, старик погрозил мне пальцем, потом положил на нижнюю плоскость окружающего нас пространства свои книги, укрепил на них свечу, вскочил на лошадь и сделал вокруг свечи несколько кругов, выполняя на спине лошади сложные гимнастические приемы. При этом зеркало на его голове сверкало так нестерпимо, что я вынужден был отвести взгляд, а демон "Поппель" перешел в состояние "пустая труба". Затем свеча погасла, старик ускакал, и тогда же стихла гармонь. (Все это время где-то вдалеке играла гармонь - русское подобие ручного органчика.) Затем я оказался в астральном тоннеле N 11,gjrjnjhjvebdthyekcz

- Приехали! Стоп!

 Бронетранспортер немедленно остановился, и сразу же сзади загудели, потому что стала образовываться пробка: вокруг был уже почти самый центр.  Гиммлер вздохнул, снял с носа очки и протер их маленьким черным платочком с вышитым в углу черепом. Он знал, что означает остановка: на фюрера накатило, и ему совершенно необходимо было сказать речь - выделение речей у Гитлера было чисто физиологическим, и долго сдерживаться он не мог. Гиммлер покосился на генералов. Они оцепенело покачивались и походили на загипнотизированных удавом жертв; они знали, что у фюрера с собой пистолет - по дороге он пояснял на нем некоторые из своих соображений о преимуществах автоматического взвода перед револьвером - и теперь готовились к тому, что мог выкинуть распаленный собственной речью Гитлер. Одного из генералов, старого аристократа, который совершенно не привык к пиву, мутило от выпитого, и теперь одна сторона его зеленого мундира была блестящей и черной от блевоты, отчего мундир показался Гиммлеру похожим на эсэсовский.

Гитлер поднялся на кубическое возвышение для пулеметчика, алтарем торчавшее в центре кузова, пожал собственную ладонь и огляделся по сторонам.  Гудки сзади сразу же прекратились; справа за броней громко проскрипели тормоза. Гиммлер поднялся с лавки и выглянул на улицу. Машины вокруг стояли, а на тротуарах с обеих сторон быстро, как в кино, росла толпа, передние ряды которой были уже вытеснены на проезжую часть.  Гиммлер догадывался, что в толпе были его люди, и немало - но все равно чувствовал себя неспокойно. Он сел обратно на лавку, снял с головы фуражку и вытер пот. Гитлер, между тем, уже начал говорить.

 - Я не терплю предисловий, послесловий и комментариев, - сказал он, - и прочей жидовской брехни. Мне, как любому немцу, отвратителен психоанализ и любое толкование сновидений. Но все же сейчас я хочу рассказать о сне, который я видел.

 Последовала обычная для начала речи минутная пауза, во время которой Гитлер, делая вид, что смотрит вглубь себя, действительно заглядывал вглубь себя.
 - Мне снилось, что я иду по какому-то полю на восточных территориях, иду с простыми людьми, рабочими-землекопами. По бокам - бескрайняя, огромная равнина с ветхими постройками, курганами; изредка попадаются деревушки, где поселяне трудятся у своих домов. Мы - я и мои спутники - проходим по одной из деревень и останавливаемся отдохнуть на лавке в тени от старых лип, напротив каких-то надписей.

Гитлер замахал руками, как человек, который разворачивает газету, проглядывает ее, с отвращением комкает и отбрасывает прочь.

 - И тут, - продолжил он, - за спиной включается радио, и раздается грустная старинная музыка - клавесин или гитара, точней я не помню. Тогда ко мне поворачивается Генрих...

Гитлер сделал рукой приглашающий жест, и над маскировочными разводами борта бронетранспортера появилась поблескивающая золотыми очками голова рейхсфюрера СС.

 - ...а во сне он был одним из моих товарищей-землекопов, и говорит: "Не правда ли, старинная музыка удивительно подходит к русскому проселку? Точнее, не подходит, а удивительным образом меняет все вокруг? Испания, а? Быть может, это лучшее в жизни, - сказал мне он, - давай запомним эту минуту."

 Гиммлер смущенно улыбнулся.

 - И я, - продолжал Гитлер, - сперва согласился с ним. Да, Испания! Да, водонапорная башня - это кастильский замок! Да, шиповник походит на розу мавров! Да, за холмами мерещится море! Но...

 Тут голос Гитлера приобрел необычайно мощный тембр и вместе с тем стал проникновенным и тихим, а руки, прижатые до этого к груди, двинулись - одна вниз, к паху, а другая - вверх, где приняла такую позицию, словно держала за хвост большую извивающуюся крысу.

 - ...но когда мелодия, сделав еще несколько простых и благородных поворотов, стихла, я понял, как был неправ бедный Генрих...

 Ладонь Гитлера описала полукруг и шлепнулась на фуражку рейхсфюрера, посеревшее лицо которого медленно ушло за край брони.

 - Да, он был неправ, и я скажу, почему. Когда радио замолчало, мы оказались на просиженной лавке, среди кур и лопухов. Тарахтел трактор, нависали заборы, и хоть в обе стороны тянулась дорога, совершенно некуда было идти, потому что эта дорога вела к таким же лопухам и курам, к таким же заколоченным магазинам, стендам с пожелтелыми газетами, и ясно было, что куда бы мы не пошли, везде точно так же будет стрекотать трактор, наматывая на свой барабан нити наших жизней.

 Гитлер обнял правой рукой левое плечо, а левую заложил за затылок.bnjulfzpflfkГитлер опустил голову, покивал чему-то, потом медленно поднял глаза на толпу и выкинул правую руку вверх.

 - Зиг хайль!

 И, не обращая внимания на ответный рев толпы, повалился на лавку.gjt[fkbcrfpfkubvvkthОколо полугода назад Молотов пришел к выводу, что зеркальность Льва Толстого является духовно-мистической, и рефлектирующая функция может быть осуществлена с помощью издания нового собрания сочинений писателя, коэффициент отражения которого будет увеличен за счет исключения идеологически неприемлемых работ вроде перевода Евангелий. При этом наводка и фокусировка могут быть достигнуты варьированием тиража каждого отдельного тома. Привожу таблицу тиражей восьмитомного собрания сочинений Толстого за 1934 год (данные РСХА).

 1 том - 250 тыс. экз.
 2 том - 82 тыс. экз.
 3 том - 450 тыс. экз.
 4 том - 41 тыс. экз.
 5 том - 22 721 экз.
 6 том - 22 720 экз.
 7 том - 75 241 экз.
 8 том - 24 экз.

Легко видеть, что грубая наводка осуществляется с помощью первых четырех томов, а точная - с помощью томов с пятого по восьмой.pyfxtybtjnrhjdtybz5 в первом реконструкционном зале были установлены гипсовая статуэтка Льва Толстого высотой 1,5 м. с прикрепленным на лбу зеркалом площадью 11 кв.см. с отверстием посередине. Там же был установлен глобус диаметром 1 м. на подставке высотой 0,75 м. Для моделирования русской революции был подожжен макет усадьбы Ивана Тургенева "Липки" масштаба 1:40, размещенный в правом дальнем углу зала. Расстояния между объектами и их точное геометрическое положение были рассчитаны на основе данных РСХА по тиражам последнего издания Толстого в России. После этого имперским медиумом Кнехтом был погашен свет, и в зал вошла реконструктор Марта Эйхенблюм, переодетая Сталиным. Ею в левом направлении был раскручен глобус. После его остановки пятно света от зеркала на голове Толстого оказалось в районе Абиссинии.
 
Затем в зал вошел реконструктор Брокманн, переодетый фюрером, и осуществил правую раскрутку глобуса. После его остановки пятнышко темноты в центре зеркального блика оказалось на Апеннинском полуострове.yf'njvКогда я кончил, он снял свое пенсне, протер платочком - у него даже на платке вышит череп - и сказал: "Послушайте, Эрнст! Вам никогда, случайно, не снилось, что вы едете в кузове ободранного грузовика неизвестно куда, а вокруг вас сидят какие-то монстры?" Я промолчал. Тогда он улыбнулся и сказал: "Эрнст, я ведь не хуже вас знаю, что никакого астрала нет. Но как вы думаете, если у вас и даже у Канариса есть свои люди в "Аннэнербе", должны же там быть свои люди и у меня?" Я не понял, что он имеет в виду. "Думайте, Эрнст, думайте!" - сказал он. Я молчал. Тогда он улыбнулся и спросил: "Как вы считаете, чей человек Крегер?"

 Эмма Кальтенбруннер:
 - О Боже!

 Эрнст Кальтенбруннер:
 - Да, Эмма... Наверно, я слишком прост для всех этих интриг... Но я знаю, что пока я нужен фюреру, мое сердце будет биться... Ты ведь будешь со мною рядом? Иди ко мне, Эмма...

 Эмма Кальтенбруннер:
 - Ах, Эрнст... Бигуди... Бигуди...

 Эрнст Кальтенбруннер:
 - Эмма...

 Эмма Кальтенбруннер:
 - Эрнст...

 Эрнст Кальтенбруннер:
 - Знаешь, Эмма... Иногда мне кажется, что это не я живу, а фюрер живет во мне..., а потом еще всю дорогу жизни учит..." Матвей сердито сплюнул в угол и уже совсем собрался начать думать о другом, когда грузовик вдруг затормозил и встал - они были на месте.  Матвей быстро выпрыгнул из кузова, отошел, будто по нужде, за какой-то недостроенный кирпичный угол и заглянул в себя, пытаясь увидеть там хоть слабый след того, что увидел несколько часов назад, слушая радио. Но там было пусто и жутко, как зимой в пионерлагере, разрушенном гитлеровскими полчищами: скрипели на петлях ненужные двери, и болтался на ветру обрывок транспаранта с единственным уцелевшим словом "надо".

 - А Петра я убью, - тихо сказал Матвей, вышел из-за угла и вернулся к своей обычной внутренней реальности.

 Потом, уже работая, он несколько раз поднимал глаза и подолгу глядел на Петра, ненавидя по очереди то его подвернутые сапоги, то круглый затылок, то совковую во многих смыслах лопату.

=============================cut===============================


Рецензии