Арабыч

Восьмилетняя Олеся проснулась ночью от настойчивого пищания. Она разбудила всю семью, и сонный отец пошел открывать дверь. Тут же с лестничной площадки в квартиру вбежал котенок, по-хозяйски лег на коврик и начал вылизываться. Семейство удивилось, а Олеся радостно схватила его в охапку. Котенок позволил себя потискать, а потом громко сказал: « Мяу», что означало: «А не пора ли покормить?» Отец покачал головой от такой наглости, но у дочери отнимать котенка не стал, только спросил:
- Как назовем?
- Мурзик или Шарик…- неуверенно сказала мама.
- Какой Шарик? Это для собаки имя! Пусть пока Мурзиком будет. Потом разберемся. Дайте ему молока. А теперь всем спать.

Утром произошел семейный совет. Как котенок мог оказаться на восьмом этаже? Может, он чей-то, ведь слишком чистый и на дворового не похож? Его рассмотрели получше. Серо-бело-черные пятна. Смешная клякса, словно чумазая мордочка. Пушистый, но не слишком. Короче, породу установить не удалось. А Олеся вовсю хлопотала: «Котик мой, котик!» Для очистки совести написали объявление в подъезде. За неделю хозяин не объявился. Так Мурзик стал своим.
Мама семейства Людмила настороженно наблюдала за новым персонажем. Мурзик казался ей странным. Не похожи его повадки были на кошачьи. У него было несколько регулярных «ритуалов». Утром, до того, как в квартире начиналось шевеление, Мурзик сосредоточенно ходил по периметру, словно принюхиваясь. Людмила помнила, что так ходят сторожевые собаки, чувствующие опасность. Потом он шел к двери дальней комнаты и громко говорил: «Мяу!» и уходил. Со стороны казалось, что он здоровается или отчитывается, мол, работу сделал.
Дальняя комната пустовала уже полгода после смерти бабушки, свекрови Людмилы. Она пролежала шесть лет парализованная после инсульта и умерла дома накануне Пасхи. Владимир, муж Людмилы, очень любил мать, искренне ухаживал за ней и горевал, но уже и он поговаривал, что надо занимать комнату, ведь в доме двое детей.
Помимо Олеси у них есть старший сын – одиннадцатилетний Данила. Характер трудный, нервный. Вечные проблемы в школе – разбитые стекла, курение в туалете, прогулы. Людмила и Владимир уже отчаялись его образумить. «Дотянуть бы до девятого класса, а там…» - поговаривал отец. Данила в дискуссии по поводу учебы и поведения не вступал, просто игнорировал любые замечания и окрики, словно все так, как и должно быть. Мурзик вел себя с ним нагло. Когда Данила садился перед компьютером, чтобы заняться очередными «стрелялками», котенок лез к нему на стол, падал на клавиатуру, на «мышку», цеплял когтями и выдергивал кабели, всячески не давая играть. Однажды он перевернул прямо на клавиатуру банку кока-колы. Данила сгреб его и собрался выбросить в окно. Олеся буквально вырвала его из рук разъяренного брата.

А потом приехал к ним дядя Леша из Питера. Он временами работал в Египте и привозил оттуда восточные сладости, разнообразные сувениры и фотографии. Котенок сразу залез к нему на колени и, по мере рассматривания фотографий, подмурлыкивал, словно комментируя. Дядя Леша посмотрел на его замазуристую мордочку и произнес: «Ну, что, Арабыч, интересно?» Так котенок стал Арабычем. Было в нем что-то царственное от шейха. Такое вот и панибратское, и уважительное прозвище.

У Арабыча жизнь протекала непросто. Конфликт с Данилой нарастал. Кроме как пинками и тычками, Данила с ним не общался. А Олеся всякий раз плакала и жаловалась маме. Арабыч давно уже должен был избегать своего мучителя, но, являя чудеса терпения, он снова лез к Даниле, когда тот включал компьютер. А потом Людмила заметила, что кот не подошел к сыну, пока на мониторе была математика, и тут же подскочил, когда загружалась очередная игра. Закрытая дверь не была большим препятствием. Арабыч вопил и царапался, и не впустить его было сложно.

Людмилу что-то беспокоило в ситуации с котом. Как-то все неправильно, странно. А потом ей приснился сон. Свекровь, молодая, розовощекая, кормит Арабыча сметаной и приговаривает: «На тебя одна надежда. Кушай, кушай, милый. С моими домашними много сил надо».
***
Ангел устал быть непрерывно в этих стенах, где нет ни слова молитвы, где иконы после смерти бабушки были убраны в шкаф и не доставались даже в большие праздники. Это очень трудно быть в пространстве, куда не залетают небесные ангелы и не заглядывают святые, где невероятно душно и пыльно. Ангел поддерживал хранителей обитающих в этой квартире людей, но понимал, что только человеческое благочестие может вернуть таким же измученным усталым ангелам солнечное свечение.

Обстановка была грустной. Только Олеся (в крещении Александра)  светилась, но она уже перешла ангельский семилетний порог, и детская ложь, гордость, злость уже повредили ее небесную красоту и чистоту. Даниил был холодным и жестоким. Людмила все свои силы тратила на телевизор, изымающий душу. Владимир изменял жене с молоденькой сотрудницей, мечтал развестись и начать все заново. Каждый их день был грязен и уныл.

Бабушка Нина, отстрадавшая годы в этой квартире, преставившись, достигла небесных селений и теперь с мукой взирала на духовное умирание своих близких. «Господи, вразуми их», - шептала она непрерывно, не отвлекаясь на великолепие своего нового дома. И ее Ангел по воле Божьей был облечен в такую неожиданную плоть и однажды материализовался на пороге квартиры с настойчивым криком: «Мяу!»
***
У Владимира не ладилось с любовницей. У нее была аллергия на кошачью шерсть, а Арабыч, будто специально, с особой тщательностью терся о брюки перед его свиданием. Любовница кашляла и чихала после этого так, что не помогали привычные противоаллергические препараты. Атмосфера свиданий превращались в больничную, и отношения угасли за четыре месяца.

Прошел год. Однажды Данила в отсутствие родителей и сестры привел  домой малознакомых мальчишек, и они оказались ворами. Один из них показал Даниле нож, мол, сиди тихо. А другой быстро вытащил компьютер и музыкальный центр и пошел в комнату к родителям за деньгами и ценностями.
И тут из комнаты раздался истошный крик, мат, потом снова крик. Ворюга вбежал к ним, держась за лицо, по которому стекали темные капли крови. Следом за ним, пошатываясь и воя, шел Арабыч. Он тут же бросился на пацана, держащего нож, молниеносно прыгнул ему на шею и повис, вцепившись зубами в кожу рядом с кадыком. Тот сразу выронил нож и тоже заорал. Арабыча били, пытаясь разжать челюсти, но он по повадкам был настоящим бультерьером. Мальчишки сбежали, ничего не взяв. Кот свалился им под ноги, когда они уже неслись по ступеням вниз.
Данила привел комнату в порядок, а сам упал на тахту и расплакался, обнимая дрожащего кота. Постепенно оба успокоились, а потом и подружились. Данила уже не отпихивал Арабыча, когда тот мешал играть. Он брал его на руки и открывал учебники. Постепенно он стал лучше учиться и не хамил родителям как прежде. Эту историю он рассказал отцу спустя пару лет, и кот стал еще более значительной фигурой в доме.

У Людмилы за это время внезапно появились новые вкусы. Как-то она посмотрела фильм по каналу «Культура», следом показывали скрипичный концерт. Она послушала музыку, удивилась, что внутри так приятно-приятно стало. Еще Арабыч умилительно мурлыкал рядом. И она стала заглядывать в неведомый ей ранее мир классической музыки, слушая оперы, концерты, всякий раз удивляясь. Особенно ей понравились балеты. На «Спартаке» и «Жизели» Людмила даже расплакалась. А потом ей попался концерт духовной музыки, и что-то дрогнуло в душе. Из шкафа она достала иконы. «Комната нарядней стала»,- подумала она, расставляя их на комоде.

В это время Владимир вынашивал планы возвращения молодости. Хотелось молодого женского тела, страстей юношеских, «ветра в голове». Унылая пассивная жена ему надоела ужасно. Но с новыми барышнями никак не складывалось. Ухаживать надо, деньги нужны, а с его зарплатой не разгуляешься особо. На притязательных девушек точно не хватит, а попроще казались ему неинтересными.

И тут появилась Маша. Было ей лет двадцать шесть, кровь с молоком, тугая как наливное яблочко. Посмотрела на Владимира хитро, а потом фактически сама себя и предложила. Секс в подсобке был быстрым и бурным. Владимир просто с ума сошел от счастья. Закрутился не роман, а целая энциклопедия секса. Маша имела нескольких партнеров, никому ничего не обещала. Ей нравилось обожание, поэтому выбирала она себе в любовники мужчин незамысловатых, не разбалованных женским вниманием. Целых два месяца Владимир приходил на работу как на свидание, зная, что в какой-то момент Маша укажет ему взглядом на дверь, и снова в подсобке будет буря эмоций с еле сдерживаемыми криками. На работе их отношения были очевидны, да они и не прятались.
 
Все же в какой-то момент Маша захотела секса в нормальных условиях, и Владимир, отправив жену с детьми к теще, привел любовницу домой. Был фантастический секс, после чего Маша обнаружила в новых французских туфлях кошачий кал, а кожаный плащ оказался располосован кошачьими когтями. Она устроила истерику с битьем посуды, проклятиями и оскорблениями мужского достоинства и больше никогда не подошла к Владимиру ближе, чем на три метра. Когда она уходила босиком, держа на вытянутых руках пресловутые туфли, Арабыч смотрел ей вслед победным, ехидным взглядом. Владимир хотел ударить кота чем-нибудь потяжелее, но… рука не поднялась. Он хмурился еще месяц, а потом решил, что такая истеричка женой точно не может быть, лучше уж Людмила.

Так в больших и малых проблемах и радостях протекала жизнь семейства. Олесе было почти пятнадцать, когда у нее появился поклонник. Андрей в свои девятнадцать лет имел много девушек. Особенно ему нравились девственницы, смешные, неопытные, но корчащие из себя бывалых обольстительниц. Олеся была свеженькой, белобрысой, с длинными ногами. Она «запала» на Андрея с первого взгляда, и теперь он продуманно тащил ее в постель.
Накануне свидания, которое должно было закончиться сексом, Олеся спешила – накладывала тени, чесала челку, параллельно пытаясь съесть что-нибудь. Какое-то неудачное движение, тут еще кот не вовремя влез, и кипящая вода попала на руку. Вместо свидания пришлось ехать в травмпункт. Андрей забыл об Олесе через неделю, а она еще долго ходила на перевязки, расстроенная и несчастная. Арабыч в те дни был к ней особенно внимателен, словно чувствовал свою вину. Его уже так любили все, что Олеся нисколько не сердилась на него, объясняя ожог собственной торопливостью.

У Данилы примерно в то же время был непростой период. Он доучивался в школе, готовился к безумным ЕГЭ, а тут еще одноклассница Таня внимания не обращает. Другие толпами носятся, а эта нет. Данила ради нее собирался сдавать ЕГЭ по химии и ходил на дополнительные занятия. Таня готовилась в медицинский, а Данила так, за компанию, хоть по химии больше тройки никогда не имел.

В начале мая пришла настоящая беда. Данила увидел Таню с парнем, причем парень вел себя с ней нагло, развязно, а она это позволяла, только смотрела так жалобно. Данила прорыдал ночь, уткнувшись в подушку, а потом решил, что Таню надо спасать. Он проследил за парнем, узнал, где тот живет. Потом в субботу, когда все домашние поехали к бабушке с ночевкой, Данила взял из отцовских инструментов небольшой ломик, оделся во все темное и, уже уходя, споткнулся на пороге о тело кота.

Арабыч лежал, не подавая признаков жизни. Сердце еле-еле билось. Данила прижал к себе мягкий пушистый ком и замер в полной растерянности. Намерение дать обидчику по башке улетучилось. Он позвонил родителям, выхватил из заначки все деньги и понесся в  круглосуточную ветеринарную клинику. Стоя в коридоре клиники, Данила впервые в жизни молился примерно такими словами: «Бог, ну ты, самый главный, пусть у него будет фигня какая-нибудь, ничего серьезного!» Но Арабыч умер. Оказалось, что  у него обширный инфаркт.
 
Там, в коридоре ветеринарной клиники, и потом, в лесу рядом с дачей, когда в коробке из-под микроволновки хоронили Арабыча, Данила плакал настоящими чистыми юношескими слезами. Таня с ее бой-френдом казались несуразностью, глупостью на фоне обрушившегося горя. Комок жизни, всегда игривый и чуткий, преданный и любимый, укладывался в землю и покрывался влажными песчаными ломтями, ограждая его от мира людей навсегда. Папа хмурился, молчал, а потом ночью на кухне пил корвалол. Олеся не смогла выйти из машины и плакала, отворачивая лицо и неловко утирая слезы. Мама не поехала, оставшись с бабушкой, бодрилась, не говоря бабушке ни слова, а сама вздыхала так, что сердце обмирало.
***
Ангел стоял над могилой кота и снова, в который раз, удивлялся чуду перерождения человека. Опекаемые Ангелом люди тосковали по настоящему живому теплу, идущему от простого кота, а не от придуманного мира лживых чувств и идей. Арабыч был настоящим, преданным, своим, не притворялся, просто любил. И теперь этой любви стало меньше рядом с ними. Они будут ее искать, только теперь они почти поняли, где она, Любовь. И глаза их ищут Небо, словно коты, умирая, попадают в Рай, ведь лучшие из них украшают мир людей, защищают, облагораживают.

Холодная ночь, последующая за этим вечером, наполнит воспоминания светом, и боль уйдет. За зеленой скатертью они вспомнят хорошее из всей его жизни настолько спокойно, словно Арабыч ластится тут же, под столом. Они никогда не увяжут события своей жизни с его поведением, но чувство защищенности, которое он давал, не уйдет. Их Ангелы рядом. А Ангел, посланный Господом по молитвам покойной Нины, сейчас вознесется к Господу, неся их слезы как знак очищения и благодарности. Этой семье предстоит теперь научиться смотреть светлыми незамутненными глазами друг на друга, а потом и на Небо.