Отчаянная ирина борется за свою жизнь

Это происходило в Санкт-Петербурге. С таким я на семинарах еще не сталкивался. Прямо во время медитации одна из слушательниц, неожиданно сильно побледнела, откинулась на спинку стула. Потом, ее, как бы, «повело», и она уткнулась плечом в стену, возле которой сидела. И казалось, что она, вот-вот, потеряет сознание. Однако, вскоре, она открыла глаза. И увидев мой встревоженный взгляд, через силу, улыбнулась, и вяло помахала рукой. Мол, все в порядке, не обращайте внимание.

 Продолжая читать текст медитации, я с беспокойством наблюдал за тем, как эта молодая женщина осторожно, чтоб не мешать другим участникам занятий, поднялась со своего места и, в буквальном смысле, держась рукой за стену и пошатываясь, вышла из аудитории.

Помню, я еще подумал тогда о том, что хорошо, что в это время, другие участники семинара сидели с закрытыми глазами и ничего не видели! Иначе люди могли бы воспринять этот случай, как «фактическое» подтверждение расхожим слухам о том, что «медитации до добра не доводят»!


Семинар в тот раз мы проводили в гостиничном комплексе, где и я сам, и некоторые из иногородних слушателей имели свой комнаты. Во время первого же перерыва в занятиях, я отправился навестить эту женщина. Она лежала в постели и, увидев меня, только немного приподняла голову. «Вы не переживайте» – неожиданно стала она меня утешать, от чего я даже растерялся. Ничего себе! Это она, в буквальном смысле, «загибается» и, едва может говорить, а еще и меня успокаивает.

 «Мне врачи запретили летать самолетом – продолжала она тихим голосом. – За две недели до семинара я попала в больницу. Так, ничего особенного. Сосудистый спазм и всякое такое». О своей болезни она, явно, не хотела говорить. «А я уже заранее решила, что на этот семинар попаду. Я давно в ладу со своей интуицией и хочу за счет психотехник еще больше развить ее возможности. Так, что плевала я на врачей. Не в первый раз они меня уже и пугают и даже хоронят. Жива до сих пор, и жить буду. В общем, я решила лететь. Я просто сбежала из больницы. Правда, я взяла, конечно, с собой лекарства. Но в полете все обошлось, и я так этому обрадовалась, что еще и крепкий кофе здесь в перерыве, на радостях выпила чашку кофе. А кофе мне, действительно, никак нельзя. Вот и наложилось: и этот перелет, и кофе! Я ведь к вам прямо с самолета приехала! Поэтому, вы не переживайте. Я сегодня отлежусь, а к завтрашнему дню уже все будет в порядке».

Вечером я снова навестил ее. Ирина к этому времени стала чувствовать себя уже, гораздо лучше, и мы неожиданно разговорились. Нам обоим в тот вечер торопиться было некуда и, так получилось, что разговор наш оказался доверительным и, в том числе, Ирина рассказала мне о том, что однажды ее приятельница, которой потребовалось пройти медицинское обследование, уговорила ее «за компанию»  сходить с ней в больницу.

«Ну, а, раз мы там оказались – сказала Ирина – то подруга убедила меня тоже пройти обследование, ведь время все равно потрачено. Я согласилась на это без всяких дурных предчувствий».

Подруга прошла процедуру первой, а обследование самой Ирины неожиданно затянулось. Врач с обеспокоенным лицом попросил ее немного подождать. Он вышел из кабинета и вскоре вернулся в сопровождении двух своих коллег.

Внимательно изучая данные исследований, они о чем-то совещались тихими голосами. Слов было не разобрать, но их затянувшиеся переговоры заставили Ирину напрячься в тревожном ожидании. Заключение врачей ее ошеломило. Они диагностировали онко-заболевание. Последующие контрольные анализы показали, что дела у нее и, вовсе, плохи. Речь, по мнению врачей, шла уже о том, что, если она в ближайшее время не ляжет под нож хирурга на операцию, то она, попросту, ляжет в могилу.

«Это было 3 года назад. Мне было тогда 36 лет». – Сказала Ирина, и я внутренне содрогнулся, представив себе то, что, вероятно, пришлось пережить этой молодой и красивой женщине. Между тем, она продолжала свой рассказ. Справившись с первым шоком, Ирина решила, что, пока не станет говорить родителям о своей беде, во всяком случае, до тех пор, пока сама не найдет врачей и не договорится о предстоящей операции.

 Однако сделать ей этого самостоятельно не удалось. Местные врачи соглашались оперировать пациентку до тех пор, пока они не узнавали ее фамилию.

После этого под разными предлогами следовал очень корректный и вежливый отказ, сопровождающийся многословными объяснениями, что случай у нее, мол, такой сложный, что здесь требуется вмешательство специалистов более высокой квалификации и, что требуется более современная аппаратура, которой, оказывается, у них просто нет. И, вообще, мол, лучше всего ей срочно ехать в Москву, тем более что для ее отца любые деньги на операцию не являются проблемой.

Ирина не сразу даже сообразила, что причиной всему является специфическая известность в городе их фамилии.


Ее отец от серьезных «братков», с боем поднялся до уровня одного из самых крутых и авторитетных бизнесменов в их городе. Свою связь с криминалом он, судя по всему, не порвал и по слухам, был, по-прежнему, спор на расправу, в особенности, под горячую року.

Так что врачи хорошо представляли себе то, что, если операция единственной дочки пройдет неудачно, то вместе с ней папаша, на самом деле, зароет в землю с ней рядом и всю медицинскую бригаду. «В общем-то – сказала Ирина, грустно улыбнувшись – время шло, а сама я, так ничего и не смогла решить. Матери я, так и не призналась, а, вот, отцу пришлось обо всем рассказать». Следующим утром они уже вылетели в Москву, а там в нее, словно бы, какой-то бес вселился!

Их приняло знаменитое медицинское онкологическое светило. И дело, в общем-то, сладилось быстро. Сели уже договариваться о деньгах за операцию. «Профессор долбанный», по словам Ирины, губами почмокал, глазками из-под очков пострелял и выкатил такую «цифру» стоимости операции, что у нее от этого «зубы свело»! Ну, а отец ее только головой кивнул безразлично. Мол, сколько бы это ни стоило, его не деньги интересуют, а то, чтоб дочь вытащили с того света.

«А меня, знаешь, как прорвало – проговорила Ирина. – Вот, же думаю, старый ты козел! Ты на людской беде карманы себе набиваешь. Ну, я ему и выдала, светиле этому московскому! Деньги, я говорю, мы заплатим, а вы какие даете гарантии, что я буду здоровой после операции? Вот, умора получилась! Профессор глазками хлопает, рученками разводит. Какие, мол, такие, гарантии? О чем это вы больная говорите»?

 Отец на меня смотрит, ничего не понимая. Он-то все связи свои включил, чтоб нас это светило плюгавое принять соизволило. А я, действительно, как с цепи сорвалась! Отборным матом обложила профессора в его же кабинете и говорю ему, раз нет гарантий, то не будет и операции. Хрен, вам, а не деньги!

Ирина, погрузившись в воспоминания, замолчала на время, а затем рассказала о том, что в самолете, когда они с отцом летели домой, она первое время никак не могла понять, что с ней тогда произошло? И только, гораздо позже она стала догадываться о том, что это был не банальный нервный срыв. Скорее всего, что через эту немотивированную истерику, прорвалась в крике, в слезах и в соплях, ключевая подсказка ее интуиции.

Деньги в данном случае, были всего лишь, поводом, а, вот, глубинная причина ее яростной агрессии, состояла, вероятно, в том, что она угадала и почувствовала, что в этой московской клинике ей не помогут. А, наоборот, ее там, скорее всего, угробят. Почему она так решила? Да, разве, это имеет значение! Тем более что и не было у нее никакого «решения».

Спонтанно, через ту истерику, через безобразный скандал, так она защищала и отстаивала свое право на жизнь! «Ну, а, что было дальше»? – спросил я. Дома, по словам Ирины, отец кинулся по местным больницам договариваться об операции. Ну, а сама Ирина вспомнила, что, обходя до поездки в Москву, местные больницы, она не раз слышала о том, что был прежде в городе хирург с золотыми руками.

О нем говорили, что это был врач от Бога, да только, вот, спился дядька в хлам и теперь он обретается в какой-то районной больнице.
«Как я его разыскала – это, вообще отдельная история. – Сказала Ирина. – Не напрасно люди говорят, что Неисповедимы Пути Твои, Господи». Она поправила рукой волосы, вздохнула светло и умиротворенно, пояснив, что и сейчас, словно бы видит того дядьку-хирурга, в том самом его несвежем и помятом больничном халате. И видит его выцветшие белесые глаза запойного человека, давно уже уставшего от самого себя и от жизни.

 Ирина вывалила ему на стол результаты всех своих анализов, дождалась, пока врач познакомится с ними, и спросила требовательно: «Оперировать меня возьметесь»?

Ответом ей стал грустный и очень печальный взгляд. И неожиданные слова врача: «Большая беда у тебя дочка. Не правильно это, когда молодые и красивые девки, вот, так сгорают». Он вздохнул тяжело и с сомнением посмотрел на свои руки. «Я чувствовала – сказала Ирина – что в этот момент решается моя судьба. Это было, так странно. Я обложила матом московскую знаменитость, а сейчас я была готова встать на колени перед неказистым районным хирургом-алкоголиком. Испитым и одиноким. Странные и необъяснимые вещи происходят, порой в жизни».

Ирина быстро взглянула на меня, стараясь, вероятно, почувствовать, понимаю ли я истинный смысл ее слов. «Ты не поверишь! – Она неожиданно звонко рассмеялась – Этот мужик согласился сделать мне операцию за 150 долларов! И я до сих пор, так и не могу понять, как и почему он сложил, именно эту сумму. Посчитал по ящикам водки? Или он кому-то задолжал, именно, столько денег? Не знаю. Отец, правда, когда узнал, у кого и где я буду оперироваться, посчитал, что я окончательно сошла с ума. Но он-то знает, что, если я решила, то меня уже никто не остановит. В этом смысле я по характеру, вся в него». Вскоре операция состоялась и прошла она успешно. А, вот, когда сняли швы, то Ирина ахнула. Ее живот обезобразил здоровенный шрам.
 
Увидев себя в зеркале, она впервые за время болезни, расплакалась, по-настоящему. И, приехав через некоторое время к врачу на послеоперационный осмотр, не выдержала и спросила его с упреком, как же он, так недоглядел? Ведь ей теперь с таким уродством даже на пляж стыдно появиться. А она ведь еще совсем молодая женщина. И ей не только жить хочется, а ей хочется и самой любить, и быть любимой.

 Врач уже, не стесняясь своей пациентки, достал из шкафчика початую бутылку водки. Плеснул себе с четверть стакана. Молча выпил. Закусить ему, видимо, было нечем. Так что он только привычно и хрипло резко выдохнул из себя воздух и передернул плечами.
«Шрам, говоришь? Уродство? – наконец-то, сказал он. – Это я помню. Я тоже думал об этом, когда тебя зашивал. Да потом решил, что червям могильным все равно, какой шов под землей доедать. Ты, ведь, дочка, должна была по всем медицинским правилам, ядрена мать, помереть прямо на том столе. Во время операции. Да, если бы ты мне даже, когда была под наркозом, не помогала бороться с этой бедой, то уже давно бы тебя схоронили. Эх, дочка, дочка»!
 
Он посмотрел на Ирину беспомощным и уже сильно осоловевшим взглядом и произнес убежденно: «Я, ведь, только тебя почистил, милая. Что смог, то и сделал. А живешь ты, родная, потому, что есть в тебе особый талант к жизни. Любишь ты жизнь и борешься за нее до конца. А шрам? – он беспечно махнул рукой. – Это тебе любой хирург легко все исправит. Ты об этом дочка не печалься. Ты ведь такая настоящая, такая отчаянная, что мужики тебя и со шрамом на животе любить станут».

Кроме того, с различными иными публикациями по данной тематике Вы сможете познакомиться в материалах нашего сайта «Жить с удовольствием», адрес которого представлен здесь же, на портале в моей личной странице.