Пока океан спит

     Небесные корабли облаков горели пламенем последних лучей весеннего солнца, сталкивались друг с другом, рушились, разламываясь по частям, и с высоты низвергались, обжигая холодные ладони спящего океана. Он же безмятежно спал, и ничто не могло поколебать его покой. Глубокое дыхание, его колыбель, с  шумом несло гребень за гребнем прогретые за день пенистые волны, и с нежностью убаюкивало, укладывая на каменистый берег, своих обитателей. Беспокойные суставчатые лапы, стрельчатые усы и рябые клешни пугливых хозяев спешили глубже спрятаться в уютных перламутровых ракушках, оставаясь наедине с шепотом воды. Жемчужницы одна шире другой зевали створками, ютясь как можно ближе к своим собратьям, а рыбы все реже выпрыгивали из темных вод, подставляя скупым лучам свои трепещущие полупрозрачные крылья. Уставшие, но бесконечно благодарные жители глубин укрывались ватным одеялом облаков, не обращая никакого внимания на то, какие бушуют над ними стихии. Только тогда высоко-высоко над головами, и даже выше, чем можно увидеть в ясный день, зарождалось из пустоты самое таинственное действо. Вечерняя мистерия, с недавних пор привлекающая внимание двоих, что не спали у кромки пляжа.
     Там, из алой глубины небес, начинали слабо доноситься пронзительные крики чаек. Многоголосая симфония чарующими звуками неспешно нарастала по мере того, как птиц становилось больше. Соленый воздух пронзили  первые ноты истерии. Десятки, сотни, тысячи маленьких подрагивающих точек слетались в единое, едва уловимое глазом, рябящее нечто. В стремительно меркнущем свете дня они казались совершенно черными и такими далекими, призрачными, словно были за гранью этого привычного мира. Взлетавшими к кровавому блюду солнца, и утолив свою жажду бросающимися камнями вниз, их было видно всюду, насколько позволяла широта щедро распростертого небосвода. О, как они отдавались небу! Как не щадили себя! Словно древний ритуал во славу вечной Ночи агония странного танца  вовлекала в свой круговорот все больше и больше маленьких точек пока они не образовывали живое облако, что распадалось и собиралось вновь, принимая самые изумительные формы. Тенями на безумном карнавале ожившие тучи кружили и извивались до утра, пока обессиленными птицы не падали замертво, чтобы уже следующей ночью вновь устремиться неистовствующую ввысь.
     - Посмотри,- губы юноши трескались от ветра и соли, так, что приходилось говорить как можно тише, - как гибнут облака. Нет в мире ничего прекрасней!
     Две темных фигуры сидели посреди широкого галечного пляжа, дрожали, и грелись в робких объятьях друг друга. Искрящий песок под ногами, что был из самых недр океана, с приливом очередной волны  наступал на теплые гладкие камни, добавляя им обманчивой драгоценности. Он и его гостья мерещились догоревшими головешками на фоне огненного неба – зелеными ветками, брошенными в бушующий костер.
     Казалось, эти двое с интересом смотрели куда-то вдаль - за красную нить далекого горизонта, словно если бы могли разглядеть невиданные земли, странно одетых людей на высоких пирамидах  и удивительные страны, что видят каждый день закат эпохи Солнца. Они молчали часами. Ведь как передать словами, что ты видел за чертой, на которой сходятся вместе беснующееся небо и спокойная вода, и что ты чувствуешь, когда на черно-синем полотне, одна за другой, неуверенно проступают неограненные звезды, такие юные и еще не готовые вовсю засиять? Однако их тела решительнее разума делали первые рисковые шаги навстречу. Дрожащие руки, ползущими стебельками дикого плюща, медленно обвивали друг друга. Молодость, по венам и артериям наполнявшая их часто бьющиеся сердца, совсем не пылала в них нетерпением. Скорее они робко изучали неведомые им ранее ощущения и самих себя, вглядываясь в бездонные глубины глаза, где меркнул яркий свет - туда, где каждый вечер отражались бесконечно знакомые звезды.
     - Прекрасней смерти?- тихо спросила девушка, сдувая мокрую прядь волос небрежно упавшую на глаза. Пугливая, она старалась не думать о том, что бывает после жизни. Финал всего живого ее не привлекал. - Разве она может быть прекрасной?
     Как и по обыкновению, она первой нарушила молчание. Ведь приходя сюда, на это самое удивительное место, где океан спокойно спал и убаюкивал своих детей, где буйствовали чайки, и танцевало всеми оттенками красного, черного и желтого, такое диковинное небо, она боялась узнать то, что таится в его душе, но не могла сдержать своих порывов. Ее одолевало любопытство.
     - Я не уверен в том, как это сказать, - прозрачной тонкой лентой голос проскочил обветренные губы и закружился между ними. – Мне кажется, что у каждого из нас свой красочный финал, - гостеприимный хозяин пляжа подождал, пока последний звук потухнет в тишине, - и когда гибнут облака - это прекрасно.
     Вдвоем, насколько смогли, они задрали головы и стали смотреть, как над ними срывались с места, неуклюже задевая друг с друга, слипались и растворялись вовсе огромные неповоротливые глыбы. Та неспешность, с которой все происходило наверху, лишь добавляла драматичности, но то был естественный ход природы, и это несколько успокаивало двух наблюдателей, каждого на свой манер. Вот белому идолу поклоняются сотни фанатичных последователей, и буро-красная волна накрывает их, сметая за мгновения, а рядом отважный мореход тонет в угольно-черной пучине вместе со своей дощатой лодкой. Дикие звери бегут через пустоши загоняемые хищником, и сердце, выскочившее из груди, кровоточит на фоне угасающего солнца. Его мечтательному взору представлялись знакомые образы - фигуры, которые не успев показаться, стать узнаваемыми, тут же превращались в ничто, и медленно потом растворялись, как и в реальной жизни, не оставляя малейшего следа в воспоминаниях.
     Для нее это были куски рваного на части неба, какие встречались повсюду. Там же, где был умиротворённый океан, густые с бархатной каймой клубы отчего-то казались печальными или даже траурными. Беспокойные облака над неколебимой гладью темной воды напоминали девушке  пожар, грандиозный по своему масштабу и поражающий воображение, гибельную напасть, способную испарить кровь и забрать воздух из легких, в песок раскрошить  камни и изменить лицо Земли. То, о чем пугали на мессах, то, о чем не задумываешься, пока оно не настанет – далекое  затаившееся зло, готовое напомнить о себе в любую эпоху. Такой ей виделась картина перед глазами, и красоты в ней она не находила, одну лишь тревогу.
     - Ты всегда такой странный? - спросила юная гостья с колкой улыбкой, чтобы скрыть легкую дрожь, украдкой искусанных и бледных губ. – Или только когда ты здесь и смотришь на них?
     Над головой засвистел слабый ветер, путая и ероша мокрые волосы. Ему хотелось играть, а забавляться с чайками, свергая их и поднимая ввысь своими порывистыми потоками день ото дня было скучно.
     - Сколько себя помню, - начал юноша, - я прихожу сюда перед закатом. Будто по зову океана и чаек, а может, прихожу сюда сам, себе не подчиняясь. Только здесь я обретаю умиротворение, что редко найдешь в шумных городах. Усаживаюсь на эти самые камни, которые видели и знали больше чем я, помнили больше чем я и жили еще дольше, чем помнили. Тепло их - это тепло Земли. Запах, который они источают – это запах воды, соли, жизни и смерти, - он немного помолчал, размышляя о том, стоит ли продолжать, но глаза его слушавшей взахлеб спутницы говорили сами за себя. В них горело пламя любопытства. – Как к алтарю меня приводил сюда отец, а его - мой дед. У деда были свои отец и дед, но все они остались в моей памяти лишь однообразными суровыми лицами. Это было их место, где они могли дать волю своим чувствам, перестать быть сильными и отказаться от воли. Старые  валуны слышали и впитывали много скупых мужских слез радости и разочарования, но обо всем молчали. С этими камнями у меня долгая история.
     - То есть с тобой всегда был кто-то рядом. Даже они. И тебе никогда не было по-настоящему одиноко? – с догадкой в голосе спросила она.- Даже здесь?
     - Именно. Камни, впитавшие запах и тепло моих предков, отцов и дедов, общались со мной, - рукой юноша коснулся бархатного мха на покатом камне, как касаются плеча старого друга, - и я им отдавал свои воспоминания. Сколько себя помню - меня манило к ним. Быть может, день за днем они зовут меня, только голос их звучит глубоко в моей  душе. Кто знает.
     Девушка промолчала в ответ. Ладонь ее рисовала незримый узор, проводя раз за разом по горячей коже спины ее молодого мужчины, чувствуя покалывания крупинок соли. Юноша горел всем телом.
     - Каждому нужен кто-то, чтобы его слушали, - буквы сами сложились в слова. - Камни - самые терпеливые из собеседников. Этим  я странный? - скорее уже задавая вопрос самому себе, но, не желая слышать ответа.
     - Не знаю, - пожала плечами гостья. Слова прозвучали искренне. Там, в потемках собственной души, она и действительно не знала правды.
     -  Я тоже.
     Они вернулись к молчаливому созерцанию, не решаясь даже взглянуть друг на друга, смотрели куда-то вдаль и грелись, пробуя соль океана на губах. В небе над ними истерической сонатой в медленный рондо перешла птичья симфония, которой взялся солировать порывистый береговой бриз. Молодой особе это нравилось - быть здесь, где не было никого кроме мечтательного юноши, алого неба, изрезанного тенями чаек, и тихого-тихого шепота океана. Конечно, это было не то место, что представляла себе она, вечерами закрывая глаза. Тот зыблемый образ ее был далек, и дымкой исчезал, всякий раз, когда она просыпалась. Но именно этот берег и сглаженные водой скалы, живое небо и сонный океан, и все, что было вокруг на многие дни отсюда в любом из направлений – было явью и принадлежало  теперь не только ему. Пока не научившись слушать, она еще не знала, что камни теперь уже пели и ей на своем языке.
     Ветер резвился на пляже, играя сам с собою в салки меж щербатых валунов и вверх подбрасывая подсохший песок, словно озорной мальчишка, то и дело норовил попасть в глаза. С каждым новым порывом и новой набегающей волной становилось  холоднее. Беспокойно ерзая на теплом камне, поддетом бархатным изумрудом водорослей, девушка думала о том, были ли здесь люди? “Когда-нибудь и кто-нибудь до нее,- спрашивала она себя, не надеясь на его искренний ответ. - Кем они были? Чем были они?”
     - Они были чайками, – прозвучало в ответ на ее мысли. Голос был ровным и совсем  не дрожал от холода. От порывов ветра закладывало уши, и слова его слетели почти беззвучно – последним отголоском заблудившегося эхо. Ей показалось? Или она сказала вслух? Догадка навязчиво витала в воздухе между ними.
     - Что? - переспросив, девушка с любопытством посмотрела ему в лицо. Она старалась разглядеть ответ в его бездонных глазах.
     - Я говорю,- он не спешил раскрываться и делал это, превозмогая самого себя, - они были всего лишь чайками. Голодные тени, что безжалостно рвали мое сердце на куски. Я молил это небо и эти старые звезды о снисхождении, но холодные планеты молчали. Не раз просил о помощи древние камни – те, что разделили со мной все тайны, но в ответ и они слов не сказали. Взывал к океану, но он лишь спал, и что-то тихо шептал. Много времени прошло с тех пор, однако я понял, что шептал он мне имена людей. Это были их имена, - кивком он указал в сторону чаек.
      Диск бешено вращался, меньшей частью своей выглядывая из-за алой нити сшившей навсегда небо и буйные воды. Природа вокруг жадно впитывала черный и красный цвета, и считанные мгновенья до неузнаваемости преобразилась, потеряв свои привычные очертания. То, что еще с восходом солнца казалось деревом, теперь мерещилось диковинным животным, а острые заснеженные пики далеких горных массивов казались отныне вымазанными кровью зубами, готовыми сомкнуться огромной пастью над всем вокруг. Даря этому миру последние мгновенья тепла и света, солнце устало улыбалось двум темным фигурам на пляже.
     - Ты хочешь сказать, - спросила девушка, резко встав на камень. Глаза ее, слезившиеся от ветра, были обращены в пронзительную даль тлеющего неба, где птичий танец был в самом разгаре,  - что люди превратились в чаек?
     - Я хочу сказать, что пока океан спит, они тенями бьются в танце, восхваляя пришествие Ночи, - обитатель дикого пляжа пальцем указал на то, как сотни и тысячи маленьких подрагивающих точек, сначала разрозненных и двигающихся без видимой цели и направления, тут же сбивались в живой водоворот. - Они злятся, думают, что прокляты, отвержены или забыты.
     - Кем? Тобой? Кто они? Что это за люди, - мурашки пробежали по изгибу ее спины. Ей вдруг стало не по себе. Стало страшно за этих людей и почему-то грустно за него.
     - Не беспокойся. Скоро ты сама все увидишь, - он нежно коснулся ее спины, словно бы разгоняя дрожь. - Бедняги еще вернутся на эти берега под сенью гаснущих звезд. Будут бродить как потерянные, и искать принадлежащие им “камни счастья”, поглядывая друг на друга с завистью, а кто и  с ненавистью. Будут кричать друг на друга, но слов своих не услышат, и от того еще больше будут злиться. Они - всего лишь тени в моей памяти. 
     Гостья замолчала, решив, что не будет провоцировать его. Ей оставалось только ждать, пока он сам все расскажет. Чувства ее были еще слишком неоднозначными, чтобы оставлять хоть что-то на этом пляже, и свой камень она берегла.
     Мимо них неспешно шли часы, и давно уже  в обморочном экстазе закатилось солнце. Со временем ветер озорной, пронизывающий холодом до самых костей, отбушевал, и на лицах мечтателей слабо замерцали в лунном свете крохотные крупинки соли. Время остановилось. Все вокруг перестало иметь какой-либо смысл. До нее по-прежнему доносилось дыхание собеседника, которое так походило на уже знакомые вздохи океана. Она закрыла глаза и поддалась искушению. Тяжелый валун под ней вдруг перестал притягивать ее и весить вообще. Сама мера веса стала бессмысленной, и одно лишь дуновение прохладного бриза легко подбросило ее худенькое тело вверх. Пятки засверкали, и юная мечтательница полетела кувырком, все поднимаясь и поднимаясь выше, пока не заметила, что ее молодой мужчина, так и сидит, вглядываясь в пустоту перед собой.   
      С высоты чаек было хорошо видно, куда же  она попала.
      В его мире было много всего: забытые древние города с пустующими узкими улочками, моря ярко-желтых пшеничных полей и густые пихтовые леса, крутые скалы и отлогие заснеженные поля, реки слов и чьих-то фраз, обрывки облаков похожих на невиданных животных - не то птиц, не то людей. “Когда ты весишь не больше пера,– себе удивилась девушка, - то чувствовать свободу так просто!”. И она побывала везде, куда хотела отправиться сама и где оказалась случайно, но лишь этот пляж нравился ей, так же, как должно быть и ему. Вот почему, каждый раз ее так и манил этот дикий галечный берег. Глубоко за грудиной послышалась тихая песня. По хрупкому телу разлилось умиротворяющее тепло.
     Гостья так и не решилась рассказать юноше, что камень счастья - напоминание о прожитых мгновениях радости и беспечности, которые по обычаю оставляли люди друг другу с незапамятных времен, был всякий раз  у нее с собой запрятанный в складках одежды. Пока спал ее мир и ее океан, она приходила к нему, чтобы молчать и тихо сидеть рядом, смотреть на пылающие закатом облака и щуриться солнцу, думать о чайках и придумывать им имена, смеяться глупостям и кидать чужие камни счастья, что так ищут люди, в глубокие тихие воды. И хоть подобные выходки не приветствовались ее народом, всем на зло, она убегала на пляж.
     - Когда-то я их знал, - задумчиво сказал юноша, не ей, скорее беспокойному небу, - они приходили и уходили, улыбались, жали руку, говорили о дружбе и о будущем, строили планы, думали и мечтали о чем-то своем. Они не любили ждать и лишь терпели меня, но каждый раз зачем-то возвращались, злились и снова уходили, роняли слезы обиды, и, наполняя сердца горечью, молчаливо смотрели на меня, клялись в ненависти. Они все здесь, - в рябящей красками высоте над ними птичий кречет и танец, словно бой, не умолкал ни на минуту. - Часами позже, в предрассветной мгле, их выбросит на берег людьми.
     - Зачем? – спросила она, хотя и знала наперед, что он скажет. – Что забыли они здесь?
     Понемногу гостья стала привыкать к вечному закату и мертвым облакам. Странные чайки, постоянно следившие за ней черными бусинками внимательных глаз, ее более не волновали. Один лишь шепот звучал в голове не смолкая, да песня в груди. Первый раз в своей жизни ей стало по-настоящему интересно. Ей стало интересно рядом с кем-то одушевленным. Она захотела остаться с ним, но собственный камень не давал ей покоя. Его некогда приятная тяжесть теперь неприятно оттягивала одежды.
     - Чтобы собирать свои камни счастья, когда-то оставленные здесь, - со странной улыбкой  произнес узник этого странного и будоражащего места, подставляя лицо порывистому ветру. – Однако поверь, это невозможно. И сознавая это, они терпеливо дожидаются ночи, слепо веря, что когда-нибудь я засну или забуду, и они смогут наконец-то их унести с собой в свои миры.
     - Но ты ведь их не забудешь, - совсем над ухом прошептала она. - Я знаю, океан, он шепчет тебе каждую ночь их имена. Каждую ночь и каждый день, возвращаясь на этот берег, люди-чайки бесцельно будут бродить по пляжу, собирая чужие камни, и вновь уйдут ни с чем.
Юноша коротко кивнул. “Она нашла ключи, кем-то давно выброшенные в соленые темные воды, - понял он, - ключи от его мира”.
     - А ты не думал, - осторожно спросила гостья его мира, - что можешь быть тоже чайкой? Такой же тенью в чьем-то мире.
     - Возможно где-то там, за горизонтом, - еще тише обычного его слова прозвучали, пробиваясь сквозь шумное дыхание океана, - где далекие чудесные земли, люди и страны, что видят каждый день закат эпохи Солнца, там, где меркнет свет, где вечно звезды, есть и я собирающий свои камни счастья.
     На самой высокой ноте сотни чаек, одна за другой, скрестив свои крылья на трепещущих грудках, стали падать в объятия пенистых вод. Птицы разом умолкли, от чего ритмичность финала их крикливой музыки над берегом сменилась почти осязаемой тишиной. С редкими порывами ветра до обоих долетали маленькие белоснежные перья, которые, минуты спустя, стало прибивать  волнами. Хрустальные слезы бирюзовых глаз скатились по бледным щекам девушки. Ей не выносимо было на это смотреть, и захотелось плакать в его прохладное с крупинками соли и песка плечо. Глаза ее резало от ветра, соли и слез. Все, что видела она вокруг себя не раз - расплылось в одночасье. Облака и вода, земля и все живое слилось в причудливый пульсирующий, бесконечный в своем многообразии, орнамент. Голова медленно закружилась, от чего показалось, что океан их окружил, и вода была повсюду, а в ушах звучал его демонический шепот. Голос настойчиво произносил имена.
     “Десятки имен – тысячи камней - сотни птиц”.
     Они и не заметили, как ночь прошла, и в предрассветном сумраке холодного утра из серебристой ряби вод стали показываться люди. Один за другим. Пена и перья местами облепляли их руки и нескладные тела. Одинокие фигуры на фоне галечного пляжа сторонились друг друга. Их силуэты все появлялись из океанской волны, раз за разом накатывавшей на галечный берег. Одни уверено шагали, другие едва плелись или вовсе ползали, руками перебирая гладкие камешки и крупные валуны. Сгорбленные и промерзшие фигуры внезапно замирали, будто пытаясь вспомнить то, что оставили здесь, но мокрые камни смотрелись одинаково. Их черные бусины глаз внимательно следили за большими мшистыми валунами поодаль, что на своих покатых спинах, словно киты, держали хрупкий мир двух ошеломленных наблюдателей. 
     Все, и даже воздух, завибрировало и наполнилось запахом тревоги, какой обычно веет перед грозой, но стих пожар ярости - пепельное небо на них не сердилось, и вместо ослепительных молний пролился дождь.
     Девушка  отказывалась верить в то, что есть еще миры, где они словно тени, чайки, люди или кто-то еще другой; где они ищут свои камни счастья, и не могут забрать их с собой, чтобы забыть навсегда обиды и заглушить терзающую боль. Не они ли ждут прихода ночи, и когда океан засыпает, кружат свои танцы в отблесках звезд? В мире непохожем на этот, где Солнце давно уже  село и небом бескрайним правит одна лишь Луна, могут быть другие - он и она. Кто знает, быть может и там они вместе.

                ***

     Две темные фигуры сидели посреди широкого каменистого берега. Они дрожали, грелись в теперь уже менее робких объятьях, и смотрели куда-то вдаль. Каждый думал о своем.


 2006г.
Картина: "Пока Океан Спит" Анастасия Горбунова.