Буддист

                https://www.youtube.com/watch?v=fTqHf1iSZGg&t=1371s               
                https://www.youtube.com/watch?v=ZxBN7cUPgtc&t=567s


                Моему взрослому сыну,
                мужественному,  чуткому,       
                преданно и нежно любящему,
                самоотверженно поддерживающему      
                меня во всех начинаниях,
                посвящаю.



               
             По мотивам калмыцкой народной сказки «Медноволосая девушка».
                (В пьесе использованы йорялы.)


                «Струится тихо медь волос-
                Но в этой тишине угроза…
                К чему причудливо слились
                В моём сознанье плеть и роза?»
                Елена Урбане.


                ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА.

       АРСЕНИЙ (ЗОРИКТЭ), романтик, 30 лет.
       БАДМА (МЕДНОВОЛОСАЯ), юная красавица с копной рыжих волос, художник.
       ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА, мать  АРСЕНИЯ.
       НАТАЛЬЯ, подруга АРСЕНИЯ.
       САНАЛ, друг АРСЕНИЯ (КЕБЮН взрослый).
       СТАРИК – ЗУРХАЧИ, столетний мудрец-прорицатель.
       СТАРУХА, мачеха ЗОРИКТЭ.
       КЕБЮН, младший брат ЗОРИКТЭ, сын СТАРУХИ.
       ХАН, похититель Медноволосой, убийца её братьев.
       МУС, многоголовое чудовище.



                ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.


                Сцена первая.

                Москва.
                Квартира АРСЕНИЯ.
    Закончив уборку, АРСЕНИЙ засовывает пылесос в шкаф и, удовлетворённо оглядев   
    комнату, устало плюхается на мягкий диван. Посидев мгновение неподвижно, он   
    нащупывает в подушках пульт и, включив нежную успокаивающую мелодию,   
    задумывается.
    Внезапно квартира озаряется ярким оранжевым сиянием.
    АРСЕНИЙ, радостно улыбнувшись, зажмуривается.
    Раздаётся звонок в дверь, оранжевое сияние тут же исчезает.
    АРСЕНИЙ оглядывается, разочарованно качает головой, вздыхает и идёт   
    открывать.
    Входит НАТАЛЬЯ.

АРСЕНИЙ (удивлённо).  Ты?!
НАТАЛЬЯ (несмело улыбнувшись). Я.
АРСЕНИЙ(недовольно). Наташа, я же только что отвёз тебя домой!
НАТАЛЬЯ (пытается обнять АРСЕНИЯ).  А я вернулась…Сюрприз! Неужели ты не рад?! (Старается незаметно заглянуть в комнату.)
АРСЕНИЙ (отстраняя её).  Мы же обо всём договорились: ты приходишь завтра. Разве не так?
НАТАЛЬЯ. Но почему не сегодня?!
АРСЕНИЙ.  Моя машина внизу. Пойдём, я тебя отвезу.
НАТАЛЬЯ. Но мне не хочется домой! (Умоляя.) Я останусь…
АРСЕНИЙ (стараясь говорить мягче). Завтра.
НАТАЛЬЯ. Но почему, Буддист?!
АРСЕНИЙ. Видишь ли… (оглянулся) сегодня ещё не время…
НАТАЛЬЯ (обиженно). Не время?! А завтра уже будет время?! Мы год с тобой встречаемся! (Пытается незаметно разглядеть, нет ли кого в квартире.) И уже полгода спим! Чего ещё ждать?! Что может измениться за одну ночь?
АРСЕНИЙ (обняв Наталью). Подожди до завтра… Всего лишь до завтра.
НАТАЛЬЯ (со слезами на глазах). А я не хочу ждать! (Капризно.) Я останусь?
АРСЕНИЙ (поворачивая её лицом к двери). Наташа, пойдём…
НАТАЛЬЯ. Ну, хорошо, хорошо… пойдём…  (С надеждой.) Но если нельзя у тебя, тогда… у меня… Да?
АРСЕНИЙ. Наташа, сегодня я ночую дома.
НАТАЛЬЯ (упрямо). Но почему?! Я хочу быть с тобой! Каждый день… Каждую ночь… Понимаешь? Хочу смотреть на тебя, Арсен, прикасаться к тебе, слушать твоё дыхание… Хочу дышать тобой!
АРСЕНИЙ.  Наташа, пожалуйста, не ставь меня в неловкое положение, не заставляй оправдываться и…тем более… выгонять тебя… (Он вдруг прислушивается, оглядывается.)

Угол комнаты слегка озаряется оранжевым сиянием.

Мне надо разобраться…  (Нетерпеливо подталкивает её к двери.) Кое-что выяснить… Это очень важно.
НАТАЛЬЯ (затаив дыханье).  Ты… кого-то ждёшь? (Шепчет с болью.) Или… здесь уже кто-то есть?! (Решительно.) У тебя женщина?
АРСЕНИЙ(улыбнулся). Нет. Ты можешь быть абсолютно спокойна: в моей квартире женщин не бывает. (Поправляется.)  То есть… не было до тебя... (Нахмурив брови, вдруг оглядывается, но тут же, покачав головой, усмехается.)  Вот разве что… привидения…
НАТАЛЬЯ (горько усмехнувшись). До меня… Можно подумать, я здесь была… Каких-то несчастных полчаса… (Внезапно разозлилась, закричала.) Думаешь, я ничего не вижу? Ты мне всё врёшь! Но зачем?! Говоришь, здесь не бывает  женщин? Считаешь, что я ничего не понимаю? А этот необыкновенный уют? А эти вазы, цветы, подушки… Да твоя квартира буквально заласкана женской рукой! (Подходит вплотную, ревностно заглядывает в глаза.)  У меня есть соперница?
АРСЕНИЙ (удивлённо). Девочка моя, успокойся: этот уют создала и поддерживает моя мама. А уж она никак не может быть твоей соперницей.
НАТАЛЬЯ. Ах, мама… (Удивившись, что такая мысль не пришла ей в голову, она на мгновение успокаивается, но тут же хмурит брови.)  Мама ещё как может быть соперницей! Знаю я таких! Для одинокой женщины нет ничего дороже единственного сыночка! А тут является какая-то молодая … И, по её мнению, конечно, наглая и глупая…
АРСЕНИЙ (качая головой). А ты, оказывается, и на самом деле глупая. 
НАТАЛЬЯ.  Но почему-то же ты не знакомишь меня с ней?! Может быть, мы бы уже давно подружились. (Впервые чувствует от АРСЕНИЯ лёгкий холодок, пугается.)  Ну, ладно… Ну, глупая я… Ну, прости… (Обнимает АРСЕНИЯ.)  Но я так тебя люблю, Буддист!
АРСЕНИЙ (смягчившись). Завтра день рождения моего отца. Обычно, мы никого не приглашаем в этот день - празднуем в кругу семьи… Хочешь, пойдём вместе?
НАТАЛЬЯ (не скрывая удивления). День рождения отца?! Но… у тебя ведь нет отца…
АРСЕНИЙ (со светлой грустью). Да, он умер три года назад… Но для нас он жив. И мы всегда празднуем день его рождения. Придёшь?
НАТАЛЬЯ (обрадовавшись). Конечно, а... как мне… Что-то нужно, наверное…
АРСЕНИЙ. Не беспокойся, ничего не нужно. Подарок папе я куплю сам...
НАТАЛЬЯ (удивлённо). То есть… как… папе?
АРСЕНИЙ. Ну, не в буквальном смысле… Конечно, это получается для мамы, но… я дарю то, что было бы приятно и папе. А она что-нибудь обязательно дарит мне…
НАТАЛЬЯ. Как у вас всё-таки всё странно… А ты, случайно, не буддист?   Почему тебя все называют Буддистом? Что ты улыбаешься? Я угадала?
АРСЕНИЙ.  Нет, я крещённый. А Буддистом меня назвали друзья ещё в детстве. Когда мне было лет пять, бабушка подарила мне статуйку Будды. Я её так полюбил, что не расставался с ней ни днём, ни ночью. Если мне было грустно, или я не знал, как поступить, я внимательно смотрел на эту фигурку, и решение приходило само собой. Обычно Будда стоял у меня на самом видном месте, и каждое утро, протирая его мягкой салфеткой, я удивлялся тому, что статуйка всегда тёплая. Даже зимой.
НАТАЛЬЯ. А где сейчас этот Будда?
АРСЕНИЙ. У мамы.  Я не стал его переселять на новое место. Завтра и увидишь.
НАТАЛЬЯ. Так может, твоя бабушка была буддисткой?
АРСЕНИЙ. Нет, она тоже была крещённой. Я отлично помню, как она водила меня в церковь… А фигурка ей досталась по наследству. Ещё от её бабушки.
НАТАЛЬЯ. Да? Значит, кто-то из твоих предков всё-таки был буддистом.
АРСЕНИЙ(неуверенно).  Нет… Впрочем, не знаю… Как-то и не задумывался даже над этим…   (Пожимает плечами.)  Надо будет порасспросить у мамы. Ну, что, поехали?
НАТАЛЬЯ (решительно). Нет. Сама пришла, сама и уйду.
АРСЕНИЙ.  Напрасно. Давай, хотя бы провожу…
НАТАЛЬЯ (резко останавливает). Нет! Если уж до завтра, значит, до завтра. (Уходит.)

   Часы бьют одиннадцать раз.
   АРСЕНИЙ пожимает плечами, раздевается и, не выключая    музыки, ложится спать. Поворочавшись без сна, он решает почитать, но и это у него не получается.

АРСЕНИЙ (разговаривает сам с собой). Так…  Ну и чего не спится-то? Что мешает? Всё же было хорошо – ни одного прокола за день… (Вздыхает.)  И завтра, к тому же, отпуск…  (Садится.) А чего тогда не спится? (Берёт с тумбочки яркий рекламный проспект.) Вас ждёт Таиланд… Может, и правда рвануть туда с Наташкой? Она давно бредит Востоком. Да и я тоже… (Оглядывается, прислушивается.) Ладно, всё, сплю. (Говорит так, словно в комнате присутствует кто-то ещё, и,  взбив подушку, утыкается в неё лицом, но тут же переворачивается на спину.)  А ведь и на самом деле странно… Наташка права: всё у меня, не как у людей. (Усмехается.)  Зато жить интересно.  (Снова оглядывается, тихонечко зовёт.) Ау, девушка… (Смеётся.) Ой, горе, горе: тридцать лет уже, а дурак дураком! (Нахмурив брови, решительно.) Всё, сплю. (Выключает свет.)

   В тот же миг комната озаряется оранжевым светом, и перед АРСЕНИЕМ
   словно из-под земли вырастает изящная женская фигура с горящими    волосами.   
   Он тут же открывает глаза.

АРСЕНИЙ (восхищённо).  Как ты сегодня красива! (Рассмеявшись, приподнимается.)  Но хочу заметить, что с твоей стороны это уже вызов: являться, когда я ещё не заснул!

   Сияющие волосы, слегка покачнувшись, буквально ослепляют АРСЕНИЯ.   Он 
   жмурится.

Но скрывать не буду: ждал. (Пытается её рассмотреть, но глаза тут же наполняются слезами.)  Кто ты? Чего хочешь? Или, наоборот, не хочешь?  (Краем одеяла он промокает слезящиеся глаза.) У нас это называется: и сам ни «ам», и другим не дам.

   Она отрицательно качает головой и, откинув волосы назад, улыбается. И тут он 
   впервые видит её глаза.  Это глаза Шамаханской царицы: огромные чёрные 
   раскосые.

АРСЕНИЙ (заворожённо). Так вот ты какая!  (Протягивает к ней руки.)  Иди ко мне.

   Внезапно раздаётся звонок в дверь. В тот же миг сияние гаснет, и женщина   
   исчезает.
   АРСЕНИЙ, чертыхаясь, включает свет и идёт открывать дверь. Через секунду 
   слышатся радостные возгласы, смех, возня.
   В комнату, обнявшись, входят АРСЕНИЙ и САНАЛ.

САНАЛ. Прости, что так поздно, но уж очень хотелось увидеться. Завтра уже открытие выставки, а недоделок, как всегда, уйма… Так что… считай, что я сбежал…
АРСЕНИЙ. А я и не верил уже, что ты сегодня выберешься. Думал, встретимся завтра у мамы. Заодно и отпуск мой обмоем.
САНАЛ. Не получится: в пятнадцать открываемся, а затем, сам понимаешь, банкет… и так далее… Потом сразу улетаю. Может, ты придёшь на открытие?
АРСЕНИЙ. Нет, тоже не смогу… а вот если бы до открытия… В первой половине дня… Можно? Пойду подарок отцу покупать и зайду.
САНАЛ. Приходи. Покажу тебе, какие шедевры создают наши калмыцкие художники. Кстати, твой отец, кажется, любил живопись? Вот на нашей выставке и выберешь ему подарок.
АРСЕНИЙ (обрадовавшись). Это возможно? С удовольствием! Это будет как раз то, что надо! Спасибо, друг.
САНАЛ (оглядывая квартиру).  Ну, ты ещё не изменил своим правилам: не привёл к себе женщину?
АРСЕНИЙ.   Нет. (Замялся.)  Пока нет. Во всяком случае, сегодня - ещё нет.
САНАЛ (добродушно усмехнувшись).  О, даже так? Неужели дрогнул? Что, любовь до гроба?
АРСЕНИЙ (вздохнув, разводит руками).  Да нет… Встречаемся, правда, уже год… Завтра собираемся начать совместную жизнь, но… Понимаешь…  что-то не то. Чёрт его знает, может, так и должно быть? Лет мне уже немало, но я до сих пор не понимаю, зачем надо жениться? Вот смотрел раньше на влюблённых мужиков – они же ничего не видят, не слышат, не соображают, потому что в голове только одно: любовь - и не завидовал им, а теперь… Теперь завидую. Представляешь? Даже стал думать, что у меня не всё в порядке с головой...  Понимаешь, когда она рядом, мне приятно, а нет её – так и ничего страшного. В общем… не знаю, как всё это тебе объяснить?
САНАЛ.  А ничего объяснять не надо - я сам такой. Словно проклятие какое-то на мне: уже сколько раз собирался жениться! Но как только подадим заявление и объявим родным, так прямо чёрт в меня вселяется – обязательно напьюсь и устрою грандиозный скандал! Даже вспоминать досадно, ведь девчонки-то у меня были неплохие…
АРСЕНИЙ. Да у меня, вроде, тоже… Есть хочешь?
САНАЛ. Ни есть, ни пить…
АРСЕНИЙ. Тогда, давай, коньячку чуть-чуть за встречу, а? И спать крепче будем. (Достаёт коньяк, бокалы, разливает.) Рассказывай, как живёшь, мы ведь после окончания института  не встречались… Много, наверное, воды утекло… (Поднимает бокал.) Ну, за встречу?
САНАЛ.  Давай… (Отпивает немного, ставит бокал.)  Не знаю, что и сказать тебе… С работой – всё отлично. Материально – тоже. Друзья замечательные… Женщины, вроде, вниманием не обделяют, а тоска – жуткая! Прямо как в песне – догорай моя лучина…
АРСЕНИЙ. И с чего ж это?
САНАЛ.  А кто его знает...  Живу… пусть не в роскоши, но прилично… И работы хватает, и  времени свободного… А вот страдаю!
АРСЕНИЙ (разводит руками). Ну… Начнём с того, что роскошь не спасает от страданий…
САНАЛ. Не спасает… Но я часто вспоминаю, как в нищете жил! Лучше было, что ли?  Если бы не вы, так вообще не знаю, как бы выжил после гибели родителей…
АРСЕНИЙ. Жизнь, полная лишений, и роскошная жизнь – это две крайности, которые порабощают человека, подчиняют, диктуют свою волю, а значит, уже поэтому заставляют страдать…
САНАЛ (очень серьёзно).  А какая же жизнь избавляет от страданий?
АРСЕНИЙ. Не знаю. Наверное, здесь дело не в том, какая жизнь… А в том, как живёшь, и что заставляет тебя страдать. Вот это надо осознать, а, осознав, найти путь, который приведёт к избавлению от страданий.
САНАЛ  (морщится). Это ты о пути к просветлению, что ли? Ты же православный, а рассуждаешь, как буддист.
АРСЕНИЙ (улыбнувшись). Да, я православный, а вот судя по всему, предки мои, скорее всего, были буддистами. Час назад Наташка высказала такое предположение, и я задумался: ведь мне и самому иногда кажется, что из меня так и прёт какой-то мой заумный восточный пращур – такие мысли лезут в голову. И бывает, поступаю как-то странно. Красиво, необычно, интересно, но странно. Может, и правда, во мне живёт кто-то ещё?
САНАЛ. Кто-то ещё? А чёрт его знает… Наука далеко не всё может объяснить. Веришь в реинкарнацию?
АРСЕНИЙ (пожимает плечами) Иногда – почти уверен. Говорю же тебе – сам чувствую что-то такое…
САНАЛ.  Смешно, но… и со мной такое бывает. Может, это потому, что в детстве одни и те же сказки слушали?
АРСЕНИЙ. Может быть… А привидения к тебе по ночам приходят?
САНАЛ (серьёзно). Нет.
АРСЕНИЙ. А ко мне приходят…
Алексей. Что ты имеешь в виду?
АРСЕНИЙ.  Что мне, наверное,  сказок, всё же, больше читали...


                Сцена вторая.

            Москва.
   На следующий день.
   Выставочный зал.
   САНАЛ знакомит АРСЕНИЯ с экспозицией. АРСЕНИЙ, осматривая картины,   
   задерживается взглядом на одной из них: из ночной степи на него смотрит 
   девушка с развевающимися огненными волосами и независимым взглядом царицы.

АРСЕНИЙ (потрясённо). Кто это?! Это чья картина? Она продаётся? 
САНАЛ. Которая? А… эта… Да, я и сам восхитился, когда её сегодня увидел. Сейчас выясним. (Набирает номер телефона.)  Аллё, Хонгор, а где наш новый художник?.. Как зовут?... Бадма?.. Да, уже заинтересовались… Более того, хотят купить … Да, передайте. Ждём. (Кладёт телефон в карман.)  Сейчас подойдёт.

    Луч утреннего солнца падает на выбранную АРСЕНИЕМ картину.   Волосы нарисованной девушки вспыхивают ярким пламенем.

Ух, ты! Смотри, как горят волосы! Надо же… Интересно, что за краска такая? Надо будет порасспросить.

    Взглянув на картину, АРСЕНИЙ на мгновение задумывается, но тут же,      
   словно что-то почувствовав,  оглядывается. К ним быстро  идёт  тонкая  гибкая 
   девушка с огромной копной рыжих волос. У АРСЕНИЯ вытягивается лицо. 
   Луч солнца скользит по развевающимся волосам незнакомки, и они, как и  на 
   картине,  вспыхивают ярким пламенем, и АРСЕНИЙ тут же видит перед собой чёрные
   бездонные раскосые глаза – это  Она!

БАДМА. Вы хотели меня видеть? (Взглянув на  АРСЕНИЯ,  удивилась.)
АРСЕНИЙ (не сводя с неё глаз). Я хотел видеть того, кто нарисовал эту картину.
БАДМА  (не отводя взгляда). Это моя картина.
АРСЕНИЙ (удивлённо). Но нам сказали, что художника зовут Бадма.
БАДМА. Да, это моё имя.
АРСЕНИЙ. Но насколько я помню, это мужское имя! (С трудом подавляет внезапно вспыхнувшее желание обнять её.)
БАДМА (заметив это, улыбается). И женское тоже.
АРСЕНИЙ. Я хочу купить её.
БАДМА. Она не продаётся.
АРСЕНИЙ (подойдя к БАДМЕ вплотную). Я готов заплатить любую цену.
БАДМА. Простите, но… нет.
АРСЕНИЙ. Умоляю!
БАДМА. Как вам объяснить? (Чуть-чуть отходит.) Видите ли…она – это я.
АРСЕНИЙ. Тогда… вместе с вами.
БАДМА. А я уж тем более не продаюсь – разве вы не видите, я калмычка!  (Поймав его отчаявшийся взгляд, тихо добавляет.)  Но… меня можно завоевать…
АРСЕНИЙ (очень серьёзно). Я завоюю. (Берёт её тонкую изящную руку и подносит к своим губам.)
САНАЛ (продолжая внимательно рассматривать на картине девушку). Жаль, что вы не продаёте картину: моему другу она очень понравилась. Он хотел сделать подарок отцу.
БАДМА. Вот как? Что ж, тогда я подарю ему… (снимает соседнюю картину и протягивает Арсению) вот эту…
АРСЕНИЙ (рассеянно взяв картину). Кто это?
БАДМА (задорно рассмеявшись). Калмык.
АРСЕНИЙ (удивлённо). Калмык? Разве у калмыков бывают такие оттопыренные уши?
БАДМА. А у русских бывают? (Вплотную подходит к Арсению и прижимает свои ладони к его ушам.)

      В этот самый миг АРСЕНИЙ слышит свист плети и резко откидывает голову
      назад.

Что такое? (С удивлением смотрит сначала на него, потом на свои ладони.) Ой, что это со мной?! Простите, сама не понимаю, как это я могла позволить себе такие вольности? Простите…
АРСЕНИЙ (прислушиваясь). Откуда плеть?
БАДМА (словно во сне). Она не для тебя.
САНАЛ. Ну-ка, ну-ка, покажите и мне, что вы там такое увидели? (Пытается рассмотреть картину.)  И, правда, лопоухий! Прямо, как ты, Буддист. Да он даже и похож на тебя! Ты только посмотри! А про какую плеть вы говорили?
БАДМА (удивлённо). Буддист?
САНАЛ. Буддист, Буддист. Самый настоящий. С детства. У него даже дома есть статуя Будды.
БАДМА (задумчиво посмотрев на АРСЕНИЯ, шепчет). Зориктэ…
АРСЕНИЙ. Кто?
БАДМА.  Простите, меня ждут. (Виновато разводит руками и, не оглядываясь, быстро уходит.)

   Приятели понимающе кивают и тут же принимаются внимательно рассматривать 
   картину: среди красивых богатых белых кибиток и высокой чёрной башни горит
   множество костров, на которых стоят огромные дымящиеся котлы. Всюду снуют
   люди, силуэты которых слегка смазаны, словно на фотографии с неправильно
   выставленной выдержкой. На фоне этих ярких пятен в самом центре чётко 
   вырисован молодой человек в странной одежде из чёрно-белых перьев. Он стоит, 
   слегка запрокинув голову, и внимательно смотрит на башню.

САНАЛ. Тебе это ничего не напоминает?
АРСЕНИЙ. Что-то напоминает… (Задумывается.)  Это из какой-то сказки. Из какой-то очень интересной сказки… Сегодня буду у мамы, обязательно покопаюсь в библиотеке. (Ещё раз внимательно смотрит на картину.) Но я это где-то видел собственными глазами… Где только?


                Сцена третья.

            Москва.
          В этот же день.
          Квартира ЕЛЕНЫ НИКОЛАЕВНЫ.
          За праздничным столом сидят ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА, АРСЕНИЙ и НАТАЛЬЯ.

ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА (поднявшись). Ну, что, есть ещё желание выпить кофейку?
АРСЕНИЙ. С удовольствием.
НАТАЛЬЯ. Я тоже с удовольствием... Тем более, после такого сытного ужина.
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. Прекрасно. Как говорил наш папа в минуты сомнений: «Если у меня есть кофе и есть желание его выпить, значит, есть и желание жить – и поэтому не всё ещё потеряно».
НАТАЛЬЯ (восхищённо покачав головой). Красиво сказано. Вам помочь?
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. Нет. Не люблю, когда гости топчутся на кухне. В гости ходят, чтобы отдохнуть – так отдыхайте. Но и я в гостях предпочитаю ничего не делать – имейте это в виду. (Уходит.)
НАТАЛЬЯ (рассмеявшись). Мудро.  (Поворачивается к АРСЕНИЮ.)  Любимый мой, а где же Будда, которого ты обещал мне показать?  И где положенные при подобной церемонии семейные альбомы? Разве ты не собираешься знакомить меня со своими родными, друзьями, одноклассниками, соседями - со своим прошлым?
АРСЕНИЙ (церемонно). Собираюсь, дорогая. Всё уже приготовлено и давно лежит за твоей спиной. Повернись и возьми.

    НАТАЛЬЯ, повернувшись, берёт из кресла, стоящего рядом, альбом и
    разочарованно поднимает брови.

НАТАЛЬЯ. И это всё? Только один альбом? Маловато будет. (Раскрывает альбом.) Ну, что ж... Иди, комментируй.
АРСЕНИЙ (сев рядом, начинает живо и весело рассказывать о фотографиях). Это Оренбург… Вот, видишь, в каком доме мы жили… Друзья детства… Дедушка… Бравый, правда?

    ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА, раздав им кофе, присоединяется к разговору.

ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. Это мой папа… В наших краях он слыл искусным охотником, славился на всю Сибирь, а вот отец моего мужа всегда из-за этого конфликтовал с ним: восставал против всякого насилия.
НАТАЛЬЯ. И был вегетарианцем?
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. Не полным: молочное он не только признавал, но и очень даже любил.
НАТАЛЬЯ. Но дойка молока – это тоже насилие…
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. Но бескровное… К тому же, когда он шёл доить, а он это делал исключительно только сам – никому не доверял, то сначала очень долго разговаривал с коровой, объяснял ей ситуацию, уговаривал, а уж потом, когда она сама ему разрешала…
НАТАЛЬЯ (удивлённо перебивает). Сама разрешала?!   (Недоверчиво усмехается.)  Надо же… А вот я ем мясо.
АРСЕНИЙ. А я без него жить не могу! Особенно, подавай мне свежую баранину в любом виде. Хотя… иногда что-то такое дедово просыпается во мне внезапно…
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА (смеясь). И тут же засыпает.
АРСЕНИЙ.  Не всегда тут же…

  На последней странице альбома лежит конверт со старыми фотографиями.
  НАТАЛЬЯ вынимает содержимое.

ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА.  Вот как раз эти фотографии достались нам от нашего дедушки-вегетарианца. Их немного, но они отражают его с бабушкой жизнь с довольно-таки ранних лет. (С удовольствием рассматривает старые карточки.)  Ух, какая бабуля была пухленькая…
АРСЕНИЙ. Зато дед как жердь. 
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА (виновато улыбнувшись). Вот всё никак не найду для этих фотографий достойный альбом. Хочется какой-то необычный…  в стиле ретро.
НАТАЛЬЯ. Ой, а я, кажется, что-то в этом роде видела… Надо будет вспомнить, где... (Открывает конверт, чтобы вложить в него фотографии, но, механически заглянув в него, достаёт оттуда вчетверо сложенный ветхий лоскуток.) А это что?
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА (развернув ткань).  Странно… Никогда не видела этого лоскутка, хотя сотни раз вынимала фотографии…

   На старом, почти просвечивающемся кусочке ткани,  шёлковыми нитками  вышит
   портрет  молодого человека в одежде из черно-белых перьев.

Кто это? (Растерянно протягивает лоскут сыну.)
АРСЕНИЙ. Ух, ты! (На мгновение замирает, но тут же вскакивает и приносит из соседней комнаты купленную утром картину.) Один к одному! Что же это всё это значит?! (Восторженно.) Вот это загадка!
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА (прищурившись).  Если это загадка, то её следует разгадать! (В её глазах вспыхивает огонь.) Завтра же!
АРСЕНИЙ. Да! И начнём с выставочного зала. (Окидывает взглядом женщин.) В котором часу отправляемся?
НАТАЛЬЯ (не понимая).  Куда? В выставочный зал? Зачем? Да и не могу я – надо работать. (НАТАЛЬЯ разводит руками.) На носу защита диссертации, а ведь мы ещё хотим на недельку в Таиланд. Или нет?
АРСЕНИЙ (не слушая НАТАЛЬЮ, матери). Ничего, мы сходим туда вдвоём с тобой, да?
НАТАЛЬЯ (недовольно). Арсен, но ведь завтра ты хотел отправиться в турбюро…
АРСЕНИЙ. А потом - в турбюро.
НАТАЛЬЯ (обиженно). Ну… как знаешь… А у меня диссертация…
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА.  А о чём пишут диссертации социологи, если не секрет?
НАТАЛЬЯ (всё ещё обиженно). О страхах.
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА (с неподдельным интересом). Да? Надо же, как интересно… А можно мне почитать? Меня всегда интересовали подобные темы.
НАТАЛЬЯ (пожав плечами). Пожалуйста… Если это вам на самом деле интересно.
АРСЕНИЙ. Моя мама, как ты уже догадалась, хорошо воспитана и весьма деликатна, но не на столько, чтобы просить то, что её не интересует.
НАТАЛЬЯ (разозлившись). Хорошо, Буддист, я запомню это. (Берёт себя в руки.) А кстати, где же Будда? Ты ведь обещал показать его.
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА (приятно удивившись). Вы хотели видеть Будду? Сейчас принесу. (Выходит и тут же возвращается с фигуркой Будды.) А вот и Он. (Бережно, словно фигурка хрустальная, ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА протягивает Будду Наталье.)
НАТАЛЬЯ. Ой, как интересно. (Рассматривает.) Он бронзовый?
АРСЕНИЙ. Медный. (Удивляется, что НАТАЛЬЯ не видит этого сама.)
НАТАЛЬЯ (протянув к фигурке руку). Медный? (Удивлённо.) Надо же, какой большой кусок меди! (Прикасается к Будде и тут же испуганно отдёргивает руку.)  Ой! Он бьётся током!
АРСЕНИЙ. Током? Каким током? (Берёт из рук матери фигурку.) Да он просто тёплый.
НАТАЛЬЯ (недоверчиво). Да? (Протягивает руку снова, но коснуться не решается.)
АРСЕНИЙ (ободряюще улыбается). Да бери же!

   НАТАЛЬЯ, осмелев, решительно берёт фигурку за голову, но тут же,   
   отшатнувшись, роняет её.

НАТАЛЬЯ. Ты специально это делаешь?! Медь – хороший проводник тока, и ты, наверное, подсоединил к нему батарейку, чтобы напугать меня!
АРСЕНИЙ (удивлённо). Какая батарейка?! Ты, что?! Он же весь, как есть, на моей ладони – посмотри.
НАТАЛЬЯ. Но у меня до сих пор горит рука! Я, что, придумываю, что ли?

   ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА, удивлённо наблюдавшая за происходящим, подходит к Арсению,
   осторожно, почти благоговейно берёт фигурку в свои руки и, внимательно
   осмотрев её, понимающе улыбается.

ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. А знаете, в чём дело, Наташа? Вы обидели Его. Сначала вы обозвали Будду куском меди, а потом грубо взяли Его за голову. Вам было бы приятно такое обращение?
НАТАЛЬЯ (потрясённо). Но ведь это же не живое существо! Это же кусок металла!
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. Это не кусок металла, это Божество. К тому же, это наша реликвия.

   И тут происходит странное: Будда на миг озаряется оранжевым сиянием.
       Все замирают.


                Сцена четвёртая.

        Москва.
        Прошёл час.
      ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА сидит за столом и рассматривает подаренную сыном картину.
      Входит АРСЕНИЙ.

ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА (не поднимая головы). Я знала, что ты вернёшься. 
АРСЕНИЙ(усмехнувшись). И я знал, что вернусь.
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА (подняв глаза на сына). Ну, и как?
АРСЕНИЙ. Обиделась…Решила, что мы её разыграли. (Усмехнулся.) Сказала «прощай навсегда» - и укатила на такси.
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. Ничего себе разыграли – я сама остолбенела! Просто мистика какая-то….  (Пристально смотрит на сына, усмехается.) Я вижу, ты «очень расстроился».
АРСЕНИЙ (театрально). Безумно! (Подсев к матери.)  Ма, а ведь и правда, что происходит? В моей квартире - странное оранжевое свечение и привидение, у тебя -  бьющийся током Будда… Потом… картина…  лоскут… Вот чей это портрет на самом деле? И что всё это значит?! 
 ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА (пожав плечами). Представления не имею. (Сверкнув глазами.) Но, знаешь, сын, это так здорово! (Вспоминает.) Вот, помню, однажды в детстве я смотрела фильм… Он назывался… Как же он назывался? (Машет рукой.)  Надо же, забыла… Так вот, там было нечто подобное… (Морщится.) Господи, как же он назывался-то?! Что-то астральное… Какой-то цветок… Ой, ну, как?! Нет, мне уже только посуду мыть… (Поднимает указательный палец вверх.) Нет, не посуду – вспомнила: «Астра». (Подумала.) А, может, и не «Астра». Ты же знаешь, я, вообще, плохо запоминаю названия цветов. Помнишь, как однажды весь мой отдел помогал вспомнить, что за цветы подарил мне муж на сорокалетие. Я им сказала, что на букву «х», а надо было сказать, на букву «г» - гиацинты…
АРСЕНИЙ (рассмеявшись). Давай, давай, заливай… Вот это память!
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА (растерянно).  А что такое?
АРСЕНИЙ. А то… Он подарил тебе орхидеи.
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА.  Да, орхидеи. А я что сказала?
АРСЕНИЙ. Гиацинты.
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА (удивлённо).  Когда это я такое сказала?
АРСЕНИЙ. Да только что!
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА (сокрушённо).   Надо же, какой склероз! А ещё когда выпью, так вообще ничего не помню... Но ведь я же ещё совсем молодая!
АРСЕНИЙ (порывисто обняв мать). Конечно, молодая! Мама! Как я так рад, что именно ты - моя мама! Мне страшно подумать, что я мог бы родиться совсем у другой женщины, совсем в другое время… Я так люблю тебя! Я так люблю жизнь, которую подарила мне ты. Я так люблю своего сказочного, гордого и строптивого Будду! Я так люблю привидение, которое посещает меня уже с незапамятных времён!  Я так люблю совершенно дикие совпадения, которые происходят в моей жизни - я так люблю всё это! (Вскакивает.) Но я не хочу жениться на Наталье, мама! (Обхватывает голову руками.) Вот что делать?!
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА (очень спокойно). А кто тебя заставляет?  Это дело настолько тонкое и деликатное, что, если хотя бы на мгновение возникло сомнение, то уже, значит, отменяй мероприятие.
АРСЕНИЙ (радостно зажмурившись). Я люблю тебя, мама! (Крепко обнимает мать.)
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА (рассмеявшись). Хорошо, хорошо, но ты всё-таки должен знать: я мечтаю о внуках.
АРСЕНИЙ. У тебя будут внуки!
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА (прищурившись). Да?
АРСЕНИЙ. Да! Кажется, я влюбился!
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА (не удивляясь). Слава богу, наконец-то я услышала то, что ждала от тебя последние десять лет. Влюбился… Наконец-то выдал не протокольное «думаю жениться» или «она достойная девушка», а живое как сама жизнь: «ВЛЮБИЛСЯ»! И кто она?
АРСЕНИЙ. Завтра увидишь.
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА (не задумываясь). Художница Бадма.
АРСЕНИЙ. Да. И самое потрясающее: она как две капли похожа на моё привидение, на мою Шамаханскую царицу.
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. На девушку со светящимися волосами?!
АРСЕНИЙ. Именно.
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА (потрясённо). Надо же… (Подумав, вдруг радостно улыбается). Наконец-то! А ведь отец это предугадал ещё двадцать пять лет назад, когда ты впервые увидел Её во сне.
АРСЕНИЙ. Это было не во сне - я же тебе рассказывал! Я проснулся именно от того, что Она пришла ко мне! Помню, как вся комната засияла ярким оранжевым светом – и я впервые в жизни испытал состояние восторга. Так что, всё было наяву.
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА.  Вот теперь верю! Да, чего только не бывает в жизни! А тогда, четверть века назад, я решила, что тебе просто приснился страшный сон, ведь ты только что вернулся из Элисты, где гостил у бабушки с дедушкой, которые так нашпиговали тебя сказками, что ты буквально бредил ими, представляя себя то одним героем, то другим. А вот отец всё понял правильно, когда предположил, что к тебе явилась суженная. Он вообще верил во всякие знамения, пророчества… Он любил мистику. (Обнимает сына.) Расскажи-ка мне о светящейся девушке. Она всё ещё приходит к тебе?!
АРСЕНИЙ. Представь себе. И вчера приходила… Когда я отправил Наталью домой, а сам остался у себя.  Она была так долго и так близко, что я даже успел увидеть Её глаза. Это были глаза Шамаханской царицы!
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. Так ты остался ночевать дома именно потому, что хотел, чтобы Она пришла?
АРСЕНИЙ. Нет, даже не так… Скорее, хотел проверить, придёт или нет?  Вот скажи мне, сколько раз я уже собирался жениться?
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. Три раза. Включая сегодняшний случай.
АРСЕНИЙ. А не включая – два. Так? Свечение в своей квартире я наблюдал часто, а вот сама Она являлась только тогда, когда я в очередной раз очередной девушке собирался делать официальное предложение… Чувствуешь?
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. Чувствую: Она приходила – и ты тут же раздумывал жениться.
АРСЕНИЙ. Верно! И по утру я просыпался в холодном поту, не понимая, как такое дикое желание вообще могло придти мне в голову?! Вот вчера я и решил ещё раз проверить всё это. Даже Наталью домой привёл, не смотря на свой твёрдый принцип женщин не приводить. И Шамаханская пришла! Она пришла, когда Наташка даже ещё была у меня! Представляешь? Я это сразу ощутил! Пришла, но не показалась – испугалась Натальи. Ведь до этого Она, наверняка, считала себя хозяйкой, а тут вдруг… Пригласив Наталью, я нарушил свои принципы, тем самым бросил Ей вызов – и Она тут же откликнулась, нарушив свои: объявилась раньше, чем я заснул!  И тогда я сказал Ей, что так не поступают: сама не берёт, и другим не даёт! И Она показала мне свои глаза, потому что поняла: нельзя больше таиться!
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. И тут пришёл Санал…
АРСЕНИЙ (с досадой). И тут пришёл Санал и всё испортил! Но зато пригласил меня на выставку, где я и встретил своё привидение в образе Бадмы.
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. Значит, Бадма - твоя суженая… (Желая скрыть  выступившие слёзы,  отворачивается.)
АРСЕНИЙ (обняв мать).  Ой, мама, если бы это было так! Если бы это было так!


                Сцена пятая.

      Москва.
    На следующий день.
    АРСЕНИЙ, ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА и САНАЛ  встречаются  в выставочном  зале.

АРСЕНИЙ (нетерпеливо).  Санал, где Бадма?! Зови её скорее, тут такая загадка вырисовалась!
САНАЛ  (сочувственно разведя руками). К сожалению,  Бадма ещё вчера свернула свою экспозицию.
АРСЕНИЙ (ошеломлённо). То есть… как?!
САНАЛ.  Увы. Мы сами не можем понять, что случилось?! С  самого открытия выставки её произведения привлекли к себе такое внимание, что всем другим художникам даже и не снилось, но она предпочла тут же исчезнуть. Что ж, люди вольны поступать так, как им заблагорассудится.
АРСЕНИЙ (растерянно).  Но… мы хотели показать ей кое-что… 
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. Санал,  дай тогда нам её координаты.
САНАЛ (в очередной раз разводит руками).  Увы, я могу вам дать только телефон элистинского отдела союза художников. (Протягивает им визитку.)
АРСЕНИЙ.  Как это?! У вас нет её координат? А как же вы её приглашали? Как же… всякие разные  оформления…
САНАЛ. Не приглашали.
АРСЕНИЙ. То есть?
САНАЛ. То и есть. Она сама явилась, сама предложила свои работы. Наш главный помнил её ещё по художественной школе, поэтому никаких сомнений не возникло… Тем более, представленные ею работы были феноменально талантливы… Картины приняли, но ни одного документа оформить не успели: исчезла так же неожиданно, как и явилась. Так что… зацепок нет.
АРСЕНИЙ. Но такого же просто не может быть!
САНАЛ. Может… как видишь… Но ты сам-то хоть что-то о ней знаешь?
АРСЕНИЙ. Да что я могу о ней знать, если на выставке видел её в первый и последний раз?! (Вдруг смущается.) Ну, не считая тех случаев, когда она являлась ко мне прекрасным видением…
САНАЛ (покачав головой). Давай-ка, ты со своим видением будешь разбираться сам, а я пойду: у нас очень важный гость, мне нужно с ним обсудить кое-какие вопросы. Созвонимся. (Уходит.)
АРСЕНИЙ (потрясённо). Мама, ты женщина, объясни мне, почему она так поступила?
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. А как она поступила? Что ты имеешь в виду?
АРСЕНИЙ. Как она могла меня так кинуть после всего, что было?
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. Радость моя, а что было-то? (Обнимает сына.) Ничего же не было! Вы просто познакомились. Ты ей понравился, и она великодушно подарила тебе свою картину. И всё, мальчик мой! И всё!
АРСЕНИЙ. Как это всё? А то, что она уже столько лет подряд приходит ко мне по ночам, ты в расчёт не берёшь?! А то, что  она ни разу не позволила мне жениться – это тоже не в счёт? А теперь, когда мы, наконец-то, встретились как нормальные люди, она взяла и исчезла?!
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. Мальчик мой, ты всё смешал в одну кучу! Ты обвинил её в том, о чём она, БАДМА, даже и не подозревает!
АРСЕНИЙ. То есть, как, не подозревает?! Она же сама приходила ко мне… Не я же её звал!
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. Родной мой, знаки судьбы и живые люди – это не одно и то же! Живая девушка даже представления не имеет о том, что к тебе приходит по ночам некто, принявший её облик. Но, увидев тебя, она, возможно, вспомнила, что когда-то ты Ей снился – и только!
АРСЕНИЙ. Не знаю, что там вспомнила она, но ведь я-то ждал её всю жизнь! Что же мне теперь делать?
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. Ты так говоришь, упаси Господи, как будто все вдруг умерли, и ничего уже поправить нельзя. Какие глупости! Бадма – калмыцкий художник – вот и поезжай в Элисту! Санал сказал, что завтра уже возвращается, и ты лети с ним.  Он и поможет тебе сориентироваться на месте.
АРСЕНИЙ. Точно! И как это я сам не сообразил…
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. А каким красавцем стал Санал! А как возмужал! Когда это он у нас был последний раз? Уж лет пять назад, наверное?
АРСЕНИЙ. Ты каким измерением меряешь прошлое, мама? Санал последний раз был у нас девять лет назад. Как закончили университет, так больше и не встречались.
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. Что ты говоришь?! Господи, куда ж так быстро убегает время?! Подумать только: девять лет! А в Элисте ты был в последний раз перед десятым классом… Это же сколько лет назад?!
АРСЕНИЙ (смеясь). Да, столько не живут…
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА.  Вот и поезжай. Заодно и поклонишься дедушкиной и бабушкиной могиле, а то ведь, простите меня, родные мои, мы так давно там не были. (Спешно промокнув набежавшую слезу.) Поезжай. (Прикасается к щеке.)  Ой, что-то щека у меня задёргалась… (Направляется к выходу.) Сынок, посмотри, дёргается, или это мне кажется?
АРСЕНИЙ. Дёргается.
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. Значит, я уже старая и больная.
АРСЕНИЙ (добродушно усмехнувшись). Наверное.
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА (озадаченно). Но у меня же все анализы отличные! Холестерин японский! Какая же я больная?!
АРСЕНИЙ (смеясь). Значит, просто старая. (Обнимает мать.)

 
                ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.
 
            Сцена шестая.

           Элиста.
           На следующий день.
   АРСЕНИЙ и САНАЛ сидят за столиком  гостиничного ресторана.

АРСЕНИЙ (с признательностью). Друг мой, как я тебе благодарен за то, что мы сразу же поехали на кладбище… И особенное спасибо за то, что ухаживал всё это время за могилой деда с бабкой!
САНАЛ (разливает  водку). Брось, ты бы поступил так же … К тому же, они ведь были не просто нашими соседями: мы жили с ними душа в душу. А потом вместе хоронили моих родителей… а потом они мне их  и заменили…
АРСЕНИЙ. Да… Послушай, а ведь мои предки были православными…
САНАЛ. Ну и что? Какое это имеет значение? Тем более что буддизм признаёт все религии… Я, к тому же, в ту пору вообще считал себя атеистом.
АРСЕНИЙ (задумчиво). Да я не об этом… Я про нашу загадочную статуйку Будды. Мне её подарила бабушка, когда я ещё в первый раз приехал в Элисту. Откуда она взялась у православных?  А теперь ещё и этот портрет…
САНАЛ. Да ничего удивительного… Они ведь в Элисту переехали из Оренбурга? А знаешь, сколько там калмыков! Твои предки, наверное, с кем-то дружили… Или даже состояли в родстве… Почему бы и нет? (Поднимает рюмку)  Давай-ка, помянем их, а заодно и моих… (Пьют.)
АРСЕНИЙ. Да… славные они были. А сколько всего интересного мы от них узнавали! Сколько сказок они нам рассказывали… До этого времени я даже не представлял, что бывают такие своеобразные сказки.
САНАЛ. Одна только «МЕДНОВОЛОСАЯ девушка» чего стоит! Помнишь, как мы слушали её, открыв рты? Я потом долго ходил под впечатлением этой сказки…
АРСЕНИЙ (задумчиво).  А я до сих пор хожу… Слушай, так  это нам моя бабушка её впервые прочитала? А я всё пытался вспомнить, откуда  я её узнал? Одно помню точно: не от мамы.
САНАЛ. Прочитала? Да эта сказка в то время ещё и издана-то не была. Во всяком случае, в Элисте такой книжки точно ни у кого не было. Она нам её рассказала.
АРСЕНИЙ. Серьёзно? Подумать только… И нам тогда было по пять лет… Слушай, так вот откуда Бадма взяла сюжеты для своих картин – это же из «Медноволосой»! Как я сразу-то не сообразил?! Кстати, ты кому-то звонил  насчет Бадмы… Узнал адрес?
САНАЛ. Адрес? Нет… а вот о ней самой немного узнал. Должен тебя огорчить: Бадма, оказывается, давно уже не живёт в Элисте …
АРСЕНИЙ (растерянно). То есть… как?! А где же?! (Взмахивает руками.) Она же калмыцкий художник!
САНАЛ. Да ты руками-то особо не размахивай! Если калмыцкий, то, что,  непременно должна жить в Элисте, что ли? Сначала так и было… Потом уехала… А куда – никто не знает. Одни говорят, в Москву, другие – в Ростов, третьи утверждают, что, вообще, за границу… Замуж вышла… За немца…
АРСЕНИЙ (потрясённо). Да ты что?! Не может быть! 
САНАЛ (пожав плечами).  Да почему же, не может? Дело житейское…
АРСЕНИЙ. Да мне всё равно, замужем она или нет! Мне с ней по делу увидеться надо – только и всего.
САНАЛ (иронично). Да, да, я это сразу почувствовал…
АРСЕНИЙ (не обращая внимания на язвительный тон друга, решительно). Надо найти её! Это надо, понимаешь?! Только она сможет подсказать разгадку найдённого портрета…
САНАЛ. Да, кстати, о портрете…Когда вы вчера ушли, я сразу кинулся к нашим искусствоведам. Сколько всего интересного поведали мне они! Оказывается, впервые калмыка запечатлел голландский  учёный Витзен ещё в 1692 году! Правда, исследователи склоняются к тому, что голландец сам лично этого человека не видел, а рисовал его с чьих-то слов, но, тем не менее, это было самым ранним изображением, передающим более-менее верно облик степняка. А вот настоящие портреты с натуры начали писать только в петровскую эпоху, когда пробудился интерес не только к наукам, к искусству, но и к личности человека. Кто только потом не рисовал моих соотечественников – и Рокотов, и Левицкий, и Аргунов… Помнишь, известный всем портрет калмычки Аннушки?
АРСЕНИЙ. Это… которая в красном платье?
САНАЛ (восхищённо). Ух, ты! Эрудит!
АРСЕНИЙ. Мама меня в детстве часто возила в музей Кусково и рассказывала про Аннушку, любимую воспитанницу Шереметьевых.
САНАЛ (с гордостью). А знаешь, сколько знаменитых художников-калмыков было?! Ух, обо всех так сразу и не рассказать! И не только художников: в знаменитых на всю страну тогда уже ходили и портной, и переводчик, и архитектор, и гидротехник, и, представь себе, даже контр-адмирал! И повторяю ещё раз: это всё известнейшие на всю страну люди! Я о петровской эпохе говорю…
АРСЕНИЙ(практически не слушая Санала). Знаешь,  её непременно надо найти!
САНАЛ (дружелюбно усмехнувшись). Да слышал уже…
АРСЕНИЙ(думая о своём). Она же не песчинка!... И есть специальные службы…

     К столику за спиной у АРСЕНИЯ, подходит БАДМА и садится к ним   спиной.
     Неожиданно вокруг неё разливается  оранжевое сияние.

АРСЕНИЙ (вздрогнув).  Что это?
САНАЛ (не понимая, о чём спрашивает АРСЕНИЙ). Что?
АРСЕНИЙ(шёпотом). Сияние…
САНАЛ (удивлённо). Какое сияние? Где?
АРСЕНИЙ. Оранжевое… У меня за спиной…
САНАЛ (покачав головой). Друг мой, ты устал… Ничего, сейчас ещё по одной, и я провожу тебя в номер, если уж точно не хочешь ко мне... А завтра начнём искать твою Бадму.

       БАДМА, услышав своё имя, поворачивается к мужчинам.

АРСЕНИЙ (растерянно). Я не устал, я… Ладно, не обращай внимания, со мной такое бывает. Понимаешь… мне вдруг показалось,  что за моей спиной…
САНАЛ. За твоей спиной сидит  девушка – вот и всё. (Приглядевшись к БАДМЕ.) Ой, да это же...
АРСЕНИЙ(оглянувшись назад, вскакивает, опрокидывая стул).  Бадма! 

    АРСЕНИЙ и БАДМА, словно встретившиеся после долгой разлуки близкие люди, 
    бросаются друг к другу и, обнявшись, замирают, не обращая внимания на
    подбежавшего к ним САНАЛА.

САНАЛ (потрясённо). Вот это номер! Ни-че-го не понимаю! (Осторожно хлопает АРСЕНИЯ по плечу.) Сенька, а кто это мне говорил, что ты на выставке видел её первый раз в жизни?
АРСЕНИЙ (не отрываясь от БАДМЫ). Это правда.
САНАЛ (скептически).  Да?! (БАДМЕ.) Бадма… А… что же… простите… вы здесь одна? Без немца?
БАДМА (удивлённо). Без какого немца?!
САНАЛ. Ой, простите, без мужа…
БАДМА. Чьего мужа?!
САНАЛ. Вашего…

    БАДМА, озорно посмотрев на  САНАЛА, громко и заразительно смеётся.

АРСЕНИЙ (пряча довольную улыбку). Здесь все считают, что ты вышла замуж за немца и укатила в Германию.
БАДМА (рассмеявшись ещё громче). Надо же! Так, выходит, моё имя в Элисте на слуху? Мне это очень приятно.

    САНАЛ ведёт АРСЕНИЯ и БАДМУ к столику.

А я всего лишь живу в Москве.
АРСЕНИЙ (задохнувшись от радости). В Москве?! Правда?! А почему тогда ты здесь?
БАДМА.  А почему тогда ты здесь? (Усмехается.) Надо, значит. (Немного смягчившись, поясняет.)  Хочу разгадать одну загадку: загадку моих снов.
АРСЕНИЙ.  Я тоже хочу разгадать одну загадку: загадку вышитого портрета…
САНАЛ. И мне бы тоже хотелось разгадать одну загадку: загадку вашего поведения. Арсений, если мне не изменяет память, то вы едва знаете друг друга, а я вижу совсем другое… Улыбаетесь? Ну, что ж, тогда выпьем за разгадывание всех наших загадок!


                Сцена седьмая.

         Элиста.
         На следующее утро.
   АРСЕНИЙ и БАДМА, обнявшись, спят на широкой кровати в гостиничном
   номере.  На прикроватной тумбочке стоит ваза с огромными красными розами.   
   БАДМА медленно, словно, лунатик, поднимается, берёт розу и начинает хлестать 
   ею АРСЕНИЯ. Проснувшись, он перехватывает её руку и, увидев, что она спит,
   осторожно укладывает её в постель и будит.
   Она просыпается.

БАДМА. Уже утро? Надо же, как я крепко спала…
АРСЕНИЙ. Да не то слово… Видела страшный сон?
БАДМА (вспоминает). Да… Действительно страшный. (Удивляется.) Откуда ты знаешь?
АРСЕНИЙ. На тебя кто-то нападал, а ты отбивалась…
БАДМА. Нет… Мне снилось, что я летаю…
АРСЕНИЙ(улыбнувшись). Никогда бы так не подумал…  Что ж, растёшь, наверное.
БАДМА (очень серьёзно). Не надо смеяться… Я на самом деле летала… Искала убийц своих братьев. Но кто-то вдруг схватил меня… Я испугалась и, не успев взмахнуть плетью, проснулась.
АРСЕНИЙ. Ничего себе, «не успев взмахнуть»… Так говоришь, плетью?!
БАДМА. Да.
АРСЕНИЙ (задумчиво). Откуда у тебя плеть?
БАДМА. Не знаю. Она всегда при мне.
АРСЕНИЙ.  Ну и где же? Покажи.
БАДМА (растерянно оглянувшись). Но… это было во сне… Разве ты не понял, что я рассказываю сон?!
АРСЕНИЙ. И про убитых братьев?
БАДМА. У меня было два старших брата-близнеца… Но их никто не убивал – они погибли в автокатастрофе…
АРСЕНИЙ. Тебе всегда снится такая жуть?
БАДМА. Мне снятся разные сны.
АРСЕНИЙ. Это очень странно… Очень странно…
БАДМА. Почему же? Обычное дело… Всем снятся и весёлые сны, и кошмары, и пророческие, и загадочные…  Например, за четыре дня до нашей встречи в Москве мне снились непонятные сны…А на четвёртое утро я встала, взяла первые попавшиеся свои работы и пошла в выставочный зал… Если ты спросишь меня, почему я это сделала, я не смогу тебе ответить, потому что не знаю. Не знаю, почему пошла именно в этот выставочный зал, почему взяла именно эти картины, почему вообще возникло такое желание… Не знаю… Меня приняли сразу. Вот просто взяли то, что я принесла, и повесили на стену… И записали номер моего мобильного… Скажешь, так не бывает? Я сама знаю, что не бывает… Однако, так случилось. А минут через двадцать после этого, когда я пила в буфете кофе, мне позвонили и сказали, что кто-то заинтересовался моими работами и хочет меня видеть. Я вошла в зал и увидела тебя.
АРСЕНИЙ. Да, странно… Это действительно странно… (Вспоминает.) На выставку я, в принципе, попал случайно… Санал пригласил. А я как раз искал подарок отцу на день рождения…
БАДМА (задумчиво). Подарок отцу… А мне почему-то подумалось, что ты живёшь только с мамой… что папы твоего уже нет…
АРСЕНИЙ (потрясённо). Его на самом деле уже нет… Но почему ты так решила?!
БАДМА. Не знаю… Значит, ты подбирал подарок для папы… Я тебя понимаю. Я тоже так делаю, хотя у меня уже совсем никого нет… Я покупаю эти подарки себе… как будто бы им… Ты понимаешь меня?
АРСЕНИЙ.  Конечно. А какие же всё-таки сны заставили тебя пойти в выставочный зал?
БАДМА. Очень странные. И ничего общего с внезапно возникшим желанием выставиться они не имеют… Они совсем о другом. В них я видела себя женщиной с огненными волосами… Это была я и не я… Так бывает во снах…
АРСЕНИЙ. Да. Я знаю. Это обычное дело.
БАДМА. Да. Обычное. Но те четыре сна всё же были странными… В первую ночь мне приснилось, что я пришла в комнату к спящему мальчику… Он был само очарование. И совсем даже не испугался меня, напротив, протянул ко мне руки, но какая-то неведомая сила буквально выдернула меня оттуда и вернула в свою квартиру. И я проснулась.
АРСЕНИЙ. Сон совсем не странный, обычный, если бы не одно совпадение… А  это уже странно!
БАДМА. Какое совпадение?
АРСЕНИЙ. Потом… Рассказывай дальше.
БАДМА. Во втором сне я снова попала в ту же самую комнату, но только мальчик был уже совсем даже не мальчик, а взрослый молодой человек. Я не видела его лица, но понимала, что давно уже его знаю, более того, люблю… И было ощущение, что я тоже нравилась ему, и что он хочет, чтобы я осталась, но те же силы перенесли меня опять назад в свою квартиру.
АРСЕНИЙ. И что дальше?
БАДМА. В третьем сне я очутилась уже в другой комнате, но там был тот же самый парень. Не помню уже, что происходило… По-моему, ничего такого… но я вдруг неожиданно ощутила дикую боль от острой ревности, словно мне хотел изменить очень дорогой человек… И тут я снова…
АРСЕНИЙ. И тут ты снова вернулась назад, даже не поговорив с ним, да? Или не помнишь?
БАДМА. Помню: не поговорила…
АРСЕНИЙ.  А когда ты переехала в Москву?
БАДМА. Пять лет назад.
АРСЕНИЙ. Пять лет назад я во второй раз хотел жениться…
БАДМА. А при чём здесь это?
АРСЕНИЙ. Пока не знаю… Что же было в четвёртом сне?
БАДМА. А в четвёртом он, уже зрелый мужчина, меня позвал… и… меня вдруг захлестнула огненная волна любви к этому человеку, но…
АРСЕНИЙ. Но ты опять ушла.
БАДМА. Да, ушла, но не по своей же воле! Во сне я не распоряжаюсь собой… Но я уже точно знала, что вернусь, потому что он любит меня. И я люблю его. И вот тогда утром я и отправилась в выставочный зал… И увидела тебя… И…
АРСЕНИЙ. И назвала меня странным именем…
БАДМА. Правда? Каким? Не помню…
АРСЕНИЙ. Я тоже не помню, но каким-то совершенно необычным, незнакомым - не русским…
БАДМА. Не русским, значит, калмыцким? (Смеётся.)
АРСЕНИЙ. Не знаю… Может быть… (Пристально смотрит на БАДМУ.) Я люблю тебя.
БАДМА. Как ты можешь такое говорить?! Ты ведь совершенно не знаешь меня!
АРСЕНИЙ (лукаво). Уже знаю. (Целует её.) Ты чудо, ты само совершенство, ты огонь!
БАДМА (смутившись). Я же не об этом. (Виновато качает головой.) Знаешь… сегодня ночью… сама от себя не ожидала… Обычно, я такая недоверчивая, зажатая… Мне надо немало времени, чтобы хотя бы просто почувствовать человека, а тут… сразу бросилась в твои объятья. Хотя… мне кажется, что я знаю тебя всю жизнь, и что мы уже даже не в первый раз вместе. Понимаю, смешно так говорить, но мне вдруг показалось, что я узнаю все твои родинки, все морщинки, волоски… Может такое быть?
АРСЕНИЙ. Может. Потому что я тоже узнал тебя… Я ведь полюбил тебя, когда мне было ещё только пять лет… Помнишь, ты ночью приходила к мальчику? Это ты ко мне приходила.
БАДМА. Не выдумывай ерунды. Во-первых, то, о чём я тебе рассказала, было во сне, а во-вторых, мне эти сны снились всего несколько дней назад, а тебе пять лет было, судя по всему, гораздо раньше...
АРСЕНИЙ. Эти сны – твоя проснувшаяся память. Понимаешь? У меня-то ведь тогда всё было наяву.
БАДМА. Этого не могло быть наяву хотя бы потому, что, когда тебе было пять лет, меня ещё и на свете-то не было!
АРСЕНИЙ. Да?! Да, верно… Загадка… (Твёрдо.)  Но мы разгадаем её, правда?! И я узнаю, кто автор вышитого портрета, и кто на нём изображён. (Вдруг вспоминает.) Скажи, а кто позировал тебе, когда ты писала портрет калмыка в одежде из черно-белых перьев?
БАДМА. Никто. Я рисовала так, как представляла… Я мечтала проиллюстрировать одну чудную калмыцкую сказку - «МЕДНОВОЛОСАЯ девушка» называется… Хотела издать её отдельной книгой…
АРСЕНИЙ.  Медноволосую?!  Потрясающе… Но где-то ты всё же видела этого человека? Или его портрет. Иначе откуда такое сходство?!
БАДМА. Какое сходство? О чём ты говоришь?
АРСЕНИЙ (достаёт вышивку).  Смотри.
БАДМА (потрясённо). Кто-то скопировал портрет, нарисованный мной? Удивительно, как точно! Вышивал явно профессионал!
АРСЕНИЙ. Да ты что?! Разве не видишь, как уже обветшала ткань?! И на сгибе нитки совсем стёрлись…Ты посмотри внимательней.
БАДМА (растерянно). Да… (Восторженно.) Это же антикварная вещь! Где ты её взял?!
АРСЕНИЙ. Бабушкино наследство.
БАДМА. Но такого же не может быть! Это ведь стопроцентная копия!
АРСЕНИЙ. Или, наоборот, подлинник. А копия – твой портрет.
БАДМА. Но я вижу это впервые, поверь!
АРСЕНИЙ. Знаю.
БАДМА. Как тогда всё это объяснить?!
АРСЕНИЙ. Не знаю… Даже представить себе не могу.  Но мы всё же разгадаем эту загадку. Просто обязаны, правда? (Нежно смотрит на БАДМУ.) Иди ко мне. (Обнимает её, целует.)

                Сцена восьмая.

     Элиста.
     Прошло три дня.
     АРСЕНИЙ, обхватив голову руками, сидит на кровати в гостиничном номере. На
     прикроватной тумбочке стоят почти пустая бутылка водки и стакан.
     Вбегает встревоженный САНАЛ.

САНАЛ. Что случилось?! (Окинув взглядом комнату, видит бутылку.) Что-то серьёзное?
АРСЕНИЙ (не меняя позы).  Да.
САНАЛ. Где Бадма?
АРСЕНИЙ.  Нету.
САНАЛ. Поссорились?
АРСЕНИЙ. Нет.
САНАЛ. Тогда, что?! (Подошёл к АРСЕНИЮ, встряхнул его.) Фу, да от тебя несёт, как… Давно квасишь?! Сколько уже бутылок выпил?!
АРСЕНИЙ. Первую.
САНАЛ. Первую… (Берёт бутылку, смотрит.) Да и этого уже вполне достаточно… К тому же, без закуски! (Садится рядом с АРСЕНИЕМ.) Ну, что молчишь?
АРСЕНИЙ. Ой, плохо мне …
САНАЛ (качая головой). В студенческие времена, помню, тебя и две бутылки без закуски не могли свалить.
АРСЕНИЙ. Мне не от водки плохо… Я влип!
САНАЛ (насторожившись). То есть?!
АРСЕНИЙ. Не знаю…Ничего не знаю…
САНАЛ (разозлившись). Да можешь ты, наконец, говорить по существу?! Что случилось?! Три дня назад, когда я уезжал, ты бы мог в Антарктиде льды растопить своим пылающим сердцем, Джомолунгму покорить бьющей энергией, а сейчас… Где Бадма?
АРСЕНИЙ. Не знаю. Каждое утро она уходит, неизвестно куда. Спрашиваю - говорит, дела. Возвращается задумчивая, но с пылающим взором.
САНАЛ. Думаешь, тут замешан мужик?
АРСЕНИЙ. Не знаю… Скорее, тут что-то другое… (Многозначительно смотрит на САНАЛА.) Тут, друг, такое! Я уже просто боюсь засыпать…
САНАЛ. Почему?
АРСЕНИЙ. Из-за снов… Понимаешь, мне снятся странные однообразные выматывающие многосерийные сны…
САНАЛ (с досадой). Та-а-ак… Слушай, а как у тебя с памятью? Или я не говорил тебе, что у меня ответственнейшая командировка?
АРСЕНИЙ (перебивает). Прости, прости… Конечно, я тряпка… и не должен был просить тебя приехать… Но она сегодня летала по комнате! Я видел это собственными глазами! Клянусь!
САНАЛ (качая головой). Сколько ты вчера выпил?
АРСЕНИЙ. Вообще не пил! Ты, что, намекаешь, что у меня белая горячка?!
САНАЛ (подумав).  Ну, хорошо, если не пил, то, давай, тогда всё по порядку: вы меня проводили и…
АРСЕНИЙ.  …И окунулись в сказочную ночь! Саня, это не женщина – это пантера. (С наслаждением улыбается своим воспоминаниям.) Мы познали нирвану…
САНАЛ (сморщившись). Короче, Склифосовский! И без лирики…
АРСЕНИЙ(не слушая друга).  Я понял, что влюбился окончательно и бесповоротно. Но… но вдруг стал ловить себя на мысли, что всё это со мной уже было… Всё. И именно с Бадмой. Тогда я стал вспоминать, что должно произойти в следующий момент… (Шёпотом.) И всё именно так и происходило…
САНАЛ. Да это обычное явление… Называется «дежа вю». 
АРСЕНИЙ. Слышал, слышал… Но это совсем не то … Понимаешь, я узнавал её тело… Вспомнил даже шрам на запястье… Я сначала его вспомнил, а только потом увидел… И ещё много всего другого… Всё совпадало! Всё!
САНАЛ. А при чём тут сны? Ты что-то говорил об изматывающих снах… Или я неправильно тебя понял?
АРСЕНИЙ. Понял правильно, но сны - это уже другая сторона медали… С первой же ночи мне стало сниться, что я – это не я, а совсем даже другой человек… Но этот другой человек – точно я. И вот мы… то есть, тот, который я…
САНАЛ (резко перебивает). Слушай, а, может, тебе к психиатру?
АРСЕНИЙ (обиженно). Я всего лишь пытаюсь рассказать тебе свои сны, а ты меня уже в сумасшедшие записываешь?!
САНАЛ. Так ты, оказывается, мне только свои сны рассказываешь? И совсем даже не говорил сейчас, что Бадма летала наяву?
АРСЕНИЙ. Говорил. Всё так и было.
САНАЛ. Значит, всё-таки надо к врачу…
АРСЕНИЙ. А почему, мне?! Она летала, а мне к врачу?!
САНАЛ (рассмеявшись). Прямо как в анекдоте про чёртиков, помнишь? 
– Вася, ты когда-нибудь напивался до чёртиков? 
– Я – нет, а вот Федя напивался.
– Откуда ты знаешь?
-      А я однажды просыпаюсь, смотрю, а по Феде - чёртики, чёртики…
АРСЕНИЙ (обиженно). Не смешно.
САНАЛ. Ладно, не обижайся… Давай дальше.
АРСЕНИЙ. В общем, все эти ночи мне снилась весенняя степь, усыпанная разноцветными тюльпанами… Чужая женщина, которую я считаю своей матерью, провожает меня на охоту. Но мне совершенно не хочется охотиться, и я просто брожу по степи, наслаждаясь тёплым солнцем, свежим ветром, радостным щебетанием птиц…  Так проходит день, а я всё иду… Потом ночь, а я всё иду… Снова день… И я не могу остановиться! Я уже буквально валюсь с ног, но продолжаю идти… Я  измотан, у меня стёрлись сапоги, обветшала одежда, а я всё иду, не зная, куда и зачем!  И вот в тот момент, когда я вдруг начинаю предчувствовать, что сейчас всё прояснится и моим мучениям придет конец, я просыпаюсь. В первый раз  проснулся от того, что Бадма начала хлестать меня розой, во второй день – от того, что она громко закричала… К нам даже дежурная по этажу  примчалась… А вот сегодня – от яркого света. Открываю глаза, а она с горящими волосами висит надо мной! Потом плавно облетела комнату и спокойно улеглась рядом.
САНАЛ (покачав головой, усмехнулся). Бред.
АРСЕНИЙ (очень серьёзно).  Правду говорю. А в сегодняшнем сне я шёл уже босиком и так  изранил ноги, что не могу теперь наступать на них даже наяву… Вот смотри… (Снимает носки и показывает ноги. Они покрыты струпьями.)
САНАЛ (вытаращив глаза). Блин! (Внимательно смотрит на АРСЕНИЯ.) Да ты даже и сам на себя уже не похож! Надо же, как изменился!
АРСЕНИЙ. Да, утром, бреясь, я тоже это отметил и тоже удивился… Сегодня во сне я вдруг понял: я шагаю уже не дни, не месяцы… а годы, десятки лет! Я не могу больше!  Надо что-то делать, Саня!
САНАЛ. Дьявольщина какая-то! (Наклонившись к АРСЕНИЮ.) Может, это БАДМА? Я что-то такое слышал… Говорят, женщины-ведьмы на самом деле есть… А она, ты говоришь,  летает… (Резко вскакивает.) Слушай, а давай-ка быстро уматывать отсюда!
АРСЕНИЙ. Нет, нет... БАДМА здесь ни при чём… Она сама страдает… С ней происходит нечто подобное.   
САНАЛ. А она случайно не лунатик?
АРСЕНИЙ. Сначала я тоже так подумал… Но сейчас мне кажется, тут что-то другое… 
САНАЛ. Знаешь, а ещё я слышал о коллективных помешательствах…
АРСЕНИЙ.  Ну, какое помешательство?! Смотри сам: вот портрет. А теперь смотри на меня. Тебе не кажется, что я стал похож на него так, словно с меня писали?
САНАЛ. Жуть!
АРСЕНИЙ. Вот видишь! А ты же нормальный.
САНАЛ (подумав). Я знаю, что надо делать! У калмыков когда-то были люди, занимающиеся разгадыванием загадок подобного рода, и звали их ЗУРХАЧИ, то есть что-то вроде прорицателей-звездочётов. Я вчера  был в одном почти заброшенном хуторе, в котором живёт всего одна семья: шестидесятилетние супруги, их восьмидесятилетние родители и столетний старец. Когда я спросил, как это столетний старик может жить такой активной жизнью, мне сказали, что он волшебник. Может, пошутили, а, может, и нет. Кстати, старец просил меня как-нибудь свозить его в Элисту. Говорит, полвека не был в столице… Пожалуй, надо выполнить его просьбу…
АРСЕНИЙ (с надеждой).  Надо! И скорее!  Помоги мне, друг, помоги!


                Сцена девятая.

                Элиста.
         На следующий день.
         В правом углу сцены в кресле среди горящих свеч и курящихся благовоний 
         с полузакрытыми глазами сидит АРСЕНИЙ. Над ним, склонившись, стоит   
         СТАРИК-ЗУРХАЧИ.
         В левом – белая кибитка.


СТАРИК-ЗУРХАЧИ.  Ты ничего не боишься, Зориктэ – ты же бесстрашный! Иди навстречу своей Судьбе. И пусть замыслы твои исполнятся,
Задуманное дело пусть свершится,
Чтобы никто плохих слов тебе не говорил,
Чтобы не лаяла ни одна собака на тебя,
Иди по серебряной дороге,
И возвращайся назад
В спокойствии и благополучии.
И пусть сверкает солнце!
АРСЕНИЙ (словно во сне). Как прекрасна весенняя степь! Я не буду сегодня охотиться. У нас ещё много запасов, поэтому лучше я соберу матушке цветов. Она любит тюльпаны, а их вокруг бесконечное множество! (Пауза.) Что это, хотон? Ещё месяц назад здесь была голая степь, а сегодня кибитки, скот… Странно, почему никого нет? Где же люди? Какая красивая белая кибитка… А в ней - никого. И в этой никого… Как богато: ковры, оружие, золотая и серебряная посуда… Да чьё же всё это?! Я осмотрел уже все кибитки… Ой, нет, вон за бурхном ещё одна. Эта уже точно последняя… Как странно здесь: яма вместо очага? Эй, кто там?
МУС (голос). Юноша, выручи меня! В соседней кибитке лежит аркан, сплетённый из кос девяносто девяти женщин. Брось его мне, помоги выбраться, и я стану тебе отцом.
АРСЕНИЙ. Нет у меня отца, но и такого не надо.
МУС (голос). Спаси меня, и я стану тебе старшим братом!
АРСЕНИЙ. Мус не может стать мне братом. Сиди в яме до смерти своей – знать, заслужил, если кто-то тебя так наказал. А я приведу сюда мать – пусть она будет хозяйкой всего этого. Так решил я, Зориктэ.

                Затемнение.

      Прошло почти четыре года.
      АРСЕНИЙ-ЗОРИКТЭ вместе со СТАРУХОЙ  стоят  у белой кибитки.

ЗОРИКТЭ (обняв СТАРУХУ). Весной уже четыре года будет, как живём мы здесь с вами, матушка. И вы с каждым днём всё хорошели и расцветали, но вот сегодня, я вижу, вы выглядите очень усталой. Может, вам тяжело уже одной справляться с таким большим хозяйством? Может, мне пора уже искать себе жену, а вам невестку?
СТАРУХА (испуганно). Нет, нет, Зориктэ, ты ещё очень молод для женитьбы, а я прекрасно управляюсь и без чьей-либо помощи. А усталая я потому, что плохо спала: сегодня, как никогда, громко лаяли собаки, блеяли овцы, ржали кони …  Может, кто чужой проходил близко от наших кибиток?
ЗОРИКТЭ. Может быть.  Сегодня, матушка, я пойду на дальнее пастбище, устану очень, так что приготовьте мне к вечеру еды побольше.
СТАРУХА. Конечно, сынок, конечно…  Иди спокойно, я сварю тебе махан, напеку борцогов – всё, как ты любишь.

     ЗОРИКТЭ уходит, а из-за кибитки выходит МУС.

СТАРУХА (МУСУ). Я едва не умерла от страха, когда он стал говорить, что я усталая сегодня. Испугалась, а вдруг он слышал ночью мои стоны и крик нашего новорожденного, и всё понял? Но, видимо, он всё же крепко спал. Что делать будем, ведь ребёнка уже не спрячешь как тебя на целую ночь в холодную кибитку – младенцу нужен постоянный уход.
МУС. Говорил я тебе, когда ты вытащила меня из ямы, что надо избавиться от Зориктэ?! Но ты сама не захотела!
СТАРУХА. Как можно согласиться на такое? Он, хоть и не родной, но сын мне. До него я была одинокой и никому не нужной. К тому же, он ведь считает меня своей матерью.
МУС. И что тебе до этого?  У тебя теперь есть родной сын, зачем ещё и Зориктэ?
СТАРУХА. Нет, мус, моего крошку ещё воспитать надо, на ноги поставить. Одной мне не управиться, а на тебя надеяться нельзя: узнают, что с мусом живу – убьют и тебя, и меня.
Лучше думай, как нам дальше быть с нашим мальчиком-Кебюном?
МУС. Заверни ребёнка в ткань, какую Зориктэ никогда не видел, и отнеси на тропинку, по которой он возвращается домой. Пусть он найдёт ребёнка и принесёт его тебе.

                Затемнение.
 
     ЗОРИКТЭ с ребёнком в руках подбегает к СТАРУХЕ.

ЗОРИКТЭ (радостно). Матушка, посмотрите, кто вам ночью спать не давал! (Показывает ребёнка.) Это из-за него лаяли собаки, блеяли овцы и ржали лошади. Выставляйте скорее жердь в орко: мальчик у нас появился! Не было у меня младшего брата, а теперь есть у меня младший брат; не было у вас младшего сына, а теперь есть у вас младший сын.
СТАРУХА (осторожно берёт ребёнка). Кебюн мой, сыночек мой...
Пусть пупок твой быстрее заживёт!
А ножки пусть будут в пыли.
Пусть будешь для нас благословенным ребёнком!
ЗОРИКТЭ (берёт ребёнка к себе). Рождённого ребёнка возьмём на руки,
Пусть его покрывало обсохнет,
Погладим его по спине,
Накормим его материнским молоком,
А когда заплачет – убаюкаем,
Ноги пусть его достигнут стремени,
А руки его пусть достигнут добычу,
Пусть он познает законы предков, человеческий разум,
Пусть он быстрее заговорит,
Пусть будет достойным своей родины,
Пусть будет полезен людям.
Пусть будет он богатырского роста,
Пусть будет он человеком с мягким сердцем,
Пусть доживёт до глубокой старости.
Пусть он будет наследником добрых традиций предков.
Пусть за ним родятся ещё братья и сёстры,
Пусть живёт при всеобщем благоденствии,
Доживёт до старости и обнимет внуков!


                Затемнение.

     Прошло ещё два года.
     СТАРУХА и МУС сидят у кибитки.

МУС. Нашему сыну уже два года. Мне надоело скрываться, прятаться. Я хочу жить открыто. У нас есть свой сын, а этого ЗОРИКТЭ пора убить.
СТАРУХА. Что ж, убей-побори. Победи, если хватит сил.
МУС (озадаченно). Нет, убить-побороть в честном бою у меня сил не хватит, ты права. Значит, его надо убить-отравить. Ты должна помочь мне. (Обнимает СТАРУХУ.)
СТАРУХА (прижимаясь к МУСУ).  Скажи тогда, как?
МУС. Не корми его два дня, а на третий он будет есть всё подряд. Я дам тебе отраву, ты всыплешь её в мясо.
СТАРУХА. Как же я не буду кормить его? Что скажу?
МУС. Скажешь, что его любимый младший брат проплакал весь день, с рук не сходил, не давал сварить еды. Он в мальчике души не чает, поэтому всё простит. На следующий день скажешь то же самое.

      КЕБЮН тихо выходит из кибитки и прислушивается к разговору родителей.

СТАРУХА. Боюсь я, ведь Кебюн тоже очень любит своего брата, и всегда сидит у него на коленях, пока тот ест. А вдруг и он случайно съест кусочек?
МУС. А ты не подпускай малыша к Зориктэ. Скажи, что брат голоден, что устал очень, что  не надо ему мешать. (Замечает стоящего около кибитки сына.) Сынок, ты что там стоишь? Иди к нам.

     КЕБЮН, увидев, что его заметили, убегает.

СТАРУХА (испуганно).  Он всё слышал! Он всё слышал! Он любит ЗОРИКТЭ и поэтому выдаст нас!
МУС. Успокойся, наш мальчик и говорить-то ещё не умеет. Да и не понял он ничего – ему всего два года только!
СТАРУХА. Страшно мне.
МУС. Решайся, или я уйду: надоело мне так жить.
СТАРУХА (решительно). Я согласна, только не уходи! Ты муж мне, и у нас сын есть любимый. А Зориктэ я отравлю.

                Затемнение.

    Прошло три дня.
    ЗОРИКТЭ сидит у тавака, полного ароматного мяса.

СТАРУХА. Ешь вволю, милый сын, сегодня я для тебя постаралась. Ешь, насыщайся – три дня ведь ничего не ел!

   КЕБЮН подбегает к брату и усаживается к нему на колени.

СТАРУХА (пытается увести мальчика). Не мешай брату, не мешай! Он и так из-за тебя три дня не ел!
ЗОРИКТЭ (удерживая КЕБЮНА). Он не мешает мне, матушка. Пусть сидит, я рад, что он здоров и бодр. (Подносит кусок мяса ко рту, но малыш выбивает его из рук брата.)
СТАРУХА (испуганно).  Что за мальчик! Ты почему не даёшь брату поесть?! Он ведь голодный! (Подхватывает сына и несёт его прочь.)
КЕБЮН (вырываясь). Брат мой, не ешь, отравлено!

    ЗОРИКТЭ гневно отталкивает таваг. СТАРУХА засуетившись, хватает кусок мяса.

СТАРУХА. Ну и мальчик, чудной мальчик! Никогда раньше не говорил, а теперь вдруг
заговорил! И какими словами заговорил! Откуда он взял, что мясо отравлено?! Откуда у нас отрава?  Мясо хорошее, вот, смотри! (Подносит мясо ко рту, но тут же бросает его на пол. Увидев, что Зориктэ встаёт, она испуганно облизывает пальцы, бледнеет, падает и умирает.)
КЕБЮН (заплакав, бросается к старухе). Мама! За что же ты хотела убить моего брата?!
ЗОРИКТЭ. Народная мудрость гласит: всё то добро и зло, что от тебя выйдет, к тебе же и вернётся… Старуха умерла, но она заслужила свою смерть…
КЕБЮН. Да, злая Старуха умерла, но, брат, берегись: есть ещё черный МУС, тот, которого давным-давно моя мать, а твоя мачеха освободила из плена, вытащила из ямы в последней кибитке. Всё это время он жил с матерью. И хотя он мой отец, я не могу молчать: он хочет твоей смерти!

    На сцену вбегает МУС и бросается на ЗОРИКТЭ. Завязывается драка.

МУС. Кебюн, ты ведь моё родное дитя! Помоги мне, кинь мне под ноги сырую овчину, чтобы я не скользил, а ему под ноги сыпани проса! Скорее, сынок!
ЗОРИКТЭ. Если ты считаешь меня братом, милый КЕБЮН, то мне под ноги брось сырую овчину, а ему сыпани проса!

     Не сомневаясь ни мгновенья,  КЕБЮН помогает ЗОРИКТЭ. МУС,   наступив на
     просо, падает. В это время ЗОРИКТЭ наносит ему смертельный удар.

                Затемнение.

    Прошло много лет.
    ЗОРИКТЭ и КЕБЮН ужинают.

КЕБЮН. Милый мой брат, ты почему до сих пор не женат? Давно бы надо тебе поехать по белу свету, поискать невесту.
ЗОРИКТЭ. Я собирался жениться ещё перед твоим рождением, хотя, конечно, совсем молод был ещё тогда, а потом боялся оставить тебя одного.
КЕБЮН. Я теперь уже взрослый – управлюсь. А ты поезжай в соседнее ханство и возьми в жёны ханскую дочь. Думаю, хан возражать не станет – мы живём с тобой богато, и работы не боимся.
ЗОРИКТЭ. Ты прав, Кебюн, давно уже пора мне заводить свою семью. (Берёт в руки плеть с таволожным черенком, втыкает её в землю). Смотри: пока я жив, с черенка будет капать масло. Но если с него начнёт капать кровь, - считай, что я погиб. Тогда собирайся в путь на поиски моего тела. Помни: по моим следам будет расти трава харгана.
КЕБЮН. Я верю, что мы скоро увидимся, и что ты не один вернёшься, а с красавицей женой. А там и я отправлюсь за невестой. Возвращайся, брат,  и да пусть будет светлым твой путь! А чтобы тебе сопутствовала удача, возьми с собой этого Будду. Он будет охранять тебя, подсказывать верное решение в трудных вопросах, придавать силу и уверенность. (Отдаёт светящуюся фигурку Будды.)

                Затемнение.

   ЗОРИКТЭ просыпается ночью в степи от яркого света. МЕДНОВОЛОСАЯ с горящими
   волосами и медной плетью в руках склоняется над ним.

МЕДНОВОЛОСАЯ (тяжело вздохнув). Не он! Опять не он.
ЗОРИКТЭ (потрясённо).  Кто ты?! Погоди, не уходи. (Хватает её за руку.) Скажи мне, кто ты?! Откуда? Что делаешь ночью в степи одна? Ищешь кого?

   МЕДНОВОЛОСАЯ, взглянув на него ещё раз, грустно качает головой и улетает.
   ЗОРИКТЭ бежит за ней.

ЗОРИКТЭ (оглядываясь, обращается к невидимым прохожим).  Кто это? Что за девушка? Светящиеся медные волосы, холодные стальные глаза, тяжёлая медная плеть… Кто она, эта красавица? И что за слова: «Опять не он»? И как она может летать, как птица?! Что всё это значит?!
СТАРИК-ЗУРХАЧИ (голос). Эта медноволосая девушка – дочь нойона. Родители её давно умерли, а старших братьев однажды ночью кто-то убил.  Теперь она одна. В её владениях нет ни одной живой души, кроме коня. Она волшебница – умеет летать по воздуху. Когда она летит, распустив свои медные волосы, ни один крылатый не может её догнать, ни один быстроногий не может от неё уйти. Медная плеть её бьёт насмерть. Всё своё время она проводит в поисках того, кто убил её братьев. Она не делает зла. Но никому не позволяет оставить даже след ноги на её земле. Кто ступит на её землю, тот умрёт.
ЗОРИКТЭ. Я найду её. Я всё равно найду её! И будь что будет! В какой стороне земля Медноволосой?
СТАРИК-ЗУРХАЧИ (голос). В стороне, где заходит солнце, но искать её не стоит: человеку туда нет пути. Всё живое гибнет на земле Медноволосой.
ЗОРИКТЭ. Я всё равно пойду. Я всё равно найду её!
СТАРИК-ЗУРХАЧИ (голос). Это невозможно: ни одно крылатое существо не может добраться до неё по воздуху, ни одно четвероногое не может добежать по земле. Даже насекомому не позволяет она ступать на свою землю.
ЗОРИКТЭ. Но ведь я человек, я могу что-нибудь придумать. Подскажите мне, Зурхачи, как быть? Научите меня.
СТАРИК-ЗУРХАЧИ (голос). Если ты так твёрд в своём решении, то, наверное, стоит тебе помочь. Хорошо, расскажу, научу. Повезёт тебе – вернёшься живым, не повезёт – пеняй на себя.
Прежде чем отправиться к Медноволосой, найди хорошую прочную железную лопату, без неё тебе там делать нечего. Я объясню тебе, как найти владения волшебницы, но запомни, к её территории ты должен подойти ночью. Как придёшь, быстро выкопай яму и тут же спрячься в ней. Возле кибитки Медноволосой привязан волшебный конь. Когда кто-нибудь пролетает по воздуху или пробегает по земле – всё видит, всё слышит этот чудесный конь. Он подаёт знак своей хозяйке – тихонько ржёт. Тогда его хозяйка хватает медную плеть, вылетает из кибитки, настигает пришельца и убивает. Когда начнёт светать, ты должен то высовываться из ямы, то прятаться. Конь заметит тебя, станет ржать. Медноволоая схватит плеть, будет искать тебя, но не найдёт. Тогда она вернётся домой и начнёт бить своего коня. Так должно повториться три раза, прежде чем конь не выдержит избиения и упадёт – вот тогда и можно идти к красавице. Она будет спать, потому что очень устанет, разыскивая того, кто нарушил границы её владений. Когда войдёшь в кибитку, быстро сорви правой рукой со стены плеть, а левой схвати девушку за руку  и начинай хлестать её плетью. Она будет молить тебя о пощаде, предлагая богатство, но ты требуй от неё только её медные волосы – в них её дьявольская сила.
Зориктэ. Спасибо вам, Зурхачи. Живите без болезней и в радости.

                Затемнение.

   В темноте слышатся ржание и свист плети.
   В кибитку вбегает разъярённая МЕДНОВОЛОСАЯ.

МЕДНОВОЛОСАЯ (грозя кому-то плетью). Ты опять обманул меня! Ты три раза уже ржал напрасно! Повторится такое ещё раз – не быть тебе живым! (Повесив плеть на стену, устало ложится в постель и тут же засыпает.)

   ЗОРИКТЭ вбегает в кибитку, правой рукой хватает со стены плеть, а левой –
   девушку. МЕДНОВОЛОСАЯ просыпается, ЗОРИКТЭ, взглянув на неё, замирает.

   Свет гаснет, луч освещает угол сцены, где в кресле сидит АРСЕНИЙ. Он
   вскакивает.

АРСЕНИЙ. Бадма! Это ты?! Как ты здесь оказалась?! Девочка моя, почему ты такая бледная? Что с тобой? (Пауза.) Чего ты хочешь, Бадма?! (Встревоженно.) Зачем тебе плеть?! Остановись!
СТАРИК-ЗУРХАЧИ (ухватив его за плечи, резко встряхнув, закричал).  Зориктэ, не отдавай ей плеть! Хлещи её, слышишь?! Хлещи, что есть мочи!
АРСЕНИЙ. Бадма! Бадма…
СТАРИК-ЗУРХАЧИ. Зориктэ, сорви с неё волосы! Не отдавай плеть – погибнешь!
АРСЕНИЙ (обхватив голову руками, падает на колени). Что ты делаешь? Это же я, Арсений…
СТАРИК-ЗУРХАЧИ. Ты не Арсений, ты Зориктэ, а она не Бадма! Пока у неё на голове горящие волосы – она ведьма! Она убьёт тебя! Вырви у неё из рук плеть, сорви с её головы светящиеся волосы!

   На сцену входит БАДМА с белым застывшим лицом и  светящимися волосами. 
   Взглянув на упавшего на колени  АРСЕНИЯ, она взмахивает руками и, метнувшись к
   нему, неожиданно резко останавливается и, словно ударившись о невидимую
   стеклянную стену, начинает медленно оседать на пол.
   СТАРИК-ЗУРХАЧИ,  подхватывает её на руки.

СТАРИК-ЗУРХАЧИ. Зориктэ, Зориктэ, помоги же скорее Бадме, сорви с Медноволосой  колдовские чары, спаси её!
АРСЕНИЙ (с трудом выговаривая слова). Сними свои медные волосы и подари их мне…  Отдай…

    БАДМА на руках у СТАРИКА-ЗУРХАЧИ вдруг встрепенулась и обмякла.

СТАРИК-ЗУРХАЧИ.  Зориктэ! Срывай скорее с неё волосы – в них сила ведьмы! Скорее же, твоя Бадма умирает! Твоя Бадма!!!

   АРСЕНИЙ, услышав имя любимой,  вскакивает и, глядя в темноту, замахивается,
   словно в руках у него плеть.

                Затемнение.

   В кибитке.
   ЗОРИКТЭ хлещет МЕДНОВОЛОСУЮ плетью.

МЕДНОВОЛОСАЯ (защищаясь). О, молодой богатырь, отпусти меня, я буду тебе сестрой! О, добрый богатырь, пощади!
ЗОРИКТЭ (громко и  резко). Отдай мне свои волосы, или я вытряхну из тебя душу! (Толкнув МЕДНОВОЛОСУЮ на пол,  хлещет её ещё сильнее.)

     МЕДНОВОЛОСАЯ, корчась от боли, снимает с себя волосы и  падает без сил.
     ЗОРИКТЭ тут же сжигает волосы в очаге вместе с плетью.

                Затемнение.

      АРСЕНИЙ и БАДМА спят кресле, тесно прижавшись друг к другу. Над   ними,
      окуривая их благовониями, склоняется СТАРИК-ЗУРХАЧИ. Входит САНАЛ.

САНАЛ (удивлённо). Что это они?!
СТАРИК-ЗУРХАЧИ (шёпотом). Тихо, тихо… Они отдыхают. Им предстоит ещё многое пережить, прежде чем они откроют истину.
САНАЛ. Какую истину?
СТАРИК-ЗУРХАЧИ. Ту, для поиска которой они встретились.
САНАЛ. Но… Мне нужно сказать Арсению пару слов: звонила его мама. Она в тревоге…
СТАРИК-ЗУРХАЧИ. Здесь нет Арсения…
САНАЛ (вытянув лицо). То есть… как?! А это кто? (Машет рукой в сторону АРСЕНИЯ.)
СТАРИК-ЗУРХАЧИ. Это Зориктэ.
САНАЛ. Какой Зориктэ?!
СТАРИК-ЗУРХАЧИ. Который только что освободил Медноволосую от злых чар и нашёл своё счастье.
САНАЛ (растерянно).  А Бадма… тоже не Бадма?
СТАРИК-ЗУРХАЧИ. Это Медноволосая девушка.
САНАЛ. А… когда они возвратятся назад?
СТАРИК-ЗУРХАЧИ. Когда пройдут все испытания… если пройдут их…
САНАЛ (испуганно). Что вы хотите этим сказать?!
СТАРИК-ЗУРХАЧИ. То, что они сейчас там, в далёком прошлом, которое по какой-то причине не отпускало их, не давало спокойно жить, звало к себе. Наверное, в той жизни они сделали какие-то ошибки, которые теперь им и предстоит исправить, поэтому  они должны пройти всё, что прошли Зориктэ и Медноволосая.
САНАЛ (недоверчиво).  Какое прошлое?! Это же просто сказка… Они оба помешались на ней… К тому же, натуры у них романтические, вы это сами видите.  Ну, и напридумывали себе всякой ерунды… отсюда и сны….
СТАРИК-ЗУРХАЧИ. А портрет?! Два портрета…
САНАЛ (растерянно). Да… Это загадка. Вы говорите, что они должны пройти всё? Что, Арсений уже дрался с мусом?!
СТАРИК-ЗУРХАЧИ. Да. Только там он  Зориктэ. И с Медноволосой ведьмой ему пришлось бороться. Он совсем выбился из сил, поэтому должен отдохнуть.
САНАЛ. А… дальше? И дальше с ними всё будет как в сказке?!
СТАРИК-ЗУРХАЧИ. Нет, не обязательно. Они ведь не только Зориктэ и МЕДНОВОЛОСАЯ, они ещё Арсений и Бадма. (Прислушивается.) Сейчас у них чудная пора: они уже несколько месяцев живут вместе в мире и согласии. Зориктэ  ходит на охоту, жена его занимается хозяйством. (С тревогой смотрит на БАДМУ.) Ах, Бадма, Бадма, и ты такая же рассеянная, как и Медноволосая! (САНАЛУ.) Она только что уронила в озеро свой серебряный токуг. Как ни грустно признавать, но мы повторяем ошибки наших предков – и жизнь ничему нас не учит! Значит, и в данном случае всё повторится: токуг найдут рыбаки, принесут хану, а он отдаст приказ найти хозяйку этого чудного и неповторимого предмета.
САНАЛ.  И медноносая ведьма на тонких козьих ногах найдёт жену Зориктэ и обманом уведёт её к хану?
СТАРИК-ЗУРХАЧИ. Да, Санал, так и будет.
САНАЛ. Но ведь Арсений потом найдёт её, освободит. И всё будет хорошо.
СТАРИК-ЗУРХАЧИ. А вот этого никто не знает. Может, освободит, а может, и не успеет. И найдёт её уже тогда, когда хан женится на ней. Или она выбросится из чёрной башни, в которую её заточат. (Задумчиво.) Никто не знает…
САНАЛ. Так что же мы стоим!? Мы же можем их предупредить! Надо только разбудить их!
СТАРИК-ЗУРХАЧИ. Нет, Санал, я мог вмешаться в его жизнь только один раз, и я уже использовал эту возможность. Теперь они всё должны сделать сами.
САНАЛ. Но как же так?! Что же делать?!
СТАРИК-ЗУРХАЧИ. Ждать и верить.
САНАЛ. Чего ждать? Во что верить?
СТАРИК-ЗУРХАЧИ. Верить, что они исправят ошибки своих предков.

                Затемнение.

     МЕДНОВОЛОСАЯ и ХАН стоят у большой чёрной башни.

ХАН. Как ты прекрасна!  Такой красивой жены у меня ещё не было!
МЕДНОВОЛОСАЯ. И не будет: у меня уже есть муж.
ХАН. Твой бывший муж простой охотник, человек чёрной кости, а я великий хан, человек белой кости.
МЕДНОВОЛОСАЯ. Пусть мой муж и простой человек, но я его ни на кого не променяю! (Достаёт вышитый портрет своего мужа, улыбаясь, нежно смотрит на него, целует.)
ХАН (разозлившись). Не променяешь?! Глупости, если я захочу, ты уже завтра будешь моей женой! Подумай. А пока я посажу тебя в чёрную башню, вход в которую охраняют верные мне лев и тигр. Может, ты уже передумала артачиться и согласна выйти за меня замуж?
МЕДНОВОЛОСАЯ. Никогда! Хоть разрубите меня на куски! (Прижимает портрет к своей груди.)
ХАН. Ты ведёшь себя так, словно тебя хотят сделать рабыней, а я  прошу тебя быть мне женой. Я обязуюсь любить тебя. И ты полюбишь меня. Да посмотри же на меня, наконец, какой я красивый, какие одежды и драгоценности ношу! Да брось же этот лоскут – посмотри, ты ведь на меня ещё ни разу не взглянула!
МЕДНОВОЛОСАЯ (взглянув, вскрикивает).  Он!!!

                Затемнение.

   Прошло два года. 
   МЕДНОВОЛОСАЯ стоит в  черной башне у окна и спешно выдёргивает медные нити из
   вышивки, рвёт их и тут же сжигает. Неожиданно появляется ХАН. В это же время к
   башне подходит ЗОРИКТЭ в шубе из сорочьих шкур. МЕДНОВОЛОСАЯ, взглянув вниз,
   видит мужа и радостно  улыбается.

ХАН (удивлённо).  Год я держал тебя в страхе, всё самое ужасное тебе показал -  ты не испугалась. Весь второй год тебя развлекал, всё самое смешное показал – ты не рассмеялась, а сейчас вдруг улыбнулась! Чему ты улыбнулась? Что тебя развеселило? Ответь же скорее!
МЕДНОВОЛОСАЯ. Вон прошёл человек в шубе из сорочьих перьев. Очень смешная шуба!
ХАН (кричит ЗОРИКТЭ). Эй, путник, остановись! (Сбегает вниз.) Дай мне свою шубу, прошу тебя! Я хочу развеселить мою невесту - у нас сегодня свадьба, а ей понравилась твоя дурацкая шуба.
ЗОРИКТЭ. О, великий хан, я не могу отдать вам свою шубу. Если отдам,  то останусь совсем голым.
ХАН. Скорее  раздевайся! Вот тебе взамен моя ханская шуба.

    ЗОРИКТЭ и ХАН обмениваются одеждами.

                Затемнение.

   Слышится страшное рычание диких зверей, крики ХАНА и его прислуги, шум,
   грохот.  Зажигается свет.
   Рядом с обнимающимися АРСЕНИЕМ и БАДМОЙ стоят испуганный и растерянный САНАЛ и 
   сосредоточенный СТАРИК-ЗУРХАЧИ.

СТАРИК-ЗУРХАЧИ (проведя ладонью по лицу). Поделом самодовольному хану. (САНАЛУ.) Нет его больше – звери не узнали ХАНА в сорочьей шубе и разорвали его, а Зориктэ в ханских одеждах спокойно прошёл в башню за женой и без всяких осложнений вывел её оттуда. Они справились со всеми трудностями, что выпали на долю их далёких предков, исправили их ошибки – и теперь свободны.
САНАЛ. Ну и какие же это были ошибки?
СТАРИК-ЗУРХАЧИ. А ты читал сказку?
САНАЛ. Конечно.
СТАРИК-ЗУРХАЧИ. Тогда ты помнишь, что Зориктэ до встречи с Медноволосой успел жениться на дочери простого пастуха, а потом оставил её без всяких объяснений ради призрачной на тот момент мечты - это недостойный поступок! Арсений же этого не сделал – он сразу пошёл искать Медноволосую. И Бадма исправила ошибку прародительницы. В сказке об этом ничего не говорится, но я знаю, что Медноволосая,  вышивая портрет ЗОРИКТЭ, использовала для этого несколько медных волосков, не сгоревших в очаге. Она даже не думала, что этим поступком накликает новую беду, ведь медные волосы обладали дьявольской силой. И только в башне она поняла это, выдернула нити из портрета и сожгла. И Зориктэ в тот же миг нашёл её  и освободил.
САНАЛ. Подумать только… Неужели это правда? Значит, на вышитом портрете был изображён Арсений? (Подумав, растерянно поправляется.) То есть… Зориктэ. И столько поколений он передавался из рук в руки, пока однажды не родилась такая же талантливая художница, как та, что вышивала портрет, и не нарисовала того же самого мужчину… Подумать только… И Арсений ещё в детстве подсознательно понял, что его суженая – МЕДНОВОЛОСАЯ, и ждал её столько лет… А ведь трижды уже собирался жениться.
СТАРИК-ЗУРХАЧИ. Да. Но память предков возвращала его к Бадме, помогала верить в чудо – и оно свершилось! Надо прислушиваться к своему сердцу и верить в чудо.

    Радостно улыбаясь, к САНАЛУ и СТАРИКУ-ЗУРХАЧИ подходят БАДМА и АРСЕНИЙ.

АРСЕНИЙ. Мне помогал Будда. (Показывает статуйку.) Он поддерживал и направлял меня как в этой, так и в той жизни.

    Вбегает встревоженная ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА.

ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА (взглянув на обнимающихся АРСЕНИЯ и БАДМУ).  Слава богу, что ты забыл меня от счастья, а не от чего-то страшного! Я ведь все эти дни с ума сходила: мне такие ужасы виделись! То ты куда-то идёшь и нет дороге конца, то тебя пытаются отравить, но какой-то ребёнок спасает тебя… то ты с кем-то дерёшься, то ищешь кого-то очень тебе дорогого… И я все свои силы собирала в один пучок и отправляла их тебе за тридевять земель. И каждую ночь мне снился тот лоскуток с портретом, и мне казалось, что периодически он меняется: то хмурится, то улыбается… А в сегодняшнем сне он растаял у меня на глазах, словно его и не бывало! И тогда я решила лететь к тебе, сынок. Здравствуй! (Обнимает сына, потом поворачивается к БАДМЕ.)  Ну, здравствуй и ты, Бадма. (Протягивает БАДМЕ руку.)
БАДМА (удивлённо). Как вы догадались, что меня так зовут?
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. Ни о чём я не догадывалась – я узнала тебя.

     Воспользовавшись радостной суетой, СТАРИК-ЗУРХАЧИ тихо уходит незамеченным.

АРСЕНИЙ (целуя мать). Мама, родная моя, спасибо, что научила меня жить, и я исправил ошибку своего пращура. Мне теперь ничего не страшно – и ты больше никогда не бойся за меня. Теперь всё будет прекрасно. (Поворачивается к САНАЛУ.) А вот и Санал - красавец Кебюн! Он мне здорово помог!
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА. Он всегда был красивым мальчиком. (Обнимает и целует САНАЛА.)
В Москве не успела тебя спросить, не женился ещё?
САНАЛ (смеясь). Нет, пока холостой, но теперь, думаю, уже ненадолго: Зориктэ вернулся, настала моя очередь искать невесту.
 
                Затемнение.

  Степь.
  КЕБЮН  устало оглядывается назад. Слышится голос СТАРИКА-ЗУРХАЧИ.

СТАРИК-ЗУРХАЧИ (голос), (спокойно и уверенно). Нет, Кебюн, назад дороги нет - теперь только вперёд! Только вперёд! И пусть дорога твоя будет светлой!


                Конец.
                (2001г.)
               

Борцог – жареная в масле лепёшка.
ЗУРХАЧИ – гадатель, астролог.
КЕБЮН – мальчик.
МаХАН – мясо.
МУС – многоголовое чудовище.
Нойон – князь.
Орко – дымовое отверстие в крыше кибитки.
Тавак – глубокое деревянное блюдо для мяса.
Токуг – серебряное украшение, которое подвешивается к концам кос.
Хотон – селение.

                Спектакль по пьесе "Буддист" был поставлен в 2004 году               
                в городе Элиста. (Калмыкия.)