Очевидности

Инга летела навстречу солнцу в своем голубом, похожем на кусочек неба, платье. Воздух, трава, птицы приветствовали её, улыбались, кивали ей. Тропинка едва вытоптанной травы грела ноги. Мелкие букашки деловито сновали в гуще кустарничков. Стрекотали кузнечики и тоже улыбались ей, глядя черными круглыми глазами. Почему люди не видят всего этого? Ведь если улыбаться миру, то и он будет улыбаться тебе. Это же так очевидно.

Сегодня была суббота, и Света забрала Ингу из интерната на выходные. Это так здорово – почувствовать свободу после душных, забитых ребятней комнат и классов. Они шли через пустырь, покрытый сочной зеленой травой, сердце Инги пело и билось в груди. Она вырвала свою ладошку из руки Светланы и понеслась по тропинке к дому.

- Здравствуй, солнце! Здравствуй, небо! – ликовала девочка, оставив позади соседку, которая встречала её из интерната.

Вдалеке показалось здание – 5-этажная глыба, серая и мрачная. Инга остановилась – дальше дорога, а Света всегда ругается, когда Инга её не слушается, - через дорогу нужно переходить вместе. Инга знает, что может засмотреться на небо и не заметить машину. По крайней мере, так говорят мама и Света. Ну, что ж, она и на месте может поплясать, пока Светлана подойдет.

Во дворе они встретили Бориса. Мужчина поздоровался и спросил Свету:

- Хлеб в дальнем магазине брали?

Тут только Инга заметила, то в сумке у Светы два зажаренных батона и красивый серый хлеб с золотистой корочкой.

- Да, - ответила Света.

- Да вы берите вот этот серый, - воскликнула Инга и начала доставать хлеб из сумки Светланы.

- Нет, нет, спасибо, - заторопился Борис. Они переглянулись со Светой, и мужчина зашагал прочь.

Света грустно посмотрела на Ингу, вздохнула, потом подняла голову к небу и куда-то вверх крикнула:

- Татьяна, я её привела.

- Хорошо, спасибо, пусть поднимается, - раздался ответ с небес.

Инга тоже вскинула голову, но никого не увидела, а Света легонько подтолкнула её к подъезду.

В подъезде полумрак и сыро. В глубине слева виднеется небольшая дверь в подвал, закрытая на черный шершавый замок. Инга подошла, подергала его, - нет, закрыт намертво. Наверное, потому, что там живет ужасное чудовище.

Девочка передернула плечами, и почти бегом стала подниматься вверх по ступеням. Деревянные выщербленные перила пахли плесенью, а зеленые решетки под ними извивались, словно змеи. Инга поднялась на второй этаж. Здесь было светлее от окна, но оно было таким грязным и мутным, что солнечный свет едва пробивался сквозь него.

Снизу послышался металлический лязг и скрип. Инга похолодела: это открывалась дверь в страшный подвал. Сейчас из него выберется эта тварь и сожрет её. Инга бросилась бежать по лестнице. Скорей, скорей! Ноги не успевали за телом, и девочка взбиралась прочь от кошмара почти на четвереньках, пока не уткнулась в фанерную дверь на крышу. Там она остановилась и замерла, закрыв глаза.

- Инга, ты что это здесь? – послышался мягкий знакомый голос.

Инга повернулась, всё ещё дрожа всем телом, как маленький зверек в клетке. Тетя Люба стояла на ступеньках, нагнувшись к девочке и близоруко вглядываясь в её лицо.
- Чего ты испугалась? Тебе ведь уже 10 лет!

Инга потихоньку встала. Тетя Люба, большая и теплая, была щитом от всех чудовищ на свете. И тут Инга ужаснулась – ей 10 лет. 10 лет! Это очень много – если год в интернате кажется вечностью, то 10 лет – неимоверно много! Неужели она уже столько живет на свете?
Тетя Люба тяжело спускалась вниз, Инга шествовала за ней.

- Сейчас придет мама, она в магазин ушла, вкусненького тебе купить. Будешь играть, мультики смотреть, - умиротворяюще журчала соседка.

«Мама», - теплое облако мыслей объяло Ингу. Маму она любила, любила обнять её, прижаться к ней, рассказать о том, какое небо сегодня высокое и синее, или просто помолчать.
Так незаметно они спустились до третьего этажа и вошли в квартиру Инги.

- Ну вот, мы и дома, - облегченно вздохнула Люба, - А Татьяны, видно, ещё нет. Странно. Ладно, сейчас покормлю тебя. Что там у нас в холодильнике?

Люба открыла старенький «Орск». Инга огляделась: приятная знакомая обстановка. Занавесочки на окнах, тикающие часы на стене, маленький черно-белый телевизор на табуретке, и оранжевый мохнатый абажур с лампочкой высоко под потолком. И никого больше нет: ни крикливых воспитательниц, ни оравы воющих, хныкающих, стучащих по всему, что стучит, детей.

«Почему нас называют слаборазвитыми? Странно, я-то вон какая сильная. Это же очевидно!»

 - Инга резко вскочила на ноги и взмахнула руками. На пол со стола полетела чашка. Она красиво перевернулась в воздухе, и со слабым звоном развалилась на три части.

- Ну вот, всю посуду в доме перебила, - повернулась к Инге Люба.

Но тут же голос её смягчился, и почти ласково она произнесла:

- Ничего… чашки тоже умирают, как люди. Сейчас вот супчик тебе подогрею, - с этими словами тетя Люба выудила их холодильника эмалированную кастрюльку.

«Чашки умирают… наверное, и болеют тоже», - думала Инга, - «Вон синяя в горошек болеет, на ней трещина такая большая…»

Люба убрала осколки с пола и налила суп в тарелку:

- Ешь, а то что-то мать задерживается.

Потом соседка посмотрела на часы, ахнула и пошла в комнату к телефону. Инга слышала обрывки фраз:

- Светочка, посидишь с ней до прихода… у меня дома куча дел… одну нельзя оставлять… ну, ты же знаешь…

Тихонько Люба вошла на кухню:

- Ты ешь, ешь, сейчас Светлана придет, и мама скоро вернется. Я включу тебе телевизор.
Хлопнула входная дверь и в прихожую вошла Света с толстой книгой под мышкой.

- Ну и хорошо, а я побежала, - и Люба быстренько исчезла из квартиры.

Света посмотрела на Ингу, вздохнула, уселась на потертый стул и открыла книжку.
Старый телевизор, наконец, нагрелся, и на экране появились фигурки из мультика. Котенок и собачка сидели под дождем и мерзли. Инга посмотрела в окно. На улице ярко светило солнце, а на небе белыми мазками обозначились облака. Девочка хотела сказать, что в телевизоре всё неправда, но Света углубилась в чтение, и Инга промолчала.

В тарелке с супом плавала вермишель, кусочки морковки и лука, словно скалы в море высовывались ломтики картошки, кружочками желтело масло. Инга поболтала всё это ложкой, загребла картошку и отправила в рот. Вкусно! В интернате всё не как дома, здесь и картошка другая. Через минуту тарелка была пуста.

- А хлеб? – вдруг подняла глаза от книги Света.

Инга послушно стала есть хлеб.

- Подожди, чаю хоть тебе налью, - Света встала и начала наливать кипяток из чайника в синюю чашку с горошком.

«Сейчас она тоже умрет», - Инга зачарованно смотрела на чашку, но проверенная временем чашка выдержала.

Света сунула в кипяток чайный пакетик и открыла сахарницу:

- Сколько тебе ложек?

В дверь позвонили. Света пошла открывать. Инга положила в чашку пять ложек сахара, потом подумала и положила ещё две. Помешала чай, и ещё одну ложку сахара отправила себе в рот – очень хотелось сладенького.

В прихожей раздались приглушенные голоса, сдавленное аханье. Инга выглянула из кухни и увидела несколько соседей во главе с тетей Любой. Несколько пар глаз взрослых настороженно уставились на неё.

- А я думала, мама пришла, - полувопросительно сказала Инга.

- Ой, ну я не могу, - всхлипнула Люба, отвернулась и выскочила в подъезд.

Остальные отвели глаза, только Светлана присела на корточки возле девочки:

- Пойдем ко мне в гости, мама сегодня не придет.

Инга послушно кивнула – ведь такое бывало, когда её из интерната не забирали на выходные. Сначала было грустно, а потом ничего, она забиралась с ногами на подоконник и смотрела в голубое небо, пока то не начинало темнеть.

Света взяла её за руку и повела в свой подъезд. Во дворе стоял Борис и другие соседи, и все смотрели на неё, на Ингу. Смотрели и молчали. Она помахала им рукой.

День пролетел незаметно. У Светы были вкусные плюшки, которые Инга так бы и ела - и сегодня, и завтра. Интересно, ими можно наесться? Ну, так, чтобы они надоели? Инга засмеялась: какая глупость! Как может надоесть вкусная еда?

Вечером Светлана дала девочке ночную рубашку и постелила на диване чистую постель. Инга была счастлива – это вам не майка и трусы, а настоящая ночная сорочка, длинная и с кружевом! В ней чувствуешь себя настоящей принцессой. Девочка легла на спину на белую в цветочек простыню. Окна с небом отсюда видно не было, и она стала разглядывать потолок, покрытый разбегающимися трещинками. Сон обнял мягко и незаметно.

Следующий день прошел сумбурно. Постоянно приходили соседи, о чем-то шептались со Светой, поглядывая в сторону Инги. Забирали то посуду, то стулья. Потом поставили варить кисель в огромной кастрюле. Инга чувствовала его запах – немного сладкий и терпкий, очень похожий на тот, который доносился иногда из столовой интерната.

Про маму она не спрашивала. Здесь, в другой обстановке, она даже как-то забыла про неё. Забралась с ногами на покрашенный белой краской подоконник и стала смотреть в небо. Сегодня оно было ещё чище, ещё прозрачнее. Вот бы полететь туда, в вышину! Солнце будет греть ей руки и спину, разливаться желтым сиянием вокруг, как кружочек над головой ангела с крыльями, который нарисован на картонке и стоит у них дома на холодильнике.

Вышла Света, посмотрела на Ингу, но ничего не сказала, лишь плотнее закрыла все задвижки на окне. Потом пришла Люба и принесла целый пакет её игрушек. Инга немного удивилась: зачем таскать игрушки туда-сюда? Да и играть ей не очень хотелось. Ей больше нравилось сидеть вот так до темноты и смотреть в окно.

А внизу во дворе копошились соседи, несли кто тарелки, кто пакеты с продуктами, кто какие-то покрывала. В общем, не интересно это. Гораздо интереснее вон та птица, сидящая на ветке. Она открывает рот и хлопает крыльями. Наверное, что-то говорит.

Ближе к вечеру Света подошла к Инге, посмотрела в глаза и погладила по голове:

- Инга, а где тебе хотелось бы жить?

- У тебя, - сразу ответила девочка, предположив, что такой ответ должен понравиться Свете.

Света замялась:

- У меня нельзя, скоро вернутся от бабушки Никита и Дима. Здесь будет шумно и тесно.
«Как в интернате», - подумала Инга и спросила:

- А с мамой нельзя?

Света набрала воздух и замерла, потом тихонько выдохнула:

- Нет.

- Тогда я останусь в интернате. Это ведь навсегда? – неожиданно спросила девочка.

Света закусила губу, и на глазах у неё засветились слезы.

- Не плачь, я уже привыкла. Летом там хорошо. Многих забирают домой на каникулы, поэтому у меня целых две кровати. На одной я сплю, а на другой играю.

Света покивала головой, потом ещё раз погладила Ингу по голове:

- Ну, пойдем ужинать. Будешь картошку с сосиской?

Утро понедельника началось странно. Ингу никто не разбудил, чтобы отвести в интернат. Девочка проснулась от хлопанья дверей, топота ног, голосов. Света заглянула в комнату и мрачно сказала:

- Вставай, Инга, одевайся.

Инга натянула платье, сунула ноги в сандалии и вышла из подъезда. Во дворе стояли соседи, кучками распределившись по углам. Когда она появилась, все посмотрели на нее, разговоры стихли.

- Сирота, - жалостливо произнес женский голос.

«Сирота, сирота», - повторила про себя Инга. Слово словно прилипло к языку, оно перекатывалось во рту, цепляясь острыми углами буквы «р». Инга прислушивалась к нему, примеряла его, пробовала на вкус.

«Это про меня?» - легким облачком мысль витала где-то над головой.

Подошла Света, взяла Ингу за руку и повела в подъезд. Вслед полетел неодобрительный шепот:

- Не надо бы…

Дверь в квартиру открыта настежь, вокруг толпятся люди, кто с жалостью, кто с грустью смотрят на Ингу.

«Вот и мама. Она лежит в ящике на столе и спит. Когда же она успела прийти? И почему спит?» - Инга подошла к матери, положила ладони на край деревянного ложа, обитого черной тканью.

«Да, мама спит, наверное, устала», - девочка тронула пальцами мамину щеку.

Сзади к Инге подошла Светлана и положила руку на плечо, то ли ободряя, то ли удерживая от чего-то.

«Нет, мама не спит, она умерла», - прояснилось в голове ребенка.Осознанная реальность молнией ослепила Ингу, затем погасла, и кромешная тьма встала перед глазами. Темнота разливалась вокруг, заполняя комнату, дом, весь мир.

Света сжала чуть сильнее плечо девочки. Инга моргнула. Чернота вздрогнула, стала сереть, съеживаться, уменьшаться, пока не превратилась в маленькую точку. Миг – и она погасла в солнечном свете за окном.

Инга оглянулась и улыбнулась Светлане. Послышались горестные вздохи и всхлипывания. Из зловещей тишины стали возвращаться звуки. Обычные земные звуки: дыхание, скрипы, шаги, щебет птиц на улице, тихие разговоры за спиной.

Инга ещё раз взглянула на маму: та не шевелилась. Девочка равнодушно отвела глаза и пошла к выходу. Шепот за спиной стал громче:

- Отмучилась Татьяна…

- Бедная девочка…

- Куда вот теперь её?

- Да это же очевидно…

Инга вышла во двор: те же кучки печальных людей, смотрящих на неё. Нет, здесь нет ничего интересного. Её тяготило сразу столько народа, грустного, не улыбающегося. Как в интернате. Она пошла за дом, туда, где никого нет, где солнце и зеленая трава.

Света выглянула из-за угла дома, и, увидев, что Инга сидит, прислонившись к дереву и устремив взор в небо, ушла – так даже лучше. Татьяну увезут, потом можно будет забрать Ингу домой, и решать вопросы по её дальнейшей жизни. А пока пусть сидит, так она может сидеть долго.

Через час всё стихло. Люди разошлись, машины разъехались. Осталось только небо, земля, высокие деревья, дом, блестевший на солнце окнами. Инга встала и пошла во двор. Вот её подъезд, сумрачный, прохладный. Каждый раз она с трепетом входила в него, даже если была не одна.

Глаза быстро привыкли к полумраку. Вон дверь в подземное царство. Вон замок на дверях… Нет, замка нет, и железная дверь тоже приоткрыта. У Инги стало чаще биться сердце. Дверь открыта! То, что там внутри, может в любой момент вырваться наружу!

Прислонившись спиной к сырой штукатурке, Инга медленно двинулась к лестнице. Если быстро бежать, то она успеет спрятаться в своей квартире. А там мама, она её защитит. Девочка тихонько поднялась на первую ступеньку. Теперь нужно повернуться спиной к опасной двери, и бежать, бежать…

Под ногами заскрежетал гвоздь. Инга похолодела – это всё! В голове будто зазвенели колокола, звон становился всё громче, всё нестерпимее. Он разрастался, заполняя пространство подъезда и всю вселенную.

И зверь проснулся. Послышалось ворчание и глухой рык. Тяжелые лапы медленно и гулко пошли за железной дверью. Сейчас раздастся скрип ржавых петель, и тогда Инга не успеет спастись от адского животного.

Сердце грохотало в груди, кажется, оно стало огромным, его удары раздавались в ушах, в животе, в ногах. Девочка сжала мертвой хваткой перила, и сильным рывком оттолкнулась от ступеньки. Вперед, вверх по лестнице, скорее, скорее! Зверь не отставал, его тяжелое дыхание слышалось позади. Сейчас он схватит её за горло и растерзает.

Добежав до своей квартиры, Инга обеими руками толкнула дверь. Закрыто! Метнулась в угол, потом снова побежала вверх, на последний этаж. Может быть, там снова её спасёт тётя Люба.
Вот и дверь на крышу. Дальше бежать некуда. Инга вполоборота оглянулась назад: бешеные красные зрачки горели прямо за её спиной. Плечом девочка навалилась на фанерную дверь, и та подалась, впуская яркий солнечный свет в сумрак лестничного лабиринта.

Инга стояла на пороге дня и ночи, жизни и кошмара, будущего и прошлого. Зверя не было, только пыль лёгкой взвесью плыла в потоке солнечного луча. Девочка вздохнула полной грудью теплый майский воздух, и пошла вперед к краю крыши, туда, где лучше видно двор и кроны деревьев.

Вот оно, счастье! Высокое-высокое небо, ласковое солнце, зеленая листва и летающие птицы. Как они порхают, как резвятся в этот чудесный день. И совсем тут не высоко. А внизу мягкая травка.

Инга шагнула в этот теплый, прогретый солнцем, воздух, и вдруг полетела. Над кронами деревьев, над крышей дома, над травой - в голубое, зовущее бескрайней высотой, небо. И было так тепло, свободно и радостно!

Никто так и не узнал, что последние минуты жизни она была счастлива. Хотя это так очевидно…