Дневник V-43 Всё отнимая, мне оставил Он порыв к

Дневник V-43 Всё отнимая, мне оставил Он порыв к Нему

28 августа 2003 г. Письмо от Кости пришло в Москву 18 августа. А ко мне в ящик его положили только в день Успения Божией Матери. Он прислал свои фотографии, на одной из них запечатлено глубокое страдание, почти отчаяние, беззащитность, обнажённость души, красота, но есть и сила, и мощь. Он похож на монаха.

Пошла в парк и прочла письмо Кости. Тупиковая ситуация. Мы с ним слишком разные, в разных странах живём. Чудовищное одиночество не покидает меня.

29 августа. Глубокая печаль и абсолютная трезвость по отношению к Косте. Он называет себя циником, формалистом в поэзии. Наши пути в поэзии противоположны. Стихи, цитируемые им, мне совершенно чужды, неприятны даже. Я не слышу в них поэзии, я вижу игру в слова, что-то чисто мужское, эротическое.

Илья Ш. бросил меня дважды. Все кого-то бросают, и я бросаю.

Была в гостях у меня подруга, она резковата, умна, великолепна. «Ты осталась девчонкой, а он постарел». Пронзительные её глаза умные и зрячие.

Она говорит о Косте: «Маститый, красивый, значительный, в лице страдание... Все заняты только собой, а он живой. Он знает цену всему. Он презирает всех. Он мудреет, стареет, переоценивает. Он глубоко отвергает Блока, Есенина, христианских поэтов, это другой строй души. У него ничего не проходит без внимания. Он несёт в себе будущее. Он несёт ненависть к старому за какую-то неправду, пафос, ложь. Он абсолютно человек будущего. Письма, ставшие литературой... Объёмное, насыщенное вИдение людей, «тёмная лошадка...". Это высоко. Так никто не пишет. Нет великих, чтобы написать о любви.

Он магнит двадцатого столетия, он уникум, все к нему тянутся, как к лакмусовой бумажке. Какой великий человек — с ума сойти...

Он пишет о Сталине, он всё знает... Гениально. От его фотографии — как много его присутствия... Нет таких лиц. Он ни кого не похож. Счастливы те люди, которые созерцали его присутствие. Может быть, стоит тебе на мгновение явиться перед ним, не боясь ни времени прошедшего — ничего...

Глядя на это великое лицо, преодолев ужас времени и сегодняшней данности, сметь посидеть у его ног.... Вот эта светлость, золотистость, какое-то сияние, нет черноты еврейской. Не пиши ему про скорбь, это слишком конкретно, тут более пастельно, неопределённо, неподражаемо.

То, что он так много тебе пишет, в этом есть какая-то настоятельность. Если бы всё было напечатано, он бы умер сразу...

Ничего не пиши ему о его скорби (на фотографии), он будет оскорблён. Надо щадить его. В вашем общении его должно быть больше, чем тебя. Я вот ехала к тебе и думала о твоей печали. Всегда интересно - когда он такой, а ты совсем другая. И тем не менее у вас столько общего.

У тебя поэзия выше, чем сам человек. Да брось ты эту поэзию, это всё вторично. Подумаешь — он твои стихи не воспринимает. Зато он тебя воспринимает. Есть тайна жизни — его присутствие, его отсутствие. Ты, Галя, жуткая эгоистка. Я сейчас поняла, как важно, что он ещё здесь. Ты обязана его увидеть».

Я говорю ей: «Он меня не щадит». Дана отвечает, что он никого не щадит. Я сказала: «Он отрицает всё духовное. Он не сразу отвечает на письма».

Подруга: «Он мужчина. Ты горячий человек. Ты ему сразу пишешь ответ. Он не сразу — это ничего не значит. Он общается с тобой в каком-то пространстве. В святости. Он - это бездна. Он пишет: «Бог во мне». Это очень высоко. Не о чем просить в самом великом смысле... Какие он находит слова точные... Энциклопедист он. То, что он ёрничает, это его маска, прикрытие».

Говорим о его жене. "Кто бы его вынес?", - говорит подруга.

Я спрашиваю её, имеет ли значение, какой смертью человек умирает. Ответа её не помню.

30 августа. Костя, Костя, привыкаю к его новому облику, с печалью думаю о его откровениях. В 4-ом его письме ко мне шесть компьюторных страниц. Нет ни одного вопроса мне обо мне. Нет ни слова о моих стихах, ему посвящённых, а их много и они пронзительны по силе чувства и не ординарны по поэтическому выражению. В конце письма он пишет: «Обнимаю. Целую» и на английском языке — люблю.

31 августа. День Марины Цветаевой. Панихида в храме святого Вознесения. В Музее Цветаевой пел хор «Благовест». Был спектакль о Марине «Морская тропа», режиссёр поэтесса и гениальный экскурсовод Галя Данильева. Поэтесса Ирина Егорова играла одну из ролей. Одна актриса была не только красива, но и таинственна, и пластична.

После благодати Праздника Успения Божией Матери сейчас во мне спад божественной энергии, почти состояние богооставленности. Большая печаль от письма Кости.

1 сентября. На работе пировали, ели вкуснятины и пили чай с тортом.

У Д. смотрели фотографии, она была очень красива, немного не от мира сего, особенно после смерти Володи С., который её любил.

Я читала гениальные стихи Блока. Потом прочла свои стихи из цикла «Монолог рыцаря 20 века»:

Я жду товарища от Бога
В веках дарованного мне

Н. Гумилёв

Мне слишком тесной эта плоть была
И то, что называется душою,
Меня сгибало. Прозябанья мгла
Упорно сочеталась с духотою.

Хотелось всё понять и пережить
За каждого великого. В пустыне,
Где лепится, теснится наша жизнь –
Всё было мало мне. Умом пытливым

Я обнимал пространство всех эпох,
Творенья гениев, создания религий,
Миры планет и видел только Бог,
Как искренен я был в своих усильях.

Мне было мало родины, друзей,
Даров любви, задумчивой свободы,
Хотел владеть я всей своей природой,
Но падал больно у чужих дверей.

И каялся, и снова воскресал,
И тщетно друга я себе искал
Иль равного по сердцу своему.
Но отнимал всё Бог – хвала Ему.

Всё отнимая, мне оставил Он
Порыв к Нему. Я знал Еге давно.

Д. поразилась грандиозности души, написавшей эти стихи.

Мой рисунок.