Дно

Утро. Дверь поникшего дома со скрипом распахнулась. На порог в давно нестиранной ночной сорочке вышла женщина. Она с хрустом потянулась, вздрогнула, прогоняя утреннюю прохладу.
- Куда моя птичка девалась? – женщина делает вид, что не видит пятилетнюю дочь, стоящую от неё в пару метрах. – Где её только носит... Всюду шныряет по двору. Поди – ка отыщи.
 Девочка боязливо всматривается в глаза матери.
 - Да вот же я, - говорит девочка и неторопливо направляется к ней.
- Ах я какая, - в голосе женщины наигранная досада, - стоит перед глазами, а я не вижу. Пойдём, пойдём, ципочка моя, помоешься, волосы расчешешь.
Вслед за женщиной на порог вышел мужчина в трусах, надорванной майке.
- Не ходи к ней, дурёха, - хриплым, сонным голосом говорит он. – Опять шмякнет.
- Ты не слушай его, девочка моя, - женщина оттолкнула мужчину. Глаза её зло блеснули.
Мужчина засмеялся, огалив гнилые зубы, звонко шлёпнул женщину по заду и пошёл к девочке.
Девочка отступила.
- Чего боишься, дурёха?
- А ты не будешь меня бить? – тихо спросила она.
- Так за что? ... Или сделала чего? А ну, говори! – мужчина наступал.
- Нет, папа, ничего, - девочка сжалась. На её глазах выступили слёзы.
- Ну так чего боишься? Иди к матери. Пусть приведёт твои патлы в порядок.
Мужчина прошёл мимо дочери.
- Идём, девочка моя. Я тебе и яблочко дам.
Лицо девочки посветлело.
Под вечер втроём сели есть. На столе начатая бутылка водки, под столом – ещё не распечатанная.
Женщина улыбнулась, взяла стакан.
- Ну, пусть растёт здоровой да ласковой. Такая она у нас умница... Правда, бывает допечёт так, что иной раз и стукнешь... А не бить – не выйдет из неё ничего путного.
- Долго говоришь, мать, - вставил мужчина. – За тебя, дочка.
Он выпил, хрякнул и потянулся к съестному.
- Ты кого больше любишь? – спросил мужчина, продолжая жевать. – Меня или её?
Он боднул в сторону жены.
Девочка молчала, катая хлебный шарик.
- А ну, говори! – мужчина ударил по столу кулаком.
- Тебя, - нерешительно проговорила девочка.
 - А кого бить будешь? Говори! – мужчина больно сжал руку девочки.
- Никого, - плача выдавила она. Мужчина больнее сжал руку. – Маму...
- Ах ты, - вскочила со стула женщина. – Я тебе яблочко, а ты... Он тебе много яблок купил?... Кого же ты, дрянная девчонка, больше любишь?
- Я вас всех люблю.
Женщина ударила девочку по лицу.
- Нет, ты скажи, что меня, меня...
Мужчина тоже встал. Замахнулся на жену. Та с криком «убивают!» вцепилась в его лицо ногтями, разодрав кожу до крови. Мужчина оттолкнул женщину и, проведя по лицу рукавом, направился к ней, сжав кулаки.
- У, стервь!

Мимо дома проходили Он и Она.
- Опять дерутся. Девочку жалко. Заявить что - ли? - сказала Она.
- Затаскают, - сказал Он. - Да и сколько таких, как они... Прорва...
- Надо докупить краску и шпаклёвку. На кухню не хватит, - сказала Она.
- О чём думаешь, - сказал Он. - Ты посмотри какой вечер. Да и спальня у нас готова...
Он обнял Её за плечи... Потом рука его соскользнула, удобно устроившись на ягодице.
Их шаги затерялись в конце улицы.

Луч солнца пробился сквозь затемнённое грязью окно, попал в недопитую бутылку и потерялся в ней.
На диване, нервно подрагивая, спит девочка. Она лежит на грязной простыне под потёртым одеялом. Перья вылезли из дырявой подушки и, смешавшись с тонкими белокурыми волосками, превратили её головку в перьевой шарик.
Рядом с диваном лежит женщина. Она застыла в стремлении укрыть своё обнажённое в синяках тело свисающим одеялом девочки. Искусанные, опухшие губы шевелятся, испуская брань.
На истерзанном кресле, подобрав под себя ноги, уснул мужчина.
Свежий утренний воздух, нехотя вползающий в комнату через чуть приоткрытую дверь, не в состоянии растворить в себе удушливый запах.
Мужчина проснулся. Заспанными, воспалёнными глазами осмотрел комнату. Взгляд упёрся в недопитую бутылку. Он протянул к ней руку, рыгнул и присосался к горлышку.
Бутылка упала и разбудила девочку. Она открыла глаза и заплакала. Девочка очень хотела есть. Но она знала, что родителям сейчас нет никакого дела до её желания. Они проснутся с головной болью, в это время к ним лучше не подходить, и только тогда, когда отыщут своё «лекарство», вспомнят о ней на какое – то малое, ничтожное время, вновь подерутся и уснут.