Она

               
     Эту историю, про комнату, вы, скорее всего уже слышали из ночного новостного блока и дублирующего его ключевые сюжеты экстренного выпуска: “Дежурная часть”, между пошлой  комедийной программой или сериалом по собаку, а также из  еженедельника: “Стали свидетелем? Сообщите нам!”. Узнали первые, еще разрозненные, краевые кусочки-пустышки большого замысловатого пазла, и не предали этому значения, но образ общей картины, окутанный дымкой домыслов и предположений, уже запечатлелся в голове. Где-то было найдено очередное тело, вспышки фотокамер и ничего конкретного. Телевизионщики любят поводить нас за нос. Только желтые ленты и озабоченные лица людей в строгой форме. Полисмен, в который раз, посмотрит из-под козырька прямо в камеру и попросит отвести ее в сторону – еще не все впечатлительные спят и кто-то может не дотянуться до сердечных капель. Бред, все равно ничего нельзя было разглядеть. Телевинегрет сюрреалистических слайдов скачет под монотонный голос куклы-дикторши.
     Гуляя по каналам, то и дело всплывает пустующая квартира в жилом доме, помещение в заброшенном ангаре или детская комната в квартире на двадцать пятом этаже, что неподалеку от вашего скучающего квартала. Близость чего-то необъяснимого пугает и притягивает одновременно. Совсем неподалеку, быть может прямо за стеной, разворачивается драма, а вы тут – с пультом в руке. Невероятно! Опасность стократно обостряет и даже гипертрофирует скупые чувства. Кровь теперь уже стучит у висков, и скоро чайник, забытый на кухне лишь на минуту-другую, прямо засвистит от накала эмоций.
     Общего совсем не много на первый взгляд. Шесть ровных плоскостей. Пол внизу, стены по бокам и потолок сверху. Кто знает, может быть тому, кто все это проделывает и остается до сих пор безнаказанным все кажется иначе. Параллельные и перпендикулярные линии. Условный куб. Клетка с заключенной болью внутри. Сначала третий канал, шестнадцатый и на пятьдесят втором, после полуночи, знакомые кадры.
     Никто, конечно, ничего не поймет, пока не начнет вникать “по-серьездному”. Но время идет, и никто не вникает. Кнопки смены каналов изнашиваются до тех пор, пока цифры не становятся слабо различимыми, и вы подумываете, не дополнить ли подписку еще двадцатью информационными программами. Проходят две, три, четыре недели, а затем и полгода. Как часто что-то ужасное происходит в закрытых помещениях - никто не знает, да и кому в здравом уме бы вздумалось такое просчитывать. Просто сегодня на конце трубки телефона будут пустые гудки, автоответчик примет шестое сообщение, она опоздает на встречу, а кто и вообще не явится вторую неделю к ряду на работу. Люди пропадают, и мы все реже находим это удивительным. То, как мы привыкли к бытовому насилию в жизни, просто ошеломляет.
     Статистика гласит, что каждые 40 минут погибает женщина от рук небесами избранного, но нам от этого только зевать хочется. Животное внутри просит большего! Люди гибнут сотнями и тысячами на очередных беспричинных локальных войнах, что разворачиваются на самых  окраинах границ мало кому известных государств, а обратно возвращаются лишь цинковые коробки – так, их легче штабелировать. Однако никто не пикетирует правительственные здания. Избалованные картинкой зрители не предают значение, им лениво сопоставлять факты. До тех самых пор, когда не начнут появляться первые очевидцы. Безвестные люди, если так их можно назвать, сошедшие с ума. “Выжившие в клетке”, -  как о них напишут впоследствии журналисты. -  “Лишившиеся боли и рассудка”. Изможденные, тощие и неимоверно запуганные, они сойдут с обложек известных журналов прямо к вам в дом. Их налитые кровью глаза будут пристально глядеть из-за пыльных стекол газетных лотков на проходящие мимо толпы безразличных обывателей. Жертвы африканского апартеида подвинутся на прилавках межу “Ярмаркой Тщеславия” и журналом “Жизнь”. Напишутся книги, куда уж без них. Писаки всегда найдут, что настрочить на  трехстах страницах дешевой бумаги, каждый стараясь перещеголять предыдущего в изощренности особенно пикантных сцен. Статьи в газетах вскружат голову сенсационными открытиями, и тут же похоронят истину под грудой мишуры из ложных, но эффектных предположений и красочных моментов, не имеющих ничего общего с тем, что было когда-либо сказано бедолагами. В общем, история пойдет в массы.
     Как спичка догорает, обжигая пальцы держащего ее, так же стремительно и пламя (всеобщего) восторженного интереса быстро погаснет в темноте невежества. В обоих случаях в конце остаются самые невосприимчивые люди, “толстокожие” - как вы. Пройдет время. Много времени пройдет, но каждый вечер вы по-прежнему у телеприемника. Два, три канала, и вот она - знакомая картина. Глаза вперились в очертания очередного места происшествия, руки сами делают краткие записи. Все на автоматизме. Обои такие-то, потолок ниже обычного, два витража. Подробная  структуризация и классификация позволяет подвергать мельчайшему анализу любой отдельно взятый случай, ведь пятнадцать секунд видеоряда - это мгновенья для тех, кто ждет часами. И так день ото дня. Цифры, имена, названия мест не имеют значения. Сначала лохматый ковер у кресла и тумбочки рядом, а затем и стол с полками, как и все вокруг, заполнится разными папками с записями и журнальными страницами, украдкой вырванными прямо в магазине.
     А потом само собой возникнет нужда кому-то это все рассказать, хоть с кем-то поделиться. (И вы поймете, что далеко не в одиночестве с этой проблемой). Отчаянные искатели паранормального, гипнотизеры любители, начинающие психоаналитики из бесплатных клиник с кучей свободного времени, нумерологии и потомственные гадалки всех мастей, уфологи со своей безумной теорией о похищении пришельцами людей, и прочие психонавты встречаются ежедневно, объединяя свои усилия, и, кстати, приглашают каждого дозвонившегося по телефону 8-ХХХ-ХХХ-ХХ (звонок за счет абонента). Ими просто кишат местные медитативные центры и анонимные общества. Они тщетно ищут еще не найденных жертв и саму комнату. Друзья по общему делу оказываются всегда намного ближе, когда ты нарекаешь себя кем-то или вслух причисляешь к верующим во что-то определенное. Эти личинки кровожадных мясных мух всегда готовы ползать по разлагающемуся брюху даже самой невнятной идеи, высасывая соки и извращая суть, а совсем окрепнув – уже летят на поиски следующей жертвы. Естественно вы платите за телефонный звонок, и это не единственная причина, впоследствии о которой не захочется вспоминать. Счета за телефон и кабельное, подписку криминальной хроники и книг по известным событиям, давно уже заняли свое место закладок в папках.
     Чуть больше вы  прочтете со стенда газетных вырезок очередного клуба любителей мистических явлений, между вороха пожелтевших листков околесицы, вроде контактов с внеземными цивилизациями, бредней о призраках, показаний счастливчиков переживших катастрофы, в общем, среди сентиментальных очерков “вернувшихся” с дальнего конца бесконечного белого тоннеля. Но чтобы узнать всю правду вам скажут “знающие люди” поезжать в “Приют Душ”, что на севере города, и, доконав уставший от подобных “искателей” местный персонал, почитать их истории. Эти желтые, засаленные томики рукописного, старательно задокументированного человеческого ужаса, хаоса мыслей и неподдельной трагедии, расскажут вам много больше, чем сможет переварить мозг.

     “Я часто вижу сон. Среди застывших каплями дождя осколков циферблата, устлавших 
      ледяную землю, размеренно плывут по алым, вязким лужам, причудливые листья жалюзи.   
      Под пластиковым небом потолка прилипшие, подобно сладкой вате, свинцовые громады
      туч в дразнящих огоньках заката. Изогнутые стены пульсируют, саднят и кровоточат,
      легко подрагивая под сквозняком зияющих глазницами, распахнутых окон. Повсюду 
      голоса размытые чернилами на мокрой бумаге. И детский плачь. Такой пронзительный и
      близкий, что, кажется, ворвись в соседнюю комнату, и ты увидишь маленького
      несчастного ребенка с большими, полными хрустальных слез, глазами. Но здесь нет
      дверей, как впрочем, и детей. Нет. Здесь вообще никого нет. Никого и ничего. Только
      голоса, что шепчут не смолкая. Мне кажется, что иногда я начинаю различать слова,
      на языке которого не знаю. Они отчетливы до болей в голове, и с тем же бесконечно
      далеки, неуловимы, подобно истине происходящего вокруг. Все кружиться перед
      глазами, в голове, спиралью тошнотворных образов, воспоминаний, сном наяву,
      остановись в котором на минуту, на чем-нибудь конкретном: образе, фрагменте, может
      звуке - сдается мне, я непременно бы сошел с ума...” (Из истории болезни пациента
      клинической психиатрической больницы “Приют душ”.14.08.2014 г.)

     Голод надолго лишит сна, а объявление об увольнении по почте не даст подобрать остатки расшатанного душевного покоя, и вы, сто раз отметая печатные брошюры и бесплатные электронные приглашения, запишитесь на курсы. Кафедра “Психопатологии” местного медицинского университета проводит два раза в год семинары для всех желающих познать таинства больной человеческой души. “Вход не дешевый, но оно того стоит”. Так и написано на обороте рекламного проспекта: “Свободный доступ к документации. Общение через стекло с реальными пациентами. И впечатляющая коллекция аудиоматериала с “особенными случаями” (Для любителей, так сказать)”.
     Люди соберутся в восемь, но вы здесь с шести. Совершенно разные, непохожие друг на друга, чужие, они начнут рассаживаться за пластиковые парты вокруг. Сначала их будет много. Тех, кто пришел послушать и “как бы поучиться”, желающих разыскать комнату, найти хоть маленькую зацепку:  журналистов, студентов медиков, зевак, и конечно умников, вдолбивших себе в головы тот факт, что именно они доберутся до истины. В хаосе человеческих тел, разбросанных по аудитории, заметна одна закономерность - желание одиночества. Обостренное чувство личного пространства незримо витает меж застывших тел. Осознание идеи того, что ты знаешь что-то такое, чего не знают другие, и не хочешь ни с кем этим делиться. С чего бы это вдруг?! Стремление сесть как можно дальше друг от друга, а значит это не такой уж и хаос. Медленно погаснет свет и из динамиков на стене прозвучит отеческий голос незримого лектора.
     “ВСТАВЬТЕ КАССЕТУ МАГНИТНОЙ ПЛЕНКОЙ ВНУТРЬ ПРИЕМНИКА НА СТОРОНЕ “А”.  Чья-то зловещая тень скользнет вдоль красных штор и поставит перед вами старый магнитофон. Одно нажатие, и череда щелчков в тишине произведут допотопное чудо.
     Голос на пленке заговорит спокойно, чуть с хрипотцой, которую приобретают в награду за двадцатитысячную выкуренную сигарету. Цифры, имена, названия мест ничего не значат. Все равно  выдуманное покажется реальным, а  что достоверно известно – будет поставлено всеми под сомнение. Поначалу будет не так просто слушать и не видеть то, зачем они пришли. Десятки напряженных глаз привыкших к сочной картинке отсутствующим взглядом смотрят в спины соседей, ищут, что из темных уголков зала покажется демон любопытства и лично пригласит их туда, куда не дозволено будет всякому. Но ничего не происходит. Только голос аудио-лектора и темнота, да редкий сдавленный кашель.  Он, голос, внезапно прерывается, может, распознав отсутствующий интерес к нему, или просто, чтобы сделать обжигающую затяжку сигарет без фильтра. Человек устал и немного раздражен, это слышно в его безучастных, но ритмичных постукиваниях карандашом по металлическому столу.  Он сухо кашляет в кулак, и глухое звучание раздается эхом в микрофоне. И потом еще раз.
     - Говорят, это не первый случай за последние двадцать пять лет, - голос не спрашивает, он утверждает. Его рассуждения обращены в темноту  неизвестности.
     - Это так, - он продолжает. -  На моей лишь памяти комната забрала жизни четырех, оставив для истории обрывки фотографий, магнитной хроники, да старое пятно на стене.
     Его голос впитывает напряженная, почти густая тишина. Ему внимает, каждый третий не скучающий слушатель курсов “Психиатрической патологии” или семинара с эффектным названием “Где эта комната?”, раз за разом перематывая пленку. Ему отвечает, внезапно появившийся на пленке, более высокий и участливый (заинтересованный) голос.
     -Пятно?
     При этом слове люди начинают воображать себе маленькую кляксу чернил на бумаге или запачканную рубаху, чиркают в книге или обводят пунктиром лужицу, представляя не совсем то.
     - А вы не замечали? Не видели, - курильщик спрашивает с сомнением в голосе, будто его собеседник побывал в половине тех комнат, но так и не увидел самого главного. - Не может быть!
     - Его нельзя ни чем-то смыть или закрасить, - пепельнице отражается звук раздавливающейся сигареты без фильтра. Огоньки прыгают и обжигают пальцы, придавая первому голосу нервозности. - Оно всегда является.
     Оглушительный щелчок останавливает пленку магнитофона вместе с первым и вторым голосом, недотлевшей сигаретой и повисшими в воздухе вопросами. Уснувший в темноте динамик вдруг спохватится в последний момент, и нервно прохрипит: “ПЕРЕВЕРНИТЕ КАССЕТУ НА СТОРОНУ “В”. Каждый второй из трети нескучающих слушателей поступает инстинктивно, мысленно  переворачивает потертую кассету, вдавливает же кнопку самый близкий из сидящих к кассетнику.
     -Так комната говорит нам, - продолжают динамики,- что высокая цена проклятия  заплачена чьей-то жизнью. Понимаете? Пока не придет новый срок.
     - И вы в это верите? - не унимается второй.
     - Нет, - колеблется первый, - но то, что я там видел, когда еще был молодым констеблем, я не могу ни забыть, не объяснить, а значит там что-то все-таки было.
Дальше пойдут томные в своем извращенном понятии пятнадцать минут описательных моментов, любопытных с точки зрения сугубо криминальной документалистики.
     - Послушайте, - голос курильщика внезапно остановит поток цифр и расчетов.-    Единственное что у нас есть - это  камера, и черт знает что на  ней записанное.
     - Анатоль?
     -Верно, - продолжил первый. - На примере этой пленки мы рассмотрим один из ярчайших по своей показательности случай, более известный по судебно-медицинским документам, как  “Анатоль”. В одном из столичных типовых застроек, сдававшихся долгое время под дешевое жилье  малоимущим гражданам по вызову соседей выехал усиленный наряд полиции. В тех квартирах часто имело место насилие, людям тревожно было соседствовать с таким, и тридцать процентов всех звонков того района приходилось на эти несколько высоток. Звонок был стандартным – кто-то услышал хлопки. Взрывающимися праздничными шарами, оглушительно лопающимися за стеной, звучали по обыкновению выстрелы. Вызовами “на шарики” называли их старые полисмены. Но в этот раз праздника там никто не планировал. То, что они там обнаружили, могло бы сойти и за трагическую случайность, каких по сотне в день встречается, если бы не эта истерия в СМИ. Дело раскрутили до невероятия, а сопливый подросток стал чуть ли не звездой телеэкранов, если помните сводки новостей пятилетней давности. Конечно, Анатоль Люка Спотлер мог быстро смекнуть, что к чему, и полжизни прохлаждаться в санаториях у грязного моря, если бы его не стали посещать зрительные и слуховые галлюцинации, чего не было раньше. Мальчик не спал, не ел и не принимал медикаментов по своей воле. Так и сидел, забившись в угол палаты. Он подвергался динамически ухудшающейся клаустрофобии, самовредительству, и после нескольких безуспешных лет терапии, наконец, стал почетным жителем “Приюта Душ”, где и находится, скорее всего, по сей день.
     Камеру покажут “на десерт” тем, кто дотерпел до конца лекционной части семинара. Ее внесут в полиэтиленовом пакете с большим количеством предостерегающих наклеек. “Не трясти, не ронять, не присваивать собственность департамента полиции являющейся особо важным доказательным материалом”. Как же тогда она появилась здесь, если это конечно не копия, но об этом подумают в последнюю очередь те, мимо кого она еще не проплыла в белых перчатках сотрудника больницы. И только тогда, когда ее словно ритуальный нож занесут над головами затихших слушателей, вся подлинность будет до конца реабилитирована. Любой предмет оттуда - не просто вещественное доказательство существования комнаты, а настоящий артефакт, требующий подробного и осторожного изучения.
     Ваши растраты наконец-то будут вознаграждены и люди в белых халатах разрешат ее включить.
     Квадрат жидкокристаллического экрана портативной камеры, источающий глубокую,  поистине темную сущность подсознания людей боящихся заснуть при выключенном свете, нервно выплевывает бессвязные куски любительской съемки. Несколько мгновений жизни. Дрожащая картинка скачет ровно 23 секунды, чтобы повториться вновь.
     - Зачем ты взял камеру?! - откуда-то из темноты раздается срывающийся мальчишеский голос.
     Он застает врасплох.
     Изжеванная пленка сипит короткими, но оглушительно громкими словами, время от времени прерываясь мертвым каналом PAL SEC/CAM старого образца. Картинка оставляет желать лучшего.
     - Никто не узнает!  - перекрывает все звуковые волны задорный голос второго.
Едва уловимый, полный ужаса вдох и  "ВЫСТРЕЛ". С места подскочит даже последний сонный студент на галерке, кто-то за спиной закричит и повалится на пол. В зале начинается паника.


2005г.
Картина "Комната" Анастасия Горбунова