Слова в тумане

...Мой мир похож на маленький островок, тонущий в густом тумане. Даже не островок, а скорее плот, бесконечно влекомый течением реки в неведомом мне направлении.
Мне не на что жаловаться – река моя спокойна, лишь изредка набежит волна, заставив содрогнуться под ногами влажные доски, да и минует. Нет на моем пути ни камней, ни мелей, только покачивание воды и туманная завеса.
И эта завеса не так проста – она строит мой мир, такой, каким я его вижу большую часть времени. Дом и улица, университет и работа, концерт, парк, подворотня, вокзал... Все эти сооружения недолговечны, стоит мне покинуть их, как они начинают разваливаться, истаивая и искажаясь. Я не верю своей памяти – когда я прихожу в места, где уже бывала, снова, они вполне могут оказаться немного иными, если у тумана не получится (или не будет желания?) повторить их в точности.
А потому для меня есть только тот клочок мира, на котором я нахожусь, и который очертаниями совпадает с моим плотом – все остальное лишь туман и зыбь, неверные и недолговечные. И точно так же нет для меня ни прошлого, ни будущего, ведь то что осталось позади уже превратилось в водяную взвесь, а то что впереди еще из нее не вышло...
...Я одна на этом плоту. Порой из тумана возникают смутные фигуры, зыбкие белесые пряди складываются в человеческие лица, очерчивают тела. Новые знакомцы ступают на край плота, заставляя его очень убедительно проседать под призрачным весом, улыбаются мне, заводят разговоры... Я улыбаюсь в ответ, с охотой поддерживаю беседу – мне скучно и страшно одной, а с туманными гостями забыть об одиночестве гораздо легче.
Срок жизни у мороков разный – кто-то растает в тот же день, а с кем-то мне предстоят годы и годы общения, споров, шуток, ссор, взаимной помощи... Вот только какая-то часть меня ни на минуту не забывает, что каков бы ни был фасад – а скрывается за ним все тот же туман, и в любой миг мой собеседник может растаять в воздухе или, хуже того, превратиться во что-то совсем иное.
А потому я не верю людям. Нет, я не ищу параноидально подвоха в каждом слове и жесте, не жду, что меня непременно подставят – я просто каждый миг готова к тому, что тот, кто вчера был искренне ко мне расположен, сегодня не менее искренне от меня отвернется, а тот, кто великодушно отмахивался от неловкости моих слов – обидится на мою очередную глупость... Это естественно, это закон природы. Это туман.
Неверный туман, зыбкая ткань мира – в нем нет ничего постоянного, нет ничего истинного... как, впрочем, нет и ложного: порожденные туманом призраки реальны не больше (но и не меньше), чем герои написанных призраками книг. Каждый, кого я теряю из виду дольше, чем на пару дней, очень быстро превращается в строки букв в сети, ворох слов, которыми я могу его себе описать, а герои книг, о которых достаточно сказано, кажутся такими реальными, что я почти могу их коснуться.
Слова – вот то, что превращает туман в мир, и стоит им иссякнуть хоть на время – этот самый мир начинает рассыпаться на глазах; огромными кусками реальность проваливается в небытие, обнажая черную воду, люди расплетаются на машинописные строчки и белесые пряди, и я сжимаюсь в комок под одеялом, и жду, что вот-вот подо мной разойдутся плотно связанные бревна плота, и я рухну в холодную пустую глубину реки.
Но плот пока держится – возможно, я просто вовремя нахожу новые слова для его скрепления...
~~~
– Красивая аллегория, – негромко говорит сидящий рядом со мной. У него черные, гладко зачесанные назад волосы, желтые глаза и горбатый нос. Темный плащ макает полы в плещущуюся у самых наших скрещенных ног воду.
– Почему ты думаешь, что это аллегория? – я трогаю кончиками пальцев воду – уже по-осеннему холодную. – Посмотри вокруг: река без конца и края, туман и плот...
– Это аллегория, потому что в туманном мире и ты должна быть из тумана, ведь если ты настоящая, а остальные – нет, то откуда ты взялась?
– А с чего ты взял, что я настоящая? – я небрежно обтираю пальцы о колено, встаю. – Такой же туман, только поплотнее, потому что во мне слов побольше, вот и все.
– А я? – Собеседник щурит желтые звериные глаза, встает, подходит мягко, но плот ощутимо качается от его шагов. – Я тоже... лишь туман?
Я смотрю на него с жадностью приговоренного к смерти, от вида его передо мной мне тепло и больно.
Он похож на всех любимых мной книжных и фильмовых героев сразу.
– Ты – еще больший туман, чем все остальные, – шепчу я. Наставляю на него палец, и, легонько ткнув его в грудь, говорю: – Паф!..
Он оседает на дощатый настил тающим ворохом туманных прядей, окутывающая плот пелена быстро втягивает его в себя, колышется. Откуда-то издалека доносится:
– Дочь моя, ты еще помнишь, что тебе завтра на работу? – Я отвожу взгляд от заполненного черными строками монитора, смотрю в сторону кухни – такой настоящий дверной проем, такая настоящая женщина, заглядывающая через него в комнату...
– Да, мам, уже выключаю.