В среду, 5 сентября, президент России Владимир Путин посетил Ямал, где принял участие в научном эксперименте в рамках проекта «Полёт надежды», который направлен на сохранение редкого вида журавлей – стерхов.
Проект «Полет надежды» заключается в том, чтобы пилот на дельтаплане становился вожаком стаи и сопровождал птиц из места их обитания летом до зимовки в районе Ирана.
(Новости)
1. (Радостно): – Вы слышали, как наш взмыл вертикально?!.. Буквально вспорол крыльями рутину обыденщины. (Поёт): «Всё выше, и выше, и выше, Стремим мы полёт наших птиц…» Это же всеобщая национальная эйфория начинается!
2. (Спокойно): – Военные учения. Знаете, что такое СТЕРХ? – СамолёТ. Единая Россия. Химки.
1. - При чём здесь Химки?..
2. – Завод там секретный… Владелец – член Единой России. Он же – основатель и почётный святой партии.
1. – Я вам говорю, что птицы приняли за своего, за главаря: я пересматривал ролик в Ю Тюбе. (Поёт): «Он сказал поехали, он взмахнул рукой…»
2. – Это – политпиар и промоушн, как Пуськи и Марш миллиардов.
1. - Что за порн.. пормоушн? Говорите по-русски! Полёт души и Гринпис отдыхает – вот, что это было. Мы боремся за права стерхов во всём Мире.
2. – Вы уверены, что журавли были в адеквате? Что их не накачали успокоительными, как медведя и циркового тигра?
1. – Вы – едкий циник и очень мелкий космополит! Владим Владимыч показал всем, где стерхи зимуют. Он показал нашу национальную гордость во всей своей красе!
2. - Что же он в Крымске ничего не показал?
1. – Вы – отъявленный придира, но я вам объясню по полочкам: в Крымске было стечение обстоятельств и природный форс-мажор. Поняли? Президент за природу не ответчик!.. Он ей – советчик, как в нашем случае.
2. - Советчик, - точно! Вы заметили, как он Брежнева напоминает?..
1. – Вовсе нет: тот был с медалями и говорил слабо, а наш – без, и говорит остро.
2. – Нет, там было Чувство Всеобщего Воодушевления. Оно в воздухе болталось непрерывно, как сейчас. Не тонуло 70 лет, а теперь опять всплыло.
1. - Вы завидуете! Оппозиция всем завидует. Пуськи гадят в храме, Удальцов хочет возврата в прошлое, Немцов ругается матом. А он взял и встал на крыло назло всем! (Поёт): «Журавлиный клин в осеннем небе тает».
2. – Да, он многим соотечественникам наступил на крыло… Ну и стерх с ним!
(Неожиданно): - Вы хотели бы управлять государством?
1. – Шуточки безбашенные отпускаем?.. А что для этого надо?
2. - Надо господину Чурову пообещать внеочередной орден, и будете ближе к Главному Журавлю Страны.
1. – Вы ничего не понимаете в между- и внутренне-народном положении! Мне вас тихо жаль. Они, - америкосы и другие, – только и ждут, чтобы мы ошиблись. А они нас – хлоп! – и прощай независимость. Не смотрите, что у них негры в штате! Знаете, как они нас ненавидят?.. Как, примерно, я их ненавижу! Вот как похоже!
А мы им – раз! - и выше неба журавлём. Попробуй дотянись!.. (Поёт): «Мой дельтаплан, мой дельтаплан!»
Журавлей же защищать надо, проблемы обрисовать жирным шрифтом.
2. – Ну, а нас, нас надо защищать? В Крымске хотя бы…
1. – Вы смешной, как Куклачёв. Чего нас защищать? Мы сами как-нибудь выкрутимся. Подхватимся, споём и выживем. Как-нибудь.
2. – Ну, спойте:
«Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей».
1. - Не к месту. Мимо кассы. Не актуально.
2. - Они нас защищали… от всего.
1. - Вы пали жертвой вражеской пропаганды. Опрометью и бесповоротно. А тут – русская национальная эйфория! Индусы берегут коров, евреи не едят свиней, а мы защищаем стерхов! Аллегорично.
2. - Давайте выпьем. Аллегорично.
И может нас настигнет русская национальная эйфория…
Журавли
© Copyright: Виктор Зорин, 2012
Свидетельство о публикации №212091900039
Свидетельство о публикации №212091900039
Рецензии
Да, что-то грустно стало смеяться в отечестве.
Добрый день, Виктор, - простите, что долго не писал. Замучили дела, и осень поднадавила...
Как Вы поживаете, что в Питере с погодой?
Хочу вернуться к обсуждавшемуся нами чуть ранее сопоставлению уже классического русского (советского) стиха и самого нового.
Вот - одно из любимейших, написанных 60 лет тому:
Борис Пастернак
В больнице
Стояли как перед витриной,
Почти запрудив тротуар.
Носилки втолкнули в машину.
В кабину вскочил санитар.
И скорая помощь, минуя
Панели, подъезды, зевак,
Сумятицу улиц ночную,
Нырнула огнями во мрак.
Милиция, улицы, лица
Мелькали в свету фонаря.
Покачивалась фельдшерица
Со склянкою нашатыря.
Шел дождь, и в приемном покое
Уныло шумел водосток,
Меж тем как строка за строкою
Марали опросный листок.
Его положили у входа.
Все в корпусе было полно.
Разило парами иода,
И с улицы дуло в окно.
Окно обнимало квадратом
Часть сада и неба клочок.
К палатам, полам и халатам
Присматривался новичок.
Как вдруг из расспросов сиделки,
Покачивавшей головой,
Он понял, что из переделки
Едва ли он выйдет живой.
Тогда он взглянул благодарно
В окно, за которым стена
Была точно искрой пожарной
Из города озарена.
Там в зареве рдела застава,
И, в отсвете города, клен
Отвешивал веткой корявой
Больному прощальный поклон.
"О господи, как совершенны
Дела твои, думал больной,
Постели, и люди, и стены,
Ночь смерти и город ночной.
Я принял снотворного дозу
И плачу, платок теребя.
О боже, волнения слезы
Мешают мне видеть тебя.
Мне сладко при свете неярком,
Чуть падающем на кровать,
Себя и свой жребий подарком
Бесценным твоим сознавать.
Кончаясь в больничной постели,
Я чувствую рук твоих жар.
Ты держишь меня, как изделье,
И прячешь, как перстень, в футляр".
Человек перед Богом, полный веры и благодарности...
А вот Веро4ка Полозкова, про то же, совсем по-другому (но, ведь, тоже не слабо):
*******************
или даже не бог, а какой-нибудь его зам
поднесет тебя к близоруким своим глазам
обнаженным камушком, мертвым шершнем
и прольет на тебя дыхание, как бальзам,
настоящий рижский густой бальзам,
и поздравит тебя с прошедшим
- с чем прошедшим?
- со всем прошедшим.
покатает в горсти, поскоблит тебя с уголка –
кудри слабого чаю
лоб сладкого молока
беззащитные выступающие ключицы
скосишь книзу зрачки – плывут себе облака,
далеко под тобой, покачиваясь слегка
больше ничего с тобой
не случится
- ну привет, вот бог, а я его генерал,
я тебя придирчиво выбирал
и прибрал со всем твоим
барахлишком
человеческий, весь в прожилочках, минерал,
что-то ты глядишь изумленно слишком
будто бы ни разу
не умирал
*************
Бывают странные сближения...
Пишите и ... пишите.
Ваш БИ.
Борис Иноземцев 28.10.2012 12:28 • Заявить о нарушении
Добрый день, Виктор, - простите, что долго не писал. Замучили дела, и осень поднадавила...
Как Вы поживаете, что в Питере с погодой?
Хочу вернуться к обсуждавшемуся нами чуть ранее сопоставлению уже классического русского (советского) стиха и самого нового.
Вот - одно из любимейших, написанных 60 лет тому:
Борис Пастернак
В больнице
Стояли как перед витриной,
Почти запрудив тротуар.
Носилки втолкнули в машину.
В кабину вскочил санитар.
И скорая помощь, минуя
Панели, подъезды, зевак,
Сумятицу улиц ночную,
Нырнула огнями во мрак.
Милиция, улицы, лица
Мелькали в свету фонаря.
Покачивалась фельдшерица
Со склянкою нашатыря.
Шел дождь, и в приемном покое
Уныло шумел водосток,
Меж тем как строка за строкою
Марали опросный листок.
Его положили у входа.
Все в корпусе было полно.
Разило парами иода,
И с улицы дуло в окно.
Окно обнимало квадратом
Часть сада и неба клочок.
К палатам, полам и халатам
Присматривался новичок.
Как вдруг из расспросов сиделки,
Покачивавшей головой,
Он понял, что из переделки
Едва ли он выйдет живой.
Тогда он взглянул благодарно
В окно, за которым стена
Была точно искрой пожарной
Из города озарена.
Там в зареве рдела застава,
И, в отсвете города, клен
Отвешивал веткой корявой
Больному прощальный поклон.
"О господи, как совершенны
Дела твои, думал больной,
Постели, и люди, и стены,
Ночь смерти и город ночной.
Я принял снотворного дозу
И плачу, платок теребя.
О боже, волнения слезы
Мешают мне видеть тебя.
Мне сладко при свете неярком,
Чуть падающем на кровать,
Себя и свой жребий подарком
Бесценным твоим сознавать.
Кончаясь в больничной постели,
Я чувствую рук твоих жар.
Ты держишь меня, как изделье,
И прячешь, как перстень, в футляр".
Человек перед Богом, полный веры и благодарности...
А вот Веро4ка Полозкова, про то же, совсем по-другому (но, ведь, тоже не слабо):
*******************
или даже не бог, а какой-нибудь его зам
поднесет тебя к близоруким своим глазам
обнаженным камушком, мертвым шершнем
и прольет на тебя дыхание, как бальзам,
настоящий рижский густой бальзам,
и поздравит тебя с прошедшим
- с чем прошедшим?
- со всем прошедшим.
покатает в горсти, поскоблит тебя с уголка –
кудри слабого чаю
лоб сладкого молока
беззащитные выступающие ключицы
скосишь книзу зрачки – плывут себе облака,
далеко под тобой, покачиваясь слегка
больше ничего с тобой
не случится
- ну привет, вот бог, а я его генерал,
я тебя придирчиво выбирал
и прибрал со всем твоим
барахлишком
человеческий, весь в прожилочках, минерал,
что-то ты глядишь изумленно слишком
будто бы ни разу
не умирал
*************
Бывают странные сближения...
Пишите и ... пишите.
Ваш БИ.
Борис Иноземцев 28.10.2012 12:28 • Заявить о нарушении
Здравствуйте, дорогой Борис!
Как я рад, что снова Вас услышал. Если честно, - всё ждал, что Вы ответите в "Хармсе", и огорчался, что молчите.
Надеюсь, что теперь не потеряемся:)
В Петербурге сейчас прохладно, но снег тает, не задерживается. Хотя пугают, что в конце недели будет уверенный минус. Ещё не осознал - хорошо это или не очень)
Полозкова приятно удивила. Современно - да, с оттенком душевного натурализма, но без "упивания грязью". Я такое люблю.
Тема напомнила мне рассказик Тэффи "Ваня Щеголёк". Совершенно нетипического для "королевы русского юмора". Поэтично и глубоко. Прочитайте, пожалуйста, если не доводилось. Это - мощнейшая миниатюра.
Почитал немного Наума Коржавина, которого Вы, вероятно, знаете "от и до".
Вот это - бессмертно, конечно:
Ей жить бы хотелось иначе,
Носить драгоценный наряд ...
Но кони - все скачут и скачут,
А избы - горят и горят...
Умели советские евреи говорить о русском! Бродский, Галич, Коржавин.
Потому что были солью русской культуры.
Дата сегодня горькая. Очень.
Мы называем её Днём скорби и непримиримости. Так и есть.
Вы, конечно знаете песенку Вертинского "То, что я должен сказать" или "Проводы погибших юнкеров".
О тех, кто пытался остановить красную чуму в те жуткие дни.
Об этом есть ещё прекрасные стихи Александра Куксина:
Расстрелянная Россия
Стояли кучкой юнкера,
У старой,запыленной стенки...
Пред ними ярилась толпа,
И наливалась злобой мерзкой.
Еще вчера, поджавши хвост,
Трусливо в подворотнях жалась,
Сегодня, плюнув в образа,
Над юнкерами издевалась.
За то, что чести не продав
Остались верными присяге.
За то, что Веру не поправ,
Плечом к плечу, в защиту, стали.
Они, кто в будущем своем,
Могли стать гордостью Державы,
В науке, музыке и славе,
Перед бушующей толпой,
Почти распятые стояли.
Они спокойно шли на смерть,
И о пощаде не молили.
В свои неполных 20 лет
К своей Голгофе восходили...
На этом заводском дворе,
Ты помнишь все, как это было?
Тогда, в промозглом октябре,
Была расстреляна Россия.
(Александр Куксин)
У меня есть своя история с этой песенкой Вертинского.
Не знаю, отчего так получилось, что я ещё с давних советских времён переврал слова Вертинского (слышанные в правильном исполнении Бориса Гребенщикова) и удивился, когда послушал любимое мною исполнение этой песни Жанной Бичевской.
И никто не додумался
просто встать на колени
И сказать этим мальчикам,
что на Русской земле
Все великие подвиги -
это только ступени,
Что ведут нас к вершине,
самой светлой мечте.
А, может быть, надо именно так?..
Поскольку настроение грустное - немного о любимой Цветаевой словами современной поэтессы и литературоведа Натальи Кравченко.
Ты была буревестной и горевестной,
Обезуме-безудержной и неуместной.
Твои песни и плачи росли не из сора –
Из вселенского хаоса, моря, простора!
В эмпиреях парящей, палящей, природной,
Просторечьем речей – плоть от плоти народной,
Ты в отечестве, не признававшем пророка,
Обитала отшельницей, подданной рока.
Ты писала отчаянно и бесполезно
По любимому адресу: в прорву и бездну.
Я люблю твою душу, души в ней не чаю.
Я сквозь годы сквозь слёзы тебе отвечаю.
...................................................
***
Страна её убивала.
Затягивала петлю,
Скамью из-под ног выбивала.
Никто не сказал: «люблю».
Никто не раскрыл объятья,
Никто не расправил крыл.
И розового платья
Никто ей не подарил.
Но силу в себе растила,
Отринув и смерть, и страх.
Страна её не вместила
И вытеснила в астрал.
Пишите, пожалуйста, мне, дорогой Борис.
Я так рад, что снова Вас "нашёл":)
СНежного Вам настроения.
Ваш В.
Виктор Зорин 08.11.2012 02:05 Заявить о нарушении
Как я рад, что снова Вас услышал. Если честно, - всё ждал, что Вы ответите в "Хармсе", и огорчался, что молчите.
Надеюсь, что теперь не потеряемся:)
В Петербурге сейчас прохладно, но снег тает, не задерживается. Хотя пугают, что в конце недели будет уверенный минус. Ещё не осознал - хорошо это или не очень)
Полозкова приятно удивила. Современно - да, с оттенком душевного натурализма, но без "упивания грязью". Я такое люблю.
Тема напомнила мне рассказик Тэффи "Ваня Щеголёк". Совершенно нетипического для "королевы русского юмора". Поэтично и глубоко. Прочитайте, пожалуйста, если не доводилось. Это - мощнейшая миниатюра.
Почитал немного Наума Коржавина, которого Вы, вероятно, знаете "от и до".
Вот это - бессмертно, конечно:
Ей жить бы хотелось иначе,
Носить драгоценный наряд ...
Но кони - все скачут и скачут,
А избы - горят и горят...
Умели советские евреи говорить о русском! Бродский, Галич, Коржавин.
Потому что были солью русской культуры.
Дата сегодня горькая. Очень.
Мы называем её Днём скорби и непримиримости. Так и есть.
Вы, конечно знаете песенку Вертинского "То, что я должен сказать" или "Проводы погибших юнкеров".
О тех, кто пытался остановить красную чуму в те жуткие дни.
Об этом есть ещё прекрасные стихи Александра Куксина:
Расстрелянная Россия
Стояли кучкой юнкера,
У старой,запыленной стенки...
Пред ними ярилась толпа,
И наливалась злобой мерзкой.
Еще вчера, поджавши хвост,
Трусливо в подворотнях жалась,
Сегодня, плюнув в образа,
Над юнкерами издевалась.
За то, что чести не продав
Остались верными присяге.
За то, что Веру не поправ,
Плечом к плечу, в защиту, стали.
Они, кто в будущем своем,
Могли стать гордостью Державы,
В науке, музыке и славе,
Перед бушующей толпой,
Почти распятые стояли.
Они спокойно шли на смерть,
И о пощаде не молили.
В свои неполных 20 лет
К своей Голгофе восходили...
На этом заводском дворе,
Ты помнишь все, как это было?
Тогда, в промозглом октябре,
Была расстреляна Россия.
(Александр Куксин)
У меня есть своя история с этой песенкой Вертинского.
Не знаю, отчего так получилось, что я ещё с давних советских времён переврал слова Вертинского (слышанные в правильном исполнении Бориса Гребенщикова) и удивился, когда послушал любимое мною исполнение этой песни Жанной Бичевской.
И никто не додумался
просто встать на колени
И сказать этим мальчикам,
что на Русской земле
Все великие подвиги -
это только ступени,
Что ведут нас к вершине,
самой светлой мечте.
А, может быть, надо именно так?..
Поскольку настроение грустное - немного о любимой Цветаевой словами современной поэтессы и литературоведа Натальи Кравченко.
Ты была буревестной и горевестной,
Обезуме-безудержной и неуместной.
Твои песни и плачи росли не из сора –
Из вселенского хаоса, моря, простора!
В эмпиреях парящей, палящей, природной,
Просторечьем речей – плоть от плоти народной,
Ты в отечестве, не признававшем пророка,
Обитала отшельницей, подданной рока.
Ты писала отчаянно и бесполезно
По любимому адресу: в прорву и бездну.
Я люблю твою душу, души в ней не чаю.
Я сквозь годы сквозь слёзы тебе отвечаю.
...................................................
***
Страна её убивала.
Затягивала петлю,
Скамью из-под ног выбивала.
Никто не сказал: «люблю».
Никто не раскрыл объятья,
Никто не расправил крыл.
И розового платья
Никто ей не подарил.
Но силу в себе растила,
Отринув и смерть, и страх.
Страна её не вместила
И вытеснила в астрал.
Пишите, пожалуйста, мне, дорогой Борис.
Я так рад, что снова Вас "нашёл":)
СНежного Вам настроения.
Ваш В.
Виктор Зорин 08.11.2012 02:05 Заявить о нарушении
Добрый вечер, Виктор,
Не сердитесь, что редко выхожу в эфир: много все накопалось под конец года, надо работу работать.
Спасибо за зимнюю подборку. Тэффи перечел, вспомнил, что читал когда-то, но все позабыл, а сейчас открыл заново. Действительно, изумительный рассказ.
Что до Коржавина, то, конечно, уважаю, но не скажу, что мой любимый. Да, и хрестоматийным "избам" предпочитаю не менее хрестоматийного Герцена.
Памяти Герцена
Любовь к Добру сынам дворян жгла сердце в снах,
А Герцен спал, не ведая про зло...
Но декабристы разбудили Герцена.
Он недоспал. Отсюда всё пошло.
И, ошалев от их поступка дерзкого,
Он поднял страшный на весь мир трезвон.
Чем разбудил случайно Чернышевского,
Не зная сам, что этим сделал он.
А тот со сна, имея нервы слабые,
Стал к топору Россию призывать, –
Чем потревожил крепкий сон Желябова,
А тот Перовской не дал всласть поспать.
И захотелось тут же с кем-то драться им,
Идти в народ и не страшиться дыб.
Так родилась в России конспирация:
Большое дело – долгий недосып.
Был царь убит, но мир не зажил заново.
Желябов пал, уснул несладким сном.
Но перед этим побудил Плеханова,
Чтоб тот пошёл совсем другим путём.
Всё обойтись могло с теченьем времени.
В порядок мог втянуться русский быт...
Какая сука разбудила Ленина?!
Кому мешало, что ребёнок спит?
На тот вопрос ответа нету точного.
Который год мы ищем зря его...
Три составные части – три источника
Не проясняют здесь нам ничего.
Он стал искать виновных – да найдутся ли? –
И будучи спросонья страшно зол,
Он сразу всем устроил революцию,
Чтоб ни один от кары не ушёл.
И с песней шли к Голгофам под знамёнами
Отцы за ним, – как в сладкое житьё...
Пусть нам простятся морды полусонные,
Мы дети тех, кто не доспал своё.
Мы спать хотим... И никуда не деться нам
От жажды сна и жажды всех судить...
Ах, декабристы!.. Не будите Герцена!..
Нельзя в России никого будить.
***************
Как вам живется этой зимой? Что читается?
Ваш БИ.
Борис Иноземцев 29.11.2012 22:09 Заявить о нарушении
Не сердитесь, что редко выхожу в эфир: много все накопалось под конец года, надо работу работать.
Спасибо за зимнюю подборку. Тэффи перечел, вспомнил, что читал когда-то, но все позабыл, а сейчас открыл заново. Действительно, изумительный рассказ.
Что до Коржавина, то, конечно, уважаю, но не скажу, что мой любимый. Да, и хрестоматийным "избам" предпочитаю не менее хрестоматийного Герцена.
Памяти Герцена
Любовь к Добру сынам дворян жгла сердце в снах,
А Герцен спал, не ведая про зло...
Но декабристы разбудили Герцена.
Он недоспал. Отсюда всё пошло.
И, ошалев от их поступка дерзкого,
Он поднял страшный на весь мир трезвон.
Чем разбудил случайно Чернышевского,
Не зная сам, что этим сделал он.
А тот со сна, имея нервы слабые,
Стал к топору Россию призывать, –
Чем потревожил крепкий сон Желябова,
А тот Перовской не дал всласть поспать.
И захотелось тут же с кем-то драться им,
Идти в народ и не страшиться дыб.
Так родилась в России конспирация:
Большое дело – долгий недосып.
Был царь убит, но мир не зажил заново.
Желябов пал, уснул несладким сном.
Но перед этим побудил Плеханова,
Чтоб тот пошёл совсем другим путём.
Всё обойтись могло с теченьем времени.
В порядок мог втянуться русский быт...
Какая сука разбудила Ленина?!
Кому мешало, что ребёнок спит?
На тот вопрос ответа нету точного.
Который год мы ищем зря его...
Три составные части – три источника
Не проясняют здесь нам ничего.
Он стал искать виновных – да найдутся ли? –
И будучи спросонья страшно зол,
Он сразу всем устроил революцию,
Чтоб ни один от кары не ушёл.
И с песней шли к Голгофам под знамёнами
Отцы за ним, – как в сладкое житьё...
Пусть нам простятся морды полусонные,
Мы дети тех, кто не доспал своё.
Мы спать хотим... И никуда не деться нам
От жажды сна и жажды всех судить...
Ах, декабристы!.. Не будите Герцена!..
Нельзя в России никого будить.
***************
Как вам живется этой зимой? Что читается?
Ваш БИ.
Борис Иноземцев 29.11.2012 22:09 Заявить о нарушении
Здравствуйте, дорогой Борис!
Как хорошо, что Вы "нашлись":)) А то я уж было подумал...
Хороший пример с "Памяти Герцена". Всё-таки Коржавин - мощный старик!)
А я тут увлёкся историческими новеллами Марка Алданова.
Осень закончилась - пришла наша слякотная зима)
Тихо в чаще можжевеля по обрыву.
Осень, рыжая кобыла, чешет гривы.
Над речным покровом берегов
Слышен синий лязг ее подков.
Схимник-ветер шагом осторожным
Мнет листву по выступам дорожным
И целует на рябиновом кусту
Язвы красные незримому Христу.
(С.Есенин)
Вроде бы надо подвести итоги перед финалом года, "познать самоё себя"...
Свободный ветер давно прошумел
И промчался надо мною,
Долина моя тиха и спокойна, —
А чуткая стрела
Над гордою башнею возвышенного дома
Всё обращает свое тонкое острие
К далекой и странной области
Мечты.
Уже и самые острые,
Самые длинные
Лучи
Растаяли в мглистом безмолвии.
Туман поднимается
Над топкими берегами реки.
Усталые дети чего-то просят
И плачут.
Наступает
Моя последняя стража.
Дивный край недостижим, как прежде,
И я, как прежде, только я.
(Ф.Сологуб 1904)
Но - не хочется. Хочется лететь к "концу света", не оглядываясь.
Я очень люблю вот эти Стансы Игоря Северянина.
Счастье жизни - в искрах алых,
В просветленьях мимолетных,
В грезах ярких, но бесплотных,
И в твоих очах усталых.
Горе - в вечности пороков,
В постоянном с ними споре,
В осмеянии пророков
И в исканьях счастья - горе.
В ранней юности (старец промолвил в ответ) я сочинил музыку к этим стихам. На мой взгляд - неплохую:))
А напоследок скажу за жизнь, которую надо любить, пока она позволяет:)
На мохнато-влажном срубе
Монастырского колодца
Я тебя в глаза и в губы
Полнозвучно целовал...
По дощатому навесу
Гулко бился дымный дождик,
В щели облачное небо
Строго хмурилось на нас.
Колоссальнейшую шляпу
Из колосьев ржи и маков
Я тихонько для удобства
Снял и рядом положил, -
Чтобы мне крутые брови,
Теплый лоб, затылок, уши
И каштановые пряди
Легче было целовать.
Вдруг толчок, протяжный шорох,
Тихий всплеск`, и мы вскочили, -
Шляпа с маками в колодце!
Шляпа с маками на дне!
Сумасшедшими глазами
Мы смотрели в пропасть сруба:
Дождь... лишение наследства...
Сплетни в городе... позор...
К счастью, послушник веселый
За водой бегом примчался.
Я с ним кротко объяснился, -
Ты потупила глаза...
И всплыла, с ведра свисая,
Разложившаяся шляпа,
Истекая кровью маков,
Оседая и дрожа.
Фыркнул радостно молодчик
И ушел, сказав: `Бог в помочь!`
Знал ли он, что эту шляпу
Носит Сара Блюменберг?
Два часа сушилась шляпа.
Два часа, не отдыхая,
Хохоча, мы целовались
Все нежнее и нежней.
И когда мы вышли в сумрак
Влажно радостного сада,
Нам кивали все деревья,
Все монахи, все кусты, -
И, смущенно улыбаясь,
По душистым закоулкам
Я в молчанье до калитки
Проводил мою звезду.
(Саша Черный)
Всего Вам самого чудесного! Пишите!
С теплом, В.
Виктор Зорин 06.12.2012 01:42 Заявить о нарушении
Как хорошо, что Вы "нашлись":)) А то я уж было подумал...
Хороший пример с "Памяти Герцена". Всё-таки Коржавин - мощный старик!)
А я тут увлёкся историческими новеллами Марка Алданова.
Осень закончилась - пришла наша слякотная зима)
Тихо в чаще можжевеля по обрыву.
Осень, рыжая кобыла, чешет гривы.
Над речным покровом берегов
Слышен синий лязг ее подков.
Схимник-ветер шагом осторожным
Мнет листву по выступам дорожным
И целует на рябиновом кусту
Язвы красные незримому Христу.
(С.Есенин)
Вроде бы надо подвести итоги перед финалом года, "познать самоё себя"...
Свободный ветер давно прошумел
И промчался надо мною,
Долина моя тиха и спокойна, —
А чуткая стрела
Над гордою башнею возвышенного дома
Всё обращает свое тонкое острие
К далекой и странной области
Мечты.
Уже и самые острые,
Самые длинные
Лучи
Растаяли в мглистом безмолвии.
Туман поднимается
Над топкими берегами реки.
Усталые дети чего-то просят
И плачут.
Наступает
Моя последняя стража.
Дивный край недостижим, как прежде,
И я, как прежде, только я.
(Ф.Сологуб 1904)
Но - не хочется. Хочется лететь к "концу света", не оглядываясь.
Я очень люблю вот эти Стансы Игоря Северянина.
Счастье жизни - в искрах алых,
В просветленьях мимолетных,
В грезах ярких, но бесплотных,
И в твоих очах усталых.
Горе - в вечности пороков,
В постоянном с ними споре,
В осмеянии пророков
И в исканьях счастья - горе.
В ранней юности (старец промолвил в ответ) я сочинил музыку к этим стихам. На мой взгляд - неплохую:))
А напоследок скажу за жизнь, которую надо любить, пока она позволяет:)
На мохнато-влажном срубе
Монастырского колодца
Я тебя в глаза и в губы
Полнозвучно целовал...
По дощатому навесу
Гулко бился дымный дождик,
В щели облачное небо
Строго хмурилось на нас.
Колоссальнейшую шляпу
Из колосьев ржи и маков
Я тихонько для удобства
Снял и рядом положил, -
Чтобы мне крутые брови,
Теплый лоб, затылок, уши
И каштановые пряди
Легче было целовать.
Вдруг толчок, протяжный шорох,
Тихий всплеск`, и мы вскочили, -
Шляпа с маками в колодце!
Шляпа с маками на дне!
Сумасшедшими глазами
Мы смотрели в пропасть сруба:
Дождь... лишение наследства...
Сплетни в городе... позор...
К счастью, послушник веселый
За водой бегом примчался.
Я с ним кротко объяснился, -
Ты потупила глаза...
И всплыла, с ведра свисая,
Разложившаяся шляпа,
Истекая кровью маков,
Оседая и дрожа.
Фыркнул радостно молодчик
И ушел, сказав: `Бог в помочь!`
Знал ли он, что эту шляпу
Носит Сара Блюменберг?
Два часа сушилась шляпа.
Два часа, не отдыхая,
Хохоча, мы целовались
Все нежнее и нежней.
И когда мы вышли в сумрак
Влажно радостного сада,
Нам кивали все деревья,
Все монахи, все кусты, -
И, смущенно улыбаясь,
По душистым закоулкам
Я в молчанье до калитки
Проводил мою звезду.
(Саша Черный)
Всего Вам самого чудесного! Пишите!
С теплом, В.
Виктор Зорин 06.12.2012 01:42 Заявить о нарушении
Добрый вечер, дорогой Виктор,
Спасибо за письмо, за неожиданного Черного.
Завидую вам, что живете в стиховой стихии. Как вам удается потом адаптировался к нашей "нормальной" жизни?
Хочу сегодня показать вам снова Дмитрия Бобышева (помните его - он из круга Бродского-Рэйна). Сейчас - в Штатах. Это 60-е годы и Ленинград. Надеюсь, вам будет интересно.
******************
Крылатый лев сидит с крылатым львом
и смотрит на крылатых львов, сидящих
в такой же точно позе на другом
конце моста и на него глядящих
такими же глазами.
Львиный пост.
Любой из них другого, а не мост
удерживает третью существа,
а на две трети сам уже собрался,
и, может быть, сейчас у края рва
он это отживающее братство
покинет.
Но попарно изо рта
железо напряженного прута
у каждого из них в цепную нить
настолько натянуло звенья,
что, кажется, уже не расцепить
скрепившиеся память и забвенье,
порыв и неподвижность,
верх и низ,
не разорвав чугунный организм
противоборцев.
Только нежный сор
по воздуху несет какой-то вздор.
И эта подворотенная муть,
не в силах замутить оригинала,
желая за поверхность занырнуть,
подергивает зеркало канала
нечистым отражением.
Над рвом
крылатый лев сидит с крылатым львом
и смотрит на крылатых львов напротив:
в их неподвижно-гневном развороте,
возможно, даже ненависть любя,
он видит повторенного себя.
************************
Следите ли вы за совсем новой поэзией? Интересна ли она вам? Кажется ли сильной?
Недавно услашал от не самого глупого человека, что весь 20 век русской поэзии был золотым, далеко не только начало. А уж по разнообразию талантов - куда сильней 19-го.
Крепитесь, зима пройдет.
Ваш БИ.
Борис Иноземцев 09.12.2012 22:17 Заявить о нарушении
Спасибо за письмо, за неожиданного Черного.
Завидую вам, что живете в стиховой стихии. Как вам удается потом адаптировался к нашей "нормальной" жизни?
Хочу сегодня показать вам снова Дмитрия Бобышева (помните его - он из круга Бродского-Рэйна). Сейчас - в Штатах. Это 60-е годы и Ленинград. Надеюсь, вам будет интересно.
******************
Крылатый лев сидит с крылатым львом
и смотрит на крылатых львов, сидящих
в такой же точно позе на другом
конце моста и на него глядящих
такими же глазами.
Львиный пост.
Любой из них другого, а не мост
удерживает третью существа,
а на две трети сам уже собрался,
и, может быть, сейчас у края рва
он это отживающее братство
покинет.
Но попарно изо рта
железо напряженного прута
у каждого из них в цепную нить
настолько натянуло звенья,
что, кажется, уже не расцепить
скрепившиеся память и забвенье,
порыв и неподвижность,
верх и низ,
не разорвав чугунный организм
противоборцев.
Только нежный сор
по воздуху несет какой-то вздор.
И эта подворотенная муть,
не в силах замутить оригинала,
желая за поверхность занырнуть,
подергивает зеркало канала
нечистым отражением.
Над рвом
крылатый лев сидит с крылатым львом
и смотрит на крылатых львов напротив:
в их неподвижно-гневном развороте,
возможно, даже ненависть любя,
он видит повторенного себя.
************************
Следите ли вы за совсем новой поэзией? Интересна ли она вам? Кажется ли сильной?
Недавно услашал от не самого глупого человека, что весь 20 век русской поэзии был золотым, далеко не только начало. А уж по разнообразию талантов - куда сильней 19-го.
Крепитесь, зима пройдет.
Ваш БИ.
Борис Иноземцев 09.12.2012 22:17 Заявить о нарушении
Доброй ночи, дорогой Борис.
Вы уж простите, что затягиваю с ответом: хочется написать просторно, а не коротко.
Не могу сказать, что я уж прямо "живу" стиховой жизнью, но почитываю, ибо атмосфера близка и уютна:)
Львы Бобышева понравились петербургским колоритом, спасибо. Мне интересно читать то, что Вы рекомендуете, и делаю я это всегда с неизменным удовольствием.
В изобилии новой поэзии я просто не ориентируюсь. Совершенно случайно наткнулся в Контакте на стихи Виктории Боровской. Не всё ровно, но вот этот стих мне понравился женской искренностью:
Лежу пластом в красивом платье,
Шепчу беззвучные проклятья.
Ах, если б кто сумел понять,
Как тяжело мне его снять.
Я два часа в него влезала,
И даже маслом натирала
Свои проблемные места.
Всего важнее красота.
Потом приехала на вечер,
Икра, шампанское и свечи.
С полсотни дур, таких как я,
Боялись пищи как огня.
Я томно глазки опустила,
Вокруг тебя лисой ходила.
Все, чтоб остаться не одной,
Но ты уехал не со мной.
И вот лежу я в платье, плачу,
Пока крадут мою удачу.
Зачем себя так истязать,
Когда пуста моя кровать?
Не в килограммах мое счастье,
Да и не в платье том ненастном.
Кому нужна моя фигура,
Коли диагноз "просто дура"...
Сравнивать 20-й век с 19-ым сложно, потому что гигантская разница в языке и манере подачи. В литературе сразу ощущаешь архаику именно по языку.
Не могу восхищаться панегириками Державина, но люди считали, что это - литературный образец.
Темы - тоже очень важный аспект. Сейчас нет границ, а во времена Ломоносова о "ямщик сидит на облучке" никто не стал бы вспоминать.
Время в литературе чувствуется необыкновенно. Никто сейчас не станет с художественным удовольствием читать "Слово о полке Игореве", кроме специалистов. Увы...
Да, зима даёт нам прикурить:)
Вот в тему мой любимый Саша:
Воробьи в кустах дерутся. Светит солнце, снег - как пух.
В васильковом небе вьются хороводы снежных мух.
Гриша дома, у окошка. Скучно в комнате играть!
Даже, вон, лентяйка кошка с печки в сад ушла гулять.
Няня гладит маме юбку... «Гриша, Гриша, ты куда?»
Влез он в валенки и в шубку, шапку в руки и айда!
Руки в теплых рукавичках, под лопатой снег пищит...
Снег на лбу и на ресничках, снег щекочет, снег смешит...
Вырос снег копной мохнатой, Гриша бегает кругом,
То побьет бока лопатой, то, пыхтя, катает ком...
Фу, устал. Еще немножко! Брови - два пучка овса...
Глазки - угли, нос - картошка, а из елки - волоса.
(Саша Чёрный 1916)
А вот сравните с моим любимы Фетом (такие рифмы дилетантские - но чудо!:)
Ночь светла, мороз сияет,
Выходи - снежок хрустит;
Пристяжная озябает
И на месте не стоит.
Сядем, полость застегну я, -
Ночь светла и ровен путь.
Ты ни слова,- замолчу я,
И - пошел куда-нибудь!
(А.Фет 1847)
Вот немного грустное от редко цитируемой Парнок:
Даль стала дымно-сиреневой,
Облако в небе - как шлем.
Веслами воду не вспенивай:
Воли не надо,- зачем!
Там, у покинутых пристаней,
Клочья не наших ли воль ?
Бедная, выплачь и выстони
Первых отчаяний боль.
Шлем,-посмотри,- вздумал вырасти,
Но, расплываясь, потух.
Мята цветет иль от сырости
Это щекочущий дух?
Вот притянуло нас к отмели -
Слышишь, шуршат камыши?.
Много ль у нас люди отняли,
Если не взяли души ?
(София Парнок)
Сразу думаешь о жизни литераторов в Советах в 20-х, 30-х годах.
Как будто о том же:
В сыром ночном тумане
Всё лес, да лес, да лес...
В глухом сыром бурьяне
Огонь блеснул - исчез...
Опять блеснул в тумане,
И показалось мне:
Изба, окно, герани
Алеют на окне...
В сыром ночном тумане
На красный блеск огня,
На алые герани
Направил я коня...
И вижу: в свете красном
Изба в бурьян вросла,
Неведомо несчастным
Быльём поросла...
И сладко в очи глянул
Неведомый огонь,
И над бурьяном прянул
Испуганный мой конь...
"О, друг, здесь цел не будешь,
Скорей отсюда прочь!
Доедешь - всё забудешь,
Забудешь - канешь в ночь!
В тумане да в бурьяне,
Гляди, - продашь Христа
За жадные герани,
За алые уста!"
(А.Блок 1912)
На сладкое оставим светлое от моей любимой современницы Софии:)
Амбразуры окон потемнели,
Не вздыхает ветерок долинный,
Ясен вечер; сквозь вершину ели
Кинул месяц первый луч свой длинный.
Ангел взоры опустил святые,
Люди рады тени промелькнувшей,
И спокойны глазки золотые
Нежной девочки, к окну прильнувшей.
(М.Цветаева)
Новогоднего Вам настроения и лёгкого сердца в грядущем послеконцесветовом году!)
С теплом,
В.
Виктор Зорин 20.12.2012 03:28 Заявить о нарушении
Вы уж простите, что затягиваю с ответом: хочется написать просторно, а не коротко.
Не могу сказать, что я уж прямо "живу" стиховой жизнью, но почитываю, ибо атмосфера близка и уютна:)
Львы Бобышева понравились петербургским колоритом, спасибо. Мне интересно читать то, что Вы рекомендуете, и делаю я это всегда с неизменным удовольствием.
В изобилии новой поэзии я просто не ориентируюсь. Совершенно случайно наткнулся в Контакте на стихи Виктории Боровской. Не всё ровно, но вот этот стих мне понравился женской искренностью:
Лежу пластом в красивом платье,
Шепчу беззвучные проклятья.
Ах, если б кто сумел понять,
Как тяжело мне его снять.
Я два часа в него влезала,
И даже маслом натирала
Свои проблемные места.
Всего важнее красота.
Потом приехала на вечер,
Икра, шампанское и свечи.
С полсотни дур, таких как я,
Боялись пищи как огня.
Я томно глазки опустила,
Вокруг тебя лисой ходила.
Все, чтоб остаться не одной,
Но ты уехал не со мной.
И вот лежу я в платье, плачу,
Пока крадут мою удачу.
Зачем себя так истязать,
Когда пуста моя кровать?
Не в килограммах мое счастье,
Да и не в платье том ненастном.
Кому нужна моя фигура,
Коли диагноз "просто дура"...
Сравнивать 20-й век с 19-ым сложно, потому что гигантская разница в языке и манере подачи. В литературе сразу ощущаешь архаику именно по языку.
Не могу восхищаться панегириками Державина, но люди считали, что это - литературный образец.
Темы - тоже очень важный аспект. Сейчас нет границ, а во времена Ломоносова о "ямщик сидит на облучке" никто не стал бы вспоминать.
Время в литературе чувствуется необыкновенно. Никто сейчас не станет с художественным удовольствием читать "Слово о полке Игореве", кроме специалистов. Увы...
Да, зима даёт нам прикурить:)
Вот в тему мой любимый Саша:
Воробьи в кустах дерутся. Светит солнце, снег - как пух.
В васильковом небе вьются хороводы снежных мух.
Гриша дома, у окошка. Скучно в комнате играть!
Даже, вон, лентяйка кошка с печки в сад ушла гулять.
Няня гладит маме юбку... «Гриша, Гриша, ты куда?»
Влез он в валенки и в шубку, шапку в руки и айда!
Руки в теплых рукавичках, под лопатой снег пищит...
Снег на лбу и на ресничках, снег щекочет, снег смешит...
Вырос снег копной мохнатой, Гриша бегает кругом,
То побьет бока лопатой, то, пыхтя, катает ком...
Фу, устал. Еще немножко! Брови - два пучка овса...
Глазки - угли, нос - картошка, а из елки - волоса.
(Саша Чёрный 1916)
А вот сравните с моим любимы Фетом (такие рифмы дилетантские - но чудо!:)
Ночь светла, мороз сияет,
Выходи - снежок хрустит;
Пристяжная озябает
И на месте не стоит.
Сядем, полость застегну я, -
Ночь светла и ровен путь.
Ты ни слова,- замолчу я,
И - пошел куда-нибудь!
(А.Фет 1847)
Вот немного грустное от редко цитируемой Парнок:
Даль стала дымно-сиреневой,
Облако в небе - как шлем.
Веслами воду не вспенивай:
Воли не надо,- зачем!
Там, у покинутых пристаней,
Клочья не наших ли воль ?
Бедная, выплачь и выстони
Первых отчаяний боль.
Шлем,-посмотри,- вздумал вырасти,
Но, расплываясь, потух.
Мята цветет иль от сырости
Это щекочущий дух?
Вот притянуло нас к отмели -
Слышишь, шуршат камыши?.
Много ль у нас люди отняли,
Если не взяли души ?
(София Парнок)
Сразу думаешь о жизни литераторов в Советах в 20-х, 30-х годах.
Как будто о том же:
В сыром ночном тумане
Всё лес, да лес, да лес...
В глухом сыром бурьяне
Огонь блеснул - исчез...
Опять блеснул в тумане,
И показалось мне:
Изба, окно, герани
Алеют на окне...
В сыром ночном тумане
На красный блеск огня,
На алые герани
Направил я коня...
И вижу: в свете красном
Изба в бурьян вросла,
Неведомо несчастным
Быльём поросла...
И сладко в очи глянул
Неведомый огонь,
И над бурьяном прянул
Испуганный мой конь...
"О, друг, здесь цел не будешь,
Скорей отсюда прочь!
Доедешь - всё забудешь,
Забудешь - канешь в ночь!
В тумане да в бурьяне,
Гляди, - продашь Христа
За жадные герани,
За алые уста!"
(А.Блок 1912)
На сладкое оставим светлое от моей любимой современницы Софии:)
Амбразуры окон потемнели,
Не вздыхает ветерок долинный,
Ясен вечер; сквозь вершину ели
Кинул месяц первый луч свой длинный.
Ангел взоры опустил святые,
Люди рады тени промелькнувшей,
И спокойны глазки золотые
Нежной девочки, к окну прильнувшей.
(М.Цветаева)
Новогоднего Вам настроения и лёгкого сердца в грядущем послеконцесветовом году!)
С теплом,
В.
Виктор Зорин 20.12.2012 03:28 Заявить о нарушении
Дорогой Виктор,
С наступающими праздниками! Несмотря на всю затертость - здоровья, сил, благополучия и даже немного счастья вам, родным и друзьям (счастья никогда не бывает много)!
Грустный, по-преимуществу, зимний стишок Светлова, мы распевали его в студенческие годы под его же музыку:
*****************
Метель метёт, и вся земля в ознобе,
И поезд мчится, мчится сквозь метель.
А вы лежите пьяненький в сугробе,
И вам квитанции не надо на постель.
Пришла весна, простила все ошибки,
И всё вокруг зазеленело вновь.
Опять весна, трава, цветы, улыбки,
И вам квитанции не надо на любовь.
Проходит лето журавлиной стаей,
И дни за днями чередой бегут,
А вы зажаты в уголке трамвая,
И вам квитанции не надо на уют.
Приходит осень в ветхом одеянье,
В демисезонном стареньком пальто…
А жизни нет, и нет очарованья,
И вам квитанции не надо ни на что.
***********
Всегда Ваш БИ.
Борис Иноземцев 29.12.2012 13:35 Заявить о нарушении
С наступающими праздниками! Несмотря на всю затертость - здоровья, сил, благополучия и даже немного счастья вам, родным и друзьям (счастья никогда не бывает много)!
Грустный, по-преимуществу, зимний стишок Светлова, мы распевали его в студенческие годы под его же музыку:
*****************
Метель метёт, и вся земля в ознобе,
И поезд мчится, мчится сквозь метель.
А вы лежите пьяненький в сугробе,
И вам квитанции не надо на постель.
Пришла весна, простила все ошибки,
И всё вокруг зазеленело вновь.
Опять весна, трава, цветы, улыбки,
И вам квитанции не надо на любовь.
Проходит лето журавлиной стаей,
И дни за днями чередой бегут,
А вы зажаты в уголке трамвая,
И вам квитанции не надо на уют.
Приходит осень в ветхом одеянье,
В демисезонном стареньком пальто…
А жизни нет, и нет очарованья,
И вам квитанции не надо ни на что.
***********
Всегда Ваш БИ.
Борис Иноземцев 29.12.2012 13:35 Заявить о нарушении
Здравствуйте, дорогой Борис!
Простите, что с опозданием - уезжал.
Огромное спасибо за поздравления!!!
С Новым Годом Вас! Пусть он будет таким же благополучным, как 1913-й.
Желаю Вам и Вашим близким добра, любви, счастья и достатка!
Пусть в России победит справедливость.
Здоровья крепкого, новых открытий, удачи и благополучия!!!
Обнимаю Вас. Пусть Вас коснётся чудо.
Светлов понравился, - светло и современно (для тех лет:)
У меня - лёгкая подборка в своём стиле:
иронический Гумилёв:
Вы сегодня не вышли из спальни,
И до вечера был я один,
Сердце билось печальней, и дальний
Падал дождь на узоры куртин.
Ни стрельбы из японского лука,
Ни гаданья по книгам стихов,
Ни блокнотов! Тяжелая скука
Захватила и смяла без слов.
Только вечером двери открылись,
Там сошлись развлекавшие Вас:
Вышивали, читали, сердились,
Говорили и пели зараз.
Я хотел тишины и печали,
Я мечтал вас согреть тишиной,
Но в душе моей чаши азалий
Вдруг закрылись, и сами собой.
Вы взглянули… и, стула бесстрастней,
Встретил я Ваш приветливый взгляд,
Помня мудрое правило басни,
Что, чужой, не созрел виноград.
(Н.Гумилев)
Ностальгический Клычков:
На чужбине далёко от родины
Вспоминаю я сад свой и дом,
Там сейчас расцветает смородина
И под окнами птичий содом...
Там над садом луна величавая,
Низко свесившись, смотрится в пруд,—
Где бубенчики желтые плавают
И в осоке русалки живут...
Она смотрит на липы и ясени
Из-за облачно-ясных завес,
На сарай, где я нежился на сене,
На дорогу, бегущую в лес...
За ворота глядит, и на улице,
Словно днем, — только дрема и тишь,
Лишь причудливо избы сутулятся,
Да роса звонко капает с крыш, —
Да несется предзорняя конница,
Утонувши в туманы по грудь, —
Да березки прощаются-клонятся,
Словно в дальний собралися путь!..
Эту пору весеннюю, раннюю
Одиноко встречаю вдали...
Ах, прильнуть бы, послухать дыхание,
Поглядеть в заревое сияние
Милой мати — родимой земли.
(Сергей Клычков 1918)
Нелюбимый, но талантливый Горький:)
На берег пустынный, на старые серые камни
Осеннее солнце прощально и нежно упало.
На темные камни бросаются жадные волны
И солнце смывают в холодное синее море.
И медные листья деревьев, оборваны ветром осенним,
Мелькают сквозь пену прибоя, как
пестрые мертвые птицы,
А бледное небо — печально, и гневное море — угрюмо.
Одно только солнце смеется, склоняясь
покорно к закату.
(М. Горький)
И любимый Саша Чёрный:
Луч вбил в ставню через щелку
Золотистую иголку
И запрыгал на полу.
- Эй, проснись, лентяй-мальчишка...
Встали утки, встала мышка,
Кошка моется в углу.
Спит! Храпуша... Нос распухнет...
Самовар ворчит, на кухне
Ждет парное молоко.
Золотится лес и крыша.
Мчится в лес теленок Миша,
Хвост задравши высоко.
Встань-вставай...
Вода в кадушке
Холодней брюшка лягушки -
Брызги горсточкой в глаза.
День сияет, сад сверкает,
Перед дверью
Жучка лает -
Ну, вставай же, егоза!
(Саша Черный)
Волшебного Вам Рождества, дорогой Борис!
Искренне Ваш,
В.
Виктор Зорин 05.01.2013 01:16 Заявить о нарушении
Простите, что с опозданием - уезжал.
Огромное спасибо за поздравления!!!
С Новым Годом Вас! Пусть он будет таким же благополучным, как 1913-й.
Желаю Вам и Вашим близким добра, любви, счастья и достатка!
Пусть в России победит справедливость.
Здоровья крепкого, новых открытий, удачи и благополучия!!!
Обнимаю Вас. Пусть Вас коснётся чудо.
Светлов понравился, - светло и современно (для тех лет:)
У меня - лёгкая подборка в своём стиле:
иронический Гумилёв:
Вы сегодня не вышли из спальни,
И до вечера был я один,
Сердце билось печальней, и дальний
Падал дождь на узоры куртин.
Ни стрельбы из японского лука,
Ни гаданья по книгам стихов,
Ни блокнотов! Тяжелая скука
Захватила и смяла без слов.
Только вечером двери открылись,
Там сошлись развлекавшие Вас:
Вышивали, читали, сердились,
Говорили и пели зараз.
Я хотел тишины и печали,
Я мечтал вас согреть тишиной,
Но в душе моей чаши азалий
Вдруг закрылись, и сами собой.
Вы взглянули… и, стула бесстрастней,
Встретил я Ваш приветливый взгляд,
Помня мудрое правило басни,
Что, чужой, не созрел виноград.
(Н.Гумилев)
Ностальгический Клычков:
На чужбине далёко от родины
Вспоминаю я сад свой и дом,
Там сейчас расцветает смородина
И под окнами птичий содом...
Там над садом луна величавая,
Низко свесившись, смотрится в пруд,—
Где бубенчики желтые плавают
И в осоке русалки живут...
Она смотрит на липы и ясени
Из-за облачно-ясных завес,
На сарай, где я нежился на сене,
На дорогу, бегущую в лес...
За ворота глядит, и на улице,
Словно днем, — только дрема и тишь,
Лишь причудливо избы сутулятся,
Да роса звонко капает с крыш, —
Да несется предзорняя конница,
Утонувши в туманы по грудь, —
Да березки прощаются-клонятся,
Словно в дальний собралися путь!..
Эту пору весеннюю, раннюю
Одиноко встречаю вдали...
Ах, прильнуть бы, послухать дыхание,
Поглядеть в заревое сияние
Милой мати — родимой земли.
(Сергей Клычков 1918)
Нелюбимый, но талантливый Горький:)
На берег пустынный, на старые серые камни
Осеннее солнце прощально и нежно упало.
На темные камни бросаются жадные волны
И солнце смывают в холодное синее море.
И медные листья деревьев, оборваны ветром осенним,
Мелькают сквозь пену прибоя, как
пестрые мертвые птицы,
А бледное небо — печально, и гневное море — угрюмо.
Одно только солнце смеется, склоняясь
покорно к закату.
(М. Горький)
И любимый Саша Чёрный:
Луч вбил в ставню через щелку
Золотистую иголку
И запрыгал на полу.
- Эй, проснись, лентяй-мальчишка...
Встали утки, встала мышка,
Кошка моется в углу.
Спит! Храпуша... Нос распухнет...
Самовар ворчит, на кухне
Ждет парное молоко.
Золотится лес и крыша.
Мчится в лес теленок Миша,
Хвост задравши высоко.
Встань-вставай...
Вода в кадушке
Холодней брюшка лягушки -
Брызги горсточкой в глаза.
День сияет, сад сверкает,
Перед дверью
Жучка лает -
Ну, вставай же, егоза!
(Саша Черный)
Волшебного Вам Рождества, дорогой Борис!
Искренне Ваш,
В.
Виктор Зорин 05.01.2013 01:16 Заявить о нарушении
1908
Добрый вечер, Виктор,
С Новым годом, с новой жизнью - или прежней...
Что-то совем грустно в Отечестве. Хочется убежать назад лет так на сто (как минимум).
К
Вот ранний Бенедикт Лившиц (1908), и, если б еще забыть, как он пошел в расход через тридцать лет по ленинградскому писательскому делу (делу Стенича)...
НА БУЛЬВАРЕ
Никого, кроме нас... Как пустынна аллея платановая !
В эти серые дни на бульвар не приходит никто.
Вот — одни, и молчим, безнадежно друг друга обманывая.
Мы чужие совсем — в этих темных осенних пальто.
Все аллеи как будто устелены шкурою тигровою...
Это — желтое кружево листьев на черной земле.
Это — траур и скорбь. Я последнюю ставку проигрываю
Подневольным молчаньем — осенней серебряной мгле.
Что ж, пора уходить?.. Улыбаясь, простимся с безумиями...
Только как же сказать? — ведь осеннее слово — как сталь...
Мы молчим. Мы сидим неподвижными, скорбными мумиями...
Разве жаль?..
Мои самые лучшие пожелания в 13 году! Пусть потом с ним все сравнивают, как сто лет назад; лишь бы потом не настал новый 14-й...
Всегда Ваш,
БИ
Борис Иноземцев 14.01.2013 22:30 Заявить о нарушении
Добрый вечер, Виктор,
С Новым годом, с новой жизнью - или прежней...
Что-то совем грустно в Отечестве. Хочется убежать назад лет так на сто (как минимум).
К
Вот ранний Бенедикт Лившиц (1908), и, если б еще забыть, как он пошел в расход через тридцать лет по ленинградскому писательскому делу (делу Стенича)...
НА БУЛЬВАРЕ
Никого, кроме нас... Как пустынна аллея платановая !
В эти серые дни на бульвар не приходит никто.
Вот — одни, и молчим, безнадежно друг друга обманывая.
Мы чужие совсем — в этих темных осенних пальто.
Все аллеи как будто устелены шкурою тигровою...
Это — желтое кружево листьев на черной земле.
Это — траур и скорбь. Я последнюю ставку проигрываю
Подневольным молчаньем — осенней серебряной мгле.
Что ж, пора уходить?.. Улыбаясь, простимся с безумиями...
Только как же сказать? — ведь осеннее слово — как сталь...
Мы молчим. Мы сидим неподвижными, скорбными мумиями...
Разве жаль?..
Мои самые лучшие пожелания в 13 году! Пусть потом с ним все сравнивают, как сто лет назад; лишь бы потом не настал новый 14-й...
Всегда Ваш,
БИ
Борис Иноземцев 14.01.2013 22:30 Заявить о нарушении
Доброй послекрещенской ночи и дня, дорогой Борис.
Лившиц сильно зацепил ощущением живой горечи. Спасибо Вам за стихи.
В Крещение потеряли мы Николая Рубцова. Откуда он знал?..
Я умру в крещенские морозы
Я умру, когда трещат березы
А весною ужас будет полный:
На погост речные хлынут волны!
Из моей затопленной могилы
Гроб всплывет, забытый и унылый
Разобьется с треском,
и в потемки
Уплывут ужасные обломки
Сам не знаю, что это такое...
Я не верю вечности покоя!
(Николай Рубцов)
Я слушаю аудиокнигу "Рассказы А.П.Чехова". Нашёл совершенно замечательный рассказ "Пустая история". Он вышел совсем "бунинский": помещики, охота, усадьба, трагическая любовь. Трогательно. Очень рекомендую Вам, дорогой Борис, прочитать. Рассказ - "настоящий", как стихи Лившица.
Оказывается, Антон Палыч писал стихи. Это было для меня открытием.
К примеру:
Я жду, когда растает снег,
И залетают всюду мушки,
И огласят заросший брег
Нестройным кваканьем лягушки,
Когда распустится сирень,
Проглянет ландыш ароматный,
И освежится жаркий день
Грозой нежданной, благодатной.
Я жду, когда в полях свирель
Вдруг запоет неприхотливо,
И ей угрюмый коростель
Ответит дерганьем пугливо.
Я жду, а снег идет сильней,
Трещат суровые морозы…
О лето, где ты? Где стрекозы?
Где голосистый соловей?
(М. П. Чехов, 1911 г.)
Проникновенное...
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя...
Не потому, чтоб я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной ищу ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света.
(И.Анненский)
Мои любимые Набоков и Цветаева:
Нет! Я за книгой в кресле сонном
Перед камином озаренным
Не пропустил, тоскуя зря,
Весны прелестного вступленья.
Довольно угли и поленья
Совать в камин — до октября.
Вот настежь небеса открыты,
Вот первый крокус глянцевитый,
Как гриб, сквозь мураву пророс,
И завтра, без обильных слез,
Без сумасшедшего напева,
Придет, усядется она,—
Совсем воспитанная дева,
Совсем не русская весна.
(Владимир Набоков)
С вербочкою светлошерстой -
Светлошерстая сама,-
Меряю Господни версты
И господские дома.
Вербочка! Небесный житель!
- Вместе в небо! Погоди! -
Так и в землю положите
С вербочкою на груди.
(Марина Цветаева)
Светлых Вам мыслей, дорогой Борис, весеннего тепла и глубоких чувств!
Всего самого чудесного!
Ваш В.
Виктор Зорин 21.01.2013 01:40 Заявить о нарушении
Лившиц сильно зацепил ощущением живой горечи. Спасибо Вам за стихи.
В Крещение потеряли мы Николая Рубцова. Откуда он знал?..
Я умру в крещенские морозы
Я умру, когда трещат березы
А весною ужас будет полный:
На погост речные хлынут волны!
Из моей затопленной могилы
Гроб всплывет, забытый и унылый
Разобьется с треском,
и в потемки
Уплывут ужасные обломки
Сам не знаю, что это такое...
Я не верю вечности покоя!
(Николай Рубцов)
Я слушаю аудиокнигу "Рассказы А.П.Чехова". Нашёл совершенно замечательный рассказ "Пустая история". Он вышел совсем "бунинский": помещики, охота, усадьба, трагическая любовь. Трогательно. Очень рекомендую Вам, дорогой Борис, прочитать. Рассказ - "настоящий", как стихи Лившица.
Оказывается, Антон Палыч писал стихи. Это было для меня открытием.
К примеру:
Я жду, когда растает снег,
И залетают всюду мушки,
И огласят заросший брег
Нестройным кваканьем лягушки,
Когда распустится сирень,
Проглянет ландыш ароматный,
И освежится жаркий день
Грозой нежданной, благодатной.
Я жду, когда в полях свирель
Вдруг запоет неприхотливо,
И ей угрюмый коростель
Ответит дерганьем пугливо.
Я жду, а снег идет сильней,
Трещат суровые морозы…
О лето, где ты? Где стрекозы?
Где голосистый соловей?
(М. П. Чехов, 1911 г.)
Проникновенное...
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя...
Не потому, чтоб я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной ищу ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света.
(И.Анненский)
Мои любимые Набоков и Цветаева:
Нет! Я за книгой в кресле сонном
Перед камином озаренным
Не пропустил, тоскуя зря,
Весны прелестного вступленья.
Довольно угли и поленья
Совать в камин — до октября.
Вот настежь небеса открыты,
Вот первый крокус глянцевитый,
Как гриб, сквозь мураву пророс,
И завтра, без обильных слез,
Без сумасшедшего напева,
Придет, усядется она,—
Совсем воспитанная дева,
Совсем не русская весна.
(Владимир Набоков)
С вербочкою светлошерстой -
Светлошерстая сама,-
Меряю Господни версты
И господские дома.
Вербочка! Небесный житель!
- Вместе в небо! Погоди! -
Так и в землю положите
С вербочкою на груди.
(Марина Цветаева)
Светлых Вам мыслей, дорогой Борис, весеннего тепла и глубоких чувств!
Всего самого чудесного!
Ваш В.
Виктор Зорин 21.01.2013 01:40 Заявить о нарушении
Добрый день, Виктор,
Извините, что не сразу отвечаю. Жизнь не позволяет чаще.
Думаю, Вы имели в виду все же Михаила Павловича (а не Антона Павловича).
Спасибо за подборку, у Вас богатая, как всегда.
Я же сегодня снова предлагаю Полозкову - чуть даже скадальную, но неизменно качественную.
****************
ПРОДЛЕНКА
И когда она говорит себе, что полгода живет без драм,
Что худеет в неделю на килограмм,
Что много бегает по утрам и летает по вечерам,
И страсть как идет незапамятным этим юбкам и свитерам,
Голос пеняет ей: "Маша, ты же мне обещала.
Квартира давно описана, ты ее дочери завещала.
Они завтра приедут, а тут им ни холодка, ни пыли,
И даже еще конфорочки не остыли.
Сядут помянуть, коньячок конфеткою заедая,
А ты смеешься, как молодая.
Тебе же и так перед ними всегда неловко.
У тебя на носу новое зачатие, вообще-то, детсад, нулевка.
Маша, ну хорош дурака валять.
Нам еще тебя переоформлять".
Маша идет к шкафам, вздыхая нетяжело.
Продевает руку свою
В крыло.
**************
И еще.
**************
Меня любят толстые юноши около сорока,
У которых пуста постель и весьма тяжела рука,
Или бледные мальчики от тридцати пяти,
Заплутавшие, издержавшиеся в пути:
Бывшие жены глядят у них с безымянных,
На шеях у них висят.
Ну или вовсе смешные дядьки под пятьдесят.
Я люблю парня, которому двадцать, максимум двадцать три.
Наглеца у него снаружи и сладкая мгла внутри;
Он не успел огрести той женщины, что читалась бы по руке,
И никто не висит у него на шее,
ну кроме крестика на шнурке.
Этот крестик мне бьется в скулу, когда он сверху, и мелко крутится на лету.
Он смеется
и зажимает его во рту.
********************
И уж совсем рискованное.
********************
Морозно, и наглухо заперты двери.
В колонках тихонько играет Стэн Гетц.
В начале восьмого, по пятницам, к Вере,
Безмолвный и полный, приходит ****ец.
Друзья оседают по барам и скверам
И греются крепким, поскольку зима.
И только ****ец остается ей верным.
И в целом, она это ценит весьма.
Особо рассчитывать не на что, лежа
В кровати с чугунной башкою, и здесь
Похоже, все честно: у Оли Сережа,
У Кати Виталик, у Веры ****ец.
У Веры характер и профиль повстанца.
И пламенный взор, и большой аппетит.
Он ждет, что она ему скажет «Останься»,
Обнимет и даже чайку вскипятит.
Но Вера лежит, не встает и не режет
На кухне желанной колбаски ему.
Зубами скрипит. Он приходит на скрежет.
По пятницам. Полный. И сразу всему.
**************
Сил Вам преодолеть зиму, не так и долго осталось...
Ваш
БИ.
Борис Иноземцев 31.01.2013 16:53 Заявить о нарушении
Извините, что не сразу отвечаю. Жизнь не позволяет чаще.
Думаю, Вы имели в виду все же Михаила Павловича (а не Антона Павловича).
Спасибо за подборку, у Вас богатая, как всегда.
Я же сегодня снова предлагаю Полозкову - чуть даже скадальную, но неизменно качественную.
****************
ПРОДЛЕНКА
И когда она говорит себе, что полгода живет без драм,
Что худеет в неделю на килограмм,
Что много бегает по утрам и летает по вечерам,
И страсть как идет незапамятным этим юбкам и свитерам,
Голос пеняет ей: "Маша, ты же мне обещала.
Квартира давно описана, ты ее дочери завещала.
Они завтра приедут, а тут им ни холодка, ни пыли,
И даже еще конфорочки не остыли.
Сядут помянуть, коньячок конфеткою заедая,
А ты смеешься, как молодая.
Тебе же и так перед ними всегда неловко.
У тебя на носу новое зачатие, вообще-то, детсад, нулевка.
Маша, ну хорош дурака валять.
Нам еще тебя переоформлять".
Маша идет к шкафам, вздыхая нетяжело.
Продевает руку свою
В крыло.
**************
И еще.
**************
Меня любят толстые юноши около сорока,
У которых пуста постель и весьма тяжела рука,
Или бледные мальчики от тридцати пяти,
Заплутавшие, издержавшиеся в пути:
Бывшие жены глядят у них с безымянных,
На шеях у них висят.
Ну или вовсе смешные дядьки под пятьдесят.
Я люблю парня, которому двадцать, максимум двадцать три.
Наглеца у него снаружи и сладкая мгла внутри;
Он не успел огрести той женщины, что читалась бы по руке,
И никто не висит у него на шее,
ну кроме крестика на шнурке.
Этот крестик мне бьется в скулу, когда он сверху, и мелко крутится на лету.
Он смеется
и зажимает его во рту.
********************
И уж совсем рискованное.
********************
Морозно, и наглухо заперты двери.
В колонках тихонько играет Стэн Гетц.
В начале восьмого, по пятницам, к Вере,
Безмолвный и полный, приходит ****ец.
Друзья оседают по барам и скверам
И греются крепким, поскольку зима.
И только ****ец остается ей верным.
И в целом, она это ценит весьма.
Особо рассчитывать не на что, лежа
В кровати с чугунной башкою, и здесь
Похоже, все честно: у Оли Сережа,
У Кати Виталик, у Веры ****ец.
У Веры характер и профиль повстанца.
И пламенный взор, и большой аппетит.
Он ждет, что она ему скажет «Останься»,
Обнимет и даже чайку вскипятит.
Но Вера лежит, не встает и не режет
На кухне желанной колбаски ему.
Зубами скрипит. Он приходит на скрежет.
По пятницам. Полный. И сразу всему.
**************
Сил Вам преодолеть зиму, не так и долго осталось...
Ваш
БИ.
Борис Иноземцев 31.01.2013 16:53 Заявить о нарушении
Доброй ночи, дорогой Борис!
Вот и я добрался до Прозы.
Да, с Чеховым я обмишурился. Будто не знал Михаила!..:)
Я жутко старомоден, поэтому мат вызывает у меня отторжение и раздражение.
А стих с женскими поисками тепла мне понравился. Я люблю ситуационные, жанровые стихи. Первые два - именно такие у Полозковой.
Первый - безысходный, а второй греет горькой иронией.
У меня есть домашнее от Марины:
Мы на даче: за лугом Ока серебрится,
Серебрится, как новый клинок.
Наша мама сегодня царица,
На головке у мамы венок.
Наша мама не любит тяжелой прически, --
Только время и шпильки терять!
Тихий лучик упал сквозь березки
На одну шелковистую прядь.
В небе облачко плыло и плакало, тая.
Назвала его мама судьбой.
Наша мама теперь золотая,
А венок у нее голубой.
Два веночка на ней, два венка, в самом деле:
Из цветов, а другой из лучей.
Это мы васильковый надели,
А другой, золотистый -- ничей.
Скоро вечер: за лесом луна загорится,
На плотах заблестят огоньки...
Наша мама сегодня царица,
На головке у мамы венки.
(М.Цветаева)
Очень по-русски. Венки - это наше, славянское.
Красиво-морское, тоже русское.
Гаснет мир. Сияет вечер.
Паруса. Шумят леса.
Человеческие речи,
Ангельские голоса.
Человеческое горе,
Ангельское торжество...
Только звезды. Только море.
Только. Больше ничего.
Без числа, сияют свечи.
Слаще мгла. Колокола.
Черным бархатом на плечи
Вечность звездная легла.
Тише... Это жизнь уходит,
Все любя и все губя.
Слышишь? Это ночь уводит
В вечность звездную тебя.
(Георгий Иванов)
Современная самодеятельная поэтесса, но какое жизнелюбие!
Я шлепаю по лужам босиком,
Как в детстве бесшабашном и счастливом,
И брызги луж щекочут холодком
Белесый шрам от ветви старой сливы.
В те годы мир старался быть большим,
Надежным, беззаботным добрым другом.
Мы в салки с ним играли и в страшил,
И на батуте прыгали упругом.
Зачем же ты состарился, мой мир?
Откуда седина и эта вялость?
Ты ходишь пить за прошлое в трактир,
Прося взаймы, давя слезой на жалость…
Не бойся быть смешным, таким как есть,
Ведь старость начинается с уныния.
Давай все заново начнем: мне снова шесть,
А ты - большое-пребольшое небо синее.
(Юлия Знаменская)
Моралите случайно найденных стихов:
Не бойтесь гневных,
Бойтесь добреньких;
Не бойтесь скорбных,
Бойтесь скорбненьких.
Несчастненькие
Им под стать.
Всегда с глазами смутно-красными,
Чтоб никому не помогать,
Они прикинутся несчастными.
Заметив
Слезный блеск в зрачках,
Не доверяйте им
Ни чуточку...
Я, попадавший к ним на удочку,
Порвал все губы
На крючках.
(Василий Федоров 1918-1984)
И на прощание - грустное.
(Сегодня - день гибели Александра Васильевича Колчака).
Недвижна эта ночь. Как факел погребальный
Кровавая луна пылает в небесах...
Из песен я плету себе венок венчальный,
И голос мой звенит, тревожный и печальный,
Рыдает в нем тоска, трепещет чуткий страх...
Наутро принесут мне твой привет прощальный -
Я буду ждать его, покорна и бледна...
Я знаю почему, как факел погребальный,
На чистый мой венок, на мой венок венчальный
Льет свой кровавый свет зловещая луна!
(Тэффи)
Скорейшего наступления весны Вам, дорогой Борис, и солнечного света!
С теплом,
Ваш В.
Виктор Зорин 07.02.2013 01:29 Заявить о нарушении
Вот и я добрался до Прозы.
Да, с Чеховым я обмишурился. Будто не знал Михаила!..:)
Я жутко старомоден, поэтому мат вызывает у меня отторжение и раздражение.
А стих с женскими поисками тепла мне понравился. Я люблю ситуационные, жанровые стихи. Первые два - именно такие у Полозковой.
Первый - безысходный, а второй греет горькой иронией.
У меня есть домашнее от Марины:
Мы на даче: за лугом Ока серебрится,
Серебрится, как новый клинок.
Наша мама сегодня царица,
На головке у мамы венок.
Наша мама не любит тяжелой прически, --
Только время и шпильки терять!
Тихий лучик упал сквозь березки
На одну шелковистую прядь.
В небе облачко плыло и плакало, тая.
Назвала его мама судьбой.
Наша мама теперь золотая,
А венок у нее голубой.
Два веночка на ней, два венка, в самом деле:
Из цветов, а другой из лучей.
Это мы васильковый надели,
А другой, золотистый -- ничей.
Скоро вечер: за лесом луна загорится,
На плотах заблестят огоньки...
Наша мама сегодня царица,
На головке у мамы венки.
(М.Цветаева)
Очень по-русски. Венки - это наше, славянское.
Красиво-морское, тоже русское.
Гаснет мир. Сияет вечер.
Паруса. Шумят леса.
Человеческие речи,
Ангельские голоса.
Человеческое горе,
Ангельское торжество...
Только звезды. Только море.
Только. Больше ничего.
Без числа, сияют свечи.
Слаще мгла. Колокола.
Черным бархатом на плечи
Вечность звездная легла.
Тише... Это жизнь уходит,
Все любя и все губя.
Слышишь? Это ночь уводит
В вечность звездную тебя.
(Георгий Иванов)
Современная самодеятельная поэтесса, но какое жизнелюбие!
Я шлепаю по лужам босиком,
Как в детстве бесшабашном и счастливом,
И брызги луж щекочут холодком
Белесый шрам от ветви старой сливы.
В те годы мир старался быть большим,
Надежным, беззаботным добрым другом.
Мы в салки с ним играли и в страшил,
И на батуте прыгали упругом.
Зачем же ты состарился, мой мир?
Откуда седина и эта вялость?
Ты ходишь пить за прошлое в трактир,
Прося взаймы, давя слезой на жалость…
Не бойся быть смешным, таким как есть,
Ведь старость начинается с уныния.
Давай все заново начнем: мне снова шесть,
А ты - большое-пребольшое небо синее.
(Юлия Знаменская)
Моралите случайно найденных стихов:
Не бойтесь гневных,
Бойтесь добреньких;
Не бойтесь скорбных,
Бойтесь скорбненьких.
Несчастненькие
Им под стать.
Всегда с глазами смутно-красными,
Чтоб никому не помогать,
Они прикинутся несчастными.
Заметив
Слезный блеск в зрачках,
Не доверяйте им
Ни чуточку...
Я, попадавший к ним на удочку,
Порвал все губы
На крючках.
(Василий Федоров 1918-1984)
И на прощание - грустное.
(Сегодня - день гибели Александра Васильевича Колчака).
Недвижна эта ночь. Как факел погребальный
Кровавая луна пылает в небесах...
Из песен я плету себе венок венчальный,
И голос мой звенит, тревожный и печальный,
Рыдает в нем тоска, трепещет чуткий страх...
Наутро принесут мне твой привет прощальный -
Я буду ждать его, покорна и бледна...
Я знаю почему, как факел погребальный,
На чистый мой венок, на мой венок венчальный
Льет свой кровавый свет зловещая луна!
(Тэффи)
Скорейшего наступления весны Вам, дорогой Борис, и солнечного света!
С теплом,
Ваш В.
Виктор Зорин 07.02.2013 01:29 Заявить о нарушении
Добрый вечер, Виктор,
Посмотрел "Пустой случай" Чехова. Вы правы - это очень здорово. Как-то это мимо прошло раньше. А написано, как воздух - не знать, что был Чехов, и легко предположить, что сделано вчера (где только эти князья?)...
Недавно перелистал Мандельштама. Не знаю, Ваш ли поэт. Если что, извините за подробное цитирование...
****************
Сестры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы.
Медуницы и осы тяжелую розу сосут.
Человек умирает. Песок остывает согретый,
И вчерашнее солнце на черных носилках несут.
Ах, тяжелые соты и нежные сети,
Легче камень поднять, чем имя твое повторить!
У меня остается одна забота на свете:
Золотая забота, как времени бремя избыть.
Словно темную воду, я пью помутившийся воздух.
Время вспахано плугом, и роза землею была.
В медленном водовороте тяжелые нежные розы,
Розы тяжесть и нежность в двойные венки заплела!
*****************
Мандельштамоведы утверждают, что это про Пушкина, и есть основания.
******************
Я не увижу знаменитой «Федры»,
В старинном многоярусном театре,
С прокопченной высокой галереи,
При свете оплывающих свечей.
И, равнодушен к суете актеров,
Сбирающих рукоплесканий жатву,
Я не услышу, обращенный к рампе,
Двойною рифмой оперенный стих:
- Как эти покрывала мне постыли...
Театр Расина! Мощная завеса
Нас отделяет от другого мира;
Глубокими морщинами волнуя,
Меж ним и нами занавес лежит.
Спадают с плеч классические шали,
Расплавленный страданьем крепнет голос
И достигает скорбного закала
Негодованьем раскаленный слог...
Я опоздал на празднество Расина!
Вновь шелестят истлевшие афиши,
И слабо пахнет апельсинной коркой,
И словно из столетней летаргии -
Очнувшийся сосед мне говорит:
- Измученный безумством Мельпомены,
Я в этой жизни жажду только мира;
Уйдем, покуда зрители-шакалы
На растерзанье Музы не пришли!
Когда бы грек увидел наши игры...
*****************************
Кусочек этого стишка Галич использовал, если помните: "Он не увидел знаменитой Федры в старинном много ярусном театре..."
*****************************
Золотистого меда струя из бутылки текла
Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела:
— Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,
Мы совсем не скучаем, — и через плечо поглядела.
Всюду Бахуса службы, как будто на свете одни
Сторожа и собаки, — идешь, никого не заметишь.
Как тяжелые бочки, спокойные катятся дни.
Далеко в шалаше голоса — не поймешь, не ответишь.
После чаю мы вышли в огромный коричневый сад,
Как ресницы, на окнах опущены темные шторы.
Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград,
Где воздушным стеклом обливаются сонные горы.
Я сказал: виноград, как старинная битва, живет,
Где курчавые всадники бьются в кудрявом порядке;
В каменистой Тавриде наука Эллады — и вот
Золотых десятин благородные, ржавые грядки.
Ну, а в комнате белой, как прялка, стоит тишина,
Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала.
Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена, —
Не Елена — другая, — как долго она вышивала?
Золотое руно, где же ты, золотое руно?
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.
***************************
А это явно после Коктебеля, где он, кажется, встретился с Мариной.
****************************
Я слово позабыл, что я хотел сказать.
Слепая ласточка в чертог тене́й вернётся,
На крыльях срезанных, с прозрачными играть.
B безпамятстве ночная песнь поётся.
Не слышно птиц. Безсмертник не цветёт.
Прозрачны гривы табуна ночного.
B сухой реке пустой челнок плывёт.
Среди кузнечиков безпамятствует слово.
И медленно растёт, как бы шатёр иль храм,
То вдруг прикинется безумной Антигоной,
То мёртвой ласточкой бросается к ногам,
С стигийской нежностью и веткою зелёной.
О, если бы вернуть и зрячих пальцев стыд,
И выпуклую радость узнаванья.
Я так боюсь рыданья аонид,
Тумана, звона и зиянья!
А смертным власть дана любить и узнавать,
Для них и звук в персты прольётся,
Но я забыл, что я хочу сказать, —
И мысль безплотная в чертог тене́й вернётся.
Bсё не о том прозрачная твердит,
Всё ласточка, подружка, Антигона…
И на губах, как чёрный лед, горит
Стигийского воспоминанье звона.
*******************
Редко что я читал такого пронзительного о бессмертии души - слепая ласточка...
И, наконец, для Вас, о Вашем Питре:
******************************************
На страшной высоте блуждающий огонь!
Но разве так звезда мерцает?
Прозрачная звезда, блуждающий огонь, -
Твой брат, Петрополь, умирает!
На страшной высоте земные сны горят,
Зеленая звезда мерцает.
О, если ты звезда - воды и неба брат,
Твой брат, Петрополь, умирает!
Чудовищный корабль на страшной высоте
Несется, крылья расправляет...
Зеленая звезда, - в прекрасной нищете
Твой брат, Петрополь, умирает.
Прозрачная весна над черною Невой
Сломалась, воск бессмертья тает...
О, если ты звезда, - Петрополь, город твой,
Твой брат, Петрополь, умирает!
******************************************
И, правда, извините, если утомил. Соскучился по Осип Эмильичу.
Уже пахнет весной, держитесь!
Ваш БИ.
Борис Иноземцев 17.02.2013 20:31 Заявить о нарушении
Посмотрел "Пустой случай" Чехова. Вы правы - это очень здорово. Как-то это мимо прошло раньше. А написано, как воздух - не знать, что был Чехов, и легко предположить, что сделано вчера (где только эти князья?)...
Недавно перелистал Мандельштама. Не знаю, Ваш ли поэт. Если что, извините за подробное цитирование...
****************
Сестры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы.
Медуницы и осы тяжелую розу сосут.
Человек умирает. Песок остывает согретый,
И вчерашнее солнце на черных носилках несут.
Ах, тяжелые соты и нежные сети,
Легче камень поднять, чем имя твое повторить!
У меня остается одна забота на свете:
Золотая забота, как времени бремя избыть.
Словно темную воду, я пью помутившийся воздух.
Время вспахано плугом, и роза землею была.
В медленном водовороте тяжелые нежные розы,
Розы тяжесть и нежность в двойные венки заплела!
*****************
Мандельштамоведы утверждают, что это про Пушкина, и есть основания.
******************
Я не увижу знаменитой «Федры»,
В старинном многоярусном театре,
С прокопченной высокой галереи,
При свете оплывающих свечей.
И, равнодушен к суете актеров,
Сбирающих рукоплесканий жатву,
Я не услышу, обращенный к рампе,
Двойною рифмой оперенный стих:
- Как эти покрывала мне постыли...
Театр Расина! Мощная завеса
Нас отделяет от другого мира;
Глубокими морщинами волнуя,
Меж ним и нами занавес лежит.
Спадают с плеч классические шали,
Расплавленный страданьем крепнет голос
И достигает скорбного закала
Негодованьем раскаленный слог...
Я опоздал на празднество Расина!
Вновь шелестят истлевшие афиши,
И слабо пахнет апельсинной коркой,
И словно из столетней летаргии -
Очнувшийся сосед мне говорит:
- Измученный безумством Мельпомены,
Я в этой жизни жажду только мира;
Уйдем, покуда зрители-шакалы
На растерзанье Музы не пришли!
Когда бы грек увидел наши игры...
*****************************
Кусочек этого стишка Галич использовал, если помните: "Он не увидел знаменитой Федры в старинном много ярусном театре..."
*****************************
Золотистого меда струя из бутылки текла
Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела:
— Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,
Мы совсем не скучаем, — и через плечо поглядела.
Всюду Бахуса службы, как будто на свете одни
Сторожа и собаки, — идешь, никого не заметишь.
Как тяжелые бочки, спокойные катятся дни.
Далеко в шалаше голоса — не поймешь, не ответишь.
После чаю мы вышли в огромный коричневый сад,
Как ресницы, на окнах опущены темные шторы.
Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград,
Где воздушным стеклом обливаются сонные горы.
Я сказал: виноград, как старинная битва, живет,
Где курчавые всадники бьются в кудрявом порядке;
В каменистой Тавриде наука Эллады — и вот
Золотых десятин благородные, ржавые грядки.
Ну, а в комнате белой, как прялка, стоит тишина,
Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала.
Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена, —
Не Елена — другая, — как долго она вышивала?
Золотое руно, где же ты, золотое руно?
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.
***************************
А это явно после Коктебеля, где он, кажется, встретился с Мариной.
****************************
Я слово позабыл, что я хотел сказать.
Слепая ласточка в чертог тене́й вернётся,
На крыльях срезанных, с прозрачными играть.
B безпамятстве ночная песнь поётся.
Не слышно птиц. Безсмертник не цветёт.
Прозрачны гривы табуна ночного.
B сухой реке пустой челнок плывёт.
Среди кузнечиков безпамятствует слово.
И медленно растёт, как бы шатёр иль храм,
То вдруг прикинется безумной Антигоной,
То мёртвой ласточкой бросается к ногам,
С стигийской нежностью и веткою зелёной.
О, если бы вернуть и зрячих пальцев стыд,
И выпуклую радость узнаванья.
Я так боюсь рыданья аонид,
Тумана, звона и зиянья!
А смертным власть дана любить и узнавать,
Для них и звук в персты прольётся,
Но я забыл, что я хочу сказать, —
И мысль безплотная в чертог тене́й вернётся.
Bсё не о том прозрачная твердит,
Всё ласточка, подружка, Антигона…
И на губах, как чёрный лед, горит
Стигийского воспоминанье звона.
*******************
Редко что я читал такого пронзительного о бессмертии души - слепая ласточка...
И, наконец, для Вас, о Вашем Питре:
******************************************
На страшной высоте блуждающий огонь!
Но разве так звезда мерцает?
Прозрачная звезда, блуждающий огонь, -
Твой брат, Петрополь, умирает!
На страшной высоте земные сны горят,
Зеленая звезда мерцает.
О, если ты звезда - воды и неба брат,
Твой брат, Петрополь, умирает!
Чудовищный корабль на страшной высоте
Несется, крылья расправляет...
Зеленая звезда, - в прекрасной нищете
Твой брат, Петрополь, умирает.
Прозрачная весна над черною Невой
Сломалась, воск бессмертья тает...
О, если ты звезда, - Петрополь, город твой,
Твой брат, Петрополь, умирает!
******************************************
И, правда, извините, если утомил. Соскучился по Осип Эмильичу.
Уже пахнет весной, держитесь!
Ваш БИ.
Борис Иноземцев 17.02.2013 20:31 Заявить о нарушении
Добрый ночи, дорогой Борис.
Простите, что отвечаю с оттяжкой: хочется подготовится:)
Как славно Вы написал про "Пустой случай": "написано, как воздух". Чудно!
Я к Мандельштаму отношусь благосклонно: не скажу, что люблю, но есть то, что нравится.
Я не знал, что Галич "сколлажил" Мандельштама. Очень любопытный отсыл.
"А это явно после Коктебеля, где он, кажется, встретился с Мариной".
Может быть. Вообще, судьба Цветаевой в последние годы - одна кровоточащая рана.
"...Встретившись с Ахматовой, Цветаева жаловалась на судьбу, была полна горечи и вдруг, наклонившись, сказала, как ходила смотреть дом, где прошло ее детство, и увидела, что там по-прежнему растет любимая липа. Она умоляла Ахматову никому не открывать эту тайну, иначе «они узнают и срубят». Одна липа и осталась: «Поглотила любимых пучина, и разграблен родительский дом…»
Большое спасибо за "Петрополь". Кожей чувствую, как он умирал при большевиках...
Небольшая поборка для Вас, дорогой Борис.
Своеобразная "Незнакомка" Набокова:
При луне, когда косую крышу
лижет металлический пожар,
из окна случайного я слышу
сладкий и пронзительный удар
музыки, и чувствую, как холод
счастия мне душу обдает,
кем-то ослепительно расколот
лунный мрак, и медленно в полет
собираюсь, вынимая руки
из карманов, трепещу, лечу,
но в окне мгновенно гаснут звуки,
и меня спокойно по плечу
хлопает прохожий: «Вы забыли,-
говорит,- летать запрещено».
И, застыв, в венце из лунной пыли,
я гляжу на смолкшее окно.
(В.Набоков)
Грустный свет Марины.
Каждый день судьбу благодарю.
Каждый вечер подвожу итоги.
Не сверяюсь по календарю,
Дорожу сегодня очень многим.
Все закономерно и светло.
Все зачем-то было очень кстати.
То, что опалило, – не сожгло.
То, что было болью, стало статью.
Кто ушел, тот должен был уйти.
Кто нашелся – значит, так и надо.
Ветрам дуть, а солнышку светить.
Самым близким быть со мною рядом.
Провожать, встречать, учить, жалеть,
Обнимать, лелеять, быть построже.
Знать, что ты на этой же земле,
Зыбкость мира ощущая кожей.
(М. Цветаева)
Зимние запахи Пастернака.
Холодным утром солнце в дымке
Стоит столбом огня в дыму.
Я тоже, как на скверном снимке,
Совсем неотличим ему.
Пока оно из мглы не выйдет,
Блеснув за прудом на лугу,
Меня деревья плохо видят
На отдаленном берегу.
Прохожий узнается позже,
Чем он пройдет, нырнув в туман.
Мороз покрыт гусиной кожей,
И воздух лжив, как слой румян.
Идешь по инею дорожки,
Как по настилу из рогож.
Земле дышать ботвой картошки
И стынуть больше невтерпеж.
(Б.Пастернак)
И на прощание - тёплое от Бунина.
Еще утро не скоро, не скоро,
ночь из тихих лесов не ушла.
Под навесами сонного бора -
предрассветная теплая мгла.
Еще ранние птицы не пели,
чуть сереют вверху небеса,
влажно-зелены темные ели,
пахнет летнею хвоей роса.
И пускай не светает подольше.
Этот медленный путь по лесам,
эта ночь - не воротится больше,
но легко пред разлукою нам...
Колокольчик в молчании бора
то замрет, то опять запоет...
Тихо ночь по долинам идет...
Еще утро, не скоро, не скоро.
(И.Бунин 1900)
Хочется веснить и любить. Пора:)
Всего самого чудесного Вам, дорогой Борис!
До новых встреч в "прозаичном" салоне:)
С теплом,
Ваш В.
Виктор Зорин 11.03.2013 01:46 Заявить о нарушении
Простите, что отвечаю с оттяжкой: хочется подготовится:)
Как славно Вы написал про "Пустой случай": "написано, как воздух". Чудно!
Я к Мандельштаму отношусь благосклонно: не скажу, что люблю, но есть то, что нравится.
Я не знал, что Галич "сколлажил" Мандельштама. Очень любопытный отсыл.
"А это явно после Коктебеля, где он, кажется, встретился с Мариной".
Может быть. Вообще, судьба Цветаевой в последние годы - одна кровоточащая рана.
"...Встретившись с Ахматовой, Цветаева жаловалась на судьбу, была полна горечи и вдруг, наклонившись, сказала, как ходила смотреть дом, где прошло ее детство, и увидела, что там по-прежнему растет любимая липа. Она умоляла Ахматову никому не открывать эту тайну, иначе «они узнают и срубят». Одна липа и осталась: «Поглотила любимых пучина, и разграблен родительский дом…»
Большое спасибо за "Петрополь". Кожей чувствую, как он умирал при большевиках...
Небольшая поборка для Вас, дорогой Борис.
Своеобразная "Незнакомка" Набокова:
При луне, когда косую крышу
лижет металлический пожар,
из окна случайного я слышу
сладкий и пронзительный удар
музыки, и чувствую, как холод
счастия мне душу обдает,
кем-то ослепительно расколот
лунный мрак, и медленно в полет
собираюсь, вынимая руки
из карманов, трепещу, лечу,
но в окне мгновенно гаснут звуки,
и меня спокойно по плечу
хлопает прохожий: «Вы забыли,-
говорит,- летать запрещено».
И, застыв, в венце из лунной пыли,
я гляжу на смолкшее окно.
(В.Набоков)
Грустный свет Марины.
Каждый день судьбу благодарю.
Каждый вечер подвожу итоги.
Не сверяюсь по календарю,
Дорожу сегодня очень многим.
Все закономерно и светло.
Все зачем-то было очень кстати.
То, что опалило, – не сожгло.
То, что было болью, стало статью.
Кто ушел, тот должен был уйти.
Кто нашелся – значит, так и надо.
Ветрам дуть, а солнышку светить.
Самым близким быть со мною рядом.
Провожать, встречать, учить, жалеть,
Обнимать, лелеять, быть построже.
Знать, что ты на этой же земле,
Зыбкость мира ощущая кожей.
(М. Цветаева)
Зимние запахи Пастернака.
Холодным утром солнце в дымке
Стоит столбом огня в дыму.
Я тоже, как на скверном снимке,
Совсем неотличим ему.
Пока оно из мглы не выйдет,
Блеснув за прудом на лугу,
Меня деревья плохо видят
На отдаленном берегу.
Прохожий узнается позже,
Чем он пройдет, нырнув в туман.
Мороз покрыт гусиной кожей,
И воздух лжив, как слой румян.
Идешь по инею дорожки,
Как по настилу из рогож.
Земле дышать ботвой картошки
И стынуть больше невтерпеж.
(Б.Пастернак)
И на прощание - тёплое от Бунина.
Еще утро не скоро, не скоро,
ночь из тихих лесов не ушла.
Под навесами сонного бора -
предрассветная теплая мгла.
Еще ранние птицы не пели,
чуть сереют вверху небеса,
влажно-зелены темные ели,
пахнет летнею хвоей роса.
И пускай не светает подольше.
Этот медленный путь по лесам,
эта ночь - не воротится больше,
но легко пред разлукою нам...
Колокольчик в молчании бора
то замрет, то опять запоет...
Тихо ночь по долинам идет...
Еще утро, не скоро, не скоро.
(И.Бунин 1900)
Хочется веснить и любить. Пора:)
Всего самого чудесного Вам, дорогой Борис!
До новых встреч в "прозаичном" салоне:)
С теплом,
Ваш В.
Виктор Зорин 11.03.2013 01:46 Заявить о нарушении
Дорогой Виктор, добрый день,
Где же тепло, где же весна настоящая? Как Вам живется в холодном не по календарю Питере?
Хочу поделиться перечитанным Набоковым – именно как поэтом. Кажется, и без прозы, одними стихами, он остался в русской словесности.
Влюбленность
Мы забываем, что влюбленность
не просто поворот лица,
а под купавами бездонность,
ночная паника пловца.
Покуда снится, снись, влюбленность,
но пробуждением не мучь,
ц лучше недоговоренность,
чем эта щель и этот луч.
Напоминаю, что влюбленность
не явь, что метины не те,
что, может быть, потусторонность
приотворилась в темноте.
******************************
Влюбленность – как ночная паника пловца… Ну, кто так еще видел?
Или
Первая любовь
В листве березовой, осиновой,
в конце аллеи у мостка,
вдруг падал свет от платья синего,
от василькового венка.
Твой образ легкий и блистающий
как на ладони я держу
и бабочкой неулетающей
благоговейно дорожу.
И много лет прошло, и счастливо
я прожил без тебя, а все ж
порой я думаю опасливо:
жива ли ты и где живешь.
Но если встретиться нежданная
судьба заставила бы нас,
меня бы, как уродство странное,
твой образ нынешний потряс.
Обиды нет неизъяснимее:
ты чуждой жизнью обросла.
Ни платья синего, ни имени
ты для меня не сберегла.
И все давным-давно просрочено,
и я молюсь, и ты молись,
чтоб на утоптанной обочине
мы в тусклый вечер не сошлись.
1930
А вот - поздний, слегка брюзгливый, пародирует (перекладывает на себя) Гумилева.
Как любил я стихи Гумилева!
Перечитывать их не могу,
но следы, например, вот такого
перебора остались в мозгу:
"...И умру я не в летней беседке
от обжорства и от жары,
а с небесной бабочкой в сетке
на вершине дикой горы."
1972.
Ну и о России. Вот ностальгия по Питеру:
Сон
Для странствия ночного мне не надо
ни кораблей, ни поездов.
Стоит луна над шашечницей сада.
Окно открыто. Я готов.
И прыгает с беззвучностью привычной,
как ночью кот через плетень,
на русский берег речки пограничной
моя беспаспортная тень.
Таинственно, легко, неуязвимо
ложусь на стены чередой,
и в лунный свет, и в сон, бегущий мимо,
напрасно метит часовой.
Лечу лугами, по лесу танцую --
и кто поймет, что есть один,
один живой на всю страну большую,
один счастливый гражданин.
Вот блеск Невы вдоль набережной длинной.
Все тихо. Поздний пешеход,
встречая тень средь площади пустынной,
воображение клянет.
Я подхожу к неведомому дому,
я только место узнаю...
Там, в темных комнатах, все по-другому
и все волнует тень мою.
Там дети спят. Над уголком подушки
я наклоняюсь, и тогда
им снятся прежние мои игрушки,
и корабли, и поезда.
1929
А вот – еще один сон, пророческий.
Есть сон. Он повторяется, как томный
стук замурованного. В этом сне
киркой работаю в дыре огромной
и нахожу обломок в глубине.
И фонарем на нем я освещаю
след надписи и наготу червя.
"Читай, читай!" -- кричит мне кровь моя:
Р,О,С,-- нет, я букв не различаю.
***********************************
Кажется, он уже не надеется вернуться. И, вот, например, пародия на Цветаеву, которая как раз вернуться надеется.
Иосиф Красный, -- не Иосиф
прекрасный: препре-
красный, -- взгляд бросив,
сад вырастивший! Вепрь
горный! Выше гор! Лучше ста Лин-
дбергов, трехсот полюсов
светлей! Из под толстых усов
Солнце России: Сталин!
********************************
Зло сказано, но не без справедливости.
Ну, и он-то все понимает о тогдашней России.
Расстрел
Небритый, смеющийся, бледный,
в чистом еще пиджаке,
без галстука, с маленькой медной
запонкой на кадыке,
он ждет, и все зримое в мире --
только высокий забор,
жестянка в траве и четыре
дула, смотрящих в упор.
Так ждал он, смеясь и мигая,
на именинах не раз,
чтоб магний блеснул, озаряя
белые лица без глаз.
Все. Молния боли железной.
Неумолимая тьма.
И воя, кружится над бездной
ангел, сошедший с ума.
1928 г.
И того же времени, уже прямое обращение к России.
Родина
Бессмертное счастие наше
Россией зовется в веках.
Мы края не видели краше,
а были во многих краях.
Но где бы стезя ни бежала,
нам русская снилась земля.
Изгнание, где твое жало,
чужбина, где сила твоя?
Мы знаем молитвы такие,
что сердцу легко по ночам;
и гордые музы России
незримо сопутствуют нам.
Спасибо дремучему шуму
лесов на равнинах родных,
за ими внушенную думу,
за каждую песню о них.
Наш дом на чужбине случайной,
где мирен изгнанника сон,
как ветром, как морем, как тайной,
Россией всегда окружен.
1927 г.
И, наконец, прямым текстом, без всякой надежды:
К России
Мою ладонь географ строгий
разрисовал: тут все твои
большие, малые дороги,
а жилы -- реки и ручьи.
Слепец, я руки простираю
и все земное осязаю
через тебя, страна моя.
Вот почему так счастлив я.
И если правда, что намедни
мне померещилось во сне,
что час беспечный, час последний
меня найдет в чужой стране,
как на покатой школьной парте,
совьешься ты подобно карте,
как только отпущу края,
и ляжешь там, где лягу я.
1928 г.
***************************
А, все же, как писал один «поэт», «лето воротится».
Ваш БИ.
Борис Иноземцев 07.04.2013 16:53 Заявить о нарушении
Где же тепло, где же весна настоящая? Как Вам живется в холодном не по календарю Питере?
Хочу поделиться перечитанным Набоковым – именно как поэтом. Кажется, и без прозы, одними стихами, он остался в русской словесности.
Влюбленность
Мы забываем, что влюбленность
не просто поворот лица,
а под купавами бездонность,
ночная паника пловца.
Покуда снится, снись, влюбленность,
но пробуждением не мучь,
ц лучше недоговоренность,
чем эта щель и этот луч.
Напоминаю, что влюбленность
не явь, что метины не те,
что, может быть, потусторонность
приотворилась в темноте.
******************************
Влюбленность – как ночная паника пловца… Ну, кто так еще видел?
Или
Первая любовь
В листве березовой, осиновой,
в конце аллеи у мостка,
вдруг падал свет от платья синего,
от василькового венка.
Твой образ легкий и блистающий
как на ладони я держу
и бабочкой неулетающей
благоговейно дорожу.
И много лет прошло, и счастливо
я прожил без тебя, а все ж
порой я думаю опасливо:
жива ли ты и где живешь.
Но если встретиться нежданная
судьба заставила бы нас,
меня бы, как уродство странное,
твой образ нынешний потряс.
Обиды нет неизъяснимее:
ты чуждой жизнью обросла.
Ни платья синего, ни имени
ты для меня не сберегла.
И все давным-давно просрочено,
и я молюсь, и ты молись,
чтоб на утоптанной обочине
мы в тусклый вечер не сошлись.
1930
А вот - поздний, слегка брюзгливый, пародирует (перекладывает на себя) Гумилева.
Как любил я стихи Гумилева!
Перечитывать их не могу,
но следы, например, вот такого
перебора остались в мозгу:
"...И умру я не в летней беседке
от обжорства и от жары,
а с небесной бабочкой в сетке
на вершине дикой горы."
1972.
Ну и о России. Вот ностальгия по Питеру:
Сон
Для странствия ночного мне не надо
ни кораблей, ни поездов.
Стоит луна над шашечницей сада.
Окно открыто. Я готов.
И прыгает с беззвучностью привычной,
как ночью кот через плетень,
на русский берег речки пограничной
моя беспаспортная тень.
Таинственно, легко, неуязвимо
ложусь на стены чередой,
и в лунный свет, и в сон, бегущий мимо,
напрасно метит часовой.
Лечу лугами, по лесу танцую --
и кто поймет, что есть один,
один живой на всю страну большую,
один счастливый гражданин.
Вот блеск Невы вдоль набережной длинной.
Все тихо. Поздний пешеход,
встречая тень средь площади пустынной,
воображение клянет.
Я подхожу к неведомому дому,
я только место узнаю...
Там, в темных комнатах, все по-другому
и все волнует тень мою.
Там дети спят. Над уголком подушки
я наклоняюсь, и тогда
им снятся прежние мои игрушки,
и корабли, и поезда.
1929
А вот – еще один сон, пророческий.
Есть сон. Он повторяется, как томный
стук замурованного. В этом сне
киркой работаю в дыре огромной
и нахожу обломок в глубине.
И фонарем на нем я освещаю
след надписи и наготу червя.
"Читай, читай!" -- кричит мне кровь моя:
Р,О,С,-- нет, я букв не различаю.
***********************************
Кажется, он уже не надеется вернуться. И, вот, например, пародия на Цветаеву, которая как раз вернуться надеется.
Иосиф Красный, -- не Иосиф
прекрасный: препре-
красный, -- взгляд бросив,
сад вырастивший! Вепрь
горный! Выше гор! Лучше ста Лин-
дбергов, трехсот полюсов
светлей! Из под толстых усов
Солнце России: Сталин!
********************************
Зло сказано, но не без справедливости.
Ну, и он-то все понимает о тогдашней России.
Расстрел
Небритый, смеющийся, бледный,
в чистом еще пиджаке,
без галстука, с маленькой медной
запонкой на кадыке,
он ждет, и все зримое в мире --
только высокий забор,
жестянка в траве и четыре
дула, смотрящих в упор.
Так ждал он, смеясь и мигая,
на именинах не раз,
чтоб магний блеснул, озаряя
белые лица без глаз.
Все. Молния боли железной.
Неумолимая тьма.
И воя, кружится над бездной
ангел, сошедший с ума.
1928 г.
И того же времени, уже прямое обращение к России.
Родина
Бессмертное счастие наше
Россией зовется в веках.
Мы края не видели краше,
а были во многих краях.
Но где бы стезя ни бежала,
нам русская снилась земля.
Изгнание, где твое жало,
чужбина, где сила твоя?
Мы знаем молитвы такие,
что сердцу легко по ночам;
и гордые музы России
незримо сопутствуют нам.
Спасибо дремучему шуму
лесов на равнинах родных,
за ими внушенную думу,
за каждую песню о них.
Наш дом на чужбине случайной,
где мирен изгнанника сон,
как ветром, как морем, как тайной,
Россией всегда окружен.
1927 г.
И, наконец, прямым текстом, без всякой надежды:
К России
Мою ладонь географ строгий
разрисовал: тут все твои
большие, малые дороги,
а жилы -- реки и ручьи.
Слепец, я руки простираю
и все земное осязаю
через тебя, страна моя.
Вот почему так счастлив я.
И если правда, что намедни
мне померещилось во сне,
что час беспечный, час последний
меня найдет в чужой стране,
как на покатой школьной парте,
совьешься ты подобно карте,
как только отпущу края,
и ляжешь там, где лягу я.
1928 г.
***************************
А, все же, как писал один «поэт», «лето воротится».
Ваш БИ.
Борис Иноземцев 07.04.2013 16:53 Заявить о нарушении
Здравствуйте, дорогой Борис.
Вы уж простите за молчание: ездил в отпуск в Испанию, потом на место захоронения деда жены (погиб в Польше) в Белоруссию.
Тем более, хочется поделиться действительно ярким, а не лёгкой подборкой.
Вы меня очень порадовали Набоковым. Один из моих любимых поэтов (!!!)
Мне важны его именно ностальгические нотки. Русские и прочувствованные.
За такие же нотки люблю "Король, дама, валет" и "Защиту Лужина".
В "Лужине" ещё и вкусные детские воспоминания.
Под настроение нашёл условно-современного (старшее поколение) поэта Романа Литвана.
Ливень
Гремящее небо обрушилось вниз
И морем стоструйным полощет земное.
Сквозь мутные стекла смотрели мы двое
На мрачную тучу и сказочный свист.
Поплыли деревья, дома за окном,
Растаяли скользкой водицей,
Слепящими вспышками брызжущий гром
Хлестал по глазам и по лицам.
Написано в 2007-ом.
Как здорово, дорогой Борис, что Вы нащупали эту струну, на которой у меня эти буквы Р,О,С.
Она грустная, но с надеждой.
О Цветаевой всегда думаешь с грустью: как загнала себя в СССР. ЗагналА...
Не чета она роду людскому,
Заскорузлым его племенам,
А небесному или морскому,
Занесённая бурею к нам.
Ни в телесной земной оболочке
Не вмещала просторы свои,
Ни в пределы написанных строчек,
Ни в прокрустово ложе семьи.
Ни приюта себе, ни ночлега,
Ни единства с душою родной.
На шестые сорта человека
Выносило шальною волной.
И не души – а слабые душки
Ей встречались на тропах земных,
Что парили в пространстве воздушном,
Лишь пока она дула на них.
Наступала разлука, разруха,
Неизбежный для смертных предел.
На высоты вселенского духа
Вместе с нею никто не взлетел.
Её надлом такой знакомый. Но уже без надежды.
Ещё маленький пример осязаемой поэзии Набокова:
Нет, бытие — не зыбкая загадка.
Подлунный дол и ясен, и росист.
Мы гусеницы ангелов; и сладко
въедаться с краю в нежный лист.
Рядись в шипы, ползи, сгибайся, крепни,
и чем жадней твой ход зеленый был,
тем бархатистей и великолепней
хвосты освобожденных крыл.
Всегда гложет: как себя унизили ангажированностью Маяковский и Блок.
Я прямо вижу, как Блок живо накропал:
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в Святую Русь -
В кондовую,
В избяную,
В толстозадую!
Читай - в крестьянскую.
Но он же умел писать стихи, а не "сочинять".
Строен твой стан, как церковные свечи.
Взор твой - мечами пронзающий взор.
Дева, не жду ослепительной встречи -
Дай, как монаху, взойти на костер!
Счастья не требую. Ласки не надо.
Лаской ли грубой тебя оскорблю?
Лишь, как художник, смотрю за ограду,
Где ты срываешь цветы,- и люблю!
Мимо, все мимо - ты ветром гонима -
Солнцем палима - Мария! Позволь
Взору - прозреть над тобой херувима,
Сердцу - изведать сладчайшую боль!
Тихо я в темные кудри вплетаю
Тайных стихов драгоценный алмаз.
Жадно влюбленное сердце бросаю
В темный источник сияющих глаз.
И всем понятно, что дело не в "Марии" против "Эх, эх, без креста!"
А в том, что Блок-таки был поэтом, а не частухоплётом.
А на прощанье - о преломлении восприятия.
Когда читаю эти стихи, я думаю о тоске по Родине:
Еще томлюсь тоской желаний,
Еще стремлюсь к тебе душой -
И в сумраке воспоминаний
Еще ловлю я образ твой...
Твой милый образ, незабвенный,
Он предо мной везде, всегда,
Недостижимый, неизменный,
Как ночью на небе звезда...
(Ф.Тютчев)
Крепко Вас обнимаю.
С теплом и благодарностью, Ваш В.
Виктор Зорин 16.05.2013 00:49 Заявить о нарушении
Вы уж простите за молчание: ездил в отпуск в Испанию, потом на место захоронения деда жены (погиб в Польше) в Белоруссию.
Тем более, хочется поделиться действительно ярким, а не лёгкой подборкой.
Вы меня очень порадовали Набоковым. Один из моих любимых поэтов (!!!)
Мне важны его именно ностальгические нотки. Русские и прочувствованные.
За такие же нотки люблю "Король, дама, валет" и "Защиту Лужина".
В "Лужине" ещё и вкусные детские воспоминания.
Под настроение нашёл условно-современного (старшее поколение) поэта Романа Литвана.
Ливень
Гремящее небо обрушилось вниз
И морем стоструйным полощет земное.
Сквозь мутные стекла смотрели мы двое
На мрачную тучу и сказочный свист.
Поплыли деревья, дома за окном,
Растаяли скользкой водицей,
Слепящими вспышками брызжущий гром
Хлестал по глазам и по лицам.
Написано в 2007-ом.
Как здорово, дорогой Борис, что Вы нащупали эту струну, на которой у меня эти буквы Р,О,С.
Она грустная, но с надеждой.
О Цветаевой всегда думаешь с грустью: как загнала себя в СССР. ЗагналА...
Не чета она роду людскому,
Заскорузлым его племенам,
А небесному или морскому,
Занесённая бурею к нам.
Ни в телесной земной оболочке
Не вмещала просторы свои,
Ни в пределы написанных строчек,
Ни в прокрустово ложе семьи.
Ни приюта себе, ни ночлега,
Ни единства с душою родной.
На шестые сорта человека
Выносило шальною волной.
И не души – а слабые душки
Ей встречались на тропах земных,
Что парили в пространстве воздушном,
Лишь пока она дула на них.
Наступала разлука, разруха,
Неизбежный для смертных предел.
На высоты вселенского духа
Вместе с нею никто не взлетел.
Её надлом такой знакомый. Но уже без надежды.
Ещё маленький пример осязаемой поэзии Набокова:
Нет, бытие — не зыбкая загадка.
Подлунный дол и ясен, и росист.
Мы гусеницы ангелов; и сладко
въедаться с краю в нежный лист.
Рядись в шипы, ползи, сгибайся, крепни,
и чем жадней твой ход зеленый был,
тем бархатистей и великолепней
хвосты освобожденных крыл.
Всегда гложет: как себя унизили ангажированностью Маяковский и Блок.
Я прямо вижу, как Блок живо накропал:
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в Святую Русь -
В кондовую,
В избяную,
В толстозадую!
Читай - в крестьянскую.
Но он же умел писать стихи, а не "сочинять".
Строен твой стан, как церковные свечи.
Взор твой - мечами пронзающий взор.
Дева, не жду ослепительной встречи -
Дай, как монаху, взойти на костер!
Счастья не требую. Ласки не надо.
Лаской ли грубой тебя оскорблю?
Лишь, как художник, смотрю за ограду,
Где ты срываешь цветы,- и люблю!
Мимо, все мимо - ты ветром гонима -
Солнцем палима - Мария! Позволь
Взору - прозреть над тобой херувима,
Сердцу - изведать сладчайшую боль!
Тихо я в темные кудри вплетаю
Тайных стихов драгоценный алмаз.
Жадно влюбленное сердце бросаю
В темный источник сияющих глаз.
И всем понятно, что дело не в "Марии" против "Эх, эх, без креста!"
А в том, что Блок-таки был поэтом, а не частухоплётом.
А на прощанье - о преломлении восприятия.
Когда читаю эти стихи, я думаю о тоске по Родине:
Еще томлюсь тоской желаний,
Еще стремлюсь к тебе душой -
И в сумраке воспоминаний
Еще ловлю я образ твой...
Твой милый образ, незабвенный,
Он предо мной везде, всегда,
Недостижимый, неизменный,
Как ночью на небе звезда...
(Ф.Тютчев)
Крепко Вас обнимаю.
С теплом и благодарностью, Ваш В.
Виктор Зорин 16.05.2013 00:49 Заявить о нарушении
Дорогой Виктор,
Большое спасибо за письмо. В разгар суматошного лета очень важно получать умные и добрые весточки.
Спасибо - мне интересно было Ваше небольшое исследование с точными примерами. Не все Ваши подходы разделяю - ну, так, и слава Богу: было бы неинтересно.
Не то чтоб я хотел вступиться за Блока, Маяковского - они не нуждаются. Но судить их задним числом, когда мы-то знаем, чем все кончилось, - несправедливо. И нельзя поэзию, вообще, судить с политических позиций. Оба они останутся надолго, кто знает - как все это будет восприниматься через сто лет.
Вот, например, Данте. Разместил современных ему "политиков" в разных кругах: то-то сердились на него современники. А нам сейчас - все равно: справедливо - не справедливо... Не в этом же дело.
По мне: есть Блок гениальный, а есть довольно посредственный (и - уж, простите: "Двенадцать" - скорее, гениальный). И с Маяковским так же: Вам, ведь, не нужны доказательства.
А что при этом тема может быть сомнительна (не говоря уж, что сам поэт - не ангел), так это - не то что случается, а, просто, практически, всегда так и есть.
Я так думаю; интересно Ваше видение.
Сегодня хочу Вас обратить только к одному поэту - Юрию Арабову. И не буду ничем предварить. Если Вы его знаете (как поэта) - к чему слова; если нет - ценно Ваше первое впечатление.
Вам хорошего продолжения так замечательно начатого лета (Ваши семейные исторические походы очень меня трогают, но об этом в другой раз).
Ваш БИ.
ИВАН КРЕСТИТЕЛЬ
"Кто ты, Господи, есть?
Я готовил тебя на удачу,
я вскопал виноградник,
откуда ж досада и злость?
Голый лес на пригорке
похож на забитую дачу.
Бильярдным шаром
не рабить виноградную гроздь".
Он глядит на размокший
большак, повторяя без связи:
"Ты понятно, а я?
Или тоже погибну от ран?"
Рядом девки готовят в избе
вышивные ферязи,
за убогой деревней
течет небольшой Иордан.
Под ногою трещат
перебитые летом тарелки,
на разрытом погосте
осины пусты.
Там кресты,
как железнодорожные стрелки,
переводят мужей на иные пути.
Вот он встал и зачапал
к речушке, юродивый странник.
Знал бы он,
что через полгода всего -
все погибнут:
и тот, кто вскопал виноградник,
да и жнец урожая,
пришедший на место его.
Два бухих мужика
увязались за ним, удивились:
"По сезону ль купаться?
А впрочем, пускай его скосит...".
Он по плечи вошел в Иордан,
и на миг появилась
голова на шершавом подносе.
Мужики отшатнулись.
Вдали закудахтали птички.
Он на берег поднялся,
трясясь от воды и испуга,-
никого не видать.
Камыши, словно серные спички,
мягко чиркают друг об друга.
****************
Из чужого письма
"...духовной жаждою влеком или томим,
и прочее, что ты запомнил сызмала:
придет пророк, а рядом - серафим,
загадочен, как схема телевизора.
Ты долго думал, что у них за план,
но, не поняв, отдался грезе вечной,
как по картофельным
они идут полям,
один - наземный, а другой - заплечный.
Вон кран японский, горделив, как цапля.
В кювете - цеп, запомнившийся исстари.
Жара такая, что из крана капля,
не долетев до ванной, высохнет.
Но отчего же, как с высот Казбека,
они сойдут,
тварь низшую беся?
Я думаю, пророк
не в форме человека
появится, а тли или гуся.
Чего ж вам боле? Это ли не светоч -
огромный гусь, что к горнему влеком?
Он немножко летает,
как мнут газету,
и идет, как графин,
переполненный молоком.
Он Рим спасет и отроет истину.
Его придушат, как подобает
пророку, за то,
что всегда таинственна
прямая речь его, как в кабале.
И что нас может спасти гуртом,
и кто заставит мрачнеть до туч?
Лишь смерти профиль с открытым ртом,
слегка похожий
на гаечный ключ.
Лещихи икры наметали впрок,
летят стрекозы в прозрачных видах,
и, может быть, эта капустница -
Бог -
тяжелый, как вдох, и легкий,
как выдох?.."
1987
*************
Посвящение в поэты
Товарищ Ежов и товарищ Ягода!
Вот голова моя, как початок,-
найдите мне место
в каком-нибудь лагере,
а то не хотят меня, гады, печатать.
Ведь годы проходят, всё лучшие годы,
всё без Ежова, всё без Ягоды.
Едешь ли в поезде,
да без параши,
в небе ли мчишься,
да без вертухая.
И каждый тычет тебе свободой,
и каждый пальцем в тебя покажет.
И что за злая судьба такая,
хоть и с паханом,
да без вертухая?
Тут не все открывается не для всех,
и невеста не невесома.
Тут не дерево рубит не дровосек,
и не птица Отцом несома.
И ничья саркома, не твой зоил
заливает синькой глаза и вены,
не дебил и лаже не имбицил,
хоть последний не лучше олигофрена.
За шершавой партой,
поглядывая на смерч,
что за окном выпрямляет твердь,
октябренок Павлик напишет скетч
на тему "Мечтаю я отсидеть".
Милый, милый, смешной дуралей,
ты на чей поглядываешь шесток?
Разве ты не знаешь, что Фарадей
не пил незаваренный кипяток?
Разве небо - ниже, чем гарь каптерки?
Не нам, вставая, его задеть.
Как будто очистки в железной терке,
застряли чайки в тугой воде.
Но перья со стуком вязальных спиц
рисуют усы
неуживчивого комбата,
как в древнем детстве рисуют птиц:
две стрелки без циферблата.
Макаренко, я говорю, Макаренко!
Я б гнус истребил до любого комарика,
если б кайлом не крестили дети
сей мир, перевернутый в луже,
как в "ФЭДе".
И, когда мы штаны перетрем до дыр,
облысеем и выпадут гланды,
доползем, как Мересьев, мы
в "Новый мир",
угостим своей братской баландой.
1988
# # #
Когда напьешься до мертвецкого,
то понимаешь и без лоцмана:
нет ничего смешней Жванецкого,
нет ничего страшнее Троцкого.
Когда нанюхаешься ваксы,
то постигаешь непременно:
нет ничего мудрее Маркса
с его трехтомной теоремой.
Когда наколешься, накушаешься,
нажрешься и набултыхаешься,
то веришь в будущее юношества
и, словно почка, пробуждаешься.
Когда же ты трезвей обычного,
благопристойней англосакса,
то хочется мычать по-бычьи
и раздобыть немного ваксы.
1988
*********
ГИМН
Мы жертвою пали в борьбе роковой,
не важно - зачем, не понятно - какой.
Борьба и зовется всегда "роковая",
когда высыхает подушка сырая,
когда за столом, совершая обряд,
лишь бледные тени в потемках сидят.
Борьба роковая, тропа фронтовая...
Так что ж мы не приняли светлого рая?
Консенсус отвергнут, а кворума нет.
И ласточка жидкий роняет предмет,
и он растворяется, как привиденье.
А я, словно Брут, не готов к преступленью.
Мой друг бледнолицый и стройный, как мамонт,
не знавший молитв и не шепчущий "Амен",
себя разделив на врача и хромого,
как лев, что из клетки рычит на Толстого,
почто ты сказал Михаилу: "Умри!"
И два разделили бутылку на три.
Но свалятся цепи, батрак и рабочий,
в чьей копоти едких полно многоточий,
и брат хлебопашец из вольных коммун,
кто, матерных мыслей пускавший табун,
уже пробудился из мрака и тлена.
И лязгнула камнем далекая Вена.
И скажут они над притихшей страной:
"Вы жертвою пали в борьбе роковой,
вы плотью мостили нам путь восходящий
к звезде Антарес из геенны кипящей.
А мы из невинного свяжем труда
прямую дорогу туда и сюда".
Борис Иноземцев 16.06.2013 12:52 Заявить о нарушении
Большое спасибо за письмо. В разгар суматошного лета очень важно получать умные и добрые весточки.
Спасибо - мне интересно было Ваше небольшое исследование с точными примерами. Не все Ваши подходы разделяю - ну, так, и слава Богу: было бы неинтересно.
Не то чтоб я хотел вступиться за Блока, Маяковского - они не нуждаются. Но судить их задним числом, когда мы-то знаем, чем все кончилось, - несправедливо. И нельзя поэзию, вообще, судить с политических позиций. Оба они останутся надолго, кто знает - как все это будет восприниматься через сто лет.
Вот, например, Данте. Разместил современных ему "политиков" в разных кругах: то-то сердились на него современники. А нам сейчас - все равно: справедливо - не справедливо... Не в этом же дело.
По мне: есть Блок гениальный, а есть довольно посредственный (и - уж, простите: "Двенадцать" - скорее, гениальный). И с Маяковским так же: Вам, ведь, не нужны доказательства.
А что при этом тема может быть сомнительна (не говоря уж, что сам поэт - не ангел), так это - не то что случается, а, просто, практически, всегда так и есть.
Я так думаю; интересно Ваше видение.
Сегодня хочу Вас обратить только к одному поэту - Юрию Арабову. И не буду ничем предварить. Если Вы его знаете (как поэта) - к чему слова; если нет - ценно Ваше первое впечатление.
Вам хорошего продолжения так замечательно начатого лета (Ваши семейные исторические походы очень меня трогают, но об этом в другой раз).
Ваш БИ.
ИВАН КРЕСТИТЕЛЬ
"Кто ты, Господи, есть?
Я готовил тебя на удачу,
я вскопал виноградник,
откуда ж досада и злость?
Голый лес на пригорке
похож на забитую дачу.
Бильярдным шаром
не рабить виноградную гроздь".
Он глядит на размокший
большак, повторяя без связи:
"Ты понятно, а я?
Или тоже погибну от ран?"
Рядом девки готовят в избе
вышивные ферязи,
за убогой деревней
течет небольшой Иордан.
Под ногою трещат
перебитые летом тарелки,
на разрытом погосте
осины пусты.
Там кресты,
как железнодорожные стрелки,
переводят мужей на иные пути.
Вот он встал и зачапал
к речушке, юродивый странник.
Знал бы он,
что через полгода всего -
все погибнут:
и тот, кто вскопал виноградник,
да и жнец урожая,
пришедший на место его.
Два бухих мужика
увязались за ним, удивились:
"По сезону ль купаться?
А впрочем, пускай его скосит...".
Он по плечи вошел в Иордан,
и на миг появилась
голова на шершавом подносе.
Мужики отшатнулись.
Вдали закудахтали птички.
Он на берег поднялся,
трясясь от воды и испуга,-
никого не видать.
Камыши, словно серные спички,
мягко чиркают друг об друга.
****************
Из чужого письма
"...духовной жаждою влеком или томим,
и прочее, что ты запомнил сызмала:
придет пророк, а рядом - серафим,
загадочен, как схема телевизора.
Ты долго думал, что у них за план,
но, не поняв, отдался грезе вечной,
как по картофельным
они идут полям,
один - наземный, а другой - заплечный.
Вон кран японский, горделив, как цапля.
В кювете - цеп, запомнившийся исстари.
Жара такая, что из крана капля,
не долетев до ванной, высохнет.
Но отчего же, как с высот Казбека,
они сойдут,
тварь низшую беся?
Я думаю, пророк
не в форме человека
появится, а тли или гуся.
Чего ж вам боле? Это ли не светоч -
огромный гусь, что к горнему влеком?
Он немножко летает,
как мнут газету,
и идет, как графин,
переполненный молоком.
Он Рим спасет и отроет истину.
Его придушат, как подобает
пророку, за то,
что всегда таинственна
прямая речь его, как в кабале.
И что нас может спасти гуртом,
и кто заставит мрачнеть до туч?
Лишь смерти профиль с открытым ртом,
слегка похожий
на гаечный ключ.
Лещихи икры наметали впрок,
летят стрекозы в прозрачных видах,
и, может быть, эта капустница -
Бог -
тяжелый, как вдох, и легкий,
как выдох?.."
1987
*************
Посвящение в поэты
Товарищ Ежов и товарищ Ягода!
Вот голова моя, как початок,-
найдите мне место
в каком-нибудь лагере,
а то не хотят меня, гады, печатать.
Ведь годы проходят, всё лучшие годы,
всё без Ежова, всё без Ягоды.
Едешь ли в поезде,
да без параши,
в небе ли мчишься,
да без вертухая.
И каждый тычет тебе свободой,
и каждый пальцем в тебя покажет.
И что за злая судьба такая,
хоть и с паханом,
да без вертухая?
Тут не все открывается не для всех,
и невеста не невесома.
Тут не дерево рубит не дровосек,
и не птица Отцом несома.
И ничья саркома, не твой зоил
заливает синькой глаза и вены,
не дебил и лаже не имбицил,
хоть последний не лучше олигофрена.
За шершавой партой,
поглядывая на смерч,
что за окном выпрямляет твердь,
октябренок Павлик напишет скетч
на тему "Мечтаю я отсидеть".
Милый, милый, смешной дуралей,
ты на чей поглядываешь шесток?
Разве ты не знаешь, что Фарадей
не пил незаваренный кипяток?
Разве небо - ниже, чем гарь каптерки?
Не нам, вставая, его задеть.
Как будто очистки в железной терке,
застряли чайки в тугой воде.
Но перья со стуком вязальных спиц
рисуют усы
неуживчивого комбата,
как в древнем детстве рисуют птиц:
две стрелки без циферблата.
Макаренко, я говорю, Макаренко!
Я б гнус истребил до любого комарика,
если б кайлом не крестили дети
сей мир, перевернутый в луже,
как в "ФЭДе".
И, когда мы штаны перетрем до дыр,
облысеем и выпадут гланды,
доползем, как Мересьев, мы
в "Новый мир",
угостим своей братской баландой.
1988
# # #
Когда напьешься до мертвецкого,
то понимаешь и без лоцмана:
нет ничего смешней Жванецкого,
нет ничего страшнее Троцкого.
Когда нанюхаешься ваксы,
то постигаешь непременно:
нет ничего мудрее Маркса
с его трехтомной теоремой.
Когда наколешься, накушаешься,
нажрешься и набултыхаешься,
то веришь в будущее юношества
и, словно почка, пробуждаешься.
Когда же ты трезвей обычного,
благопристойней англосакса,
то хочется мычать по-бычьи
и раздобыть немного ваксы.
1988
*********
ГИМН
Мы жертвою пали в борьбе роковой,
не важно - зачем, не понятно - какой.
Борьба и зовется всегда "роковая",
когда высыхает подушка сырая,
когда за столом, совершая обряд,
лишь бледные тени в потемках сидят.
Борьба роковая, тропа фронтовая...
Так что ж мы не приняли светлого рая?
Консенсус отвергнут, а кворума нет.
И ласточка жидкий роняет предмет,
и он растворяется, как привиденье.
А я, словно Брут, не готов к преступленью.
Мой друг бледнолицый и стройный, как мамонт,
не знавший молитв и не шепчущий "Амен",
себя разделив на врача и хромого,
как лев, что из клетки рычит на Толстого,
почто ты сказал Михаилу: "Умри!"
И два разделили бутылку на три.
Но свалятся цепи, батрак и рабочий,
в чьей копоти едких полно многоточий,
и брат хлебопашец из вольных коммун,
кто, матерных мыслей пускавший табун,
уже пробудился из мрака и тлена.
И лязгнула камнем далекая Вена.
И скажут они над притихшей страной:
"Вы жертвою пали в борьбе роковой,
вы плотью мостили нам путь восходящий
к звезде Антарес из геенны кипящей.
А мы из невинного свяжем труда
прямую дорогу туда и сюда".
Борис Иноземцев 16.06.2013 12:52 Заявить о нарушении
Здравствуйте, дорогой Борис. Рад Вас слышать)
Свою позицию я обозначил: как только поэт начал писать ангажированные стихи, он, как поэт, деградировал.
В случае с Маяковским это заметнее. Если по-справедливости: ранний Блок написал гораздо больше талантливых стихов, нежели всё, что после "Двенадцати".
Наблюдаем мы "снижение поэтического градуса" после революции и у Брюсова.
В "Двенадцати" я вижу некоторое упоение разухабитостью, размахом "русского бунта - бессмысленного и беспощадного".
Подражание "народным формам" особенно меня коробит: вспоминается мода на "русскую простоту", когда Андреев и Горький в торжественные места ходили в русской рубахе, подпоясанные.
Искусственность в "близости к народу".
Причём надо помнить, что никто над Маяковским и Блоком не нависал: Маяковский просто занял нишу "пролетарского поэта", а Блок служил секретарём у Луначарского - человека мелкого и для русской культуры совершенно бесполезного.
Мне псевдоэпичность через опускание к частушкам ("Двенадцать") претит.
А загубленный талант Маяковского огорчает. Хотя, как человек, он мне крайне неприятен.
Бог создал мир из ничего.
Учись, художник, у него,-
И если твой талант крупица,
Соделай с нею чудеса,
Взрасти безмерные леса
И сам, как сказочная птица,
Умчись высоко в небеса,
Где светит вольная зарница,
Где вечный облачный прибой
Бежит по бездне голубой.
(К.Бальмонт)
Впечатление от Арабова сложное: некоторые строфы сильно перегружены архаичными словами.
С другой стороны - сочленение современного языка с "антикварным" даёт какой-то оригинальный привкус стихам.
Местами напоминает Бродского и Галича.
"Письмо" не понравилось избыточностью, о которой говорил: мысли наползают друг на друга без предупреждения, и это мешает восприятию.
Зато очень понравилось первое стихотворение "Креститель".
Мне даже вспомнилась песня Вертинского "В степи молдаванской":
Тихо тянутся сонные дроги
И, вздыхая, ползут под откос.
И печально глядит на дороги
У колодцев распятый Христос...
Как продолжение печального "Гимна" хочу откликнуться красивыми строками классики:
Кончалось лето. Астры отцветали...
Под гнетом жгучей, тягостной печали
Я сел на старую скамью,
А листья надо мной, склоняяся, шептали
Мне повесть грустную свою.
Давно ли мы цвели под знойным блеском лета,
И вот уж осень нам грозит,
Не много дней тепла и света
Судьба гнетущая сулит.
Но что ж, пускай холодными руками
Зима охватит скоро нас,
Мы счастливы теперь, под этими лучами,
Нам жизнь милей в прощальный час.
Смотри, как золотом облит наш парк печальный,
Как радостно цветы в последний раз блестят,
Смотри, как пышно-погребально
Горит над рощами закат!
Мы знаем, что, как сон, ненастье пронесется,
Что снегу не всегда поляны покрывать,
Что явится весна, что все кругом проснется,-
Но мы... проснемся ли опять?
Вот здесь, под кровом нашей тени,
Где груды хвороста теперь лежат в пыли,
Когда-то цвел роскошный куст сирени
И розы пышные цвели.
Пришла весна; во славу новым розам
Запел, как прежде, соловей,
Но бедная сирень, охвачена морозом,
Не подняла своих ветвей.
А если к жизни вновь вернутся липы наши,
Не мы увидим их возврат,
И вместо нас, быть может, лучше, краше
Другие листья заблестят.-
Ну что ж, пускай холодными руками
Зима охватит скоро нас,
Мы счастливы теперь, под бледными лучами,
Нам жизнь милей в прощальный час.
Помедли, смерть! Еще б хоть день отрады...
А может быть, сейчас, клоня верхушки ив,
Сорвет на землю без пощады
Нас ветра буйного порыв...
Желтея, ляжем мы под липами родными...
И даже ты, об нас мечтающий с тоской,
Ты встанешь со скамьи, рассеянный, больной,
И, полон мыслями своими,
Раздавишь нас небрежною ногой.
(Алексей Апухтин, 1868).
И ещё сонетно:
Неустанно ночи длинной
Сказка черная лилась,
И багровый над долиной
Загорелся поздно глаз;
Видит: радуг паутина
Почернела, порвалась,
В малахиты только тина
Пышно так разубралась.
Видит: пар белесоватый
И ползет, и вьется ватой,
Да из черного куста
Там и сям сочатся грозди
И краснеют... точно гвозди
После снятого Христа.
(И.Анненский)
А вот - просто красивые строки от Некрасова (к которому я весьма критично отношусь:))
Когда еще твой локон длинный
Вился над розовой щекой
И я был юноша невинный,
Чистосердечный и простой,-
Ты помнишь: кой о чем мечтали
С тобою мы по вечерам,
И - не забыла ты - давали
Свободу полную глазам,
И много высказалось взором
Желаний тайных, тайных дум;
Но победил каким-то вздором
В нас сердце хладнокровный ум.
И разошлись мы полюбовно,
И страсть рассеялась как дым.
И чрез полжизни хладнокровно
Опять сошлись мы - и молчим...
А мог бы быть и не таким
Час этой поздней, грустной встречи,
Не так бы сжала нас печаль,
Иной тоской звучали б речи,
Иначе было б жизни жаль...
(Н.Некрасов, 1845).
Попрощаюсь с Вами, дорогой Борис, современной поэтессой Татьяной Смертиной.
По-женски трогательно.
Молочная роза краснела сто крат,
И алая бледность наполнила мглу –
Так плыл, умирал над полями закат,
Где ивы плясали, срывая листву.
Потом потемнело, и чья-то душа
Упала в репейник, что черен, как смоль.
Я долго смотрела на всё, не дыша,
И кто-то дышал за моею спиной.
А чьей-то души молодой мотылек
Такое шептал, что рождалась Луна.
И шелк – из нейтрино! – свивался и тек
Сквозь чернь и жнивье, как живая волна.
Наверно, я вновь проломилась в миры,
Где жизнь и нежизнь перевиты, как плеть.
Где та, что ушла, накрывает столы,
А тот, что ушел, собирается петь.
Он локтем задел нежнобокий кувшин –
Тот медленно падал, схватить не смогла!
И долго – веками! – сквозь темную синь
Молочные розы текли со стола.
(Татьяна Смертина)
Обнимаю Вас и надеюсь на скорую встречу на наших посиделках.
С теплом, В.
Виктор Зорин 26.06.2013 23:51 Заявить о нарушении
Свою позицию я обозначил: как только поэт начал писать ангажированные стихи, он, как поэт, деградировал.
В случае с Маяковским это заметнее. Если по-справедливости: ранний Блок написал гораздо больше талантливых стихов, нежели всё, что после "Двенадцати".
Наблюдаем мы "снижение поэтического градуса" после революции и у Брюсова.
В "Двенадцати" я вижу некоторое упоение разухабитостью, размахом "русского бунта - бессмысленного и беспощадного".
Подражание "народным формам" особенно меня коробит: вспоминается мода на "русскую простоту", когда Андреев и Горький в торжественные места ходили в русской рубахе, подпоясанные.
Искусственность в "близости к народу".
Причём надо помнить, что никто над Маяковским и Блоком не нависал: Маяковский просто занял нишу "пролетарского поэта", а Блок служил секретарём у Луначарского - человека мелкого и для русской культуры совершенно бесполезного.
Мне псевдоэпичность через опускание к частушкам ("Двенадцать") претит.
А загубленный талант Маяковского огорчает. Хотя, как человек, он мне крайне неприятен.
Бог создал мир из ничего.
Учись, художник, у него,-
И если твой талант крупица,
Соделай с нею чудеса,
Взрасти безмерные леса
И сам, как сказочная птица,
Умчись высоко в небеса,
Где светит вольная зарница,
Где вечный облачный прибой
Бежит по бездне голубой.
(К.Бальмонт)
Впечатление от Арабова сложное: некоторые строфы сильно перегружены архаичными словами.
С другой стороны - сочленение современного языка с "антикварным" даёт какой-то оригинальный привкус стихам.
Местами напоминает Бродского и Галича.
"Письмо" не понравилось избыточностью, о которой говорил: мысли наползают друг на друга без предупреждения, и это мешает восприятию.
Зато очень понравилось первое стихотворение "Креститель".
Мне даже вспомнилась песня Вертинского "В степи молдаванской":
Тихо тянутся сонные дроги
И, вздыхая, ползут под откос.
И печально глядит на дороги
У колодцев распятый Христос...
Как продолжение печального "Гимна" хочу откликнуться красивыми строками классики:
Кончалось лето. Астры отцветали...
Под гнетом жгучей, тягостной печали
Я сел на старую скамью,
А листья надо мной, склоняяся, шептали
Мне повесть грустную свою.
Давно ли мы цвели под знойным блеском лета,
И вот уж осень нам грозит,
Не много дней тепла и света
Судьба гнетущая сулит.
Но что ж, пускай холодными руками
Зима охватит скоро нас,
Мы счастливы теперь, под этими лучами,
Нам жизнь милей в прощальный час.
Смотри, как золотом облит наш парк печальный,
Как радостно цветы в последний раз блестят,
Смотри, как пышно-погребально
Горит над рощами закат!
Мы знаем, что, как сон, ненастье пронесется,
Что снегу не всегда поляны покрывать,
Что явится весна, что все кругом проснется,-
Но мы... проснемся ли опять?
Вот здесь, под кровом нашей тени,
Где груды хвороста теперь лежат в пыли,
Когда-то цвел роскошный куст сирени
И розы пышные цвели.
Пришла весна; во славу новым розам
Запел, как прежде, соловей,
Но бедная сирень, охвачена морозом,
Не подняла своих ветвей.
А если к жизни вновь вернутся липы наши,
Не мы увидим их возврат,
И вместо нас, быть может, лучше, краше
Другие листья заблестят.-
Ну что ж, пускай холодными руками
Зима охватит скоро нас,
Мы счастливы теперь, под бледными лучами,
Нам жизнь милей в прощальный час.
Помедли, смерть! Еще б хоть день отрады...
А может быть, сейчас, клоня верхушки ив,
Сорвет на землю без пощады
Нас ветра буйного порыв...
Желтея, ляжем мы под липами родными...
И даже ты, об нас мечтающий с тоской,
Ты встанешь со скамьи, рассеянный, больной,
И, полон мыслями своими,
Раздавишь нас небрежною ногой.
(Алексей Апухтин, 1868).
И ещё сонетно:
Неустанно ночи длинной
Сказка черная лилась,
И багровый над долиной
Загорелся поздно глаз;
Видит: радуг паутина
Почернела, порвалась,
В малахиты только тина
Пышно так разубралась.
Видит: пар белесоватый
И ползет, и вьется ватой,
Да из черного куста
Там и сям сочатся грозди
И краснеют... точно гвозди
После снятого Христа.
(И.Анненский)
А вот - просто красивые строки от Некрасова (к которому я весьма критично отношусь:))
Когда еще твой локон длинный
Вился над розовой щекой
И я был юноша невинный,
Чистосердечный и простой,-
Ты помнишь: кой о чем мечтали
С тобою мы по вечерам,
И - не забыла ты - давали
Свободу полную глазам,
И много высказалось взором
Желаний тайных, тайных дум;
Но победил каким-то вздором
В нас сердце хладнокровный ум.
И разошлись мы полюбовно,
И страсть рассеялась как дым.
И чрез полжизни хладнокровно
Опять сошлись мы - и молчим...
А мог бы быть и не таким
Час этой поздней, грустной встречи,
Не так бы сжала нас печаль,
Иной тоской звучали б речи,
Иначе было б жизни жаль...
(Н.Некрасов, 1845).
Попрощаюсь с Вами, дорогой Борис, современной поэтессой Татьяной Смертиной.
По-женски трогательно.
Молочная роза краснела сто крат,
И алая бледность наполнила мглу –
Так плыл, умирал над полями закат,
Где ивы плясали, срывая листву.
Потом потемнело, и чья-то душа
Упала в репейник, что черен, как смоль.
Я долго смотрела на всё, не дыша,
И кто-то дышал за моею спиной.
А чьей-то души молодой мотылек
Такое шептал, что рождалась Луна.
И шелк – из нейтрино! – свивался и тек
Сквозь чернь и жнивье, как живая волна.
Наверно, я вновь проломилась в миры,
Где жизнь и нежизнь перевиты, как плеть.
Где та, что ушла, накрывает столы,
А тот, что ушел, собирается петь.
Он локтем задел нежнобокий кувшин –
Тот медленно падал, схватить не смогла!
И долго – веками! – сквозь темную синь
Молочные розы текли со стола.
(Татьяна Смертина)
Обнимаю Вас и надеюсь на скорую встречу на наших посиделках.
С теплом, В.
Виктор Зорин 26.06.2013 23:51 Заявить о нарушении
Добрый день, дорогой Виктор,
Здорово, что наши позиции по Блоку и по Маяковскому разошлись – есть о чем поспорить.
Начнем с Блока. Не служил он секретарем у Луначарского. Да и после «12» не писал почти ничего. Только «Скифов», да поправил несколько ранних вещей.
Но не в этом дело. «12» - куда сложней сложившегося представления о первой революционной поэме. По мне – так это скорее «Жило двенадцать разбойников»… Попадались вам современные исследования на это счет (посмотрите, например, http://m3ra.ru/2010/06/01/analysis-poem/)? И истоки, и пародийные элементы, и карнавальный слой – в «12» все очень интересно.
В стане Гиппиус, действительно, текст приняли «в штыки». Но тогда еще никто не представлял, как все повернется. Не подмяли еще большевики под себя всё и вся. Легко нам теперь судить. А что б мы сказали, если в России все пошло по-другому, даже и под левым флагом?.. Сам-то Блок тоже, к счастью, этого не узнал. А от иллюзий о народе-богоносце большевистского разлива быстро опомнился (смотрите переписку). Как раз большевики и виновны в его ранней смерти – до последнего не отпускали.
И, наконец, трудно требовать от Блока дальновидности. Многие отмечали, что большим другим (не поэтическим) умом он не обладал.
Давайте о Маяковском в другой раз. Поскольку уже предвижу ваши аргументы по Блоку – будем есть слона «по очереди».
Позвольте вам сегодня предложить Тимура Кибирова, и без всякого предисловия. Ценна ваша первая реакция.
Желаю насладиться остатками лета,
Ваш БИ
ТИМУР КИБИРОВ
***************
Ах, Александр Сергеевич,
Ошибочка вышла.
Вы-то судили по Дельвигу
Да по себе.
Ну а нам-то, конечно же,
Тьма низких истин дороже.
Ближе, дороже, уютней и выгодней нам
Тьмущая тьма
Преисподнего этого низа.
Мы-то себя возвышать не позволим
Всяким обманам!
Мы-то уверелись —
Все, что высоко — обман!
И никаких, никаких, кроме низких, не может быть истин.
Разве что страшные…
Все это очень понятно.
Только одно непонятно —
С каких это все-таки щей
Стал почитаться комплекс вот этих идей
Свидетельством зрелого и развитого
Ин-тел-лек-ту-ализма?
И даже, прости Господи,
некой духовности?
То же ведь самое в юности дикой моей
На окраине города Нальчика
Приговаривала шпана,
Косячок забивая:
«Весь мир, пацан, бардак! Все бабы — ****и!»
Иль, скажем, надписи в общественных туалетах
Из вольной русской поэзии:
«Хозяйка — ****ь, пирог — говно!
Е… я ваши именины!»
А коли так, то все едино,
То все действительно равно —
Противно, скучно и смешно.
Коль именины впрямь такие,
Какой же спрос тогда с гостей?
Гуляй, рванина, не робей,
Зачем нам истины иные?
Срывай же всяческие маски
И заворачивай подол!
Управы нет, и нет острастки,
Гуляй, шпаненок, без опаски —
Твой час (двенадцатый) пришел.
ИНФИНИТИВНАЯ ПОЭЗИЯ
по мотивам Жолковского
Сникерснуть
Сделать паузу — скушать Твикс
Оттянуться по полной
Почувствовать разницу
Попробовать новый изысканный вкус
Быть лидером
Мочить в сортире
Не дать себе засохнуть
Убить Билла-1
Убить Билла-2
Играть в Джек-пот — жить без забот
Не париться
Пиарить
Клубиться
Позиционироваться
Зачищать
Монетизировать и растоможить
Зажигать
Бесстыдно, непробудно —
И не такой еще, моя Россия,
Бывала ты, не падая в цене!
*****************
ЭПИЛОГ
Короче — чего же ты все-таки хочешь?
Чего ты взыскуешь? О чем ты хлопочешь,
лопочешь, бормочешь и даже пророчишь
столь невразумительно, столь горячо?
в какие зовешь лучезарные дали?….
Ты знаешь, мы жили тогда на Урале,
тогда нами правил Никита Хрущев.
Но это не важно...
Гораздо важнее,
что были тогда мандарины в продмагах
ужасною редкостью… В общем, короче —
вторые каникулы в жизни, а я
болею четвертые сутки… Той ночью
стояли за окнами тьма и зима,
и Пермь незнакомая тихо лежала
в снегах неподъемных. И елка мерцала
гирляндою, и отражалась в шкафу
мучительно. И, в полусне забываясь,
я страшное видел и, просыпаясь,
от боли и ужаса тихо скулил,
боясь и надеясь сестру разбудить.
А чем я болел, и куда наша мама
уехала — я не припомню… Наверно,
на сессию в Нальчик. А папа в ту ночь
как раз оказался дежурным по части…
И жар нарастал,
и ночь не кончалась,
и тени на кухне все громче и громче
шушукались, крались, хихикали мерзко!
От них я в аду раскаленном скрывался,
под ватным покровом горел-задыхался…
и плавился в невыносимом поту…
Короче — вот тут-то, в последний момент —
я знаю, он был в самом деле последним! —
вот тут-то и щелкнул английский замок,
вот тут-то и свет загорелся в прихожей!
И папа склонился — «Ну как ты, сынок?» —
и тут же огромный шуршащий кулек
он вывалил прямо в кровать мне и тут же,
губами прохладными поцеловав
мой лоб воспаленный, шепнув — «Только Сашке
оставь обязательно, слышишь!», исчез…
Короче —
я весь в мандаринах волшебных лежал,
вдыхал аромат их морозный, срывал
я с них кожуру ледяную, глотал
их сок невозможный, невообразимый…
Сестре я почти ничего не оставил…
Короче —
вот это, вот это одно —
что мне в ощущениях было дано!
Вот эту прохладу
в горячем бреду
с тех пор я ищу
и никак не найду,
вот эту надежду
на то, что Отец
(как это ни странно)
придет наконец!
И все, что казалось
невыносимым
для наших испуганных душ,
окажется вдруг так легко излечимым —
как свинка, ветрянка,
короче — коклюш!
Борис Иноземцев 30.07.2013 13:59 Заявить о нарушении
Здорово, что наши позиции по Блоку и по Маяковскому разошлись – есть о чем поспорить.
Начнем с Блока. Не служил он секретарем у Луначарского. Да и после «12» не писал почти ничего. Только «Скифов», да поправил несколько ранних вещей.
Но не в этом дело. «12» - куда сложней сложившегося представления о первой революционной поэме. По мне – так это скорее «Жило двенадцать разбойников»… Попадались вам современные исследования на это счет (посмотрите, например, http://m3ra.ru/2010/06/01/analysis-poem/)? И истоки, и пародийные элементы, и карнавальный слой – в «12» все очень интересно.
В стане Гиппиус, действительно, текст приняли «в штыки». Но тогда еще никто не представлял, как все повернется. Не подмяли еще большевики под себя всё и вся. Легко нам теперь судить. А что б мы сказали, если в России все пошло по-другому, даже и под левым флагом?.. Сам-то Блок тоже, к счастью, этого не узнал. А от иллюзий о народе-богоносце большевистского разлива быстро опомнился (смотрите переписку). Как раз большевики и виновны в его ранней смерти – до последнего не отпускали.
И, наконец, трудно требовать от Блока дальновидности. Многие отмечали, что большим другим (не поэтическим) умом он не обладал.
Давайте о Маяковском в другой раз. Поскольку уже предвижу ваши аргументы по Блоку – будем есть слона «по очереди».
Позвольте вам сегодня предложить Тимура Кибирова, и без всякого предисловия. Ценна ваша первая реакция.
Желаю насладиться остатками лета,
Ваш БИ
ТИМУР КИБИРОВ
***************
Ах, Александр Сергеевич,
Ошибочка вышла.
Вы-то судили по Дельвигу
Да по себе.
Ну а нам-то, конечно же,
Тьма низких истин дороже.
Ближе, дороже, уютней и выгодней нам
Тьмущая тьма
Преисподнего этого низа.
Мы-то себя возвышать не позволим
Всяким обманам!
Мы-то уверелись —
Все, что высоко — обман!
И никаких, никаких, кроме низких, не может быть истин.
Разве что страшные…
Все это очень понятно.
Только одно непонятно —
С каких это все-таки щей
Стал почитаться комплекс вот этих идей
Свидетельством зрелого и развитого
Ин-тел-лек-ту-ализма?
И даже, прости Господи,
некой духовности?
То же ведь самое в юности дикой моей
На окраине города Нальчика
Приговаривала шпана,
Косячок забивая:
«Весь мир, пацан, бардак! Все бабы — ****и!»
Иль, скажем, надписи в общественных туалетах
Из вольной русской поэзии:
«Хозяйка — ****ь, пирог — говно!
Е… я ваши именины!»
А коли так, то все едино,
То все действительно равно —
Противно, скучно и смешно.
Коль именины впрямь такие,
Какой же спрос тогда с гостей?
Гуляй, рванина, не робей,
Зачем нам истины иные?
Срывай же всяческие маски
И заворачивай подол!
Управы нет, и нет острастки,
Гуляй, шпаненок, без опаски —
Твой час (двенадцатый) пришел.
ИНФИНИТИВНАЯ ПОЭЗИЯ
по мотивам Жолковского
Сникерснуть
Сделать паузу — скушать Твикс
Оттянуться по полной
Почувствовать разницу
Попробовать новый изысканный вкус
Быть лидером
Мочить в сортире
Не дать себе засохнуть
Убить Билла-1
Убить Билла-2
Играть в Джек-пот — жить без забот
Не париться
Пиарить
Клубиться
Позиционироваться
Зачищать
Монетизировать и растоможить
Зажигать
Бесстыдно, непробудно —
И не такой еще, моя Россия,
Бывала ты, не падая в цене!
*****************
ЭПИЛОГ
Короче — чего же ты все-таки хочешь?
Чего ты взыскуешь? О чем ты хлопочешь,
лопочешь, бормочешь и даже пророчишь
столь невразумительно, столь горячо?
в какие зовешь лучезарные дали?….
Ты знаешь, мы жили тогда на Урале,
тогда нами правил Никита Хрущев.
Но это не важно...
Гораздо важнее,
что были тогда мандарины в продмагах
ужасною редкостью… В общем, короче —
вторые каникулы в жизни, а я
болею четвертые сутки… Той ночью
стояли за окнами тьма и зима,
и Пермь незнакомая тихо лежала
в снегах неподъемных. И елка мерцала
гирляндою, и отражалась в шкафу
мучительно. И, в полусне забываясь,
я страшное видел и, просыпаясь,
от боли и ужаса тихо скулил,
боясь и надеясь сестру разбудить.
А чем я болел, и куда наша мама
уехала — я не припомню… Наверно,
на сессию в Нальчик. А папа в ту ночь
как раз оказался дежурным по части…
И жар нарастал,
и ночь не кончалась,
и тени на кухне все громче и громче
шушукались, крались, хихикали мерзко!
От них я в аду раскаленном скрывался,
под ватным покровом горел-задыхался…
и плавился в невыносимом поту…
Короче — вот тут-то, в последний момент —
я знаю, он был в самом деле последним! —
вот тут-то и щелкнул английский замок,
вот тут-то и свет загорелся в прихожей!
И папа склонился — «Ну как ты, сынок?» —
и тут же огромный шуршащий кулек
он вывалил прямо в кровать мне и тут же,
губами прохладными поцеловав
мой лоб воспаленный, шепнув — «Только Сашке
оставь обязательно, слышишь!», исчез…
Короче —
я весь в мандаринах волшебных лежал,
вдыхал аромат их морозный, срывал
я с них кожуру ледяную, глотал
их сок невозможный, невообразимый…
Сестре я почти ничего не оставил…
Короче —
вот это, вот это одно —
что мне в ощущениях было дано!
Вот эту прохладу
в горячем бреду
с тех пор я ищу
и никак не найду,
вот эту надежду
на то, что Отец
(как это ни странно)
придет наконец!
И все, что казалось
невыносимым
для наших испуганных душ,
окажется вдруг так легко излечимым —
как свинка, ветрянка,
короче — коклюш!
Борис Иноземцев 30.07.2013 13:59 Заявить о нарушении
Добрый вечер, дорогой Борис.
Прошу прощения за то, что потерялся в отпуске:)
Огромное Вам спасибо за последнее письмо.
«Жило двенадцать разбойников» - это неожиданно.
Я, конечно, тот самый - из стана Гиппиус.
Поясню: в то время эту поэму восприняли однозначно. Что с революционной, что с противоположной стороны.
Как нечто околомаяковское.
И, мне кажется, эта точка зрения была вполне оправдана не желанием Блока опровергать её. Не помню, чтобы он публично выступал с чем-то подобным...
Хоть я и знаю, что ближе к концу жизни Блок мало походил на "советского поэта", "Двенадцать" он писал совсем других исторических реалиях.
Я и не требую от Блока дальновидности.
Несмотря на всякие поэтические завихрения, у Блока было адекватное, не большевистское представление о жизни.
Нужно быть избыточным богохульником, чтобы поставить Христа во главе шайки. Но я не думаю, что Блок был богохульником, как какой-то примитивный Демьян.
Значит, он видел символическую параллель с этими "новыми людьми" и чем-то светлым.
Извините, но до снобизма не перевариваю мат в литературе. Поэтому первый стих Кибирова - в корзину.
Стих "Сникерснуть", как мне кажется, придуман на публику. Эпатажно, рвано, не цепляет.
"Эпилог" - хорошо, потому что - душевный реализм.
Вы помните, дорогой Борис, что нынче - день памяти Гумилёва. Моего любимого поэта.
Вот стихи советского поэта Владимира Корнилова.
Самые, наверное, точные. Навылет.
Царскосельскому Киплингу
Подфартило сберечь
Офицерскую выправку
И надменную речь.
_
...Ни болезни, ни старости,
Ни измены себе
Не изведал... и в августе,
В двадцать первом, к стене
_
Встал, холодной испарины
Не стирая с чела,
От позора избавленный
Петроградской ЧК.
А вот стихотворение одной современной поэтессы.
Мне кажется, что Вы оцените.
Несмотря на шероховатость поэтического мастерства, СУТЬ прочувствована необыкновенно.
Таню с четвертого все называют шалавой,
Ей чуть за двадцать, ребенку - три с половиной.
Все потому, что Таня не поздоровалась с бабой Клавой,
Та в отместку назвала Татьяну продажной скотиной.
Во избежание очередного скандала
Таня боится рассказывать, что ребенка усыновила.
Это Кристина из двадцать второй квартиры,
Вчера перекрасилась из розового в зеленый.
"Наверняка, подражает идиотским своим кумирам,"-
Думает Саша, безнадежно в нее влюбленный.
Кристину ждут десять сеансов химиотерапии.
Ну и затылок полностью оголенный.
Это, знакомьтесь, типичный худой очкарик
Саша, что учится на четвертом курсе физмата.
У него, говорят, с собой всегда иностранный словарик,
В интеллигентной речи не слышно ни слова мата.
Саша хватается за стипендию, потому что его зарплата
Слишком мала, чтобы прокормить малолетних сестру и брата.
Это Денис, с ним жить рядом - одно издевательство.
Страшно в темном подъезде: Дэн на учете в милиции.
Он прошлым летом врезал за пьяное домогательство
К девушке.. парню, что оказался сыном министра юстиции.
Теперь Дэна ждет судебное разбирательство
СИЗО, передачки, кассации и петиции.
Это Марина, она, мягко говоря, полновата…
Местные дети громко кричат: «Толстуха!»
Вес выше среднего, фигура одутловата.
…Марина близка к уже месяцу голодухи.
Нарушение гормональное – это, знаете ли, чревато.
Лишний вес появился не от отсутствия силы духа.
Это женатая пара Сергей и Екатерина,
Больше всего на свете мечтающие о ребенке.
Для людей создается отчетливая картина:
зачем карьеристке дома стирать пеленки?
У Екатерины не такая возвышенная причина:
Стенки маточных труб для детей у нее слишком тонки.
Этот слишком богат, этот удавится за копейку,
Этот чрезмерно брезглив (у него обнаружили СПИД).
Эта мадемуазель круглый год ходит в телогрейке.
(У нее к двадцати пяти – хронический острый цистит).
Думаешь, ты простой? Стань другим на недельку.
Расскажешь потом, какой ярлык теперь на тебе висит.
АЛЕНА ТАНЧАК
Крепко жму Вашу руку, дорогой Борис, и желаю чудесных дней!
С теплом,
Ваш В.
Виктор Зорин 26.08.2013 00:58 Заявить о нарушении
Прошу прощения за то, что потерялся в отпуске:)
Огромное Вам спасибо за последнее письмо.
«Жило двенадцать разбойников» - это неожиданно.
Я, конечно, тот самый - из стана Гиппиус.
Поясню: в то время эту поэму восприняли однозначно. Что с революционной, что с противоположной стороны.
Как нечто околомаяковское.
И, мне кажется, эта точка зрения была вполне оправдана не желанием Блока опровергать её. Не помню, чтобы он публично выступал с чем-то подобным...
Хоть я и знаю, что ближе к концу жизни Блок мало походил на "советского поэта", "Двенадцать" он писал совсем других исторических реалиях.
Я и не требую от Блока дальновидности.
Несмотря на всякие поэтические завихрения, у Блока было адекватное, не большевистское представление о жизни.
Нужно быть избыточным богохульником, чтобы поставить Христа во главе шайки. Но я не думаю, что Блок был богохульником, как какой-то примитивный Демьян.
Значит, он видел символическую параллель с этими "новыми людьми" и чем-то светлым.
Извините, но до снобизма не перевариваю мат в литературе. Поэтому первый стих Кибирова - в корзину.
Стих "Сникерснуть", как мне кажется, придуман на публику. Эпатажно, рвано, не цепляет.
"Эпилог" - хорошо, потому что - душевный реализм.
Вы помните, дорогой Борис, что нынче - день памяти Гумилёва. Моего любимого поэта.
Вот стихи советского поэта Владимира Корнилова.
Самые, наверное, точные. Навылет.
Царскосельскому Киплингу
Подфартило сберечь
Офицерскую выправку
И надменную речь.
_
...Ни болезни, ни старости,
Ни измены себе
Не изведал... и в августе,
В двадцать первом, к стене
_
Встал, холодной испарины
Не стирая с чела,
От позора избавленный
Петроградской ЧК.
А вот стихотворение одной современной поэтессы.
Мне кажется, что Вы оцените.
Несмотря на шероховатость поэтического мастерства, СУТЬ прочувствована необыкновенно.
Таню с четвертого все называют шалавой,
Ей чуть за двадцать, ребенку - три с половиной.
Все потому, что Таня не поздоровалась с бабой Клавой,
Та в отместку назвала Татьяну продажной скотиной.
Во избежание очередного скандала
Таня боится рассказывать, что ребенка усыновила.
Это Кристина из двадцать второй квартиры,
Вчера перекрасилась из розового в зеленый.
"Наверняка, подражает идиотским своим кумирам,"-
Думает Саша, безнадежно в нее влюбленный.
Кристину ждут десять сеансов химиотерапии.
Ну и затылок полностью оголенный.
Это, знакомьтесь, типичный худой очкарик
Саша, что учится на четвертом курсе физмата.
У него, говорят, с собой всегда иностранный словарик,
В интеллигентной речи не слышно ни слова мата.
Саша хватается за стипендию, потому что его зарплата
Слишком мала, чтобы прокормить малолетних сестру и брата.
Это Денис, с ним жить рядом - одно издевательство.
Страшно в темном подъезде: Дэн на учете в милиции.
Он прошлым летом врезал за пьяное домогательство
К девушке.. парню, что оказался сыном министра юстиции.
Теперь Дэна ждет судебное разбирательство
СИЗО, передачки, кассации и петиции.
Это Марина, она, мягко говоря, полновата…
Местные дети громко кричат: «Толстуха!»
Вес выше среднего, фигура одутловата.
…Марина близка к уже месяцу голодухи.
Нарушение гормональное – это, знаете ли, чревато.
Лишний вес появился не от отсутствия силы духа.
Это женатая пара Сергей и Екатерина,
Больше всего на свете мечтающие о ребенке.
Для людей создается отчетливая картина:
зачем карьеристке дома стирать пеленки?
У Екатерины не такая возвышенная причина:
Стенки маточных труб для детей у нее слишком тонки.
Этот слишком богат, этот удавится за копейку,
Этот чрезмерно брезглив (у него обнаружили СПИД).
Эта мадемуазель круглый год ходит в телогрейке.
(У нее к двадцати пяти – хронический острый цистит).
Думаешь, ты простой? Стань другим на недельку.
Расскажешь потом, какой ярлык теперь на тебе висит.
АЛЕНА ТАНЧАК
Крепко жму Вашу руку, дорогой Борис, и желаю чудесных дней!
С теплом,
Ваш В.
Виктор Зорин 26.08.2013 00:58 Заявить о нарушении
Добрый вечер, дорогой Виктор,
Редко нам удается побеседовать. Хоть и есть о чем поспорить. Боюсь, по Блоку нам не договориться. Для меня он поэт, прежде всего, и его "12" - не политическое заявление, а попытка (неосознанная) осознать то страшное, что ждали и чего боялись поколениями русские люди. И вот оно пришло, и у него непонятное (прямо скажем - разбойничье) лицо, и что делаться ним, непонятно.
А поэзия - прекрасная (с моей точки зрения), новая, виртуозная.
Ну, как предполагали, перейдем к Маяковскому - здесь, похоже, будет еще интересней.
Начнем с хрестоматийного.
А ВСЕ-ТАКИ
Улица провалилась, как нос сифилитика.
Река - сладострастье, растекшееся в слюни.
Отбросив белье до последнего листика,
сады похабно развалились в июне.
Я вышел на площадь,
выжженный квартал
надел на голову, как рыжий парик.
Людям страшно - у меня изо рта
шевелит ногами непрожеванный крик.
Но меня не осудят, но меня не облают,
как пророку, цветами устелят мне след.
Все эти, провалившиеся носами, знают:
я - ваш поэт.
Как трактир, мне страшен ваш страшный суд!
Меня одного сквозь горящие здания
проститутки, как святыню, на руках понесут
и покажут богу в свое оправдание.
И бог заплачет над моею книжкой!
Не слова - судороги, слипшиеся комом;
и побежит по небу с моими стихами под мышкой
и будет, задыхаясь, читать их своим знакомым.
1914
Наглый, гениальный, невозможный.
А вот годом позже.
ВОТ ТАК Я СДЕЛАЛСЯ СОБАКОЙ
Ну, это совершенно невыносимо!
Весь как есть искусан злобой.
Злюсь не так, как могли бы вы:
как собака лицо луны гололобой -
взял бы
и все обвыл.
Нервы, должно быть...
Выйду,
погуляю.
И на улице не успокоился ни на ком я.
Какая-то прокричала про добрый вечер.
Надо ответить:
она - знакомая.
Хочу.
Чувствую -
не могу по-человечьи.
Что это за безобразие?
Сплю я, что ли?
Ощупал себя:
такой же, как был,
лицо такое же, к какому привык.
Тронул губу,
а у меня из-под губы -
клык
Скорее закрыл лицо, как будто сморкаюсь.
Бросился к дому, шаги удвоив.
Бережно огибаю полицейский пост,
вдруг оглушительное:
"Городовой!
Хвост!"
Провел рукой и - остолбенел!
Этого-то,
всяких клыков почище,
я не заметил в бешеном скаче:
у меня из-под пиджака
развеерился хвостище
и вьется сзади,
большой, собачий.
Что теперь?
Один заорал, толпу растя.
Второму прибавился третий, четвертый.
Смяли старушонку.
Она, крестясь, что-то кричала про черта.
И когда, ощетинив в лицо усища-веники,
толпа навалилась,
огромная,
злая,
я стал на четвереньки
и залаял:
Гав! гав! гав!
1915
"... взял бы и все обвыл" - это поразительно здорово. Как ни крути - ну никто так до него не мог. Да и после тоже.
Или - из более раннего, не так часто цитируемого "От усталости" (1913):
... Дым из-за дома догонит нас длинными дланями...
Ну, дайте мне строчку, равную этой. То сеть, конечно, дадите, и легко. Но у него ведь - ВСЕ ТАКОЕ. По крайней мере года до восемнадцатого-девятнадцатого. Хотя и в 18-м, как он еще хорош. Опять хрестоматийное - уж простите.
ХОРОШЕЕ ОТНОШЕНИЕ К ЛОШАДЯМ
Били копыта,
Пели будто:
- Гриб.
Грабь.
Гроб.
Груб.-
Ветром опита,
льдом обута
улица скользила.
Лошадь на круп
грохнулась,
и сразу
за зевакой зевака,
штаны пришедшие Кузнецким клёшить,
сгрудились,
смех зазвенел и зазвякал:
- Лошадь упала!
- Упала лошадь! -
Смеялся Кузнецкий.
Лишь один я
голос свой не вмешивал в вой ему.
Подошел
и вижу
глаза лошадиные...
Улица опрокинулась,
течет по-своему...
Подошел и вижу -
За каплищей каплища
по морде катится,
прячется в шерсти...
И какая-то общая
звериная тоска
плеща вылилась из меня
и расплылась в шелесте.
"Лошадь, не надо.
Лошадь, слушайте -
чего вы думаете, что вы сих плоше?
Деточка,
все мы немножко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь".
Может быть,
- старая -
и не нуждалась в няньке,
может быть, и мысль ей моя казалась пошла,
только
лошадь
рванулась,
встала на ноги,
ржанула
и пошла.
Хвостом помахивала.
Рыжий ребенок.
Пришла веселая,
стала в стойло.
И всё ей казалось -
она жеребенок,
и стоило жить,
и работать стоило.
1918
Давайте пока ограничимся Маяковским досоветским. Он - потом - предмет особый.
Как вам живется в эти холода?
С пожеланиями тепла,
Ваш БИ.
Борис Иноземцев 06.10.2013 19:13 Заявить о нарушении
Редко нам удается побеседовать. Хоть и есть о чем поспорить. Боюсь, по Блоку нам не договориться. Для меня он поэт, прежде всего, и его "12" - не политическое заявление, а попытка (неосознанная) осознать то страшное, что ждали и чего боялись поколениями русские люди. И вот оно пришло, и у него непонятное (прямо скажем - разбойничье) лицо, и что делаться ним, непонятно.
А поэзия - прекрасная (с моей точки зрения), новая, виртуозная.
Ну, как предполагали, перейдем к Маяковскому - здесь, похоже, будет еще интересней.
Начнем с хрестоматийного.
А ВСЕ-ТАКИ
Улица провалилась, как нос сифилитика.
Река - сладострастье, растекшееся в слюни.
Отбросив белье до последнего листика,
сады похабно развалились в июне.
Я вышел на площадь,
выжженный квартал
надел на голову, как рыжий парик.
Людям страшно - у меня изо рта
шевелит ногами непрожеванный крик.
Но меня не осудят, но меня не облают,
как пророку, цветами устелят мне след.
Все эти, провалившиеся носами, знают:
я - ваш поэт.
Как трактир, мне страшен ваш страшный суд!
Меня одного сквозь горящие здания
проститутки, как святыню, на руках понесут
и покажут богу в свое оправдание.
И бог заплачет над моею книжкой!
Не слова - судороги, слипшиеся комом;
и побежит по небу с моими стихами под мышкой
и будет, задыхаясь, читать их своим знакомым.
1914
Наглый, гениальный, невозможный.
А вот годом позже.
ВОТ ТАК Я СДЕЛАЛСЯ СОБАКОЙ
Ну, это совершенно невыносимо!
Весь как есть искусан злобой.
Злюсь не так, как могли бы вы:
как собака лицо луны гололобой -
взял бы
и все обвыл.
Нервы, должно быть...
Выйду,
погуляю.
И на улице не успокоился ни на ком я.
Какая-то прокричала про добрый вечер.
Надо ответить:
она - знакомая.
Хочу.
Чувствую -
не могу по-человечьи.
Что это за безобразие?
Сплю я, что ли?
Ощупал себя:
такой же, как был,
лицо такое же, к какому привык.
Тронул губу,
а у меня из-под губы -
клык
Скорее закрыл лицо, как будто сморкаюсь.
Бросился к дому, шаги удвоив.
Бережно огибаю полицейский пост,
вдруг оглушительное:
"Городовой!
Хвост!"
Провел рукой и - остолбенел!
Этого-то,
всяких клыков почище,
я не заметил в бешеном скаче:
у меня из-под пиджака
развеерился хвостище
и вьется сзади,
большой, собачий.
Что теперь?
Один заорал, толпу растя.
Второму прибавился третий, четвертый.
Смяли старушонку.
Она, крестясь, что-то кричала про черта.
И когда, ощетинив в лицо усища-веники,
толпа навалилась,
огромная,
злая,
я стал на четвереньки
и залаял:
Гав! гав! гав!
1915
"... взял бы и все обвыл" - это поразительно здорово. Как ни крути - ну никто так до него не мог. Да и после тоже.
Или - из более раннего, не так часто цитируемого "От усталости" (1913):
... Дым из-за дома догонит нас длинными дланями...
Ну, дайте мне строчку, равную этой. То сеть, конечно, дадите, и легко. Но у него ведь - ВСЕ ТАКОЕ. По крайней мере года до восемнадцатого-девятнадцатого. Хотя и в 18-м, как он еще хорош. Опять хрестоматийное - уж простите.
ХОРОШЕЕ ОТНОШЕНИЕ К ЛОШАДЯМ
Били копыта,
Пели будто:
- Гриб.
Грабь.
Гроб.
Груб.-
Ветром опита,
льдом обута
улица скользила.
Лошадь на круп
грохнулась,
и сразу
за зевакой зевака,
штаны пришедшие Кузнецким клёшить,
сгрудились,
смех зазвенел и зазвякал:
- Лошадь упала!
- Упала лошадь! -
Смеялся Кузнецкий.
Лишь один я
голос свой не вмешивал в вой ему.
Подошел
и вижу
глаза лошадиные...
Улица опрокинулась,
течет по-своему...
Подошел и вижу -
За каплищей каплища
по морде катится,
прячется в шерсти...
И какая-то общая
звериная тоска
плеща вылилась из меня
и расплылась в шелесте.
"Лошадь, не надо.
Лошадь, слушайте -
чего вы думаете, что вы сих плоше?
Деточка,
все мы немножко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь".
Может быть,
- старая -
и не нуждалась в няньке,
может быть, и мысль ей моя казалась пошла,
только
лошадь
рванулась,
встала на ноги,
ржанула
и пошла.
Хвостом помахивала.
Рыжий ребенок.
Пришла веселая,
стала в стойло.
И всё ей казалось -
она жеребенок,
и стоило жить,
и работать стоило.
1918
Давайте пока ограничимся Маяковским досоветским. Он - потом - предмет особый.
Как вам живется в эти холода?
С пожеланиями тепла,
Ваш БИ.
Борис Иноземцев 06.10.2013 19:13 Заявить о нарушении
Добрый день, дорогой Борис.
Вы привели замечательные примеры.
"Собаку" я не знал. Мощно.
Предыдущее - действительно, наглое. За это не понравилось.
Но рифмы - фантастические!
Не помню, писал ли Вам: всегда огорчаюсь, что Маяковский ушёл в "взвейтесь-развейтесь".
Жанровые картины ему удавались прекрасно. Как Хармсу.
Я знаю, что полюбить Маяковского не смогу, но все эти вкусные рифмы - это неповторимо и здорово!
Есть у меня Ахматова. Четыре строчки.
Когда я называю по привычке
Моих друзей заветных имена,
Всегда на этой странной перекличке
Мне отвечает только тишина.
Немного о ностальгии (обратите внимание на год!)
Дома до звезд, а небо ниже,
Земля в чаду ему близка.
В большом и радостном Париже
Все та же тайная тоска.
Шумны вечерние бульвары,
Последний луч зари угас,
Везде, везде всe пары, пары,
Дрожанье губ и дерзость глаз.
Я здесь одна. К стволу каштана
Прильнуть так сладко голове!
И в сердце плачет стих Ростана
Как там, в покинутой Москве.
Париж в ночи мне чужд и жалок,
Дороже сердцу прежний бред!
Иду домой, там грусть фиалок
И чей-то ласковый портрет.
Там чей-то взор печально-братский.
Там нежный профиль на стене.
Rostand и мученик Рейхштадтский
И Сара - все придут во сне!
В большом и радостном Париже
Мне снятся травы, облака,
И дальше смех, и тени ближе,
И боль как прежде глубока.
(М.Цветаева, 1909)
Светло о насущном:
Заплаканная осень, как вдова
В одеждах черных, все сердца туманит...
Перебирая мужнины слова,
Она рыдать не перестанет.
И будет так, пока тишайший снег
Не сжалится над скорбной и усталой...
Забвенье боли и забвенье нег —
За это жизнь отдать не мало.
(Анна Ахматова, 1921)
А вот на сладкое. Нашёл замечательные стихи автора-исполнителя Геннадия Галкина.
Я не уйду с твоих путей, Россия,
Пускай над миром занесён топор.
Мы рядом ляжем под стеной босые,
Расстрелянные временем в упор.
Я не уйду с твоих могил, Россия -
Свечой потухшей встану на помин.
Сквозь непогоду и дожди косые
Я буду навещать тебя один.
Я не уйду от этих стен, Россия,
Где есть приют для нищих и калек.
Где в центре купола бездонная Усия,
Червонным золотом впечатала Свой Лик.
Я не уйду, я не уйду, Россия!
За наше упованье во Христе.
За то, что ты мучителей простила
И молча истекаешь на кресте.
Это и о нас с Вами.
Крепко жму Вашу руку, дорогой Борис, и жду новой встречи на полях страницы Прозару.
Всего Вам самого чудесного и - нескучной осени.
С теплом,
Ваш В.
Виктор Зорин 24.10.2013 00:20 Заявить о нарушении
Вы привели замечательные примеры.
"Собаку" я не знал. Мощно.
Предыдущее - действительно, наглое. За это не понравилось.
Но рифмы - фантастические!
Не помню, писал ли Вам: всегда огорчаюсь, что Маяковский ушёл в "взвейтесь-развейтесь".
Жанровые картины ему удавались прекрасно. Как Хармсу.
Я знаю, что полюбить Маяковского не смогу, но все эти вкусные рифмы - это неповторимо и здорово!
Есть у меня Ахматова. Четыре строчки.
Когда я называю по привычке
Моих друзей заветных имена,
Всегда на этой странной перекличке
Мне отвечает только тишина.
Немного о ностальгии (обратите внимание на год!)
Дома до звезд, а небо ниже,
Земля в чаду ему близка.
В большом и радостном Париже
Все та же тайная тоска.
Шумны вечерние бульвары,
Последний луч зари угас,
Везде, везде всe пары, пары,
Дрожанье губ и дерзость глаз.
Я здесь одна. К стволу каштана
Прильнуть так сладко голове!
И в сердце плачет стих Ростана
Как там, в покинутой Москве.
Париж в ночи мне чужд и жалок,
Дороже сердцу прежний бред!
Иду домой, там грусть фиалок
И чей-то ласковый портрет.
Там чей-то взор печально-братский.
Там нежный профиль на стене.
Rostand и мученик Рейхштадтский
И Сара - все придут во сне!
В большом и радостном Париже
Мне снятся травы, облака,
И дальше смех, и тени ближе,
И боль как прежде глубока.
(М.Цветаева, 1909)
Светло о насущном:
Заплаканная осень, как вдова
В одеждах черных, все сердца туманит...
Перебирая мужнины слова,
Она рыдать не перестанет.
И будет так, пока тишайший снег
Не сжалится над скорбной и усталой...
Забвенье боли и забвенье нег —
За это жизнь отдать не мало.
(Анна Ахматова, 1921)
А вот на сладкое. Нашёл замечательные стихи автора-исполнителя Геннадия Галкина.
Я не уйду с твоих путей, Россия,
Пускай над миром занесён топор.
Мы рядом ляжем под стеной босые,
Расстрелянные временем в упор.
Я не уйду с твоих могил, Россия -
Свечой потухшей встану на помин.
Сквозь непогоду и дожди косые
Я буду навещать тебя один.
Я не уйду от этих стен, Россия,
Где есть приют для нищих и калек.
Где в центре купола бездонная Усия,
Червонным золотом впечатала Свой Лик.
Я не уйду, я не уйду, Россия!
За наше упованье во Христе.
За то, что ты мучителей простила
И молча истекаешь на кресте.
Это и о нас с Вами.
Крепко жму Вашу руку, дорогой Борис, и жду новой встречи на полях страницы Прозару.
Всего Вам самого чудесного и - нескучной осени.
С теплом,
Ваш В.
Виктор Зорин 24.10.2013 00:20 Заявить о нарушении
Добрый вечер, дорогой Виктор,
Виноват – слишком долго собирался. Но, вот, все же выполняю обещание – о позднем Маяковском.
С одной стороны, спорить с Вами невозможно: вся послереволюционная история Маяковского – движение по наклонной плоскости, к распаду, к самоуничтожению. И не только как поэта. И по-человечески – малоприятные черты его характера приобрели почти страшный объем.
Может, кому и приходило в голову, как Маяковский похож на Рэмбо. Только тот перестал писать практически в 18, успев практически изменить современную французскую поэзию. После чего путешествовал, торговал в Африке, умер в 37 лет. Масштаб гениальности его сравним разве что с бессовестностью и безответственностью. Возможно, на его руках кровь во времена Парижской коммуны; он точно поломал жизнь Верлену – увел его из семьи, разбил репутацию, довел до отчаянного алкоголизма. Маяковский писать не бросил, но, прости господи, думается иногда – лучше бы бросил. А его кампанейщина, новые приемы «литературной борьбы», откровенные агитки – жуть, конечно.
И все же – история Маяковского 1917-1930 не так и проста. И до сих пор честно не написана.
Как с точки отсчета – начнем именно с 17-го:
ТЫ
Пришла -
деловито,
за рыком,
за ростом,
взглянув,
разглядела просто мальчика.
Взяла,
отобрала сердце
и просто
пошла играть -
как девочка мячиком.
И каждая -
чудо будто видится -
где дама вкопалась,
а где девица.
"Такого любить?
Да этакий ринется!
Должно, укротительница.
Должно, из зверинца!"
А я ликую.
Нет его -
ига!
От радости себя не помня,
скакал,
индейцем свадебным прыгал,
так было весело,
было легко мне.
1917
Уж, когда он «брался» за лирику, сразу отпадала вся идейная чепуха. Вот он очень поздний, почти перед концом. Кусочки этого использовал и в посмертной записке.
[НЕОКОНЧЕННОЕ]
I
Любит? не любит? Я руки ломаю
и пальцы разбрасываю разломавши
так рвут загадав и пускают по маю
венчики встречных ромашек
Пускай седины обнаруживает стрижка и бритье
Пусть серебро годов вызванивает уймою
надеюсь верую вовеки не придет
ко мне позорное благоразумие
II
Уже второй
должно быть ты легла
А может быть
и у тебя такое
Я не спешу
и молниями телеграмм
мне незачем
тебя
будить и беспокоить
III
море уходит вспять
море уходит спать
Как говорят инцидент исперчен
любовная лодка разбилась о быт
С тобой мы в расчете
И не к чему перечень
взаимных болей бед и обид.
IV
Уже второй должно быть ты легла
В ночи Млечпуть серебряной Окою
Я не спешу и молниями телеграмм
Мне незачем тебя будить и беспокоить
как говорят инцидент исперчен
любовная лодка разбилась о быт
С тобой мы в расчете и не к чему перечень
взаимных болей бед и обид
Ты посмотри какая в мире тишь
Ночь обложила небо звездной данью
в такие вот часы встаешь и говоришь
векам истории и мирозданью
1928-1930
И – может, вы и не знаете – как близок он был к эмиграции в конце 20-х. Как всерьез планировал бежать в Штаты к Элли Джонс и дочери. Как в Париже – как мальчишка – рухнул в последнюю любовь к Татьяне Яковлевой. Ее отказ поехать с ним в Россию многие считают причиной самоубийства. Его стихи к ней – уж, слишком известны не буду цитировать. А вот американские, может, вас и удивят.
"Американские русские"
Петров Капланом за пуговицу пойман.
Штаны заплатаны, как балканская карта.
"Я вам, сэр, назначаю апойнтман.
Вы знаете, кажется, мой апартман?
Тудой пройдете четыре блока,
потом сюдой дадите крен.
А если стриткара набита, около
можете взять подземный трен.
Возьмите с меняньем пересядки тикет
и прите спокойно, будто в телеге.
Слезете на корнере у дрогс ликет,
а мне уж и пинту принес бутлегер.
Приходите ровно в севен оклок, -
поговорим про новости в городе
и проведем по-московски вечерок, -
одни свои: жена да бордер.
А с джабом завозитесь в течение дня
или раздумаете вовсе -
тогда обязательно отзвоните меня.
Я буду в офисе".
"Гуд бай!" - разнеслось окрест
и кануло ветру в свист.
Мистер Петров пошел на Вест
а мистер Каплан - на Ист.
Здесь, извольте видеть, "джаб", а дома "цуп" да "цус".
С насыпи язык летит на полном пуске.
Скоро только очень образованный француз
будет кое-что соображать по-русски.
Горланит по этой Америке самой
стоязыкий народ-оголтец.
Уж если Одесса - Одесса-мама,
то Нью-Йорк - Одесса-отец.
И, наконец, Бруклинский мост – стихи Элли Джонс (на самом деле – она русская эмигрантка, родила ему дочь, что долго скрывала, опасаясь Страны Советов, канонизировавшей своего Первого Поэта. Мало на что «страна» могла пойти, защищая его идейную чистоту).
"Бруклинский мост"
Издай, Кулидж,
радостный клич!
На хорошее и мне не жалко слов.
От похвал красней, как флага нашего материйка,
хоть вы и разъюнайтед стетс оф
Америка.
Как в церковь идет помешавшийся верующий,
как в скит удаляется, строг и прост, -
так я в вечерней сереющей мерещи
вхожу, смиренный, на Бруклинский мост.
Как в город в сломанный прет победитель
на пушках - жерлом жирафу под рост -
так, пьяный славой, так жить в аппетите,
влезаю, гордый, на Бруклинский мост.
Как глупый художник в мадонну музея
вонзает глаз свой, влюблен и остр,
так я, с поднебесья, в звезды усеян,
смотрю на Нью-Йорк сквозь Бруклинский мост.
Нью-Йорк до вечера тяжек и душен,
забыл, что тяжко ему и высоко,
и только одни домовьи души
встают в прозрачном свечении окон.
Здесь еле зудит элевейтеров зуд.
И только по этому - тихому зуду
поймешь - поезда с дребезжаньем ползут,
как будто в буфет убирают посуду.
Когда ж, казалось, с-под речки начатой
развозит с фабрики сахар лавочник, -
то под мостом проходящие мачты
размером не больше размеров булавочных.
Я горд вот этой стальною милей,
живьем в ней мои видения встали -
борьба за конструкции вместо стилей,
расчет суровый гаек и стали.
Если придет окончание света -
планету хаос разделает в лоск,
и только один останется этот
над пылью гибели вздыбленный мост,
то, как из косточек, тоньше иголок,
тучнеют в музеях стоящие ящеры,
так с этим мостом столетий геолог
сумел воссоздать бы дни настоящие.
Он скажет: - Вот эта стальная лапа
соединяла моря и прерии,
отсюда Европа рвалась на Запад,
пустив по ветру индейские перья.
Напомнит машину ребро вот это -
сообразите, хватит рук ли,
чтоб, став стальной ногой на Мангетен,
к себе за губу притягивать Бруклин?
По проводам электрической пряди -
я знаю - эпоха после пара -
здесь люди уже орали по радио,
здесь люди уже взлетали по аэро.
Здесь жизнь была одним - беззаботная,
другим - голодный протяжный вой.
Отсюда безработные
в Гудзон кидались вниз головой.
И дальше картина моя без загвоздки
по струнам - канатам, аж звездам к ногам.
Я вижу - здесь стоял Маяковский,
стоял и стихи слагал по слогам. -
Смотрю, как в поезд глядит эскимос,
впиваюсь, как в ухо впивается клещ.
Бруклинский мост -
да... Это вещь!
Не слишком идейно, не правда ли? Маяковский – грандиозная трагедия гениального поэта, не выстоявшего в борьбе с самим собой. Пастернак, ставивший его невероятно высоко, кажется, в «Охранной грамоте» писал, что Маяковского после смерти стали «принудительно вводить, как картошку при Екатерине». И это стало ее настоящей смертью…
…Ну, вот, долг выполнил. Простите, если утомил.
Как вы живете – что пишите? Держитесь – зима, если и придет, то не навсегда.
Ваш БИ.
Борис Иноземцев 23.11.2013 22:51 Заявить о нарушении
Виноват – слишком долго собирался. Но, вот, все же выполняю обещание – о позднем Маяковском.
С одной стороны, спорить с Вами невозможно: вся послереволюционная история Маяковского – движение по наклонной плоскости, к распаду, к самоуничтожению. И не только как поэта. И по-человечески – малоприятные черты его характера приобрели почти страшный объем.
Может, кому и приходило в голову, как Маяковский похож на Рэмбо. Только тот перестал писать практически в 18, успев практически изменить современную французскую поэзию. После чего путешествовал, торговал в Африке, умер в 37 лет. Масштаб гениальности его сравним разве что с бессовестностью и безответственностью. Возможно, на его руках кровь во времена Парижской коммуны; он точно поломал жизнь Верлену – увел его из семьи, разбил репутацию, довел до отчаянного алкоголизма. Маяковский писать не бросил, но, прости господи, думается иногда – лучше бы бросил. А его кампанейщина, новые приемы «литературной борьбы», откровенные агитки – жуть, конечно.
И все же – история Маяковского 1917-1930 не так и проста. И до сих пор честно не написана.
Как с точки отсчета – начнем именно с 17-го:
ТЫ
Пришла -
деловито,
за рыком,
за ростом,
взглянув,
разглядела просто мальчика.
Взяла,
отобрала сердце
и просто
пошла играть -
как девочка мячиком.
И каждая -
чудо будто видится -
где дама вкопалась,
а где девица.
"Такого любить?
Да этакий ринется!
Должно, укротительница.
Должно, из зверинца!"
А я ликую.
Нет его -
ига!
От радости себя не помня,
скакал,
индейцем свадебным прыгал,
так было весело,
было легко мне.
1917
Уж, когда он «брался» за лирику, сразу отпадала вся идейная чепуха. Вот он очень поздний, почти перед концом. Кусочки этого использовал и в посмертной записке.
[НЕОКОНЧЕННОЕ]
I
Любит? не любит? Я руки ломаю
и пальцы разбрасываю разломавши
так рвут загадав и пускают по маю
венчики встречных ромашек
Пускай седины обнаруживает стрижка и бритье
Пусть серебро годов вызванивает уймою
надеюсь верую вовеки не придет
ко мне позорное благоразумие
II
Уже второй
должно быть ты легла
А может быть
и у тебя такое
Я не спешу
и молниями телеграмм
мне незачем
тебя
будить и беспокоить
III
море уходит вспять
море уходит спать
Как говорят инцидент исперчен
любовная лодка разбилась о быт
С тобой мы в расчете
И не к чему перечень
взаимных болей бед и обид.
IV
Уже второй должно быть ты легла
В ночи Млечпуть серебряной Окою
Я не спешу и молниями телеграмм
Мне незачем тебя будить и беспокоить
как говорят инцидент исперчен
любовная лодка разбилась о быт
С тобой мы в расчете и не к чему перечень
взаимных болей бед и обид
Ты посмотри какая в мире тишь
Ночь обложила небо звездной данью
в такие вот часы встаешь и говоришь
векам истории и мирозданью
1928-1930
И – может, вы и не знаете – как близок он был к эмиграции в конце 20-х. Как всерьез планировал бежать в Штаты к Элли Джонс и дочери. Как в Париже – как мальчишка – рухнул в последнюю любовь к Татьяне Яковлевой. Ее отказ поехать с ним в Россию многие считают причиной самоубийства. Его стихи к ней – уж, слишком известны не буду цитировать. А вот американские, может, вас и удивят.
"Американские русские"
Петров Капланом за пуговицу пойман.
Штаны заплатаны, как балканская карта.
"Я вам, сэр, назначаю апойнтман.
Вы знаете, кажется, мой апартман?
Тудой пройдете четыре блока,
потом сюдой дадите крен.
А если стриткара набита, около
можете взять подземный трен.
Возьмите с меняньем пересядки тикет
и прите спокойно, будто в телеге.
Слезете на корнере у дрогс ликет,
а мне уж и пинту принес бутлегер.
Приходите ровно в севен оклок, -
поговорим про новости в городе
и проведем по-московски вечерок, -
одни свои: жена да бордер.
А с джабом завозитесь в течение дня
или раздумаете вовсе -
тогда обязательно отзвоните меня.
Я буду в офисе".
"Гуд бай!" - разнеслось окрест
и кануло ветру в свист.
Мистер Петров пошел на Вест
а мистер Каплан - на Ист.
Здесь, извольте видеть, "джаб", а дома "цуп" да "цус".
С насыпи язык летит на полном пуске.
Скоро только очень образованный француз
будет кое-что соображать по-русски.
Горланит по этой Америке самой
стоязыкий народ-оголтец.
Уж если Одесса - Одесса-мама,
то Нью-Йорк - Одесса-отец.
И, наконец, Бруклинский мост – стихи Элли Джонс (на самом деле – она русская эмигрантка, родила ему дочь, что долго скрывала, опасаясь Страны Советов, канонизировавшей своего Первого Поэта. Мало на что «страна» могла пойти, защищая его идейную чистоту).
"Бруклинский мост"
Издай, Кулидж,
радостный клич!
На хорошее и мне не жалко слов.
От похвал красней, как флага нашего материйка,
хоть вы и разъюнайтед стетс оф
Америка.
Как в церковь идет помешавшийся верующий,
как в скит удаляется, строг и прост, -
так я в вечерней сереющей мерещи
вхожу, смиренный, на Бруклинский мост.
Как в город в сломанный прет победитель
на пушках - жерлом жирафу под рост -
так, пьяный славой, так жить в аппетите,
влезаю, гордый, на Бруклинский мост.
Как глупый художник в мадонну музея
вонзает глаз свой, влюблен и остр,
так я, с поднебесья, в звезды усеян,
смотрю на Нью-Йорк сквозь Бруклинский мост.
Нью-Йорк до вечера тяжек и душен,
забыл, что тяжко ему и высоко,
и только одни домовьи души
встают в прозрачном свечении окон.
Здесь еле зудит элевейтеров зуд.
И только по этому - тихому зуду
поймешь - поезда с дребезжаньем ползут,
как будто в буфет убирают посуду.
Когда ж, казалось, с-под речки начатой
развозит с фабрики сахар лавочник, -
то под мостом проходящие мачты
размером не больше размеров булавочных.
Я горд вот этой стальною милей,
живьем в ней мои видения встали -
борьба за конструкции вместо стилей,
расчет суровый гаек и стали.
Если придет окончание света -
планету хаос разделает в лоск,
и только один останется этот
над пылью гибели вздыбленный мост,
то, как из косточек, тоньше иголок,
тучнеют в музеях стоящие ящеры,
так с этим мостом столетий геолог
сумел воссоздать бы дни настоящие.
Он скажет: - Вот эта стальная лапа
соединяла моря и прерии,
отсюда Европа рвалась на Запад,
пустив по ветру индейские перья.
Напомнит машину ребро вот это -
сообразите, хватит рук ли,
чтоб, став стальной ногой на Мангетен,
к себе за губу притягивать Бруклин?
По проводам электрической пряди -
я знаю - эпоха после пара -
здесь люди уже орали по радио,
здесь люди уже взлетали по аэро.
Здесь жизнь была одним - беззаботная,
другим - голодный протяжный вой.
Отсюда безработные
в Гудзон кидались вниз головой.
И дальше картина моя без загвоздки
по струнам - канатам, аж звездам к ногам.
Я вижу - здесь стоял Маяковский,
стоял и стихи слагал по слогам. -
Смотрю, как в поезд глядит эскимос,
впиваюсь, как в ухо впивается клещ.
Бруклинский мост -
да... Это вещь!
Не слишком идейно, не правда ли? Маяковский – грандиозная трагедия гениального поэта, не выстоявшего в борьбе с самим собой. Пастернак, ставивший его невероятно высоко, кажется, в «Охранной грамоте» писал, что Маяковского после смерти стали «принудительно вводить, как картошку при Екатерине». И это стало ее настоящей смертью…
…Ну, вот, долг выполнил. Простите, если утомил.
Как вы живете – что пишите? Держитесь – зима, если и придет, то не навсегда.
Ваш БИ.
Борис Иноземцев 23.11.2013 22:51 Заявить о нарушении
Добрый вечер, дорогой Борис.
Вы хорошо сказали: "Уж, когда он «брался» за лирику, сразу отпадала вся идейная чепуха".
Я, в отличие от Вас, придерживаюсь версии, что застрелился Маяковский всё-таки из-за Бриль. Не так давно были опубликованы её свидетельства, что этому предшествовали бурные объяснения и отказ Бриль остаться с "сумасшедшим Маяковским".
Действительно, лирика подкупает. Даже не особо мною любимое "Облако".
Я думаю, что Рембо, всё же, избежал разрушающей ангажированности, хотя связь его стиля с Маяковским приходит на ум.
"Американским циклом" я увлекался в юности, хоть и не знал, что он связан с любовью Маяковского. Наверное поэтому он не вызывает во мне такого явного отторжения, несмотря на нотки "боя капитализьму" в формате Мистер-Твистера:))
А я вспоминаю нашего русского поэта-эмигранта Владимира Васильевича Диксона. Сейчас его немногие помнят. Он скончался во Франции в 1929 году. Настоящий русский патриот с такой же силой пишущий о России, как и Набоков в своих прозаических произведениях.
Я живу в суматохе греховной,
Словно в черную землю зарыт: –
Надо мною глухой и неровный
Слышен ропот колес и копыт.
Зацвети, моя яблоня белая,
На мгновенье меня озари,
Чтоб забыл окаянное тело я –
Прелый дух человечьей норы.
Зацвети, первоцветная вишня,
В тихом ветре весной задрожи,
Чтоб глухому был явственно слышен
Легкий голос далекой души.
Посмотри мне в глаза, как бывало,
Полновластная в небе луна,
Чтоб забыл я пустое зерцало
Беспокойного, грубого сна.
Легкокрылый мой ангел-хранитель,
Наклонись, наклонись надо мной,
Чтоб распутались многие нити
Заплетенной тревоги земной.
В этой вечной неволе я верю: –
Из далеких неведомых мест
Белый ангел вернет мне потерю
И в могилу положенный крест.
(4 марта 1926)
Знаете, после этих строк вспоминается Вертинский "В степи молдаванской":
Тихо тянутся сонные дроги
И, вздыхая, ползут под откос.
И печально глядит на дороги
У колодцев распятый Христос.
Что за ветер в степи молдаванской!
Как поет под ногами земля!
И легко мне с душою цыганской
Кочевать, никого не любя!
Как все эти картины мне близки,
Сколько вижу знакомый я черт!
И две ласточки, как гимназистки,
Провожают меня на концерт.
Что за ветер в степи молдаванской!
Как поет под ногами земля!
И легко мне с душою цыганской
Кочевать, никого не любя!
Звону дальнему тихо я внемлю
У Днестра на зеленом лугу.
И российскую милую землю
Узнаю я на том берегу.
А когда засыпают березы
И поля затихают ко сну,
О, как сладко, как больно сквозь слезы
Хоть взглянуть на родную страну...
1925, Бессарабия
Тихо тянутся сонные дроги
И, вздыхая, ползут под откос.
И печально глядит на дороги
У колодцев распятый Христос.
Что за ветер в степи молдаванской!
Как поет под ногами земля!
И легко мне с душою цыганской
Кочевать, никого не любя!
Как все эти картины мне близки,
Сколько вижу знакомый я черт!
И две ласточки, как гимназистки,
Провожают меня на концерт.
Что за ветер в степи молдаванской!
Как поет под ногами земля!
И легко мне с душою цыганской
Кочевать, никого не любя!
Звону дальнему тихо я внемлю
У Днестра на зеленом лугу.
И российскую милую землю
Узнаю я на том берегу.
А когда засыпают березы
И поля затихают ко сну,
О, как сладко, как больно сквозь слезы
Хоть взглянуть на родную страну...
(1925, Бессарабия)
Правда: потрясающее совпадение чувств?..
А сейчас - новая перекличка:
Встал я в сумраке мерцающем,
Встал с протянутой рукой
Нищим старым и страдающим
У ограды храмовой.
На заре порой Пасхальною
Будет солнышко играть,
Снизойдут на жизнь печальную
Тишина и благодать.
Выйдут люди, выйдут весело,
Будут петь: – Христос воскрес.
Для меня – тоска завесила
Тайну радостных чудес.
Няня с девочкой нездешнею
На пути моем пройдут –
Ласку сердца в утро вешнее
Христа ради подадут.
(17 апреля 1926)
И другая песня: музыка А. Подболотова, автор текста неизвестен.
(А.Подболотов - автор слов неизвестен)
Я умру глубокой осенью.
Под тяжелый скрип телег.
И меня накроет простынью
Мой последний первый снег.
За кладбищенской оградою,
В домовине по плечу,
Никого я не обрадую,
Никого не огорчу.
Буду смирно и спокойно я
Под землей холодной тлеть
И все будут меня грешного
По-хорошему жалеть.
Но покуда злее пущего
Дует ветер из щелей,
Ты меня, с тобой живущего,
Как живого, пожалей.
Я умру глубокой осенью.
Под тяжелый скрип телег.
И меня накроет простынью
Мой последний первый снег.
Очень по-русски звучит...
И самое потрясающее стихотворение Диксона.
Так было в сказочной России:
Пушистый снег, холодный час,
О вечера мои родные,
Сегодня вспоминаю вас.
Несутся маленькие санки,
Березы белые бегут...
На молчаливом полустанке
Ищу от сумрака приют.
Под песню тонкую печурки
Для чая греется вода.
Я с памятью играю в жмурки:
Ловлю минувшие года.
Но на чужом, на незнакомом,
На непонятном языке
Поет о чем-то перед домом
Ребенок с куклою в руке: –
И сразу боль в душе проснулась,
Погас опять мгновенный свет:
Глаза и сердце обманулись –
России нет, России нет.
(28 марта 1926, Hamar)
Напоследок скажу, что меня сейчас вдохновляет. Надысь услышал прекрасный романс на стихи известной современной украинской поэтессы Лины Костенко "Напитись голосу твого".
Дам Вам ссылочку на мой ЖЖ, чтобы Вы получили удовольствие от исполнения.
http://ictoruljevich08.livejournal.com/56821.html
Сочинил недавно грустно-ироничную миниатюру на современную тематику "Обо мнас. Графика жизни":
http://www.proza.ru/2013/11/06/313
И почти детскую крохотку про котёнка "Один день юного Томаса":
http://www.proza.ru/2013/11/04/89
Очень надеюсь, что Вам понравится.
Праздничного Вам настроения, дорогой Борис, и много добрых чудес!
И с теплом и пушистостью,
Ваш В.
Виктор Зорин 22.12.2013 23:14 Заявить о нарушении
Вы хорошо сказали: "Уж, когда он «брался» за лирику, сразу отпадала вся идейная чепуха".
Я, в отличие от Вас, придерживаюсь версии, что застрелился Маяковский всё-таки из-за Бриль. Не так давно были опубликованы её свидетельства, что этому предшествовали бурные объяснения и отказ Бриль остаться с "сумасшедшим Маяковским".
Действительно, лирика подкупает. Даже не особо мною любимое "Облако".
Я думаю, что Рембо, всё же, избежал разрушающей ангажированности, хотя связь его стиля с Маяковским приходит на ум.
"Американским циклом" я увлекался в юности, хоть и не знал, что он связан с любовью Маяковского. Наверное поэтому он не вызывает во мне такого явного отторжения, несмотря на нотки "боя капитализьму" в формате Мистер-Твистера:))
А я вспоминаю нашего русского поэта-эмигранта Владимира Васильевича Диксона. Сейчас его немногие помнят. Он скончался во Франции в 1929 году. Настоящий русский патриот с такой же силой пишущий о России, как и Набоков в своих прозаических произведениях.
Я живу в суматохе греховной,
Словно в черную землю зарыт: –
Надо мною глухой и неровный
Слышен ропот колес и копыт.
Зацвети, моя яблоня белая,
На мгновенье меня озари,
Чтоб забыл окаянное тело я –
Прелый дух человечьей норы.
Зацвети, первоцветная вишня,
В тихом ветре весной задрожи,
Чтоб глухому был явственно слышен
Легкий голос далекой души.
Посмотри мне в глаза, как бывало,
Полновластная в небе луна,
Чтоб забыл я пустое зерцало
Беспокойного, грубого сна.
Легкокрылый мой ангел-хранитель,
Наклонись, наклонись надо мной,
Чтоб распутались многие нити
Заплетенной тревоги земной.
В этой вечной неволе я верю: –
Из далеких неведомых мест
Белый ангел вернет мне потерю
И в могилу положенный крест.
(4 марта 1926)
Знаете, после этих строк вспоминается Вертинский "В степи молдаванской":
Тихо тянутся сонные дроги
И, вздыхая, ползут под откос.
И печально глядит на дороги
У колодцев распятый Христос.
Что за ветер в степи молдаванской!
Как поет под ногами земля!
И легко мне с душою цыганской
Кочевать, никого не любя!
Как все эти картины мне близки,
Сколько вижу знакомый я черт!
И две ласточки, как гимназистки,
Провожают меня на концерт.
Что за ветер в степи молдаванской!
Как поет под ногами земля!
И легко мне с душою цыганской
Кочевать, никого не любя!
Звону дальнему тихо я внемлю
У Днестра на зеленом лугу.
И российскую милую землю
Узнаю я на том берегу.
А когда засыпают березы
И поля затихают ко сну,
О, как сладко, как больно сквозь слезы
Хоть взглянуть на родную страну...
1925, Бессарабия
Тихо тянутся сонные дроги
И, вздыхая, ползут под откос.
И печально глядит на дороги
У колодцев распятый Христос.
Что за ветер в степи молдаванской!
Как поет под ногами земля!
И легко мне с душою цыганской
Кочевать, никого не любя!
Как все эти картины мне близки,
Сколько вижу знакомый я черт!
И две ласточки, как гимназистки,
Провожают меня на концерт.
Что за ветер в степи молдаванской!
Как поет под ногами земля!
И легко мне с душою цыганской
Кочевать, никого не любя!
Звону дальнему тихо я внемлю
У Днестра на зеленом лугу.
И российскую милую землю
Узнаю я на том берегу.
А когда засыпают березы
И поля затихают ко сну,
О, как сладко, как больно сквозь слезы
Хоть взглянуть на родную страну...
(1925, Бессарабия)
Правда: потрясающее совпадение чувств?..
А сейчас - новая перекличка:
Встал я в сумраке мерцающем,
Встал с протянутой рукой
Нищим старым и страдающим
У ограды храмовой.
На заре порой Пасхальною
Будет солнышко играть,
Снизойдут на жизнь печальную
Тишина и благодать.
Выйдут люди, выйдут весело,
Будут петь: – Христос воскрес.
Для меня – тоска завесила
Тайну радостных чудес.
Няня с девочкой нездешнею
На пути моем пройдут –
Ласку сердца в утро вешнее
Христа ради подадут.
(17 апреля 1926)
И другая песня: музыка А. Подболотова, автор текста неизвестен.
(А.Подболотов - автор слов неизвестен)
Я умру глубокой осенью.
Под тяжелый скрип телег.
И меня накроет простынью
Мой последний первый снег.
За кладбищенской оградою,
В домовине по плечу,
Никого я не обрадую,
Никого не огорчу.
Буду смирно и спокойно я
Под землей холодной тлеть
И все будут меня грешного
По-хорошему жалеть.
Но покуда злее пущего
Дует ветер из щелей,
Ты меня, с тобой живущего,
Как живого, пожалей.
Я умру глубокой осенью.
Под тяжелый скрип телег.
И меня накроет простынью
Мой последний первый снег.
Очень по-русски звучит...
И самое потрясающее стихотворение Диксона.
Так было в сказочной России:
Пушистый снег, холодный час,
О вечера мои родные,
Сегодня вспоминаю вас.
Несутся маленькие санки,
Березы белые бегут...
На молчаливом полустанке
Ищу от сумрака приют.
Под песню тонкую печурки
Для чая греется вода.
Я с памятью играю в жмурки:
Ловлю минувшие года.
Но на чужом, на незнакомом,
На непонятном языке
Поет о чем-то перед домом
Ребенок с куклою в руке: –
И сразу боль в душе проснулась,
Погас опять мгновенный свет:
Глаза и сердце обманулись –
России нет, России нет.
(28 марта 1926, Hamar)
Напоследок скажу, что меня сейчас вдохновляет. Надысь услышал прекрасный романс на стихи известной современной украинской поэтессы Лины Костенко "Напитись голосу твого".
Дам Вам ссылочку на мой ЖЖ, чтобы Вы получили удовольствие от исполнения.
http://ictoruljevich08.livejournal.com/56821.html
Сочинил недавно грустно-ироничную миниатюру на современную тематику "Обо мнас. Графика жизни":
http://www.proza.ru/2013/11/06/313
И почти детскую крохотку про котёнка "Один день юного Томаса":
http://www.proza.ru/2013/11/04/89
Очень надеюсь, что Вам понравится.
Праздничного Вам настроения, дорогой Борис, и много добрых чудес!
И с теплом и пушистостью,
Ваш В.
Виктор Зорин 22.12.2013 23:14 Заявить о нарушении
Добрый день, дорогой Виктор,
С наступившей, наконец-то, зимой!
Спасибо за ваш душевный (как и всегда) ответ. Ваше новое посмотрел с удовольствием. Заглядывать в ЖЖ не стал - я не хожу в так называемые социальные сети. Верю Вам, что музыка и слова хороши.
Подборку Вашу посмотрел, перекличкам подивился. Правда, ничто не пропадает без следа. Вот и у Инны Кабыш (ее подборка ниже) можно найти прямо пастернаковское:
... а снег пошел без проволочек / тяжелый, он летел легко..
Интересно мне, как Вам покажется Кабыш.
С Крещением Вас!
С лучшими пожеланиями,
БИ
*
Кто варит варенье в июле,
тот жить собирается с мужем,
уж тот не намерен, конечно,
с любовником тайно бежать.
Иначе, зачем тратить сахар,
и так ведь с любовником сладко,
к тому же в дому его тесно
и негде варенье держать.
Кто варит варенье в июле,
тот жить собирается долго,
во всяком уж случае зиму
намерен пере-зимовать.
Иначе зачем ему это
и ведь не из чувства же долга
он гробит короткое лето
на то, чтобы пенки снимать.
Кто варит варенье в июле
в чаду на расплавленной кухне,
уж тот не уедет на Запад
и в Штаты не купит билет,
тот будет по мертвым сугробам
ползти на смородинный запах...
Кто варит варенье в России,
тот знает, что выхода нет.
*
У, Москва, калита татарская:
и послушлива да хитра,
сучий хвост, борода боярская,
сваха, пьяненькая с утра.
Полуцарская - полуханская,
полугород - полусело,
разношерстная моя, хамская:
зла, как зверь, да красна зело.
Мать родная, подруга ситная,
долгорукая, что твой князь,
как пиявица ненасытная:
хрясь! - и Новгород сломлен - хрясь! -
все ее - от Курил до Вильнюса -
эк, разъела себе бока! -
то-то Питер пред ней подвинулся:
да уж, мать моя, широка!
Верит каждому бесу на слово -
и не верит чужим слезам:
Магдалина, Катюша Маслова,
вся открытая небесам.
И Земле. Потому - столичная,
то есть общая, как котел.
Моя бедная, моя личная,
мой роддом, мой дурдом, мой стол.
... Богоданная, как зарница,
рукотворная, как звезда,
дорогая моя столица,
золотая моя орда.
БЛОК В 21-м ГОДУ
Все громче музыка звучала,
она врывалась в каждый дом:
такая страстная сначала,
такая страшная потом.
Куда от музыки укрыться,
когда России больше нет?
Какая, к черту, заграница,
когда сама она весь свет? -
И обречен, кто ей не служит.
И служит. И спасен, кто глух.
... Блок умер, чтоб ее не слушать:
он испустил не дух, а слух..
*
Я при своем была рассудке,
тем коридором проходя,
с бельем и книжкою на сутки
я шла убить свое дитя.
И не было назад дороги.
Когда за мной закрылась дверь,
Я в небеса уперла ноги -
и вдруг пошла...
Я шла теперь
стерильно чистым коридором,
и кто куда, как в детсаду,
за дверью дети пели хором.
И знала я, зачем иду.
Я шла - не чтоб меня пустили
казенной двери на порог,
я шла - не чтоб меня простили,
а чтобы взяли узелок.
Шла, веря своему везенью,
отдать гостинец: мармелад,
баранки, сушки, воду, землю...
Но все вернули мне назад.
... Когда займется отовсюду
и всяк предстанет налегке.
У ада детского я буду
с тем узелком стоять в руке...
*
Рай - это так недалеко...
Там пьют парное молоко,
Там суп с тушенкою едят
и с Данте за полночь сидят.
Там столько солнца и дождей,
что вечно алы были маки:
рай - это там, где нет людей,
а только дети и собаки.
*
В моей бестрепетной отчизне,
как труп, разъятой на куски,
стихи спасли меня от жизни,
от русской водки и тоски
Как беженку из ближней дали,
меня пустивши на постой,
стихи мне отчим домом стали,
колодцем,
крышею,
звездой...
Как кесарево - тем, кто в силе,
как Богово - наоборот,
стихи, не заменив России,
мне дали этот свет - и тот.
Борис Иноземцев 18.01.2014 14:18 Заявить о нарушении
С наступившей, наконец-то, зимой!
Спасибо за ваш душевный (как и всегда) ответ. Ваше новое посмотрел с удовольствием. Заглядывать в ЖЖ не стал - я не хожу в так называемые социальные сети. Верю Вам, что музыка и слова хороши.
Подборку Вашу посмотрел, перекличкам подивился. Правда, ничто не пропадает без следа. Вот и у Инны Кабыш (ее подборка ниже) можно найти прямо пастернаковское:
... а снег пошел без проволочек / тяжелый, он летел легко..
Интересно мне, как Вам покажется Кабыш.
С Крещением Вас!
С лучшими пожеланиями,
БИ
*
Кто варит варенье в июле,
тот жить собирается с мужем,
уж тот не намерен, конечно,
с любовником тайно бежать.
Иначе, зачем тратить сахар,
и так ведь с любовником сладко,
к тому же в дому его тесно
и негде варенье держать.
Кто варит варенье в июле,
тот жить собирается долго,
во всяком уж случае зиму
намерен пере-зимовать.
Иначе зачем ему это
и ведь не из чувства же долга
он гробит короткое лето
на то, чтобы пенки снимать.
Кто варит варенье в июле
в чаду на расплавленной кухне,
уж тот не уедет на Запад
и в Штаты не купит билет,
тот будет по мертвым сугробам
ползти на смородинный запах...
Кто варит варенье в России,
тот знает, что выхода нет.
*
У, Москва, калита татарская:
и послушлива да хитра,
сучий хвост, борода боярская,
сваха, пьяненькая с утра.
Полуцарская - полуханская,
полугород - полусело,
разношерстная моя, хамская:
зла, как зверь, да красна зело.
Мать родная, подруга ситная,
долгорукая, что твой князь,
как пиявица ненасытная:
хрясь! - и Новгород сломлен - хрясь! -
все ее - от Курил до Вильнюса -
эк, разъела себе бока! -
то-то Питер пред ней подвинулся:
да уж, мать моя, широка!
Верит каждому бесу на слово -
и не верит чужим слезам:
Магдалина, Катюша Маслова,
вся открытая небесам.
И Земле. Потому - столичная,
то есть общая, как котел.
Моя бедная, моя личная,
мой роддом, мой дурдом, мой стол.
... Богоданная, как зарница,
рукотворная, как звезда,
дорогая моя столица,
золотая моя орда.
БЛОК В 21-м ГОДУ
Все громче музыка звучала,
она врывалась в каждый дом:
такая страстная сначала,
такая страшная потом.
Куда от музыки укрыться,
когда России больше нет?
Какая, к черту, заграница,
когда сама она весь свет? -
И обречен, кто ей не служит.
И служит. И спасен, кто глух.
... Блок умер, чтоб ее не слушать:
он испустил не дух, а слух..
*
Я при своем была рассудке,
тем коридором проходя,
с бельем и книжкою на сутки
я шла убить свое дитя.
И не было назад дороги.
Когда за мной закрылась дверь,
Я в небеса уперла ноги -
и вдруг пошла...
Я шла теперь
стерильно чистым коридором,
и кто куда, как в детсаду,
за дверью дети пели хором.
И знала я, зачем иду.
Я шла - не чтоб меня пустили
казенной двери на порог,
я шла - не чтоб меня простили,
а чтобы взяли узелок.
Шла, веря своему везенью,
отдать гостинец: мармелад,
баранки, сушки, воду, землю...
Но все вернули мне назад.
... Когда займется отовсюду
и всяк предстанет налегке.
У ада детского я буду
с тем узелком стоять в руке...
*
Рай - это так недалеко...
Там пьют парное молоко,
Там суп с тушенкою едят
и с Данте за полночь сидят.
Там столько солнца и дождей,
что вечно алы были маки:
рай - это там, где нет людей,
а только дети и собаки.
*
В моей бестрепетной отчизне,
как труп, разъятой на куски,
стихи спасли меня от жизни,
от русской водки и тоски
Как беженку из ближней дали,
меня пустивши на постой,
стихи мне отчим домом стали,
колодцем,
крышею,
звездой...
Как кесарево - тем, кто в силе,
как Богово - наоборот,
стихи, не заменив России,
мне дали этот свет - и тот.
Борис Иноземцев 18.01.2014 14:18 Заявить о нарушении
Дорогой Виктор, давно не видел Вас в эфире.
Надеюсь, у Вас все благополучно. По-видимому, Вы правы - наша переписка подошла к какому-то рубежу.
Благодарю Вас за интересное общение и желаю творчества, успехов и счастья.
Ваш БИ.
Борис Иноземцев 04.04.2014 23:24 Заявить о нарушении
Надеюсь, у Вас все благополучно. По-видимому, Вы правы - наша переписка подошла к какому-то рубежу.
Благодарю Вас за интересное общение и желаю творчества, успехов и счастья.
Ваш БИ.
Борис Иноземцев 04.04.2014 23:24 Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.