Подснежница

Тайны Порт-Артура

Глава 1. Подснежница

    Она прекрасно знала свое дело – соблазнить и добиться своего.  Я смотрел, как это творение неземной красоты грациозно плывет над полом, легко неся свое белоснежное тело, каждый изгиб которого излучал гиперсексульность. 

   Вот она прижалась мягкой теплой спиной к моим коленям и ногами притянула руку к своему голенькому животику. Ей доставляло невероятное удовольствие, когда я гладил по тонкому шву на его шелковистой поверхности.

   И, как всегда в конце отработанного сценария, Маргарита  включала сильнейший аргумент соблазнения – свои необыкновенные небесно-голубые глаза. В их переливающемся живом свете можно утонуть, как в омуте, безрассудно поддаваясь обаянию  лучистой магии.  Она повернула голову и бесстыдно меня гипнотизировала.  За последние четырнадцать лет нашей совместной жизни эта красавица отлично меня изучила и умело дергала за самые тонкие струны моей души.
   
   Пришлось открыть холодильник и бросить ей последнего карасика.  Марго тут же спрыгнула с колен и бросилась к месту его падения.  Карасик скользнул по паркету и отлетел к порогу.  Шевеля усами  сиамка обнюхала место падения, и недоуменно повернула ко мне голову.

  Я вздохнул.  Значит, мои подозрения были оправданы – моя любимица ослепла.  Случилось это горе недавно  на прогулке после ее очередного столкновения с хитрой соседской спаниельшей Сонькой. 
 
  Все собаки на нашей улице были одноглазыми, кроме одной.  Марго патологически не переносила появления этих блохастых чудовищ на своей территории.  Глупые  шавки,  при нападении на них, привычно подставляли свои грязные хвостатые зады – мол, попробуй, укуси. Но моя умная сиамка была хитрее – она просто запрыгивала им на спину и лапой вырывала глаза.

   На следующий раз эти одноглазые глупыши обходили наш дом по очень большому кругу.  А вот мудрая спаниельша,  сама  ненавидевшая подзаборных уродцев, развлекалась тем, что, когда собаки поворачивались к ней задом,  просто откусывала им задние лапы.

  Вот поэтому все дворняги на нашей улице, где правили Марго с Сонькой,  были не только одноглазыми, но и хромыми. 

   Пока Марго была помоложе, то при обязательных драках с собачьей королевой всегда  выходила победительницей, успевая уворачиваться от клыкастой пасти. Но две недели назад Сонька ухитрилась грызнуть мою красавицу за голову.  Порвала ухо и содрала  кусок кожи. И, теперь это очевидно, повредила глазной нерв.

   Я ногой пододвинул карасика и ласково погладил бедную сиамку по спине.  Ничего, тетя Ира ее снова вылечит.  Своей ветлечебницы в нашей деревне нет, а ехать в районную далеко.
Да и спецов хороших нет. Одни временные студенты.  Прошлый раз, когда Марго съела отравленного мышонка,  ее спасла жена моего друга, Сашки Ященко. Была Ирина тогда  доктором биологии и работала  завлабом в научном центре.  Так появился у Марго шрам на животе.  Сашка очень вовремя лет десять назад приехал всей семьей навестить больную мать-старушку.

  Мой одноклассник в то время служил за Уралом в Карталах каким-то командиром батальона радиотехнической разведки. Что это за войска и чем занимаются,  друг особо не распространялся, но судя по быстро растущему званию, служба шла у него успешно.   В смутное время их часть расформировали  и Сашка ушел на крохотную пенсию. 

   Я месяц назад  получил очередное приглашение   на летний отдых от своего сокурсника по университету  Витьки Тараканова из Парижа.   Он  стал известным  на весь Южный Урал  лекарем,  открыл два лечебных центра и еще содержал собственную лабораторию.  Карталы  совсем недалеко от Парижа по российским меркам, так что есть смысл повидать сразу двух друзей.  Пусть будет у меня не летний, а весенний отдых. Здоровье Марго дороже.

  Таракан по сотовому телефону  рассказал, что военный городок  в Варне  расформировали  и семья  Ященко перебралась в Порт-Артур в собственный дом.  Я этому крайне обрадовался, так как это еще ближе к Парижу,  к цивилизации. По крайней мере - хоть сотовая связь будет. Уже из Витькиного дома дозвонился до Ирины, которая подсказала, как к ним лучше доехать.

   От Парижа до Порт-Артура мы с Марго добирались на взятом у Витьки  квадроцикле сначала по насыпной дамбе вдоль узкой болотистой речушке, а потом по накатанной тяжелыми тракторами снежной колее  прямо по полям среди  редких  рощиц.  Неуютная и невзрачная  зимой серая  холмистая местность, непривычная взгляду волжанина, привыкшего к необъятному простору русских степей.   Этим коротким путем, как  сказал Витька, можно проехать только сейчас -  в середине апреля.  А уже через неделю-две  с появлением первых проталин болота перережут все зимники. 

  Да уже и сейчас  колеса буксовали во влажном снегу,  норовя выкинуть четырехколесник  с дамбы.  Обратно в Париж придется возвращаться кружным путем через Лейпциг и Варну.  Но там хоть плохонький,  но асфальт.

   Ирина, с которой мы заранее созвонились, встретила меня на пороге огромной двухэтажной усадьбы.  Дом стоял в отдалении от современного поселка на берегу небольшого, похожего на глаз, замерзшего пруда, обрамленного,  как ресницами, густым камышом.

Я вытащил из-за пазухи авоську с взъерошенной сиамкой и передал хозяйке.

- Вот она какая стала большая, моя болюшечка.  Ну, пойдем в дом, - Ирина приглашающее махнула рукой.

   Так, благодаря слепоте Марго началась эта необычная история.  Если бы ее рассказали мне, то нашлись бы тысячи аргументов, чтобы не поверить ни единому слову и убедительно все опровергнуть.  Но все портил  злополучный кристалл, который волею провидения попал  в мои руки…

   Я любил встречать весну в Париже.  Любил это буйство красок  на окружающих, расширяющих горизонт, холмах, на  низких, поросших редколесьем горушках. Любил  это недоступное степным жителям разнообразие хвойных и лиственных рощиц и  сказочные по красоте  первоцветы.

-Ирина, а Сашка где, детишки? – я недоуменно оглядывал неухоженную пустоту большого дома.
- Эк, вспомнил!  Детишки! Самой младшей уже тридцать. По России разъехались.
- Так это я вас, что ж,  десять лет не видел?
- Получается – так, - Ирина грустно вздохнула, доставая из авоськи  недовольно урчащую сиамку.
- Да, конечно. Я же и забыл, что, как мать похоронили, не осталось у вас родни в наших краях.
- Дети и сюда не особо заглядывают. Старшая в Германии осела, младшая  два года назад мужа привозила, показывала.  А так – одна.  Одни с Сашкой, - как-то неловко поправилась она. – Опять он в свои пещеры ушел.  Через неделю обещал вернуться. А потом опять на месяц в свои катакомбы, будь они прокляты.

  Уловив в ее голосе близкие слезы, я принялся выкладывать на пустой стол волжские деликатесы: икорку, балык, тараньку вяленую.

 Ирина тут же достала из-под стола трехлитровую бутыль с сизым самогоном.
-Ты, Олег, извини,  водку да коньяки мы на пенсию не можем покупать. Вот, чем бог послал. А я сейчас супчик тебе разогрею. С дороги горяченького надо поесть.  Ну, давай, за встречу, что ли? – она обтерла  платком два граненых стакана и налила их доверху.
 
  Только после этого я увидел и припухшие полукружья у нее под глазами, и синие прожилки  на носу и щеках.  Так, значит, выпиваем мы. И крепенько выпиваем.  Видно, есть для этого серьезная причина. Но с порога выспрашивать было неудобно.

-Давай, за встречу и все хорошее, - я поднял стакан и отхлебнул глоток вонючего сахарного самогона. 
 
 Да,  у Витьки Таракана  самогон – как слеза, трижды очищенный от сивухи, сдобренный травками и разными отдушками. Пьешь – душа поет!
  А от этого – душа рыдает.  Стакан в руке Ирины звякнул, когда она опускала его безвольно на стол. О, да у нас и руки дрожат.  А как же моя Марго? 

- Так что ты говоришь, с твоей красавицей? – как будто услышала мои мысли Ирина.
- Видеть стала плоховато, - бессовестно пошел я на попятную.
- Так  и мы с тобой скоро очки  искать начнем, а ей, по человеческим меркам, лет восемьдесят будет.
- Да, если не больше.  Четырнадцать лет она уже у меня. Ирин, а что это за пещеры? Что Сашка там делает, подрабатывает, что ли?  Что в них, руду или щебень добывают?
- Эх, Олег, какой там щебень? Какое там подрабатывает? Так, давай еще по маленькой, - она окрепшей рукой щедро налила себе и плеснула в мой стакан. – С ума он сошел от этих своих катакомб. Люди говорят, что это старые горные выработки, а он  одно кричит – это мое открытие, которое принесет мне мировое признание и Нобелевскую премию, - Ирина икнула на последних словах и с сожалением глянула на лужицу самогона на голых осклизлых досках стола.  Потом поспешно опрокинула стакан в рот.
- И что он в них ищет или нашел? Что за минерал? – я тоже для вида отхлебнул.
- Какой минерал? О чем ты болтаешь?  Я же тебе ясно говорю – пещеры он нашел. И месяцами в них ползает. Ничего домой, окромя  вонючих носков, не приносит. Уже вот три года так. Видишь, как живу?

  Я видел,  и поэтому на сегодня решил вопросов не задавать, тем более, что взгляд Ирины после двух стаканов уперся в стол, а речь стала неразборчивой.

  Бедная моя Маргуша!  А я так надеялся на ее исцеление.  Нет больше прекрасного доктора,  научного работника, а есть тетя Ира-алкашка с разбитой вдребезги судьбой.

  Следующие пять дней я занимался Сашкиным заброшенным хозяйством.  Вернул на место дверь в дровяной сарай,  заложил дыру в печке небольшой баньки и поставил новую трубу вместо прогоревшей.  Привез из поселка заправленный газом баллон и подключил к плите в доме. В комнатах  потихоньку исчез запах мокрой плесени. 

  Солнышко с каждым днем пригревало все сильнее и сильнее. Двор очистился от снега,  и я решил заняться поваленной изгородью.  Ночью своим лаем донимали приблудные собаки. Забор из штакетника хоть немного отдалит их гавканье от окон с потрескавшимися стеклами.

  Словам Ирины об открытии я не то, чтобы поверил, но определенный интерес они во мне  пробудили.  Не верил я, что бывший полковник, закончивший академию, будет тратить свое время на чепуху.  Нет, не просто так он говорил о Нобелевской премии. Червячок недюжинного любопытства рос во мне  по мере приближения очередной субботы, когда ожидалось Сашкино возвращение.

  Марго все это время не отходила от меня ни на шаг,  тревожно поводя ушами при злобном лае бездомных собак, которых я все дальше забором отодвигал от дома.  Заготовленный штакетник в сарае закончился,  и я теперь прибивал старые колья из бывшей ограды, вырывая их и ровняя по верху.

   В субботу с утра стояла особенно теплая, пахнущая весной, погода. Ирина вышла из дома в сером застиранном халате и подергала новую калитку.

-Все равно скоро подохну. Не нужно мне уже ничего, - и низко наклонив голову в черном платке, поднялась на веранду.

  Я собрал выровненные колья и понес за дом, где еще оставался небольшой прогал. Устало сел на завалинку, все время поглядывая в сторону ближайшей горушки, откуда должен был появиться мой друг. Ирина сказала, что именно там  Сашка нашел вход в какие-то необычные пещеры. 

  И тут за забором мое внимание привлекло недовольное рычание Пирата, так я прозвал  огромного лохматого пса с черным пятном на глазу. Марго тут же запрыгнула мне на плечи и вздыбила шерсть.   Пес просовывал в шель забора лапу и ожесточенно скреб ею.  Забежать в прогал  он боялся.  Что-то Пират упорно пытался достать. 

«Наверное, кость вчера припрятал, а она сегодня оказалась за забором. Надо ему выбросить, а то не отстанет, будет до вечера Маргушку пугать», - подумал я и подошел ближе.

  Что-то голубенькое мелькнуло на земле. Неужели – подснежник?  По времени-то уже пора.
Пес отскочил и злобно залаял.

  Я  нагнулся. Нет, просто голубенький камешек, каких навалом в приуралье, особенно по берегам рек. Вот уж, действительно, где текут хрустальные реки в самоцветных берегах!

  Взять на память, что ли?   Я потянул за камешек. Не тут-то было!  Что-то крепко держало его в еще холодной земле.  Я топориком осторожно расковырял землю и вытащил – человеческую  кисть.  Серая кожа висела лохмотьями на сжатых в кулак пальцах.  Кольцо было на безымянном.

   Только прошлая работа следователем в прокуратуре не позволила мне брезгливо отбросить вонючие останки.  Сработала вбитая годами привычка ценить вещдоки.

   Осторожно разложил кисть на доске и стал внимательно изучать. Так, судя по размеру кольца – кисть молодой худенькой девушки. Небогатой, если учесть цену простенькой стекляшки. Даже без судмедэксперта ясно, что пролежала кисть в земле не больше года.  А вот это интересно!  Кожа сверху явно не покусана собаками, а ровно разрезана ножом.  Также ножом по хрящу кисть и отделена.  Значит,  расчленял труп опытный врач.

 Что это я сразу труп?  А может у девушки была гангрена пальцев и ей кисть удалили в больнице.
Видел я  в районных больничках, как собаки руки и ноги отрезанные обгладывают и закусывают зародышами.

  Хотя… Нет.  В любой больнице уж кольцо-то точно перед операцией сняли бы.  Да и зачем хирургу резать кожу лентами?  Я приподнял  на одном из пальцев оттопыренный ноготь. А вот и они родимые!  Иголки, по три-четыре под каждым ногтем. Нет, это уже явная пытка, никаких сомнений.  На всякий случай приподнял еще несколько ногтей. Везде иголки. А на большом пальце ноготь даже подрезан. 

  Приподнял и… вздрогнул.  Флеш-память от сотового телефона!  Вот это да!  Такого я никак не ожидал. Аккуратно обтер крохотный черный пластик. Блеснули золотые контакты. А вдруг…?

  От предположения, что флеш-память может оказаться исправной, меня заколотило и захотелось сразу воткнуть ее в свой сотик.  Нет, сначала надо хорошо очистить бензинчиком. Завернул флешку в бумажную купюру и сунул в карман рубашки.

  Задумчиво откинулся на завалинку.  Так. Надо собрать разбегающиеся мысли в кучку.  Во-первых, отбросить совсем уж фантастические предположения, типа маньяков и людоедов.  Людоеды жертв своих не пытают так зверски. 

  Если кисть сюда принесла собака, то не раньше, чем осенью. Пират ее только учуял, когда подтаяла земля.  Мерзли эти пальчики здесь всю зиму.  Откуда могли принести?  Из поселка за два километра?  Вряд ли. Собаки закапывают еду там,  где живут.  Отсюда вывод – девушку пытали, убили и расчленили или в этом доме, или…  Я закрутил головой.  Что тут поблизости? Пруд?  Слишком открытое место.  Лес?  Далековато.  Остается – горушка с черным пятном-входом.  До него – метров двести.  Это – реально.

 Я осторожно перевернул кисть, поднимая лохмотья кожи, как будто надеялся найти еще одну флешку.  Кожа на ладони ровно подрезана у пальцев. Получился кошелек из кожи. Внутри – грязная земля.  Отверткой сделал боковые надрывы и отвернул лоскут.

  Это был он, кристалл. Сначала он мне показался невзрачным, темным и очень холодным.  Когда я его вытаскивал, он сразу показался мне намного холоднее мертвой кисти. Хотя после очистки от грязи кристалл оказался приятного желто-серого цвета. И еще – он казался полупрозрачным.
И – живым.  Живым – так как у него внутри казалось было залито темно-желтое масло. Цвет и точки внутри менялись, хотя глазом заметить эти перемещения было невозможно.  Но он все равно менялся! 

  А может это ощущение движения создавали повороты камня и лучи, входящие в него под разными углами.  И еще – у него менялась форма граней.  То они были шестиугольные, повернул – уже восьмиугольные, повернул –трехугольные. Но как бы быстро не вертел, момент смены формы пропадал.  Я заворожено крутил кристалл, потеряв счет времени.

  Лай Пирата вернул меня на завалинку. От горы к дому быстро шел человек. Сашка!  Я сунул кристалл  в кармашек рубашки,  смахнул остатки кисти в лунку у забора,  присыпал землей и притоптал.  Быстро пошел к калитке.  В голове крутнулась мысль: «Пока все не обдумаю – ничего не скажу!».  Очень верная оказалась мысль, ведь не зря психологи говорят – доверяй только первому впечатлению.  Сознание, обремененное разными условностями, типа морали, совести, тактичности и прочих интеллигентских соплей, может выдать неверное решение, а вот подсознание, работающее на уровне рефлексии, – выдает всегда чистый результат.

  Через четыре часа, помывшись в восстановленной мной бане, переодевшись в чистое исподнее, мы с Сашкой раскупорили второй кокосовый орех с медовухой, которые  хранились годами, закопанные в песок подвала.

- У Таракана перенял, знаешь ведь, он всех такой медовухой угощает. Он же биолог, настоящий, не то что моя бывшая. Витька сказал, что в кокосе медовуха может хранится вечно! И никогда не скиснет.
- Почему, Саш, бывшая? Вы же вместе живете.
-А это ты про Ирку?  Бывшая. А живем потому что… живем. Вот так. Просто рядом живем. Отдельно и… рядом.  Так бывает, брат. Прими, как данность!  И… хватит о ней.  Ее для меня уже нет. Давно.
-Хорошо. Не будем. Тогда расскажи про себя, про свое открытие.
-Ладно, расскажу. Только не здесь. И пока светло, даже покажу. Пошли.


Глава 2. Тайны подземелий Порт-Артура


  В одних спортивных костюмах мы пошли к его горушке. 
-Не надо, там жарко, - отобрал у меня Сашка пуховик, который я хотел  прихватить с собой.

   В первой пещере он отодвинул камень и нажал на педаль. Где-то вдалеке затарахтел дизель и вспыхнули желтоватые сдвоенные лампочки.  Дно рудной выработки все понижалось. Вскоре под ногами захлюпала вода.
- Черт, опять откачка сдохла, - тихо заматерился Сашка. – Ничего, скоро воды не будет.

    Воздух становился все более спертым. Запахло сероводородом.
-Саш, вроде газ. Не взорвемся?
-Иди за мной и молчи. Положу, где взял.

   Вот это его «положу», мне не очень понравилось, особенно в свете раскопанной кисти девушки.
По разному можно положить.

-Сюда шагай! – я огляделся. Сашки не было.  Из темноты слева, прямо как из стены, высунулось лицо Сашки и его рука дернула меня в темноту.  Мир вокруг пропал. К уху прислонились губы.

-Сам сюда, когда первый раз попал, не верил, что бывает такая абсолютная непроницаемая темнота.  Вот, смотри, я приставляю тебе к носу включенный фонарь. Чувствуешь?
- Да.
- А свет его видишь?
- Нет.
- Вот и я первый раз ничего не понял. Дай руку.

  Мы прошли боком метров десять. Свет вспыхнул неожиданно. И тут же щелкнул выключатель фонаря. Темнее не стало.

- Саш, а почему видно, ламп-то нет?
-  Свет от стен, попробуй, они еще и теплые.

  Точно, теплые. И запах газа пропал.

-Вот, смотри, - на стене мелом была нанесена схема, напоминающая московский метрополитен.

Несколько кругов, перечеркнутых прямыми линиями.

-Это, брат Олег, схема уже разведанных мной вот таких подземелий. Мы сейчас на глубине около ста метров.  Самая дальняя точка на схеме от нас уходит почти на триста километров.
- На сколько? – мне показалось, что я  ослышался.
- На триста.  А вот этот новый большой круг, что я начал рисовать, по моим подсчетам имеет радиус более тысячи километров.
- Врешь. Тогда он должен под океан уходить.
- И может там везде иметь выходы.  Вот видишь крестики на плане?
- Вижу.
- Это выходы на поверхность через вот такие же черные тоннели. Они есть, но их никто не видит.
  Черное не видно на черном. Проход можно только ощутить, вступив в него.  Я вот в проход ввалился, случайно споткнувшись.

  А вот этому я не поверил. Случайно споткнуться в нужном месте можно, только,  если по этому месту пройти тысячу раз, а то и больше.   

   Я провел ладонью по стене. Идеальная ровная поверхность. Слегка шероховатая.   Ширина коридора около трех метров, высота округлого потолка – больше двух метров. Да тут на машине можно ездить!

-Здесь везде есть боковые галереи и большие комнаты.  Смотри не провались. Сквозь черноту не проходит ни свет, ни звук.   Потеряемся. Всю жизнь выход будешь искать.

-А теперь пойдем в зал кристаллов.
-Куда?
-Я же тебе сказал, что тут полно гротов, но все пустые. В одном только я нашел какую-то статую их кристаллов похожую на чекловека.

   Грот был небольшой.   То, что Сашка назвал статуей, на самом деле было сооружением из пяти оромных метровой длины удлиненных пирамид разного цвета.  Напоминало оно безобразную пятиконечную морскую звезду, стоящую на двух нижних отростках. Да, схема человека, очень примитивная. Две ноги, две руки, голова.

-А-а…
-Почему не падает?  Ванька-встанька, потому что, - Сашка со смехом схватил за розовый верхний кристалл и наклонил сооружение до пола. Отпустил. Покачавшись, звезда опять приняла вертикальное положение. 

-Смотри, брат Олег.  В каждом большом кристалле есть маленький. Если его вытащить, кристалл умирает, становится прозрачным.

   Он из самой середины левого зеленого кристалла,  типа руки человека, вынул маленький зеленый кристалл и протянул мне.  Зеленый кристалл тут же стал прозрачным.

  Я взглянул на свою ладонь и вздрогнул. Это была точная копия найденного мной в отрезанной кисти  кристалла. Только мой был медового цвета.

  Сашка по очереди вынимал и вставлял кристаллы, то раскрашивая, то обесцвечивая их.

И тут я понял, что не хватает в этой статуе.

- Саш, а этот?  - я ткнул в середину, заполненную прозрачным пятиугольным кристаллом.

Сашка помрачнел.

-Не хотел тебе говорить…  Дело в том, что самый главный кристалл, я его называл кристаллом жизни, потерялся.
-Сам?
-Ну, как тебе сказать… Не сам, конечно.  Я уже почти разгадал год назад  назначение этой статуи. Видишь,  она похожа на морскую звезду?
-Это я сразу заметил.
-Знаешь, сколько лет нашей цивилизации?
-Ну, около ста тысяч.
-Так вот, я отправлял на анализ оплавленный кусочек из подземного грота. Пришел ответ, что ему более двух миллионов лет.  Ты, наверное, слышал, что было до нашей еще несколько цивилизаций.  Генная структура человека ближе всего к структуре пресмыкающихся. Вот я и подумал, может одна из прежних цивилизаций – это вышедшие из моря морские звезды?  А что – мы на них очень похожи. Все по пять, как у них.

- А этот грот, эти подземелья?  Зачем они?
- Ты же знаешь, что такое апокалипсис?  Землю время от времени постигают глобальные катастрофы.  Цивилизация морских звезд вычислила  дату очередного божьего суда, построила под землей огромные города. Но что-то пошло не так. Может, было слишком жарко, может – холодно. Возможно, цивилизация вымерла от ядовитых газов из вулканов, да всякое могло быть.
- Ну, а эта статуя с кристаллами зачем?  Ты узнал об этом?
- Не узнал, но догадался. Это репликатор.
- Что?
-Как тебе объяснить?  Это типа восстановителя для этих звезд.  Вот видишь с обратной стороны у статуи углубления меньших размеров.  Видимо, такими были эти звезды-люди.  Они ложились в эти углубления и полностью восстанавливались.
-Типа, как у ящерицы отрастает хвост?
- Да, только  эта статуя еще и вылечивала больные органы. А если еще точнее – эти кристаллы могут восстанавливать человека по его генной структуре. Как я догадался? По себе.  Помнишь, у меня еще в школе на уроке труда станок зажевал безымянный палец на левой руке. Меня из-за этого не взяли в танковое училище, только в ракетное, и то - на факультет разведки. А теперь – смотри, - Сашка протянул мне левую руку.

  Все пальцы были на месте, целые, не покореженные, как раньше. А ведь я помнил его кисть.
И тут меня осенило.

-Саш, а меня можещь полечить? – этот провокационный вопрос должен мне многое прояснить.
-Нет, брат, извини, я же тебе сказал, самый главный кристалл, который запускал процесс лечения потерялся.
-И найти нельзя? В других залах?
-Ищу. Нет пока.
-А ты хорошо искал? Может, кому сказал про эти кристаллы? Они и рассказали другим про лечение.
-Лечил я здесь только себя.
-Но как? Это же невозможно. Углубление с одной стороны, а кристалл надо вставлять с другой.
-Тут ты прав. Кристалл вставляла моя младшая дочь. Но когда она увидела, что у меня восстановились пальцы, решила сама лечить других.  Отказалась вернуть кристалл. Пока я вылезал из статуи она его где-то здесь спрятала. 
-А может себе забрала? – еще один осторожный провокационный вопросик.
-Нет, на себе она его не могла спрятать. Я ее всю обыскал, перед тем как отпустить.

  Да, очень примечательная оговорка. Как это он не сказал – «совсем отпустить».
Вот теперь все кусочки мозаики стали на место.
- А может без одного кристалла будет работать. Скажем – лечить только ноги, или только руки?
- Пробовал. Иди сюда, покажу, - Сашка повел меня в угол грота. Там лежал стеклянный, совершенно прозрачный человек.
- Кто это?
- Спелеолог какой-то. Забрел случайно в мои владения. Тоже, вот как ты руку сломанную хотел подлечить.  Лег в статую. Я все кристаллы и вынул.  Видишь, что с ним?
-Что?
-Анабиоз. Вечный сон.  Вернуть его назад может только  шестой кристалл.

  Ну, вот теперь все,   картинка сложилась. Осталась мелочь. Я огляделся.  Вот этот кристалл длинный вполне сойдет за дубинку.

-Саш,  а это что у него в руке,  желтенькое что-то. Это не то, что ты ищещь?

  Мой друг низко склонился над прозрачным спелеологом, подставив мне свой шикарный лысый затылок.

 Хрясь!  И тишина.  Я запихнул его вялое тело  в наклоненную статую и начал вытаскивать остальные кристаллы. Когда все оставшиеся пять оказались в моей ладони, тело в углублении стало стекленеть.  Полный анабиоз.  Он очень хорошо потрудился. И заслужил отдых. Вечный.
Особенно за убийство собственной дочери.  А чтобы его потом случайно кто-нибудь более жалостливый, чем я, не восстановил,  я его случайно уронил на каменный пол. Осколки небрежно сдвинул в угол. Кстати, там уже собралась приличная гора подобных.   Все же более грешен он был при жизни. Наколотил целую гору людишек, зашедших к нему.
  И тут меня осенило – ведь в этой горе стекляшек должен был вскоре быть и я. Ведь он сам сказал, что никто, кроме его не знает тайны звезды из кристаллов.

   На следующий день я с Марго в авоське вышел  во двор. 
-Уезжаешь уже? – Ирина  шла ко мне с альбомом в руке. – Вот, посмотри на мою младшенькую.
  И детки у нее были бы такие же красивые, если бы не этот изверг.  Видела я вчера, как ты ее ручку нашел. Видела и как повел он тебя убивать.  Дочку я перезахороню на кладбище. Не буду спрашивать, как выжил.  Спасибо, что выжил.

  Она низко поклонилась и ушла в дом.

А мы с Марго по пути домой заехали в грот.  Пришлось ее скотчем крепить в углублении статуи, так она, дура, не хотела лечиться.    Потом вынул все шесть кристаллов и положил в кармашек.
  Спешить в таком деле нельзя, надо все хорошо обдумать.

  Дома  вынул из пакета еще живого карасика и бросил на пол. Марго могучим прыжком накрыла его возле самого порога.  Видит, еще как видит!   
 
 И мы, поживем, подумаем, посмотрим.