Привыкание к горю Глава 1, 2

В больничном длинном коридоре
на расстоянии руки
и чей-то смех, и чьё-то горе
равновелико далеки.
Гудок последний жизни тленной
и тихий вздох над белым лбом –
тут это всё в иной Вселенной,
в другом пространстве мировом.
Так привыкаешь к горю вскоре,
так поедает сердце ржой,
что горе кажется не горем,
а жизнью дальнею чужой.
Она стучит в ворота наши
она течёт по сторонам,
но путь чужой, чужую чашу
не нам топтать и пить не нам.
Крепись же, сердце ретивое,
гляди легко и весело,
как наше горе – всем чужое –
уже котомку собрало.

Алексей Ивантер




1

Думаю, литература началась с эпитафий. А иначе - зачем ещё нужны были слова, которые можно было написать? Их так трудно было высекать на камнях, зато это было настоящее послание в вечность - по прочности материалу и емкости смысла.

Сначала я любил свою мамочку. И совершенно не думал об этом. Потому что любить маму было так же естественно, как видеть и дышать.

Когда я стал подростком, меня многое перестало устраивать. Почти всё. Мироустройство в частности. И мамино положение в мире, её взгляды, вкусы, знакомства. Папа избежал этой участи, потому что был далеко. Но я по-прежнему любил маму, снисходительно, стыдясь, но любил.

А потом я очень захотел быть предельно честным, особенно перед самим собой. И не мог понять: люблю я маму или нет? Но, если сомневаешься, то, чтобы остаться честным, трактуешь сомнение не в свою пользу. Значит, я больше не люблю маму. Я чувствовал обязательства по отношению к ней. Я в чём-то уважал её, был благодарен, но разве это заменит любовь?

Наверное, мама тоже чувствовала, что я перестал любить её… Но продолжала любить меня. А я был сосредоточен только на своих чувствах. Впрочем, как, кажется, всегда. Даже сейчас, когда я думаю, что пишу эти строки ради памяти о моей мамочке, я обманываю себя, на самом деле я пишу эти строки для себя, чтобы мне стало легче. А маме теперь всё равно. Она больше не любит меня. Мама умерла.

Наверное, она умерла оттого, что стала чувствовать мою нелюбовь. Это мучило и убивало её ежедневно. А я, может быть, и чувствовал, что она умирает от нелюбви, но ничего не мог с этим поделать. Я не любил её. Или мне так казалось.

А когда мама умерла, оказалось, что я люблю её. Так, что… мне хочется, чтобы она ожила хотя бы на несколько минут, чтобы я мог сказать, как я сильно люблю её и любил. Но ничего ей сказать уже нельзя. Да и оживить я её хочу опять же ради себя. И это меня раздражает, эта забота о себе «любимом», о своём душевном спокойствии.

Через неделю после маминой смерти я нашёл ее дневник. Общую тетрадку, заполненную четким почерком. Мама долго работала учительницей русского языка и литературы в педучилище. Но сначала, я вообще не мог читать этот дневник. Глаза подводили. Не потому что близорук. Читать мамину тетрадь было все равно, что резать лук. Мелко и долго.


2

Из маминого дневника

21 августа 2009 г.
Долго искала хорошую общую тетрадь. И сегодня сделал выбор – вот она, надеюсь, мой друг и помощник в жизни. Почему-то я со школьных лет «веду» свои записи в самые трудные «одиночествленные» дни, когда душа мечется, не находит покоя, ответов на многие ???, когда получает плевки… И приходит на помощь слово.

О чем я могу написать сегодня? День дождливый выдался. Ходила в гости к сестре Оксане... Брала с собой Дашу, девочку, с которой сижу в качестве няни или гувернантки. Вот и все события…

Хочу в эту тетрадь вкратце переписать содержание других разрозненных тетрадей-записей, чтобы было компактно и необременительно брать с собой в дорогу. И изгнать плаксивость, тоскливые записи.

Не забывай себя и голос вещий,
Не напрягай для жалобы пустой.
С тобой такие происходят вещи,
Лишь потому, что ты и есть такой. (Вл. Рецептер «Строки памяти»).

Когда не хватает своих слов, прибегаю вот к мудрости других.
Вообще я странная женщина – завожу дневники, песенники, мотаюсь по гостям, причём незваная… хотя, если не появляюсь несколько дней, люди «теряют» меня. Да, странности твои, наверное, хорошая пища для психолога.

Возможно, превращение простой деревенской девчонки в меня произошло оттого, что «…Всем сердцем я платила за алмаз, а оказался он простой стекляшкой…» Не помню, чьи это слова.

Снова осень? За окнами август. Нет – нет, это пока ещё лето. Цветы, солнце – жизнь яркая, дни ещё длинные. Хорошо.

У каждого есть на земле любимый человек, любимые места, песни, стихи, цветы.
Любимый и неповторимый мой человек на этой земле – мой сын, мой ребёнок.
Любимые места – где родилась и выросла: река детства, покосы, болота, где есть колба (анёт).
Любимые цветы: болотные рябчики (похожи на пёстрые тюльпаны), незабудки (!), белые и фиолетовые сентябринки, астры.
Любимые песни: «Звёздочка моя ясная», «Осенняя мелодия», «Песня о друге», «Лизавета», «Берега», «Геологи»…
Стихи люблю, но многие стала забывать (думаю, это результат «штормов», когда артериальное давление скачки даёт).

Дети – люблю их мордашки, ручки ласковые, слова - шепотки «Я тебя люблю», «Я по тебе скучала» - это слова тех, с кем я проводила многие часы наедине, кого сама люблю. Они – ч е л о в е к и, которые не предадут, по крайней мере, пока они ещё малы и не умеют этого делать.

Вот такое моё неуклюжее  предисловие к тому, что я собираюсь сделать. Но: всё это – моя жизнь, и для меня совершенно не важно, как мои мысли высказаны, талантливо или слишком приземлено. Это мои мысли, мои чувства и переживания, они не должны никому ни помешать, ни вызвать отчуждения. Это - моё – для меня.

Храни меня, прошедшая любовь,
Во благо обрати мой горький опыт,
От нежности храни, которой топят
И обращают в нищих и рабов.
Храни меня всей памятью моей.
Не дай застыть с протянутой рукою.
Скажи, неужто, испытав такое,
Мы всё же не становимся мудрей? (Р. Казакова)

Нет, конечно, не становимся мудрей сразу же. Ведь всё болит - болит… А жить надо, тем более, что ты не одна. Надо делать какие-то «телодвижения», чтобы облегчить боль того, кто рядом.

Спасибо моему майору за возвращение к жизни, любви (была она краткосрочной или нет, неважно, важна её целительная роль), вере в то, что «жизнь не окончена вчера».

У нас с тобой не сложилось – тут много всяких стечений обстоятельств разного рода, но из-за них не осталось ни шрамов, ни боли.

Потеряла голову, потеряла. Начало 88-го года. Знакомство утром со мной, вечером – с сыном. Да, да, майор, афганец, высокий, стройный, в красивейшей форме ВДВ… Милый, усталый.

В студенческие годы в горпарке девчонке (мне) сказала цыганка: «У тебя муж будет военным». Сомнения были. Потом катастрофа в семейной жизни, расставание с любимейшим мужчиной – но, слава Богу, спасибо ему за сына! Спасибо.

А теперь вот возникли чувства, которым, мне казалось, в моей жизни уже и места нет: любовь, трепет ожидания, нежность и ласка, - значит, я не однолюбка? Пусть, пусть так, чем эти ночи бессонные, одинокие и пустые.

Но недолго музыка играла. Выбор надо было делать: уезжать с ним или получать квартиру, очередь подошла, почти №1 (20 лет ждали). Отпустила. И он не одинок.

(продолжение следует)


На фотографии мама - Ангелина Решетнёва, автор фото - папа Александр Решетнёв