Встреча

 Она сидела на скамейке под большим раскидистым ясенем и читала книгу. У нее было милое, слегка продолговатое личико с чуть вздернутым носиком, а на плечи падали пушистые, очень светлые волосы, почти белые.
      Пантелеймон Никитич, вытирая вспотевшую лысину смятым застиранным платком, кряхтя, присел на скамейку напротив. «Как увлеченно она читает! Что-то  из классики или, может быть, что-нибудь современное? Женский  роман? Какая-то необычная, словно воздушная, девушка. И имя у нее, наверное, редкое, вроде Виолетты или Элеоноры… А если она просто Лена или Валя, или Катя…». Его мысли текли плавно и лениво, так же, как лениво и плавно шло время этого летнего дня, одного из обычных жарких дней обычного жаркого лета.
      От принятого спиртного кружилась голова. Пантелеймон  Никитич устроился на скамейке поудобнее, откинувшись на спинку и выпятив живот. Со звуком стремительно разжимающейся пружины с сорочки слетела пуговица и закатилась в канализационный люк. Пантелеймон  Никитич досадливо проводил ее взглядом. «Да, - подумалось ему, - хорошего человека становится многовато. Пора худеть».
      Густой горячий воздух дохнул  с востока. Ясень, поскрипывая дуплистым стволом, скупо уронил несколько сухих листьев. Один лист с легким шуршанием опустился прямо на книгу, заслонив страницу. Девушка небрежно смахнула его, подняла глаза и увидела Пантелеймона Никитича. У нее были не глаза, а синие бездонные очи, глубокие, как небесная лазурь после дождя.
      «Что за тип? Чего он уставился, старый козел? Чего вытаращил фары свои рыбьи на меня, смотреть, что ли некуда? У-у, быдло пьяное, уселся тут, пузо вывалил…». Она закрыла книгу, заложив страницу пестрой закладкой, и, недовольно поведя плечом, встала, собравшись уходить.
      «Как же она похожа на Светлану, боже ты мой! Та же манера вставать, двигаться, те же жесты…». Пантелеймона Никитича захлестнула волна воспоминаний о давно утонувшей в горной реке жене, единственной по- настоящему дорогой ему женщине, которую он когда-то неосмотрительно отпустил в поход на плато Лагонаки, а сам остался в Краснодаре готовиться к защите кандидатской… Он резко встал. Скамейка хитро изогнулась и попыталась уплыть в сторону, но он успел ухватить ее за спинку. Девушка, как-то странно взглянув  на него, стремительно пошла по песчаной дороге парка.
     «Сейчас пойдет за мной. Точно, пошел! Алкаш лысый. Что, на молоденьких потянуло? Ничего, сейчас подъедет Влад, он тебе, свинье старой, вломит промеж глаз».
     Пантелеймон Никитич шел за ней, потихоньку сокращая дистанцию. Он должен, должен был обязательно догнать ее, что-то сказать, остановить…
      Парк закончился, девушка подошла к перекрестку. Пантелеймон Никитич сделал ускорение и почти догнал ее, но немного не успел: на светофоре зажегся красный свет, и он остановился. Девушка оглянулась, увидела его стоящим и, рванувшись вперед, перебежала улицу. «Догнать, не потерять!» - Пантелеймон Никитич быстро засеменил по мостовой.
     «Нива», вынырнувшая откуда-то из-за угла, тормознула так, что колеса оставили на дороге темный след. Пантелеймон Никитич почувствовал сильный толчок. Дома почему-то наклонились в сторону и упали на бок. Все вокруг начало затягиваться серым маревом. Парень, открыв дверь «Нивы», кричал:
      - Эй, мать твою, слепой что ли? Не видишь, чмо болотное, красный горит?.. Эй, мужик, ты чего?.. Мужик! Ты чего?.. Эй!
       Издали подкралась жгучая, дергающая боль. Марево на долю секунды растаяло, и Пантелеймону Никитичу показалось, что над ним склонилась Светлана. Он  с трудом разлепил губы и прохрипел, булькая кровью:
        - С…С…Све…та!
       Марево вернулось и превратилось в непроглядную черноту, посреди которой, хохоча, кривлялась и паясничала «костлявая» с косой в руках. Пантелеймон Никитич вздохнул в последний раз и застыл. Растерянный парень, водитель «Нивы», размазывая слезы по лицу, все тряс толстяка:
       - Мужичок! Открой глаза, пожалуйста! Ну открой!..
      А по тротуару шла прекрасная девушка. Возле следующего перекрестка ее ждала новенькая иномарка цвета «мокрый асфальт» с тонированными стеклами, хозяин которой, Влад, рябой бритоголовый парень с туповатым взглядом, скаля неровные зубы, приоткрыв дверцу, кричал:
- Ну че, Надюха, оклемалась после вчерашнего? Садись быстрее, клиенты ждут, платят зелененькими. Ты уж потрудись, крошка…

1991 г., переделка — 2002 г.