Совпадение

***
Она смотрела на нас с доктором жалобным непонимающим взглядом. То, что мы пытались ей втолковать последние несколько часов, было для неё слишком невероятным.
- Как же, ну, вот, например… - она отчаянно искала глазами знакомые предметы. – Вот эта статуэтка! Её тебе подарили на предыдущий день рождения, и ты ещё не знал, что с неё делать – хотел передарить Джулии, - тут она улыбнулась, растерянно и с надеждой.
Доктор посмотрел на меня. Я покачал головой.
Он вздохнул:
- Я зайду завтра, - его голос звучал устало. Пожав мне руку и попрощавшись с Мелли, он прошёл в прихожую.
Закрыв на ним дверь, я вернулся в гостиную. Мелани сидела всё в том же кресле, опустив голову и перебирая пальцами волосы. Я опустился перед ней на колени и взял её за руки – только тогда она посмотрела на меня, влажными и добрыми глазами.
- Разве я не сплю? Всё как в тумане.
- Милая, хочешь чего-нибудь поесть? Выпить?
- Не отказалась бы от тирамису. – Она улыбнулась. – Ничего не надо. Я же не больна.
На это я не знал, что ответить.
- Я не хочу донимать тебя расспросами, но всё-таки не могу удержаться от… некоторых, - продолжила она. Я внутренне напрягся – этот разговор должен был состояться два дня назад, но я оттягивал его как мог. Она, конечно, это понимала. Она очень хорошо меня понимала – даже сейчас. – Сколько нам лет?
- Двадцать восемь и тридцать два.
- Какой сейчас время? Какой это город?
- 2012 год, Сан-Франциско.
- Как мы живём?
- Мы женаты, уже шесть лет. Оба работаем.
- Какой мой любимый цвет?
Я наклонил голову и прищурился – слишком явная проверка.
- Зелёный. Всё сходится?
- Да… да, то есть… - она сосредоточенно постаралась улыбнуться, но вышло не особенно хорошо – её явно что-то волновало, очень сильно. На её лице появилось то выражение, которое особенно пугало меня эти два дня – выражение гаснущей надежды. – А… ты помнишь, как мы попали под дождь как-то летом и целовались под деревом, чтобы согреться?
Я покачал головой:
- Нет, ничего такого не помню.
Она кивнула.
- Но ты не это хотела спросить, правда?
И это выражение появилось снова. Она смотрела на меня, и в её глазах умирала целая жизнь.
- Это всё уже достаточно тяжело – будто мы просто шли разными путями, но в итоге пришли к одной точке… Но ведь это не так, здесь всё другое. – Она обвела глазами комнату: я знал, что перед её взглядом встают те веще, которые для меня ничего не значат. Она встала, подошла к стене, ласково погладила её. – Нет нашей фотографии из Лондона. – И затем, растерянно повернувшись ко мне: - На люстре все подвески целы…
Я не стал ей говорить, что никогда даже не думал ни о поездке в Лондон, ни тем более о том, чтобы портить прекрасную старую люстру. Всё это было слишком ясно.
- И здесь так пусто.
Она как-то сжалась, не зная, куда деться.
Я не сразу понял, о чём она говорит. А когда понял, моё сердце упало. Мы столько обсуждали это, строили планы, но так и не случилось.
- Иди ко мне, моя маленькая, - я встал, обнял её, сел с ней в кресло. Она плакала – первый раз за эти тихие дни. Горячие слёзы заливали её лицо, я не успевал вытирать их.
- Это последнее… если их правда нет, то это не сон…
Вначале она всё время спрашивала меня: «Ты шутишь? Это шутка?»
Я обнял её крепче.
Что же случилось с моей нежной Мелли, почему она ничего не помнит из нашей с ней жизни?

***
Два дня назад мы проснулись и позавтракали, как обычно. Потом она пошла одеваться и увидела, что вещи в её гардеробе – совсем не те, что должны бы были быть. Так всё началось.
Я думал, что она притворяется; она думала то же самое обо мне. Я повторял ей одно и то же по сто раз; она удивлённо смотрела на меня и приводила логичные аргументы – события, которые никогда не происходили. Я старался, старался скрыть растущее отчаяние; она гладила меня по щеке и говорила, что всё будет хорошо.
Я надеялся, что на следующее утро это пройдет так же внезапно, как началось. Но Мелли встала и спросила:
- Где моя коллекция открыток?
В каждой стране, где мы бывали, она находила открытку с закатом и отправляла себе же домой. Целую стопку таких закатов мы потеряли в прошлом году при переезде.
Тогда я пригласил доктора. Проговорив с Мелани около получаса наедине, он вышел ко мне с неутешительными словами о необъяснимых случаях и целительной силе любви. Затем он остался ещё на несколько часов, чтобы понаблюдать за нашей беседой.
Теперь она лежала лицом вниз на кровати, наконец уснув, устав от рыданий. Я же сидел рядом и просто смотрел на неё. Что теперь делать, я не знал совершенно. Она была половиной моего сердца, половиной моей судьбы, и я не представлял, как жить без её любящей улыбки. Хотя почему – была? Почему – без?
Это же всё ещё она. Моя Мелани.
И, наверное, мы справимся.

***
Было очень темно, но она не стала включать свет – боялась разбудить меня. Так и стояла на кухне, подсвечивая чайник телефоном. Когда я подошёл к ней в темноте, она совсем не испугалась и только потёрлась щекой о мою руку.
- Привет, - шепнула она.
- Привет, - ответил я. – Мы одни, можно не шептаться.
Я сразу понял, что сказал это зря, потому что она сделала небольшой шаг вперёд и вышла из моих объятий.
- Извини, - я не решался дотронуться до неё снова. – Извини.
Она помедлила немного, затем повернулась ко мне. Лица её я не мог различить, только угадывал силуэт в темноте. Кажется, она была спокойна. Затем её рука примирительно опустилась ко мне на плечо. Мы помолчали.
- Хочешь чаю? – наконец спросила она, усталым и добрым голосом.
Я сказал «Да», зажёг свет и сел. Повернувшись ко мне спиной, она возилась с чайником; она двигалась медленно – я знал, что она не хочет смотреть на меня при свете дня теперь, когда все надежды покинули её вместе со способностью плакать. От жалости к ней у меня сжалось сердце; нет, даже если она позабудет меня совсем, я останусь рядом, я буду поддерживать её до последнего.
Но когда она повернулась ко мне, чтобы поставить на стол чашки, я понял, что ошибся. Я увидел, как в её глазах снова разгорается то тихое пламя, которое вдохновляло меня вставать по утрам, идти на работу, торопиться домой – словом, на маленькие ежедневные подвиги, которые я совершал только ради неё. Маленькие огоньки жизни горели в её глазах, и когда она села напротив меня, я почувствовал, что она скажет.
- Я решила завтра пойти на работу.
Я кивнул.
- Я решила, что мы будем жить как раньше.
Я кивнул снова, с комком в горле, с дрожащей на губах улыбкой.
- У меня есть план, - она лукаво улыбнулась.
Я взял её за руку и крепко сжал. Рука была тёплая и нежная. Через неё в меня просачивалась надежда. Она затопила меня золотистой волной и окрасила всю комнату в согревающие тона. Ночь больше не казалась бесконечной; «Завтра наступит!» - думал я.
Мы допили чай и снова легли спать. Я обнял Мелли и уснул, целуя её плечо.

***
И наступило завтра, серое, обыкновенное завтра, которое ничем не отличалось от тысячи уже наступивших завтра и не принесло в нашу жизнь ничего нового, кроме возвращения её в прежнее русло. Мы оба пошли на работу; я волновался за Мелани, но она держалась так же, как всегда, и только спокойно переспрашивала, если что-то из происходящего не согласовывалось с её прошлым. На другой день вопросов стало меньше; постепенно они сошли на нет. Я восхищался её силой духа, а она говорила, что не смогла бы ничего без меня; впрочем, моя роль была довольно скромной – я старался вести себя как обычно, а затем перестал говорить о произошедшем, по её просьбе. Мы всё-таки выбирались из этой ямы, которая так внезапно появилась на нашем пути. Наше тихое счастье разгоралась снова.
Иногда я всё же замечал, что атмосфера в доме не в точности повторяла прежнюю, она менялась: голубые шторы в гостиной Мелли заменила на золотистые; вместо огромной оранжевой картины, которую она, кстати, выбрала сама в прошлом году, теперь висели наши фотографии – пока совсем немного, она сказала мне, что будет добавлять ещё; словом, происходило много маленьких изменений, которые мне казались бессмысленными, а для неё были, наверное, очень важными. Я по-доброму подсмеивался над ней по этому поводу.
Скоро к фотографиям на стене добавились наши портреты на фоне Эйфелевой башни – мы съездили в Париж и привезли оттуда миллион романтичных мелочей и воспоминаний. Когда в первый день я спросил её, были ли мы здесь раньше, она с улыбкой ответила:
- Нет, зачем повторяться?
И унеслась дегустировать выпечку.
Всё шло спокойно и, кажется, правильно; иногда даже выглядывало солнце. Мы жили хорошо, как все любящие пары, и ничто больше не отличало нас от наших удачливых друзей. Я и не заметил сам, как почти забыл всё, что случилось, как странный сон. В конце концов, проблемы бывают у всех?
Жизнь медленно двигалась вперёд, и вот в один особенно солнечный день я обнаружил себя стоящим на заднем крыльце рядом с Мелани, моей маленькой женой, которая с улыбкой наблюдала за двумя играющими детьми. Мальчик стоял с закрытыми глазами и громко считал вслух, девочка бежала к шиповнику, чтобы спрятаться. На полпути она споткнулась, упала на коленку и уже хотела расплакаться, но затем решительно нахмурилась и побежала дальше.
Мелли повернулась ко мне с таким сияющим лицом, какого я никогда не видел у неё раньше. Она прямо и ярко смотрела на меня, и я вдруг почувствовал, как что-то тёплое, мощное, радужное начинает разворачиваться у меня в груди из маленького ростка.
- У меня, кажется, получилось, - сказала она. Улыбка не сходила с её лица; это казалось неотъемлемой её чертой – разве она не всегда улыбалась? – Ты счастлив?
И тут на меня нахлынула волна невозможной, невыразимой, небывалой любви, не похожей ни на что из того, что я чувствовал раньше; она наполняла каждую клеточку моего пробуждающегося тела, вызывала меня наконец-то к жизни, вырывала из моего полу-существования – как же я жил раньше? Яркое солнце заливало всё вокруг, его свет наполнял двор, как яблочный сок, он проходил сквозь меня, наполняя мои глаза сказочной дымкой и возвращая в мой такой усталый прежде мозг целые семейки воспоминания – дни часы, минуты, фотографии, люди, события, поцелуи. Я смеялся от счастья, я захлёбывался этим светом, я не мог вымолвить ни слова от переполняющих меня радости, благодарности, преклонения, веры!
Потом я почувствовал, как солнечный занавес спадает с моих глаз, оставляя после себя пелену неожиданных слёз.
Я смотрел на неё: она всё понимала и плакала тоже.
- Я счастлив, - сказал я. И поцеловал её слезы.
Моё маленькое солнце, моя сказочная героиня, моя любимая жена.