Воровка

Я умирала каждый день. Постепенно, по нерву, по клеточке, по грамму своего веса, от постоянного страха перед бабушкой, не зная, что она мне предъявит в очередной раз. Теперь я думаю, что так люди жили при Сталине – в постоянном страхе и неведении.

Мне лет 5-6, а может больше, 8-9? В переполненном автобусе я сижу с бабушкой, возле окна. Толпа злится, напирает. Какая-то женщина говорит бабушке: «Девочка уже большая, пусть уступит место взрослым» Ну понятно, что я как послушный ребенок , тут же подрываюсь уступить место. Бабушка придерживает меня рукой : «Сиди»,  сама отвечает: «Пусть сидит. Она больная». Я ж, наивная, говорю: «Да ничего, я уступлю, постою!» Бабушка со злостью и до боли сжимает мне руку: «Сиди, молчи! Тебя никто не спрашивает». Начинается скандал, большой, публичный, с оскорблениями, обвинениями всех и вся, ну, как это часто бывает в толпе. Конфликт подогревается агрессией моей бабушки и моим желанием уступить место. Доходит дело до меня лично. «Девочка, вот как тебе не стыдно, сидишь, бессовестная, уступи место взрослым людям!» Я подскакиваю, а бабушка,  вцепившись в меня, усаживает обратно…Стыдно, ох, как стыдно! 

Все, выходим, вокзал, слава Богу! И тут начинается самое страшное… «Пошла вон от меня» - шипит бабушка, сверкая злыми зелеными глазами.  Я начинаю плакать: «Куда же я пойду?» «Пошла вон, я сказала, у меня больше нет внучки» - голос начинает нарастать, стыдно, кругом люди, я сейчас умру. Она идет впереди, красивая, ухоженная, хорошо одетая дама, я плетусь сзади и захлебываюсь от горя слезами. Я до сих пор хорошо помню это место, где произошло дальнейшее – проспект Вокзальный, здесь нет машин, гуляют многочисленные отдыхающие, красивые, нарядные.

Бабушка резко останавливается, поворачивается ко мне и говорит: «Как ты могла? Я ради тебя ругалась, чтобы ты сидела, а не стояла, а ты меня предала. Ты предатель. У меня больше нет внучки,  пошла отсюда вон!» Разворачивается и идет дальше. От стыда и ужаса я не знаю, что делать. Продолжаю идти следом и тихо рыдать, мне очень стыдно, мне кажется, что все люди смотрят на меня. Так мы проходим шагов десять. Бабушка вновь резко разворачивается, ядовитые ведьминские глаза впиваются в меня осколками стекла:  «Ты кто, воровка? Я тебя не знаю, почему ты ко мне привязалась? Воровка! Ты украла у меня кошелек! Я сейчас позову милицию и соберу людей!»  Я не знаю, громко это было или тихо, но мне казалось, что голос гремит на всю улицу и на меня все смотрят, что я воровка. Я в шоке и захожусь в истерике от тихих рыданий (громко плакать мне не позволялось никогда)… На прогулочном проспекте много людей, светит солнце, на высокой стене сбоку вьется равнодушно-красивый дикий виноград…

Можно, я умру? Боженька, я не хочу жить, так жить нельзя; помоги мне умереть, Боженька!  Господи.  Что делать, мамы нет, она далеко, а я совсем одна, мне некуда идти.

Острее одиночества я не испытывала никогда. Я не помню, что было потом, память это стерла начисто, но зачем это было со мной?! Зачем?