Большой и маленький. Повесть. Новая редакция

 
 
    
 
               

    

     Вместо  предисловия.


     Середина осени…  Прохладный воздух чист и прозрачен.  В высоком небе слышен  прощальный крик гусей,  улетающих на юг.  Одинокий лист под натиском ветра срывается с родной ветки,  медленно – медленно  кружится в воздухе  и с тихим шелестом падает на холодную землю.   Серый городской асфальт усыпан опавшею листвою,  и  дворник не успевает сметать ее в общую кучу. Резко налетевший ветер  поднимает вверх яркую россыпь сухих листьев,  разбрасывает  ее  по сторонам,   кидая  в лица прохожим.   
     На пятачке у городского призывного сборного пункта суетливо как в растревоженном муравейнике.  Наступил осенний призыв:   папы и  мамы,  бабушки и дедушки,  друзья и подруги  обступили подъезд здания сборного пункта и нетерпеливо ждут,  когда же начнется само действие  — отправка вчерашних мальчишек в  войска Вооруженных Сил.   Ветер разметает по сторонам жухлые листья,  а толпа людей  волнуется и гудит  на разные голоса.
     — Вы не слышали часом, куда ребят отправляют? — c беспокойством шепелявит  бойкая старушка  в цветастом платочке, обращаясь  к  вышедшему из здания молодцеватому  капитану. — Не в горячие ли  точки?
     — Не беспокойся,  бабуля!  Не в Чечню, — успокаивает пожилую женщину капитан. — По области ребят раскидают.
     Несмотря на довольно прохладную погоду,  офицер,  выйдя на воздух,  пилоткой обтирает  свое разгоряченное лицо.
     — Ишь чего сказал,  —  раскидают! — выражает сомнение тучный пожилой мужчина.
     Одет он  в  теплую межсезонную куртку с широким  воротом,   из-под вязаной спортивной  шапочки топорщатся седые кудрявые волосы. — Перекинут в области на перевалочный пункт,  а там жди покупателей.  Сам служил! Знаю,   как это делается…
     Своим неосторожным комментарием он тревожит толпу,  и по небольшому дворику опять прокатывается ропот.
     — Не  для того я одна поднимала сыночка, чтобы  сгинул он  в Чечне или Таджикистане, — всхлипывает одиноко стоящая женщина  лет сорока.
      — Не волнуйтесь,  мамаша, — к женщине подходит черноволосый прапорщик. — Сегодняшние команды уходят в Выборг. Там парни и служить будут, — уже пониженным тоном сообщает он матери.
     Лицо у женщины  светлеет. Она вытирает носовым платочком набежавшие слезы и с нетерпением посматривает на двери сборного пункта, которые  поминутно открываются и закрываются. Туда–сюда снуют бравые офицеры и  дружинники с красными повязками на рукавах. Пару раз на улицу выходит серьезный  подполковник.  Сердитым голосом он приказывает провожающим покинуть территорию:
— Граждане – товарищи, пожалуйста,  разойдитесь! Вы мешаете нам
работать! Скоро подойдут  автобусы,  и начнется посадка призывников. 
     Люди нехотя расступаются, освобождая  дорогу для прохода новобранцам.    Слышится гул моторов. Автобусы один за другим прилепляются к тротуару вдоль тенистой аллейки со старыми   растрепанными  тополями.   Наконец  дверь призывного пункта отворяется, на улицу выходит несколько офицеров, а за ними,  ведомые  прапорщиками,  выскакивают и  герои дня — будущие солдаты, защитники Отечества.
     Раздается команда строиться,  и вчерашние мальчишки, чуть ли наступая друг другу на пятки, пытаются изобразить что-то похожее на ровный строй.  Они переминаются с ноги на ногу, неуверенно поглядывая в сторону своих знакомых и родственников.
— Вольно!  — звучит следующая команда. — По машинам!
     Дверцы  автобусов  распахиваются,  и новобранцы  с рюкзаками в руках поднимаются на подножки.   Толпа провожающих  бросается к окнам  и, перебивая друг друга,  голосит  на все лады:
     — Сашка, сразу же пиши, как только прибудете на место!
     — Пирожки, пирожки в пакете! Ешьте, пока горячие!
     —  Васька,   ты там смотри… Не подводи фамилию нашу, деда свово…
     —  Сыноооок…..
     Будущим солдатам на ходу даются последние советы и наставления;  из рупора  гремит  песня:  «Не плачь, девчонка, пройдут дожди….»,  и вот  колонна автобусов,  выехав на трассу,  смешивается с потоком других автомобилей.


      Отец  и наставник


     Полковник Кравцов сидел в своем рабочем кабинете и перебирал служебные бумаги.  Еще недавно он проводил на дембель группу солдат и сержантов,  у  которых вышел срок службы.  Ожидалось новое пополнение.  Часть,  вверенная командиру,  была небольшая, поэтому «отец и наставник» знал каждого солдата не только по фамилии, но и в лицо.  Сколько их прошло  за  почти  тридцать лет его службы…
     Полковник подошел к окну и раскрыл створки. В  кабинет  ворвались  струи свежего воздуха. На плацу было тихо, ветер трепал остатки пожелтевших причесок когда-то зеленых деревьев.  Иван Васильевич Кравцов вспомнил свою молодость.    Окончив командное училище в Ленинграде,  юный лейтенант принял  под начало взвод. Тридцать разнохарактерных бойцов из интернациональной  семьи народов Союза доверили молодому, свежеиспеченному офицеру свои судьбы. Это было в Мурманске —   северном портовом городе.  Взводом Кравцову  довелось командовать недолго,  —  командир батальона заметил в нахрапистом молодом лейтенанте перспективу,  и за его толковость,  рассудительность, а главное, увлеченность делом, вверил ему командование  ротой.  К тридцати годам майор Кравцов заматерел на штабной должности, ему неплохо служилось   в теплом по климату Одесском военном округе. Майор был уже женат, супруга трудилась медсестрой в гарнизонном госпитале. Вместе они воспитывали двух чудесных сорванцов-погодков:  семи и восьми лет. Мальчишки только-только  пошли в школу,  как пришла  пора вновь собирать чемоданы —  Иван Васильевич выдержал конкурс  в московскую военную академию.
     Долгих четыре года слушатель военной академии    со своей  семьей ютился на съемных квартирах, пока вместе с дипломом о высшем академическом образовании не получил новое назначение в Ленинградскую область. Здесь Кравцов  обжился  и прослужил почти   двенадцать лет.  Несколько месяцев назад  ему доверили  часть. Больше двух сроков проходил Иван Васильевич в подполковниках. Ему предлагали  полковничьи должности, намекали и на генеральскую перспективу,  если он согласится поехать  служить в Среднюю Азию. Сам офицер не возражал.  Он привык за многие годы службы беспрекословно подчиняться приказу,   воинский долг был для него не пустым звуком.  Но тут стеной встала жена.
     — Выбирай, — в сердцах воскликнула она, — или  поход в  раскаленные среднеазиатские пески  за очередной звездой, или развод!
     Кравцов выбрал семью.  Сейчас дети   стали взрослыми,  получили хорошее образование. Старший сын после окончания  Петербургского университета остался в очной аспирантуре, а младшенький пошел по стопам отца. Окончив инженерный факультет Воздушной академии,  он начал службу на северном космодроме в Плесецке. Ивана Васильевича в его службе устраивало  все,   он  решил больше не гнаться за чинами,  а дослужить, как  положено — до пятидесяти  лет и уйти на заслуженный отдых.
     Здесь,  в Выборге,  у него была  прекрасная  квартира,    и небольшая уютная дачка  на берегу живописного озера.     «Вот выйду на пенсию, — мечтал полковник Кравцов, и займусь пчелами». — Во сне он уже видел себя среди приземистых ульев.
     Полковник услышал шум  приближающегося транспорта.  Высунув голову в окно,  он  увидел автобусы, из которых как семечки высыпали новобранцы.  Полковник набрал  номер  внутренней связи и соединился со своим заместителем по строевой подготовке.
   
               
     Карантин

     Молодых новобранцев остригли «под ноль» и загнали в солдатскую баню.  Баня представляла  собой довольно просторное помещение с двумя десятками,  не меньше,  душевых кабинок.  Расположившись на  длинных скамьях с тазиками, парни  усердно  заработали мочалками.  Саша Краснов —  мальчишка небольшого роста,  все время осматривался  по сторонам. Его испытывающий взгляд перекидывался с одного лица на другое.  Рядом с  Сашей мылся  долговязый паренек с  крепкой комплекцией.  Он старательно тер мочалкой намыленную грудь,  все лицо новобранца   было в пене.  Опрокинув на себя таз с теплой водой  и,  промыв  глаза,  паренек  наконец-то заметил, что на него  с любопытством смотрит сосед.
     — Чего зенки-то  вылупил?
     — Росту твоему завидую, — просто и бесхитростно ответил Саша.
     Долговязый парень широко  улыбнулся и протянул руку.
     —    Андрей Краузе,  — представился он. 
     Саша назвал себя  и,   немного смутившись, пожал  великану руку. Новобранцы разговорились.  Андрей  оказался  тоже ленинградцем.  Ребята поочередно потерли друг другу спины, вместе  пополоскались под душем и вышли в предбанник. Со стороны они смотрелись, как Пат и Паташон.
     Началась раздача обмундирования. У Саши Краснова  проблем с одеждой не было, он получил амуницию по размеру. Единственная загвоздка состояла в том, что он не знал, как надеваются сапоги с портянками.   Парень крутил портянки и так и сяк, пока к нему не подошел веснушчатый старшина с   рыжим чубом, показав  несколько раз, как это делается.  Саша благодарно посмотрел вслед удаляющемуся старшине и довольный встал в строй.  Кирзачи  были в самую тютельку — сорокового размера и ног не жали.   Проблема  с обувью возникла  у Андрея Краузе. Сам парень весил сто килограммов,  носил пятьдесят  четвертый  размер одежды и сорок шестой размер обуви. Рост солдата действительно оказался великанским — сто девяносто сантиметров.   Андрей  долго сидел в предбаннике, пока запыхавшийся  прапорщик  из вещевой службы не принес ему все необходимое, кроме сапог.  Нужного размера обуви на складе не нашлось.     Молодому солдату пришлось нарушить форму одежды, — вместо сапог он надел свои старые черные ботинки, и лишь к вечеру, почти перед самым отбоем,  дежурный по части принес прямо в казарму новехонькие, скрепленные суровой нитью,  кирзовые  сапоги.
     Казарма оказалась  большой и длинной с ровными рядами  металлических двухъярусных кроватей.  Андрей облюбовал место внизу, а Саша пристроился на втором этаже  — над ним.   
     Утренний подъем в шесть утра заставил  молодых салажат поверить в то, что суровая солдатская служба, ранее известная  им только   по рассказам знакомых и  по кинофильмам,   началась.
     —  И что мне с ними делать?  — недоумевал Александр,  держа в руках портянки.
     Он искоса посмотрел  на   парней, обувающихся рядом, и  попробовал повторить их движения. Но портянки   не слушались новобранца Краснова….  Они сбивались в кучу,  выскальзывали из рук, предательски торчали из сапог.  Промучившись с ними, Саша встал в строй самым последним. Сержант Предыбайло —   командир отделения, пообещал вечером перед отбоем провести показательные учения для новобранцев  по одеванию-раздеванию.
    И однажды сержант Предыбайло сдержал свое слово.   Саша уже забрался на койку,  растирая натруженные за день  ноги,  как  дневальный дал команду «подъем»  и зажег спичку. Саша  встал в строй  самым последним.  Никто его не ругал за это,  никто и не посмеивался. Солдаты – второгодки  прекрасно понимали, что новички перенимают навыки не все одинаково, и некоторым для этого нужно еще какое-то время. Сержант передал спичечный коробок старослужащему рядовому Маслову и своим личным примером показал, как нужно одеваться за сорок пять секунд, пока горит спичка. В глазах новичков появилось уважение. Сержант еще раз медленно, уже  без хронометража показал технику одевания. Только на  пятый  раз Саше  удалось уложиться  в норматив, вернее — почти уложиться. На сей раз, он оказался проворнее, строй замкнул другой новичок из его отделения — рядовой Пекконен.   
     До принятия присяги было еще достаточно времени.  Самое главное, вчерашним мальчишкам  предстояло войти в ритм армейской службы, научиться обращаться с оружием, изучить  воинский устав. Саша Краснов за день сильно  выматывался  и поэтому волновался.  Тревожили его и насмешки некоторых физически крепких ребят, поэтому он переживал из-за каждой своей неудачи. В строй он  частенько вставал самым последним, на турнике не мог подтянуться и пяти раз.
    —  И как такого хлюпика призвали в армию? —  смеялись над ним новобранцы  его призыва.
— Рано ты, Сашок, оторвался от мамкиной юбки, — подкалывали его
сверстники. — Рано!
     На такие колкие замечания Саша не отвечал, он молча уходил в сторону,  стараясь сохранить дружеские отношения с товарищами по коллективу.   Но как-то вечером перед отбоем Андрей Краузе  дал другу понять, что если кто его  обидит не по делу, то обязательно познакомится с его чугунным кулаком…
      Кроме того,  Саша Краснов стеснялся своего роста. Его рост составлял  всего сто шестьдесят  сантиметров,  но к его удивлению, оказалось,  что в роте служит  второгодок —  ефрейтор Гусейнов. Это  крепыш  был из  Краснодарского края,  и ростом  он был на два  сантиметра  меньше  Сашиного. 
     Андрей Краузе замечал Сашины переживания, но старался не вмешиваться.
     — Плохо быть первым и последним, — лишь однажды  беззлобно пошутил он. —  Именно    на таких  обращают внимание.  Но тебе, Сашок, это не грозит, — ты не замыкающий.  Лучше всего быть в серединке и не выпячиваться.  Поверь в это золотое правило!
     … Каждый вечер,  улучив свободную минуту,  Андрей и Саша бегали на спортивную  площадку, чтобы потренироваться на турнике. Саша с завистью смотрел, как ловкие и сильные руки Андрея  подталкивают вверх его тучное тело.  Рядовой Краузе, хотя и имел серьезную комплекцию,  отжимался  на турнике пятнадцать раз. Саша же заметно отставал. До принятия присяги оставалось три дня,  а его  личный рекорд составлял пока только  восемь отжиманий.
     В столовой  воинской части новобранцы  держались тоже вместе,  поэтому  вскоре парни получили клички:  «Большой» и «Маленький».  В самые первые дни службы Саша робел,  уступал дорогу   любому,  был крайне предупредителен с каждым.  Ему пытались «воткнуть шпильки» солдаты – второгодки, но строгий взгляд Большого останавливал их намерения. К своему удивлению, Саша быстро  научился обращаться с оружием и,  в конце концов,  разбирал и смазывал автомат  — чуть ли не вслепую.
     …Прошло  две недели.  Назавтра,  на воскресенье была назначена присяга.  И Саша,  и Андрей уже примерили новенькие с иголочки парадные костюмы. Это событие подогревалось и другой радостью — на присягу   командование пригласило  родителей будущих  солдат…
     И вот наступил-таки долгожданный день присяги. Утром, гладко выбрившись и освежившись одеколоном «Шипр»,   солдаты-новобранцы застыли  в солдатском строю. Поочередно, чеканя строевой шаг,  они торжественно  произносили присягу перед Родиной  и получали табельное оружие. Стоявший сбоку прапорщик вещевой службы Абакумов  щелкал каждого солдата на пленку фотоаппарата.  После  присяги состоялся концерт  солдатской самодеятельности, где,  как всегда, отличились «старики».  Они пели,  плясали, декламировали стихи,  а один солдат,  родом из Рязани, показал жонглерское мастерство —   виртуозно  работал сразу с шестью теннисными мячами.
     Сашин отец,  а он приехал один  — без жены, был чересчур  суетлив.  Отец взял  сына под руку,  и они вдвоем  вышли с территории части. Солдату Краснову дали «увольнительную»,  и отец с сыном решили посмотреть город.  Больше всего старшего Краснова интересовало  самочувствие сына. Саша с пятнадцати лет страдал гастродуоденитом,  и заботливые родители держали сына на щадящей диете.  Повестка о призыве  в армию застала их  врасплох,  соответствующие медицинские документы из амбулаторной карты сына куда-то пропали, восстановить их не хватало времени,   а  Саша от отсрочки в армию категорически отказался.   Отец гулял с сыном по городу, но мысли его были заняты желаемой встречей с командиром части.  Втайне от сына, Краснов – старший  привез медицинские выписки-дубликаты, касающиеся  заболевания сына,  заверенные круглыми печатями больницы и районной поликлиники.  Сам Краснов  был противником армейской  службы и полагал, что  два  армейских года —  это непозволительная роскошь.  Его сын Саша  прекрасно  учился в школе, но много учебных часов потерял из-за болезни,  поэтому и не прошел по конкурсу в университет.  Все надежды  родителей были на поступление  сына в следующем году. Также папаша был удручен «дедовщиной» в армии.
     — Как, сынок, не обижают тебя «старики»? — поинтересовался  отец.
     Когда он услышал, что у  мальчика  есть  покровитель в лице высокого и сильного солдата, Краснов – старший расплылся в улыбке.
      —  Познакомь меня со своим другом, —  попросил отец,  гладя сына по стриженой голове…
— Обязательно, пап… Андрей точно тебе понравится!
     Гуляя по городу, отец то и дело поглядывал на часы.  Оставаться до понедельника в части  в  его планы не входило, а вот встретиться с полковником наедине он очень хотел. Через военные каналы, а точнее через одного  чиновника  из штаба округа,  он  вышел на полковника Кравцова,  и даже   имел  с ним  предварительный разговор. Оставалось сделать самую малость:   придти и представиться, ознакомить полковника с нужными документами.  Ничего предосудительного  сердобольный папаша в этом не находил. Сейчас  было около трех дня,  и  Красновы повернули назад в  расположение части. Отпустив сына на обед, папаша отправился на розыски  отца-командира. По счастливой случайности он встретил полковника Кравцова у двери подъезда дома.  В каком доме живет полковник, Сашиному отцу подсказал соседский мальчик, гоняющий по двору обруч.
     Краснов представился, рассказал о сути дела, и уже готов было раскрыть папку с бумагами, как полковник пригласил его   в  свой рабочий кабинет.    Офицер  с  должным вниманием ознакомился с бумагами.
     — Я введу в курс дела нашего лекаря, — в конце беседы сказал полковник. —  Положим парня на обследование  и если картина болезни подтвердится,  направим в гарнизонный госпиталь  на комиссование. Пока же ничего обещать вам не могу.
     Они тепло распрощались,  Краснов – отец  положил на стол конверт с несколькими зелеными купюрами.
      — Это только аванс, остальное по мере  завершения дела…         
     Когда папаша прикрыл за собой дверь, Иван Васильевич сел за письменный стол и  обхватил руками голову.
     — Вот и стал ты, полковник Кравцов, взяточником…, — с горечью произнес он.
     Полковник  еще долго сидел за столом, часто курил  и  искал оправдания своему поступку. Шел уже пятый месяц,   как в воинской части последний раз выплачивалась зарплата.   Надбавка за звание и  «пайковые» не выплачивали уже больше года. Хорошо, что в  подвале дома еще оставалась прошлогодняя картошка да варения-соления,  что закрутила  на зиму жена.  Что тут поделать,  выживать как-то надо.  Полковник  приосанился  и набрал  номер домашнего  телефона  врача санчасти.
 
     Дедушка российской армии.

      Сержант Антон Предыбайло каждый вечер перед сном зачеркивал в  своем карманном календарике  дни, проведенные в армии.  До «дембеля» оставалось  два  месяца.  По ночам  сержант мечтал о том счастливом дне, когда он наконец-то  распрощается с опостылевшей ему военной формой, кирзовыми сапогами,   наденет обычный гражданский костюм. До армии Антон окончил энергетический техникум и работал электромонтажником на стройке. Там в Курске, откуда он был  родом,   ждала его девушка Валентина.  Девушка училась в местном педагогическом институте,  и сержант получал от нее нежные, наполненные любовью  письма.    Сейчас Антон лежал в кромешной темноте  казармы и под мерное сопение солдат  размышлял о жизни.   Уже давно  прозвучала команда «отбой», но  сержанту все же не спалось. Вытянув на койке усталые ноги, он день за днем по памяти листал  страницы воинских будней…
     Из нового пополнения в отделение сержанта попало три солдата:  здоровенный парень – каланча,  видимо немец с фамилией Краузе;  вечно шлепающий рядом с ним  коротышка Краснов,  и добродушный финн  Пекконен.  С финном проблем никаких нет, службу он понимает и старших почитает тоже.  А вот немец Краузе… Тот другой.
     Вчера Антон попробовал испытать характер парня и по-дружески попросил простирнуть  ему хебешную гимнастерку.
     — А шнурки от ботинок тебе не погладить, часом? — сделав удивленные глаза,  спросил Краузе.
— Да ладно тебе, я же пошутил.
— Шутки разными бывают,  а неудачные мне  не нравятся, — свысока
посмотрел на Антона великан.
     Сержант вспомнил  свои первые дни  после принятия присяги. В то время он практически не вылезал из нарядов. Ладно бы, еще своих, согласно очередности.  Но Антон частенько брал в руки тряпку и драил туалеты вместо старослужащих ребят. Он понимал, что воинская служба  —  не сахар, что в первый год задолбают его,  салагу.  Но придет время,  и он сам отыграется на следующих новобранцах  за все унижения и оскорбления.   Сейчас Антон привык, чтобы ему подчинялись с первого слова.  Но за  время службы   однажды ему все же попалась парочка строптивых  солдат, которые не хотели подчиняться «дедушке». Так ничего,   —  обломал он  и их.  После двух физических «профилактик» стали солдатики  как шелковые.  Сейчас  эти ребята служили   по второму году в другом взводе и,  следуя традиции, тоже применяли «неуставщину».  А куда денешься без нее в армии?  Правда, в последнее время  замполит части, подполковник Измайлов,  что-то зашевелился. Антон вспомнил трагический случай, когда в их части после долгих издевательств повесился  солдат-первогодок...  «Деда»,  виновного в этом, почти перед  "дембелем" арестовали и направили осознавать содеянное в дисциплинарный батальон.  Сержант  Предыбайло пожалел  недавнего товарища,  он искал оправдания его поступкам.  Армейская служба —  не санаторий. Здесь  не столько сила нужна,  сколько мозги,  да и в  определенной степени   гибкостью  ума обладать надо.  Антон не уважал слюнтяев.  Если солдат давал возможность  сесть себе на голову,  его ждала горькая и тяжкая участь.
     С другой стороны,  сержант Предыбайло уважал независимость и силу. В рядовом Краузе  он  разглядел личность.  «Повезло Краснову,  — усмехнулся  «дед». —  С таким покровителем — хоть куда. Надо бы завтра поговорить с взводным, чтобы  разъединили  этих солдатушек по  разным отделениям, хотя и это мало что изменит.  Спят они  все равно рядом.  Следует присмотреться к этому длинному и найти его слабое место. А  замполит, ишь,  куда замахнулся,  кричит,  что искоренит «дедовщину».  Ничего у него не выйдет. Традиции сильны, на этом и вся  армия держится.  А  коротышку,  независимо от опеки,  я обломаю, никуда он не денется», —   Антон сладко зевнул, перевернулся на бок и заснул мертвецким сном.

     Александр /Маленький/

     Саша Краснов рос  хилым  ребенком. В детстве он перенес все   детские болезни, какие только можно было найти в справочнике педиатра.  Ветрянка, корь,  скарлатина коклюш и краснуха  — не прошли стороной мимо парня. В школе мальчик учился ровно, однако,  к занятиям спортом испытывал апатию.  Саша всегда завидовал сильным ребятам. Еще учась в шестом классе,  мальчишка  записался в секцию бокса при  местном  Доме  культуры. Юный спортсмен две недели отрабатывал удары на специальном   мешке, а когда тренер предложил ему выйти на ринг, школьник заволновался. Тот первый бой он  выиграл  чудом.  Александр еще месяца два посещал секцию бокса, пока ему не нанесли сильнейший удар в голову. Десять дней провалялся школьник  в больнице с сотрясением мозга, и после  лечения в  силовой спорт не вернулся.
     Один  из  товарищей по школе   попытался  привить  Саше  любовь к  акробатике.  Акробатический кружок парень посещал тоже около  двух месяцев. Он научился стоять  на руках и на голове, с легкой помощи тренера стал делать кульбит.  К восьмому классу Саша перепробовал несколько видов спорта, и нигде не преуспел, кроме  шахмат. Вместе с аттестатом о неполном среднем образовании мальчик получил удостоверение о третьем юношеском разряде. Уже учась в выпускном классе, Саша повысил мастерство до первого разряда.
     Отношение к армии у молодого допризывника было двояким. «Каждый мужчина должен пройти школу мужества», — так рассуждал мальчик.  В глубине же своей души Саша  видел себя студентом. Ему нравились точные науки,    он  мечтал об инженерном дипломе.   Но пропущенные по причине болезни школьные часы не прошли даром. При поступлении в университет парень не добрал балла, и, как следствие, — в октябре из военкомата  пришла  повестка о призыве его в  ряды вооруженных сил. 
     Нельзя сказать, что Саша не готовился к службе.    Еще на приписном пункте, когда школьник проходил медицинскую комиссию, терапевт   поинтересовался,  есть ли у него жалобы?  Саша страдал болями в желудке, но на  медицинском осмотре в военкомате он  промолчал. Скрыл он это и от родителей.  Когда мальчишка показал повестку о призыве в армию, мать с отцом как курицы закудахтали, вспомнив о бумагах с диагнозами из больниц,  да было поздно.  Конечно, можно было получить отсрочку, восстановить  потерянные медицинские документы и таким образом утрясти проблемы. Но в  Саше неуемно жило два желания: он хотел на себе почувствовать, что такое армия;   в тоже время  он мечтал о заветном студенческом билете. И все же победил романтизм   —   Саша объявил родителям о своем последнем решении — служить Отечеству.
 
               
     Конфликт

     …В столовой,  куда строем вошли  солдаты,  аппетитно пахло  свежими  щами.  В приятном  ожидании вкусного обеда Саша с Андреем уселись за один стол.  Саша  Краснов еще не успел взять в руки ложку, как в его миску плюхнулся хлебный мякиш. Брызги из миски  разлетелись в разные стороны,  попали они и в лицо солдату.   Так зло пошутил сосед справа —  рядовой Стрельников.  Поводов к злой выходке  Саша не давал. Он вытер  лицо носовым платком  не зная, как ему поступить. Выручил Андрей Краузе.  Выйдя из-за стола,  взяв в руки еще дымящуюся паром миску щей, в которой плавал злополучный хлебный шарик,  он опустил ее на голову солдату-обидчику.  На рядового Стрельникова  было жалко смотреть:  листья вареной капусты облепили его голову и шею, жирный бульон  капал с гимнастерки на пол.  Но этим дело не закончилось.  Андрей  изловчился и ударом снизу двинул  Стрельникова кулаком по скуле. Тот откинулся назад и, скользя сапогами по мокрому полу, растянулся  в полный рост под общий хохот сидящих за столом солдат.  Никто из них не двинулся с места, никто не пришел на помощь Стрельникову.  Солдаты сделали вид, что ничего страшного не произошло, тем более,   что офицеров рядом с ними не было. Конфликт казался исчерпанным.
      Вечером в часы самоподготовки Большой и  Маленький писали письма домой,  в свободное время занимались мелкими постирушками.  После отбоя друзья легли отдыхать. Они и не догадывались, что хулиганская выходка солдата Стрельникова  была   хорошо  спланированной  акцией, что задумывал он ее не один.  Что свою лепту в нее внес не кто иной, как  сержант Предыбайло…
     Андрей только-только успел заснуть, как его разбудил тихий шепот:
— Андрюха, выйди-ка на минутку,  разговор есть…
    Предчувствуя неладное,   Краузе поднялся. Александр в это время мирно сопел носом  и  улыбался во сне,  —  знать сны ему снились хорошие.  Большой не стал будить друга и,  натянув штаны, отправился на «разборку».
     В туалете Андрея   поджидали  Сашин обидчик  — рядовой Стрельников,    дружбан  Предыбайло —  ефрейтор Мартынов из другого взвода и сам сержант.  Краузе еще не успел войти в предбанник туалета, как получил удар в  лицо.  Но удар   был не очень сильным, он только подзадорил парня.  Большой  владел приемами карате. Прижавшись к стенке, он ударом ноги заставил распластаться на земле ефрейтора Мартынова, затем перекинул через себя Сашиного обидчика —  рядового Стрельникова.  Падая, тот ударился головой о кафельный пол и  затих, не подавая признаков жизни.    Звон разбитого о батарею  стекла заставил Андрея сосредоточиться. Это сержант Предыбайло приготовил ему сюрприз… Отбив от  лимонадной бутылки горлышко, он держал в руке округлую часть дна с рваными и острыми краями. Дело принимало серьезный оборот и в воздухе запахло уголовщиной.
     Андрей вертелся перед сержантом  как гладиатор на  арене. Он был безоружным,  приходилось отбиваться ногой и  постоянно уходить в сторону,  «Если удар этого придурка  придется   мне  в лицо, — соображал  Краузе,  — я  стану  страшнее Квазимодо из романа Гюго «Собор парижской богоматери». Наконец молодой солдат изловчился  и,  схватив на излом руку Предыбайло,  стал  выворачивать  ее назад.  Сержант  взвыл от сильной  боли,  кисть его  руки разжалась,  и  грозное оружие  упало на пол. Андрей ударом носка кирзового сапога отправил остатки бутылки в угол. Большой  воспрял  духом,  он  снова накинулся на сержанта.   Его удар прошелся рядом с носом Предыбайло и  кулак, уткнувшись в правый глаз, скользнул вдоль виска.
     Нестерпимая боль обожгла глаз сержанта, он ощутил на лице кровь и,  закрыв его ладонями,  стал взывать о помощи.


     Андрей /Большой/



      Обостренное чувство справедливости проявилось у Андрюши Краузе еще в детском саду.  Ему было около четырех лет,  когда   впервые пришлось показать свой характер.  Однажды,  играя с другими детьми на площадке, он заступился за малыша,  нечаянно наступившего на  песчаный домик,  построенный ребятней. Андрей извинился за мальчугана  и постарался исправить ситуацию, помогая ему строить домик заново. Но один из мальчишек  демонстративно кинул в заступника  детской металлической лопаткой и попал  в переносицу. Этот мальчик  был намного старше Андрея,  он был крепче, выше ростом и всем своим видом показывал свое превосходство. Андрей тогда сильной боли не ощутил,  ему было просто не понятно, за что его так обидели.  Мальчишка же  стоял рядом и ухмылялся. Андрюшка  в тот раз не растерялся,  он схватил  палочку,  которой гоняют обручи  и накинулся на  своего обидчика. Подбежала воспитательница и разняла драчунов…
     Вечером родители провели с сыном  воспитательную беседу. "Драка —  это удел слабых», — убеждали они.  Андрей  же твердо заявил, что на любую обиду надо отвечать силой,  нельзя драться  только без причин. Этим банальным правилом он  и руководствовался всю свою жизнь. Природа не обделила мальчишку здоровьем и статью,  к тому же  рос он   внимательным и смышленым.   Отец  мальчика  работал в одном из совхозов области трактористом.      Андрей рано приобщился  к труду.  Он часто бегал к отцу в мастерскую и помогал ему как мог:  подавал   гаечные ключи, отвертки, плоскогубцы…  Иногда мальчик  залезал в кабину трактора и,  держась за баранку, представлял себя капитаном морского корабля.  Андрей Краузе  мечтал о море и даже хотел поступить в Нахимовское  военно-морское училище, но в старших классах пришло новое увлечение — музыка. Парень  довольно сносно научился играть на гитаре и  стал участвовать в школьной самодеятельности.
     Когда Андрей  учился  в  девятом классе,  его родители переехали в город.  Двор,  где по вечерам  собиралась детвора,  считался  хулиганским. Андрею  часто приходилось драться,  защищая честь не только своего двора,  но и  улицы.  Далее судьба у его приятелей — мальчишек-хулиганов сложилась по-разному. Многие из сверстников Андрея  позже попали в дурные компании и оказались за колючей проволокой…
     Андрей Краузе часами мог сидеть на лестничной площадке и нещадно бить по струнам гитары, извлекая из нее незатейливые мелодии. В свободное время мальчик любил читать художественную литературу. Книги он читал запоями,  мама не успевала приносить их из библиотеки, в которой работала  заведующей.  Увлечение  карате  пришло к Андрею,  когда он проводил последние свои летние каникулы. Так случилось, что в деревню, где он отдыхал, приехал спортсмен-каратист из Питера. Он  и обучил Андрюшу премудростям этого спорта. Юноша оказался способным, свое увлечение каратэ он продолжил в спортивной секции и  в выпускном классе уже  подтвердил норму кандидата в мастера спорта. Андрей получил аттестат без троек и хотел поступать в музыкальное училище, но не сразу, —  вначале  он хотел закалить  свой характер в суровых армейских буднях.

       Расследование…

     Полковник Кравцов  с хмурым видом сидел в кресле своего кабинета и перебирал четки. Удивительно, но в некоторых случаях они ему помогали держать себя в руках.  Вчера в части произошел дерзкий случай.  Новичок избил сержанта, увольняемого осенью в запас. Сержант числился на хорошем счету, ему предлагали после срочной ехать учиться в школу прапорщиков.
     Иван Васильевич негодовал: «салага» посмел поднять руку на должностное лицо.    Кравцов отправил рядового Краузе на гауптвахту, а сержанта в медсанчасть. У Предыбайло  случилось сильнейшее кровоизлияние в глаз, завтра  его отправят в  гарнизонный госпиталь. Сейчас полковник ожидал приезда военного юриста. Шел уже  третий час дня, когда в приемной он столкнулся лицом к лицу с  незнакомым  человеком в военной форме.
     — Капитан Авдеев из гарнизонной прокуратуры, — представился незнакомец. — Направлен для выяснения обстоятельств ЧП,  произошедшего в вашей части.
     Посетив в медсанчасти сержанта, получившего травму глаза и вывих руки,  Авдеев взял с  «дембеля» письменное объяснение. Сержант написал, что проводил с рядовым Краузе  воспитательную работу.  Но молодому солдату не понравились устные нотации,  и он применил физическую силу. В свидетели сержант Предыбайло  призвал своих дружков, которые как бы были свидетелями этого случая. Капитан  Авдеев крупица за крупицей воссоздавал картину происшествия. Побеседовав со Стрельниковым  и Мартыновым,  следователь обратил внимание на путанность показаний.  Оба солдата пояснили, что они чисто случайно находились в туалете во время разговора  командира отделения с подчиненным. По их версии, Краузе нанес первым удар  сержанту,  и тот, защищаясь, пытался отбиться разбитой бутылкой,  но не успел..   Увидев эту потасовку, солдаты поспешили на выручку командиру.
     Капитан был опытным  спецом:  после окончания военного юридического института он служил уже седьмой год. Интуитивно Авдеев догадывался об  истоках конфликта,    показания  старослужащих солдат не нравились ему и  никак не вязались с происшедшим. Авдеев решил опросить всех  солдат, т.е. тех,  кто,   по его мнению,  мог пролить свет на вчерашнюю  драку.
      Наутро юрист посетил задержанного виновника драки. Идя на гауптвахту, он предполагал встретиться с угрюмым мордоворотом без признаков какого-либо образования на лице.  Но  перед ним предстал высокий интеллигентный юноша с правильными чертами лица. Глаза солдата выражали недоумение.  Рядовой Краузе во всех подробностях, начиная с конфликта в столовой,  описал картину происшедшего.  Догадки капитана Авдеева все больше  приближали его к финалу. Он снова появился в медсанчасти и по счастливой случайности  успел застать сержанта,  которого уже ждала машина для доставки в госпиталь.
     После второго допроса, прижатый  убедительными фактами,  полученными  следователем от Андрея Краузе,  потерпевший Предыбайло раскололся и  выложил  все,  как   было  на самом деле.
     Следствие по делу капитан Авдеев закончил на третий день и  по этому поводу сделал сообщение в актовом зале воинской части. Старослужащие солдаты  возмущались, они никак не хотели верить в произвол сержанта.
     — Сегодня избили командира отделения, — поднялся раскрасневшийся ефрейтор Зотов , — завтра поставят  синяк  под глаз офицеру, — а дальше что прикажете делать?
     В сержантском корпусе царили нервозность и волнение.
Капитан Авдеев,  сообщив собравшимся военнослужащим результаты расследования,  попрощался  с ними и уехал.    
     Полковник Кравцов  со своим замом  по строевой подготовке тоже находился  в зале. Он сидел на первом ряду и нервно грыз карандаш. Авторитет  «дедов»  был окончательно подорван.  Саша Маленький сидел в середине зала.  По соседству с ним на стуле    развалился  старослужащий из другого взвода — рядовой Карпухин. Тот постоянно окидывал молодого солдата ехидным взглядом,  а когда все стали расходиться, попридержал Сашу.
      — Твой защитник на губе, — пригрозил он ему, — так что  сегодня я тебя попользую…
      — Разотру в порошок и сгною в банке, понял,  скотина? — еле сдерживая гнев, ответил «деду»  рядовой Краснов. 
— Что ты сказал… —  изумился Карпухин.
— Прикуси свой язык.  Я тебя не боюсь! —  при этих словах Саша
 Маленький стал как бы выше ростом.
    Не выдержав ретивого взгляда «салаги»,  старослужащий Карпухин с удивлением попятился к выходу.


     Врач санчасти  ставит  точку…


     … На следующий день перед завтраком  рядовой Краснов    был вызван в санитарную часть. Моложавый доктор с прыщавым лицом,  в  погонах старшего лейтенанта медицинской службы  предложил солдату лечь  на кушетку,  долго и  сосредоточенно мял ему живот.
     — Есть ли у вас жалобы? —  спрашивал он солдата, — и какие вы принимаете лекарства?
     — Жалоб нет, — бойко отвечал Александр. — Никаких лекарств я не принимаю.
     Рядового Краснова несколько озадачила осведомленность эскулапа о его здоровье. Доктор еще долго расспрашивал солдата, затем предложил сделать  ему фиброгастроскопию.  Саша уже знал, что собой представляет эта неприятнейшая процедура,  так как  с трудом переносил ее. И действительно,  мало приятного глотать резиновую кишку с толстым набалдашником.  Но что ему оставалось делать? Доктор пшикнул в Сашино горло  струю  аэрозоля  и оно мгновенно задеревенело…
     …Минут двадцать корчился солдат на кушетке.  Когда зонд был извлечен, Саша облегченно вздохнул.
     — У вас,  молодой человек,  зеркальная язва желудка и деформация луковицы двенадцатиперстной кишки,  — сделал заключение врач. — Я сейчас свяжусь с госпиталем и зарезервирую для вас место.
     Саша молчал. Он приводил себя в порядок, поправляя гимнастерку.
     — Удивляюсь, — продолжал эскулап, — и  как это вас  пропустила  медкомиссия…
     В этот же день рядовой Краснов вместе  с двумя солдатами из  местной санчасти  был отправлен на лечение в окружной госпиталь. Саша оставил своему другу Андрею Краузе записку, пообещав по прибытии написать ему письмо.


      Пустая  койка


     После обеда, зайдя в казарму, Андрей обнаружил на Сашиной койке  записку. В записке  друг  сообщал  о  внезапной госпитализации.      «Странно, — подумал солдат, — ведь Сашка  никогда не жаловался на здоровье».
     Вчера  вечером  рядового Краузе выпустили из гауптвахты и вручили постановление об отказе в возбуждении уголовного дела за отсутствием  состава преступления. Вернувшись в свое отделение, Андрей почувствовал некоторую неприязнь со стороны сослуживцев. Со всех сторон на него настороженно глядели десятки глаз. Сержанты роты окидывали Краузе презрительным взглядом,  отворачивались в сторону. И только  в своем отделении он почувствовал себя  более комфортно.  Дело сержанта Предыбайло спустили на тормозах, не стали выносить сор из избы, а самого Антона госпитализировали с травмой глаза в клинику. Обязанности командира отделения  временно возложили на ефрейтора Кулика из другого взвода.
     Тяжело было на  душе молодого солдата.  Андрей прекрасно осознавал, что именно в Саше  Краснове кроются все причины этого происшествия, ведь не будь его, не было бы и неприятностей. Хотя, можно и наоборот подумать: «Не будь его, Андрея, туго пришлось бы Маленькому без моральной поддержки». Рядовой Краузе ни о чем не жалел. Ему была только непонятной  лишенная всякой логики  отлучка  друга из части. Андрей с тревогой стал ожидать, когда Саша Краснов даст о себе знать.
 
   
     Годен к нестроевой…


     Саша лежал  в  палате терапевтического отделения и недоумевал.  О том, что он страдает болезнью желудка, кроме его самого  и родителей никто не знал.  Быть может,  медкомиссия  из военкомата прислала  бумаги? Рядовой Краснов судорожно перебирал в памяти события последней допризывной  осени. Все  справки  с его болячками хранились дома, может быть,  родители подсуетились?
     Саша вспомнил приезд на присягу отца,  его нервозное поведение. Отец тогда искал встречи с командиром, а молодой солдат не придал    этому факту никакого значения. «Но как же иначе объяснить осведомленность медицинского старлея о  моей болезни?» —  Сашу и вправду стали посещать нехорошие мысли.  Теперь он думал о своем заболевании желудка уже с некоторой тревогой.  «Быть может,    язва приняла запущенную форму,   доктор  об этом не обмолвился, а  впереди  грозно маячит операция?» — Маленький обхватил голову руками.
     …Александра Краснова исследовали в клинике на протяжении трех недель.  Его пичкали таблетками, порошками, гелями,  водили на рентген и другие процедуры. Однажды Сашу вызвал начальник отделения — полковник медицинской службы. Когда Александр зашел, тот перелистывал его историю болезни.
     — Ну-с, молодой человек, как настроение, боевое? — полковник ласково потрепал солдата по ершистой макушке. — Домой поедешь,  парень.  Язва твоя зарубцевалась,  и  поэтому оперировать не придется, однако армия не может предоставить тебе диетического питания. Так что пойдешь ты, парень,   в запас и будешь годен к нестроевой  службе в военное время.
     Саша с волнением выслушал приговор полковника медицинской службы…


      Переброска на юг…


       Наступила весна.  На ветках тополей проклюнулись первые клейкие почки,  а на островках оттаявшей земли зазеленела  молодая травка.   Андрей Краузе постепенно привыкал  к армейской жизни. Он служил  пятый  месяц и был  на хорошем счету. О  недавнем инциденте  в части со временем позабыли.  Рядовой Краузе по армейским меркам уже считался «шнурком». На днях  был опубликован приказ президента о весеннем  призыве.  Случилась у Андрея еще одна радость, проведать сына в воинскую часть приезжали его родители,   привезли они и любимую гитару Андрея.  У   солдата появилась возможность объединить вокруг себя любителей  музыки.  Вечерами в казарме звучала гитара,  под ее незатейливые  аккорды  солдаты пели  трогающие за душу песни  о матери, о любимых, о родине,  о неспокойной армейской жизни.
     … Но однажды тихая и размеренная жизнь  воинской части нарушилась в одночасье.  Как-то после завтрака в роту зашел заместитель командира части по строевой подготовке подполковник Игнатьев и зачитал приказ.  Двенадцать человек из роты откомандировывались в распоряжение Северо-Кавказского военного округа, в их числе была названа фамилия и рядового Краузе. В спешном порядке солдаты собрали  личные вещи и,  получив в штабе соответствующие документы,  в тот же день военным транспортным самолетом Выборгский сводный отряд был отправлен в Ростов-на-Дону.


     Последний бой…


     …Солнце палило явно не по-весеннему. Андрей окопался на маленькой цветущей полянке вдоль крутого  горного склона. Хотелось подымить, но курить в засаде бойцам  было категорически  запрещено.  Ранее некурящий,  рядовой Краузе  пристрастился к сигаретам  сразу же,   как только попал на Кавказ. Вертолет еще не успел приземлиться в Ханкале, как солдаты поняли,  что они попали в Чечню. Вот тогда-то от волнения молодой солдатик и стрельнул у сослуживца первую в своей жизни сигарету…
     Андрей Краузе воевал уже третью неделю. Первые дни он вместе с другими необстрелянными бойцами нес службу в боевом охранении.  Что такое смерть в бою, рядовой  Краузе знал не понаслышке. В последнем бою за  село  Верхние Атаги  полегли девять его товарищей. Легкораненых  бойцов он не считал, после оказания первой медицинской помощи эти  солдаты  возвращались в строй.  Вокруг их воинской части  боевики расставили мины–растяжки, —  солдаты гибли и получали ранения даже во время коротких перебежек…
     Краузе  глотнул теплой воды из фляги,  но это  помогло мало. Солнце взошло в зенит, и от жары голова как будто раскалывалась. Во рту сохло, мучила жажда, а по лицу  пробегали соленые струйки пота.  Андрей намочил водой носовой платок и обтер им разгоряченный лоб. Бой ненадолго затих,  можно было хоть немного передохнуть, но и это затишье не приносило облегчения.  Враг был хитер,  чеченские боевики  могли  пойти  и  в обход. 
     «А на моей родине в мае зацветет черемуха», — подумал Андрей, покусывая травинку и разглядывая необычную для него флору гористой местности. В последний месяц  весны дворик родительского дома утопал в  белой черемуховой кипени;  мама открывала окна настежь, — ей нравился горьковатый  запах цветов этого дерева.   «В мае  у мамы день рождения, надо бы не забыть отправить ей поздравительную открытку»,  —  при воспоминании о матери  на душе у Андрея потеплело. «Как там они —  мои старики? Вот  закончится бой,  обязательно напишу им письмо», — решил солдат.
     Андрей осторожно выглянул из-за  большого валуна и заметил горстку бородачей с карабинами наперевес,  цепью ползущих в его сторону.
     — Черт бы вас побрал,  — ругнулся он.   — Как же вы  мне все надоели!
     Солдат  взял навскидку  автомат, прицелился и стал поливать свинцом.  Двое, что замыкали цепь,  распластались на зеленой траве.  Андрей перезарядил автомат и выполз из-за  большого камня. Слева от себя он заметил  новую цепочку ползущих боевиков.  Краузе приподнялся на колени и послал еще одну очередь. В ту же секунду он почувствовал сильный обжигающий удар в спину.  Небо качнулось перед глазами и повернулось набок. Солдат, теряя сознание, упал на камни.


     Вместо  эпилога


      …. И вновь зацвела черемуха.  Закружила голову  своим душистым ароматом, буйствуя белоснежной красотой. И не было зрелища более завораживающего.  Сладкий и горьковатый  ее аромат  убаюкивал сидящего  на скамейке  бывшего полковника Ивана Васильевича Кравцова. Он только что вышел в отставку. Наконец-то сбылась его заветная мечта,  и он осуществил свою задумку — организовал на своем дачном участке пасеку,  построив   целую улицу ровных домиков–ульев. Теперь бывший военный, как прежде  на солдатском плацу,  вновь наблюдал  строевой смотр,  принимая  парад  возвращающихся с полей дружным роем    работяг–пчел.         

     ***               

   …Антон Предыбайло закончил воинскую службу и ушел в запас. Он долго переживал  за свой  неблаговидный поступок,    жалея о прошлом.  В результате  полученной травмы его глаз  стал хуже видеть.  Приехав  на малую родину в  Курск,   бывший сержант  вернулся  на родную стройку,  но теперь уже мастером.   Антон женился на своей подруге Валентине, дождавшейся его с армии.  Сейчас молодая семья ожидает пополнение.      
               
     ***               
   …Саша Краснов поступил на заочное отделение университета по юридической специальности,  и  на последнем курсе  устроился на работу судебным исполнителем. Об армии он старается  не вспоминать,  да и что он мог помнить за  три  месяца службы?   С  Андреем  Краузе   связь была потеряна.  Как и обещал,  Саша  отправил   из госпиталя ему два письма, но ответа не последовало.   А питерского адреса своего друга  Александр Краснов не записал…


     ***
     Каждую субботу на Смоленское кладбище приходит седоволосая женщина лет пятидесяти, закутанная в черный платок.  Ее глаза полны скорби.  Женщина пропалывает сорняки и с любовью ухаживает за цветами, высаженными на могилке  сына.  Мать подолгу сидит на скамейке у куста черемухи и,  украдкой  вытирая горькие слезы, вспоминает единственного сына,  так и не ставшего ей кормильцем на старости лет.

     Есть такая профессия — защищать родину. И верные сыны своей страны с честью выполняют свой воинский долг.  Давно уже отгремели залпы последней  войны,  однако и в мирное время  из конфликтных точек продолжают прибывать гробы, именуемые  «Грузом-200».
     И я невольно задаю себе вопрос:  «Разве не преступно погибать в двадцать мальчишеских лет в мирное время,  — в угоду  политическим амбициям лидеров страны?»  Это не только преступно,  позорно, но и безнравственно!  Необстрелянных мальчишек посылают  под вражеские пули  как дешевое живое мясо.  Иногда парни  уходят из жизни,  даже не познав  сладость девичьего поцелуя.    Кто ответит за их прерванные судьбы? Кто ответит?...


 Кельн,  2001 год.