О патриотизме и наших святынях

В последнее время власть всё чаще вспоминает о патриотизме и призывает его множить среди населения что есть мочи. При этом, как можно понять, заинтересованная сторона часто использует этот термин в смысле  любви к Родине. Не забота и родственные чувства, а именно - любовь, хотя давно известно, что «насильно мил не будешь!» Именно поэтому, как бы не старалась Родина в лице нынешней власти призывать к любви, этого может не хватить даже на простое человеческое любопытство. Любить можно красивый вид на реку, горы со снежными шапками на вершинах, море-океан с теплым климатом или бескрайнюю степь – то что местами предлагает красавица-природа, но любить целое государство, видимо, может только тот, кто знает что такое секс по переписке. Если говорить о других человеческих проявлениях, то родным и близким что-то становится не потому, что так родилось или существует где-то поблизости. Нужны бесчисленные заботливые усилия, терпение и вера в то, что всё это – самое важное в жизни! О прямой зависимости между местом рождения (страной проживания) и нежными чувствами ходят легенды, но, на мой взгляд, научного подхода ещё не выработано. Более того, развитие всевозможных коммуникаций и способов доставки того или иного человеческого организма, вполне может в будущем привести к тому, что кроме стран проживания будут организованы страны отдыха, страны зарабатывания денег, а так же отдельные государства счастливого детства.
Если мы у себя в стране не сможем собраться для массовой коллективной работы на общее благо, если мы при этом не будем испытывать хотя бы основные человеческие чувства от печали до радости потому что мы – люди, у которых что-то получается делать своими руками ( а не обезьяны, которых научили нажимать на нужные кнопки и издавать тот или иной вопль по поводу и без), ничего похожего на  родственные чувства к своей стране достигнуто не будет. Это не смущает тех патриотов, которые считают, что не любовь главное в этом деле, а гордость за свою страну. И пусть кто-то гордится, что у нас в стране представлены все мировые бренды (зачем самим суетиться и что-то выдумывать?), или тем, что нас многие до сих пор боятся в мире – важно то,что находятся поводы для гордости, пусть даже самые никчемные. Мол, этим то и сплотимся как-нибудь. Люди при этом не понимают, что даже если это и произойдет в какой-то ближайшей перспективе, это будет вселенский винегрет, а не Россия. Нынешние россияне всё никак не могут понять, что сформированный образ России в мире – заслуга прошлых поколений. И если не каждый год, то уж точно каждую декаду он всё больше истирается и исчезает. И как бы ни было обидно нынешним бойким патриотам, в горбачевский период перестройки интерес к России был куда более значимым. Мы, как страна, смогли заявить о себе, выставить себя в новом свете, обозначить свой новый интерес, каким бы неотёсанным он не был! Сегодняшние радетели России, похоже, могут только говорить, отчетливо подражая самым глупым физиономиям либералов. Удивительный феномен теперешнего времени – обезличивание человека. Ему, этому человеку, наплевать на то, что всё или почти всё делают за него – лишь бы не он. У него нет ни малейшего желания ставить, как это было когда-то, клеймо на свои изделия и отвечать за свою работу по самому высшему разряду прежде всего перед собой. Можно, конечно, говорить о «страшном» советском прошлом, если больше ничего в голову не лезет. Можно вспомнить об обезличивании человека в современном разделении труда, но как объяснить отсутствие коллективной гордости (раз уж в нынешнее время ничего не делается в одиночку)? Ведь вот посмотрите вокруг себя! Что в нашей стране осталось нашего? Даже образование уже чуждое!
У меня есть одна слабенькая теория. Матриархат и патернализм – две возможные тональности  общественной жизни. Так вот, когда матриархат в очередной раз берет верх над патернализмом, мужское население становится не подкаблучниками, как это бывает местами при патернализме, а своей психикой возвращается в детство, где одним из самых сильных чувств была «сыновья любовь».  И как бы это само по себе не устраивало женщин, взрослость мужчин постепенно дистрофирует до уровня детского сада.   Так вот, если касаться, моей слабенькой теории, в 90-е Россия вступила в свою эпоху современного матриархата. Вступила так незаметно, что многие до сих пор считают, что этого не было, потому что быть не могло. Опять же, православие, царь, бояре – какой тут может быть матриархат? Речь, на мой взгляд, всё таки не в доисторическом матриархате – достаточно различать общества мужского и женского психотипов. Моя мысль лежит в той плоскости, что СССР был последним обществом мужского психотипа на европейской территории в обозримом прошлом. Ныне, в основном, этот психотип проповедуют США, а остальной мир мигрировал в женскую ментальность, образовав собой некое подобие гарема, если выражаться простым языком. Эта ситуация накладывает определенный жирный крест на понятии патриотизма вне США. Не знаю, уместно ли это сравнение, но в свое время либералы смогли уломать СССР ( а по сути – Россию) не строить из себя мужика – мол, куда нам тягаться в этом деле с США. Правда, по своей расхлябанности, они так и не объяснили толком, почему россияне должны стать другими. Зато мы за пару десятилетий умудрились  потерять прошлый отчетливый статус и всё ещё никак не можем обрести нового. И именно эта проблема, на мой взгляд, сейчас важнее всякого патриотизма, каким бы пафосом он не отсвечивал.
Вкупе с вопросами патриотического воспитания, нынешние правители и рядом стоящие стройные ряды «защитников России», довольно неожиданно, в последнее время вспоминают о «наших святынях». Последнее слово в кавычках само по себе ныне выглядит несколько диковато. Наверно они где-то и существуют эти самые святыни, но вот российское телевидение упорно рисует Россию территорией Москвы с небольшими вкраплениями Питера. Бывает, что упоминаются Нижний Новгород, Казань или Красноярск с Новосибирском. Вот, недавно, ещё стал интересен Владивосток.  В остальной России или вообще ничего не живет и не происходит, или обязательно какая-то катастрофа на потребу чувствительной душе столичного жителя. Поэтому, когда поднимается общий хор про святыни, которые в очередной раз попраны, я нахожу себя в крайнем смущении.
Меня воспитывали в духе настоящей дружбы и любви. И это считалось святым. Так же , как и физический труд на благо общества, бывший не только известным средством существования, но и замечательным способом душевного самосовершенствования. Жизнь по правде обосновывалась как некая непреходящая ценность человеческой личности, за которую стоило бороться всеми силами, чтобы в конечном счете не пасть слишком низко. Зло предлагалось изживать, а добро растить. Уважать не за красивые штаны, а за красивые дела. Искать в человеке прежде всего душу, а не тугой бумажник. Семью считать ячейкой общества, а не формальным соглашением на основе определенных договоренностей ввиду необходимости разрешения вопросов собственности и опекой за общими детьми в случае развода. И так далее.
Всё это воспитывалось во мне когда-то, направляло мою жизнь и не оставляло в покое, если что. Смущение же моё происходит от того, что теперь всего этого нет. Прошлая святость в очередной раз стала историей. Я даже не представляю чему ныне учат детей в смысле предметов обыденной святости, но заявлять на всю страну из нынешнего продажного и пропиаренного времени о том, что кто-то хочет снова чего-то там попрать, на мой взгляд, может только человек, который совсем запутался в жизни. Потому что, прежде чем так говорить, хорошо было бы уточнить у народа и власти по отдельности, кто и в какие святыни верит и готов защищать, в том числе и ценой своей жизни…