трипуйте прыжками

Ночь. Вы идете, плавно перемещая вокруг себя окружающие вас декорации города, в каждый миг являясь его эпицентром, и, размышляя о том, что каждый, в сущности своей, для этого скопления бетонных коробок не менее эпицентричен, чем вы. Этот город настолько мал и знаком, что по его улицам можно ориентироваться, благодаря свету старых окон, хранящих между своими стеклами пыль, которая в масштабе такого ориентирования является звездной. Чтобы проверить, не сбился ли ты с курса, достаточно совершить прыжок на ..тый этаж, и, прослушав перед этим гул мускулов лифта, очутиться на кухне со знакомой картой обоев, транспортиром чайника на плите, и хлопотливым хозяином в штурманском халате. Вместе, вычисляя угол широты тематических объятий и их долготы, отмеряемой хронометром скуки, вы будете стремиться, чтобы угол этот если и не отражал реальное положение вас обоих в океане стремления к гармонии, то хотя бы, не являлся ошибочным настолько, чтобы к нему нельзя было приблизиться.

После, обретя определенность в местонахождении корабля пустыни, горбами которого являются полушария вашего мозга, вы продолжаете преодолевать вплавь кубометры густого ночного воздуха. Аэростат вашего тела, натянутый на гелий плоти, как водится, светится изнутри, и если приборы не врут, мимо вас проплывают аппараты, не менее гелиоцентричные, чем вы. А если приборы зашкаливают, то это означает, что вы находитесь не иначе, чем в толпе, заполнившей площадь, равную своему объему, и вытолкнувшей такое же количество пространства в измерение вашего восприятия. Площадь эта, как обычно бывает при концентрации на ней тел, обращенных в чистое чувство объективной реальности, увенчана сценой, происходящее на которой смещает центр этой реальности к себе.

Город пульсирует индустриальным шумом. Подгоняя время, люди в цветной форме возводят ночью дома. Высокие, стройные, эти дома подпирают над собой пустоту, не давая ей поглотить город, смять уже что-то подозревающих жителей в комки небытия. И огромный, плоский организм общества должен быть благодарен этим домам, благодарен просторным умам проектировщиков, кварцевыми вкраплениями блистающих в его теле, отодвигающих с каждым этажом его неминуемую гибель. И вы понимаете замысел всех архитекторов мира. Он очень прост, если есть пустота, то она должна быть фундаментом для своего отрицания, и когда-нибудь один из домов пробьет в этой пустоте брешь, люди на верхних этажах увидят иное, оно возвысит их или низвергнет, развернет лепестки благоденствия, или перечеркнет будущее. Но теперь они будут знать, что иное есть. А значит, нужно строить дальше, выше. Небоскребы – это гвозди, забиваемые в фундамент космоса.

И вы ощущаете свою компактность, обусловленную рамками города, определяемую рисунком лиц, то ли проплывающих мимо над тротуаром, то ли скользящих, словно граффити, по стенам домов. Вы настолько компактны, что можете, подобно окурку, проскочить сквозь решетку канализационного стока. И вы кричите во весь голос, но лица продолжают безмолвно скользить вокруг вас, ваш крик не сотряс ни грамма тишины. А значит, вы – тот, на кого обрушилось небо, во времена, когда его еще не подпирали бетонные башни. А значит, нужно лавировать, и смещаться

дальше. Вам хочется туда, где нет огней, где темнота селевым потоком понесет вас к рассвету. Туда, где этого рассвета не будет видно из-за затянувших небо туч, дарующих возможность наблюдать, как клочья дождя обретают контур человечества. И шелест капель умиротворит ваших демонов, сухими поленьями полыхающих в шкатулке воспоминаний, и запах мокрой пыли утолит вашу жажду знаний, потому что отныне вы знаете, что есть дождь. Отныне крылатая пята не истопчет прах ваших чувств, они превратятся в дым, из дыма – в ароматные травы, и, побыв в вашей крови восхитительные минуты, они покинут вас, их увезут на корабле и развеют над теплой землей, чтобы они выросли в настоящее. И вы встанете с земли, белый снег больше не падает из ваших глаз вверх. Вы всмотритесь в зеленую бездну листвы вокруг, и найдете себя.