Избранник духов. Диана

                Избранник духов

             Беда.

      Уже третьи сутки слева от входа прохудившейся от степного ветра юрты на войлочной пластине, укрытый овчиной, лежал больной ребёнок. Его широко открытые глаза были полны страданий с какой-то надеждой смотрели в бездонное небо, видное сквозь решётку закоптелого дымохода. Он дышал с чудовищным и клокочущим присвистом, каждый выдох сдавливал его детское тоненькое горло.

- Куда-а-й… Скажи, что мне делать? Каким нужным словом задобрить тебя? Энеем-Дьяйчы! Ты всегда охраняла моего дитя… Ты украла у Ульгенья кут-задорыш моего ребёнка и вручила мне… А сейчас хочешь отобрать его?!

Тане хотелось ещё что-то прокричать в молчащую высь, но боль, которую испытывают лишь матери у постели умирающего ребёнка, сдавливала горло.
Ровно четыре года назад, когда на Земле царствовал год Огненного Дракона, осенью, в улурген-ай, на четвёртой прибывающей Луне он впервые вдохнул воздух жизни. А теперь… Слёзы выступили у неё на глазах, ещё больше отразив боль и страдание. Горькие складки легли на уголки потрескавшихся губ. Она не спала три дня и три ночи, и чтобы не уснуть у изголовья, она попыталась спеть ему колыбельную песенку, но это был только тоскливый и протяжный стон. Словно вторя ей, кружась над обветшалой юртой, зловеще засвистел ветер. Он, воя, невидимой рукой горстями набрасывал через тунук – дымоход – на еле тлеющий очаг мелкий снег.

      …Беда всегда одинаковая…  немая… неласковая… А Тана… бесконечно твердит молитвы, призывая на помощь Всевышнего. Он-то исцелит её дитя, только снизошёл бы с небес в эту мрачную холодную юрту…
      Вдруг, вздрогнув от мрачных мыслей, она как будто очнулась от глубокого сна. Тана почувствовала, что воздух в юрте совсем застыл и, встав, быстро разворошила прутиком еле тлеющие угольки под таганом, накидав тоненькие ветки тальника.

- Умрёт наш малыш, - прошептал Арыш, муж Таны, до сих пор молчавший или делавший вид, что спит. Но при этом он слышал каждый шаг, каждое слово, всё, всё… и даже тихий звон её шанкы – украшение из раковин каури, - вплетённых в длинные косы жены.

- Эта хворь скоро доконает его… Что нам делать? – без всякой надежды заглядывал он в помутневшие глаза сына, будто ожидая ответа.

- Надо позвать к нему Шамана. Его дьула похитили элчи – приспешники Эрлика, и пока в нём есть несколько капель жизненной силы, надо вернуть сюне – душу, - Тана вскинула на мужа запавшие глаза. – Скоро рассвет, собирайся в дорогу… Я останусь с ним, я не дам его Эрлику…

      Рыхлый снег скрипел под башмаками Арыша. Твёрдость, решимость и убеждённость жены окрылили его. Он сейчас был готов пойти за них в огонь и в воду. Его горячее дыхание заполняло всё пространство вокруг него.
…Дьула – то же дыхание, но его не удержишь в себе… А ведь иду… иду, а хворь хочет пронзить маленькое трепещущее сердце сына, она целится в него отравленной стрелой… Неужели он умрёт? Почему угасает жизнь в крошечном тельце? Почему отвернулась от него Умай – Энее?.. Вот и солнце встало, красное, должно быть перевалило на зиму…
        Вдруг сзади кто-то его толкнул. Арыш, поскользнувшись от резкого порыва ветра, чуть не упал. Неприветливый ветер пробирался под одежду, сковывал его тело. Что-то шепча, Арыш прижал к груди озябшие руки. Начался буран. Холод становился всё сильнее, его бил озноб непонятного страха, который охватил его и держал, не давая пошевелиться. Арыш двинулся в обратную сторону, но, сделав два шага, остановился и пошёл назад. Он не смел вернуться. Становилось всё темнее от бурана, от которого даже бесстрашный Эрлик не высунул бы свои рога на землю.
Он шёл на север мелкими шагами, которые хоть и медленно, но неумолимо съедали дорогу. Он пересёк степь, пробрался через гору и вышел на бескрайние просторы плоскогорья, где носился только ветер, не встречая на пути ни деревца, ни холма. Наконец, Арыш заметил вдали дымок, струящийся из дымохода юрты. Он, как обвиняющий палец, указывал на небо.

                ***
       Мучительная трансформация.

       …Тамыр лежал лицом вниз, а под ним была трава, и пахло корнями и землёй. Исчезли завывания и всхлипы ветра. Он повернулся на спину и сел. Он почувствовал, что его мозг чем-то заполнен, и хотя он остался самим собой, он был и ещё кем-то. И эти двое какое-то время сидели, глядя друг на друга, разделённые пропастью непонимания.
       «Мы как будто из двух миров, - подумал Тамыр. – Я знаю, где нахожусь, я уверен, что знаю, хотя не могу сказать. В эту пропасть падал много раз, и столько же выбирался, а сейчас происходит что-то странное, чего прежде не случалось – я перестал быть самим собой,  и во мне будто поселилось невидимое Нечто…»

      Ошеломлённый этим непрошенным вторжением, он попытался расслабиться, но тут же ощутил саднящую боль в костяшках пальцев и в напряжённых мускулах, словно его мяли руки великана. Он, стиснув зубы, встал и, шатаясь от усталости, побрёл вверх по каньону. Лавируя меж колючек и кустарников, он карабкался, подстёгиваемый ветром, а внизу зияла клубящаяся и вязкая пустота. Он шёл и чувствовал, что в его остаточных мыслях копошится чужая информация.
      «…Они меня уничтожат, - почувствовал Тамыр, - и никому в голову не придёт искать меня в этих бурых холмах. Но кто же я? И кто же, наконец, тот чужой – тёмный сгусток, спрятавшийся в моём подсознании?..»
 
      Тамыр на минуту остановился и попытался разобраться во всём, но вдруг сгустившиеся сумерки в котловане сменил мягкий зелёный свет… «Так бывает во сне» , - успел подумать Тамыр, - и в поедающей тоске закрыл лицо руками, припал к случайному дереву, неподвижный и окаменелый. Ноги наткнулись на корень и он тупо, как камень, ударился о ствол головой. Мир скрылся в земном сумраке чёрным неведомым призраком.

- А-..-а…аа, - вдыхал и вздыхал в себя воздух, как будто не хватало его. Сбросив с себя чьё-то прикосновение, он попытался заглянуть на миг в уголок своего свернувшегося в клубок мозга.

-Я только что вернулся… нет… меня возвращают на землю, - подумал он, - я будто открыл массивную дверь в бездонный и визжащий мир, - в мир Разума и Страха… и я стал…

      Вдруг Тамыр вспомнил всё! Расплывчатая картина перед его взором становилась всё чётче, как будто кто-то невидимый в его подсознании регулировал чёткость изображения.

      Он вспомнил, что падал медленно и плавно, как падает дерево от смертельного удара топора, мимо какого-то непонятного, мимо своего существа и пространства. Сомкнутые крестообразно костлявые восковые руки его не слушались, запястья ныли какой-то неземной болью, со лба пот катился и падал градом в зыбкую пустоту. Тамыра покидала сюне – душа…
      Вдруг, в тёмной глубине пропасти зашумело, раздались дикие хохоты. Улюлюкая, гогоча и свистя из темноты высыпала чёрная орава – арьергард тёмных сил кровожадного Эрлика. Толпа подхватив Тамыра самодовольно веселилась, осыпая свою жертву зловонным дыханием. Поскользнувшись, он упал и покатился по каменным ступенькам, но множество уверенных и потных рук подхватило его, деловито отделив голову от туловища, положили её на развилку лиственницы. Оттуда Тамыр наблюдал, как стая духов-приспешников со страшной бесцеремонностью начала резать его тело вдоль и поперёк, вытягивая синие жилы, раздирая пальцами мышцы. Они, как мясники, обдирали кожу с рук и ног.
      Голову Тамыра охватил смертельный ужас, его челюсть ходила вверх-вниз, как у марионетки, изо рта хлынула клубящаяся горячая пена, лицо превратилось в уродливую маску от судорог. Он хотел крикнуть вслух, но этот безмолвный крик чуть не разорвал на части его раскалённый череп.
       Закончив своё дело, стая духов с крысиными глазами подобно птицам закружила над огромным котлом. Хватая месиво, оставшееся от Тамырова тела, они кидали его в дымящийся котёл. Неописуемое зловоние, которого на земле нет, распространилось по жуткой пещере. Время от времени духи хватали куски его тела длинными баграми, проверяя, не отделилось ли мясо от костей. Казалось, ещё немного и чадная пещера загорится и превратится в настоящий ад. Над ярким синеватым огнём кружилось множество лохматых крыл, бросая тёмно-алые огни в кипящий котёл.

      Вдруг раздались шумы и шелесты, послышались взмахи больших крыл – из-за захиревшего столетнего тополя показался Дух-великан Караш – сын и посланник грозного Эрлика. Кёрмёсы – стражи, охраняющие вход в это подземное капище – залились многоголосым шумом восторга. Казалось, вся нечисть Вселенной здесь справляет свой чёрный шабаш. Толпа гудела и выла, как стоглавое чудовище. Откуда-то из-за угла скал появились ковыляющие уроды – у одного не было ноги, он передвигался на какой-то деревяшке, у другого был огромный горб величиной с голову, у третьего кисли, как язвы, заплывшие гноем глаза. Без конца лоснились мясистые иссиня-багровые носы.
Хромоножка, подставив спину, помог Карашу слезть с чёрно-мухортого коня, он схватил уздечку и ловко привязал её в закоптелую коновязь. Вдруг Караш поднял плётку, сделанную из шкуры бурой змеи. Визжащая толпа застыла. Они будто слились воедино в какой-то странный сплав.
      Тамыр, слегка приподняв багряное пылающее лицо, шире раскрыв ресницы, заглянул в кровавые глазницы Караша. Они сразу же подчинили его. Ошеломлённый, он не смел противиться этому дьявольскому взгляду. Без ропота, как обречённый, он по капелькам отдавал себя во власть Карашу, и Тамыр на какой-то миг ощутил себя целиком: он так же, как раньше, чувствовал и дышал лёгкими, даже по его телу пробежала мелкая лёгкая дрожь. Казалось, вся Вселенная вздрогнула и понеслась куда-то с немыслимой скоростью.

- Я… т-того…, в-вод-да… в… кот-ле вык-к-ипела, - хмурясь и кривясь прошептал с козьими ногами лохматый заика, - м-мож-жно нач-чи-инать…

Караш размашистыми шагами подошёл к котлу. Разомкнув свои усталые слипающиеся глаза, сладко зевнув, потянулся и радостно потёр свои, как жерди, руки. Торопливо засучив рукава, он погрузил их в дымящийся котёл. Они люто метались по дну казана. Не разобрав ничего, он вывалил горячее жидкое месиво на землю, его лицо и грудь облепили тёплые липкие брызги. Он перебирал кости, попарно отделявшиеся от плоти. Наконец, издал какой-то дикий хрип, его лицо вытянулось. Растопырив пальцы, он радостно закружился на месте. На его ладони лежала белая, крепкая, как железо, кость.

- Он! Ему дана великая сила, - прохрипел он, - он её обязан применить во славу Эрлика. Нечасто такое бремя ложится на человека, и для него теперь тайны Времени не существует. Он – шаман!

                ***

             Не такой

     Ветер стал резче и холодней. Ледяным ножом он вонзался в его обнажённое тело. Тамыр провёл по телу и лицу грязной ладонью. Его руки с ужасом потянулись  к шее. Всё было цело, только его тощее костлявое тело, иссохшее от долгой непонятной болезни, стало здоровым и мускулистым.
«…Мне дана великая сила?! Я – шаман?! Ещё подростком я слёг от непонятной болезни. И когда за спиной стояла смерть, касаясь меня своим крылом, когда только начали сгущаться летние красные сумерки, какие-то двуногие, застлав мои глаза светло-синим дымом и замуровав в белый туман, похитили меня…»
Тамыр шёл, шумно вздыхая, и не верил себе. …Наверное, родители посчитали меня уже погибшим и перестали искать… Бедная мать… Она, наверное, слегла от горя…
Он углубился в свой разум, заглядывая во все уголки, но никого, кроме чужого, он не нашёл. И он – этот чужой – обрывал его невыносимые раздумья и старался прекратить в его мозгу бешеную пляску вопросов.
«…Наверное, меня посчитают чокнутым, если я расскажу увиденное мной в страшной пещере, - думал Тамыр, опять испытывая все мучения, которые сейчас, теряя реальность, превращались в видения. - … Я поменялся с этим существом разумами… Теперь я не такой, как все. Скоро по Чуйской степи расползутся слухи, что пришёл я – «не такой»…

                ***

               Ритуал возвращения души.

      Но сегодня он не стал наслаждаться лёгким вечерним ветерком. Не было времени. В его распоряжении оставалось всего несколько часов, каких-то несколько жалких часов, чтобы пронестись с немыслимой скоростью в царство Эрлика и возвратиться оттуда с дьула сына Арыша.
Луна ещё не взошла, но проблески света становились всё ярче, от гор веяло прохладой. Внизу мрачно и угрожающе по камням бежала река.

         Тамыру надо торопиться, он должен успеть сделать своё дело до полуночи. Всё было готово. Оцепенение, в котором находился Тамыр, куда-то схлынуло. Он мысленно напрягся, борясь с нарастающей дрожью начал вращаться и изгибаться в ленивом танце. Вокруг не было ничего, только он и его бубен с пёстрыми ленточками – его колесо вечности. Он как голова Горгоны с безобразно всклокоченными волосами, которые в дьявольском хороводе кусали друг друга за хвосты.
      Тёплая струйка пота бежала по подбородку Тамыра, губа отекла от солоноватого вкуса, казалось, что десять рук продолжают наносить в бубен удар за ударом.
Вдруг на какую-то долю секунды всё померкло, растворилось, на уголках его рта выступила пена, глаза бешено вращались. Он инстинктивно пытался схватиться за что-либо, резко обернулся и рухнул на землю. Толпа зевак из ближних аилов поперхнулась от удивления – не каждый день они видели, как чёрный кам клянчит обратно украденную душу у посредников Эрлика. Но удивление сменилось густым страхом, когда неожиданно стая бескрылых «нечто» закружила над высоким костром и так же неожиданно исчезла.
Тамыр выпрямился и мысленно ощупал себя. Было темно, и он вспомнил, что в руке у него всё ещё зажат бубен. Он понял, что это не конец, но он сделает всё, что может. Он даже не узнал свой голос, когда попросил принести ему девять отточенных ножей.
Перед тем как войти опять в транс, он предусмотрел и спланировал каждый свой шаг до мельчайших деталей, поскольку по ту сторону было отвратительно и мерзко. Он увидел нечто абсолютно враждебное – оно выло, кричало и визжало, и большой высокой волной накатывался детский звенящий голос, и звук топота его бегущих ног.
Он повернулся к костру, всё жарче и яростней колотил бубен, закружился быстрей юлы, а бульканье его охрипшего горла перешло в хрипы. Вдруг он жестом попросил подавать по одному ножи. Схватив их полузамершими пальцами, по одному вонзал себе в живот, тупо уставясь взглядом в призрачные сумерки.
Вдруг он споткнулся и упал на колени. «Нет… нет… если он не встанет, он погиб – нет, надо идти…» Он шёл, спотыкаясь на обломках и топляках, выброшенных на берег. По небу чёрным пунктиром чиркнула стайка спускающихся в долину вестников тёмного Разума.
Зеваки поднялись на холм, позади языки пламени костра лизнули густую черноту ночи. Вдруг до них донеслись крики ярости и глухо затрещали ружейные выстрелы.

Тамыр очнулся в юрте, возле порога. В мозгу у него пульсировало, кровь капала с разбитого носа и сочилась с ободранных костяшек пальцев. От частых падений его костюм покрылся грязью и замёрз, превратившись в ледяной панцирь. Он сидел сгорбившись от холода и уже не ощущал ни стужи, ни сырости. Но теперь  Тамыр знал, что душа сына Арыша  вернулась, ребёнок исцелится.  Вдруг он глухим голосом попросил принести ему ножи, извлечённые каким-то ему ведомым образом из его живота. Яростный вой ветра, сбивая его мысли, злорадно кружился и сыпал зёрна снега на юрту. Вскоре ему принесли ножи, и от того, что он увидел, у него перехватило дух: один из ножей был окровавлен.
Хозяином ножа оказался Шумар, сын Муклаша. Через год Шумар неожиданно скончался.


***
Пояснения автора

Когда Духи во время своего ритуала складывают попарно кости избранного, то должна остаться одна лишняя кость (у простого человека они парные), только хозяин такой кости становится настоящим Большим Шаманом. Бывают ещё Белый Шаман – он общается с духами Высших Божеств, и Чёрный Шаман (Кара Кам) – он общается только с духами подземного царства. А Большой Шаман общается с теми и с другими.
Бубен (тьунгьур) – его круг, представляет эмблему двух миров. Он облегчает Шаману путь в мир иной, чтобы добровольно уходя в безумие, через круги Времён попасть к Эрлику, принося дары от того, за кого хлопочет. Отличается бубен строгой геометрией с узорами и кругами, изображением птиц и зверей, чистым, ярким цветом, и для него достаточно всего одного взгляда на такую диаграмму, чтобы впасть в прострацию.

Обры-колотушка – особая деревянная колотушка для бубна, обычно обтянутая войлоком и мехом горностая и зайца. На конце крепится Дьялама (цветные ленточки) и многочисленные подвески (железные). Ударами в бубен Шаман призывает помощников-духов.

Дьула – душа человека в виде волоса. Когда волос крадут слуги Эрлика, человек болеет и может умереть, вот тогда Шаман снаряжается в путь к Эрлику, принося дары, забирает дьула.

Шанкы из раковин каури – олицетворение женственности, охранители, призванные отпугивать злые силы.

Дьяйачы – верховный творец, могущественный созидатель, ведает жизнью и смертью. В
шаманских мистериях обращались как к матери-властительнице (Энеем-Дьяйачы), она обладает знанием пророчествовать о настоящем и будущем. Она получала от Ульгеня зародыши им созданных и вручала человеку. Она же ведала отделением от людей их душ. Своё решение относительно будущих Шаманов она записывала в особую книгу «Сабыр-бичик».

Ульгень – верховное основное божество, творец Вселенной, обитает на 15-16-м слое неба. Внешность его не изображалась, или очень условно, в виде человекоподобной фигуры, голова которой излучает сияние.

Эрлик – владыка подземного мира, высший правитель подземного царства мёртвых. Он вместе с Кудаем (Богом) участвовал в сотворении мира. Они поделили мир между собой, и все жертвоприношения делились: к Эрлику подносились жертвы в виде туш животных (лошадей, овец, быков), а Кудаю в виде молочных продуктов (молоко, сырчики и т.д.). Живёт Эрлик во дворце из чёрной грязи или синего железа на берегу реки Тойбодым. Шаманы обращаются к нему как к отцу (Адам-Эрлик). Первый Шаман принял свой бубен как дар от Эрлика.

Караш – сын Эрлика, живёт на пятом слое подземного царства. Посредник между Шаманом и Эрликом. Руководит Шаманами в жертвоприношении Эрлику, сопровождает их в подземный мир, помогает Шаманам в возвращении души человека.