Опус 3

   Рудый Легар Баронович

        Опус № 3               


                Когда в селах пустеет,
                Смолкнут песни селян
                И седой забелеет
                Над болотом туман,
                Из лесов тихомолком
                По полям
                Волк за волком…
                ………..
                (А.Толстой)               
       
                ИДЁТ ОХОТА НА ВОЛКОВ, ИДЁТ ОХОТА
                или
                ПРИКАЗАНО ВЫЖИТЬ!


       Интересно, что сподвигло мою заводчицу назвать меня ВУЛЬФОМ? На волка, вроде бы, я совсем не похож – рыжий, наглый, неосторожный. Может, неистребимая тяга к жизни, а может, звезды так сложились… Так или иначе, но, кажется мне, что это была та песчинка, которая, обрастая обстоятельствами, превратилась в жемчужину событий моей жизни, здорово отличающейся от жизни девяти моих братьев и сестер. Да и других наших собратьев, вряд ли слышавших жуткую и прекрасную песню волчьего семейства.
Странные чувства вызывает эта песня. Сначала – холод в желудке, который, распространяясь, заливает грудную клетку, подкатывает к горлу и вонзается чем-то острым в затылок. Возникает боль между лопатками, а через некоторое время все тело начинает трясти крупной дрожью. Но дрожь постепенно успокаивается, задние ноги подгибаются. Ты сидишь с поднятой головой в каком-то гипнотическом состоянии, и изнутри тебя появляется непреодолимое желание влиться в этот совершенно фантастический хор. Завел его сильный, утробный голос бирюка. Ровно и густо. Затем в канву его начали вплетаться более высокие голоса, с прирастающими звонкими до срыва подтявками. Откуда-то попутно влилась мелодия низких голосов, вибрирующих то быстрее, то медленнее, отчего сила звука мощно нарастает. Это молодые голоса сеголетков и чистые тенора переярков. С какой-то неуловимой синхронностью с общим хором они доводят мелодию до звенящего, абсолютно стройного звучания, заставляя прессоваться воздух и обрушиваясь из поднебесья лавиной мелкой дроби на все живое в округе. Неожиданная тишина, следующая за этим звучанием, просто разрывает барабанные перепонки. Кому довелось услышать это, никогда не может сказать, сколько длилась эта песня, потому что он находился вне времени и пространства. Ясно одно: он никогда не забудет прозвучавшей мелодии, а, возможно, и передаст с генами ее своим потомкам…
Люди, охотящиеся на волков, пытаются выть по-волчьи для обнаружения и подманивания "серых разбойников". Но только музыкально одаренным и неистовым удается достичь совершенства в искусстве обмана. Называют этих людей вабильщиками, а их суперобман – вабой. Десятилетиями совершенствуют они свои возможности, помогая, направляя  и показывая друг другу. Они с помощью стекла от обыкновенной керосиновой лампы могут выть и матерым волком, и призывной волчицей, и прибылыми, и переярками. А собрать бы их в группу в какой-нибудь консерватории, да и дать городским жителям послушать гимн природы. Или записать вабильщиков, да и раскассетить это дело…
          Ну, да что-то я, право, отвлекся.      О чем бишь я хотел рассказать?
                А, да – об охоте.

Выехали мы как-то в поле зайчика потравить. Этакая веселая компания из русских псовых и хортых борзых, ну и я с ними как представитель афганьего племени в единственном числе. Выехали мы, конечно, не сами, а с нашими родным охотничками, которые утром перекусили, а нас оставили голодными (заботливые – просто жуть!). У нас сложилось три своры (по количеству добытых в деревне лошадей) и три машины. Добрались на место по зорьке и, бросив машины, мы встали в ровняжку и двинулись по зеленям топтать зверя. Сначала кто-то из охотников предложил отпустить нас в свободный поиск, но встретил всеобщее возражение. Всем хотелось покрасоваться перед другими, ибо каждый гордился своим борзюком, чистую работу которого в общей куче не увидишь. Договорились работать только по противоподнявшемуся зайцу и не подпускать. "Куча-мала" будет в конце охоты, когда будет приторочено достаточное количество косых и продемонстрировано "кто есть ху".
Я был в своей схоженной своре из хортой и псовой сук с красивыми именами Чара и Метель и псового кобеля Крылата. Взяли мы край поля. Двинулись углом, чтобы перекрывать движение в перелесок, хотя зайчики непредсказуемы. Охотники наши, надеясь на хороший улов, договорились не шуметь, не кричать "Ату!" и не свистеть. Все борзые были зоркими, вязкими и горячими. Прошли четверть поля. Сзади, между первой и второй сворой, поднялся косой и прытко покатился к перелеску. Спущена вторая свора, но пока собаки пометили, пока рванулись – заяц уже ушел, закидывая позанки чуть не выше спины.
Постояли, сосворили вернувшихся собак и двинулись дальше. Из лесного клина, находящегося за перелеском, донеслась работа двух или трех смычков, которые заливались на весь клин. "Хорошо голосят, - подумал я, но наших зверей они не потревожат. Наши – они плотно сидят, судя по пропустившему ровняжку и поднявшемуся сзади. Тем лучше для нас – ближе поднимется". Рассуждая так, я шел в хорошем рыске, натягивая сворку и пожирая глазами поле. Я чувствовал, что папе хотелось приторочить зайчика к седлу и прекратить насмешки охотников над моими "штанами" и "рубашкой", усердно собирающими репьи и сухие стебли. Папа, я тебя не подведу! Я был прав. Заяц поднялся "из-под носа". Мы рванулись, слетев со сворок, начали стелиться. Заяц был битый и, к нашему стыду, лихо шел, забирая вправо. Чара таки достала его, повернув ушами назад. Я добавил, закрутили. Вот он у меня в зубах! Вдруг Крылат резко рванулся вправо. Я, повернув голову, выпустил зайца, которого тут же перехватила Метель. Не понимая, в чем дело, я уже летел за Крылатом. Впереди неслась Чара. "Пускай, пускай!" – орал Сергей.
Чара, сломя голову, летела к вывалившемуся из-за перелеска волку, похоже уносящему ноги от гончаков и, "из огня, да в полымя" вылетевшему на нас. Завидев нас, волк рванулся довольно ходко по гряде вдоль перелеска, затем резко сменил направление и двинулся через поле. Чара достала его, рванув за гачу. Резко развернувшись, волк полоснул ей бок, но она не отстала, Возопив фальцетом, она в броске переплела ему задние ноги. Это было так неожиданно, что, подлетев к сражающимся, мне пришлось прыгнуть, чтобы не врезаться в них. Правую ногу мне обожгло. "Ах ты…!" Развернувшись, я впился в его глотку мертвой хваткой, понимая, что если не удержу, то мне не поздоровится. Крылат попытался вспороть брюшину. Ему помогла подоспевшая Метель. Два дошедших борзюка вцепились в зад волка. Остальные скакали вокруг, бреша на довольно приличном расстоянии. Сверху на меня что-то навалилось, но челюсти я не разжал. Это был охотник, прыгнувший с коня и дважды воткнувший нож между волчьими ребрами. Волк затих, а мы никак не могли успокоиться. Я, с трудом раздвинув сведенные судорогой челюсти, переместился к холке серого и  с остервенением вырывал из нее куски. Остальные тоже не отставали. В общем, мертвому волку досталось гораздо больше, чем живому.
Мнения охотников разделились. Одни пытались разогнать разъярившихся борзюков в надежде хоть как-нибудь сохранить шкуру. Другие останавливали, объясняя, что шкуру уже не спасешь, а собаки должны уверовать в свои силы. Большая часть борзых так и не подошла даже к мертвому волку. Немного успокоившись, я почувствовал, что у меня содраны полоски кожи с внутренней части правой ноги. Ничего особенного! Я тут же принялся ее зализывать, периодически выталкивая языком свою и волчью шерсть из пасти.
До машин волка охотникам пришлось нести на себе, так как уложить его на лошадь не получилось. Лошади косились, уходили боком, а когда их пытались держать, взбрыкивали, кусались и лягались, шарахаясь в сторону от подносимого волка.
Все были возбуждены, у машин достали выпивку, закуску – на сегодня охота окончена. Через час отправимся в деревню. Сергей подошел к волку, открыл ему пасть и воскликнул (помянув что-то там про мать): "Ребята! А волк-то беззубый!"
Все потянулись к волку. В пасти торчал один клык с отломанным верхом. На месте других зубов торчали где острые, где гладкостертые осколки. Павел, заглянув в пасть, начал проверять передние ноги волка. –"Так и есть! Волчара попал в капкан и ушел, разворотив его и оставив там зубы. Повезло вашим собачкам, мужики! Был бы с полной системой, кое-кого не досчитались бы. С вас, друзья, магарыч!" Собрали кружки, вытерли ножи, сожгли остатки трапезы, отправились в деревню.
Вечером деревня гудела как пчелиный рой. Оказывается, целый месяц готовилась облава на волчье логово и прошла она неудачно. В облаве участвовало всего четыре смычка гончих. Застрелить удалось только переярка да прибылую, остальные, обманув, ушли. Да вот старикан напоролся на нас. Эти рассказы заинтересовали папу с Сергеем. Они отправились к облавщикам. Долго не было их. Приехали только под утро. Закинули волка в машину, привезшую их, и ткнулись хоть часок поспать.
Наутро на охоту не выехали. Решили сделать до обеда перекур, но и после обеда не поехали тоже, потому что пришел в гости   вабильщик Палыч  посмотреть на борзюков, которые не испугались волка, и на афгана, о котором даже не слышал. Принес с собой настойки, сала, лука и варенья из земляники. Много интересного за "чаем" рассказывал Палыч о волках и охоте на них.

Оказывается, очень давно не охотятся с борзыми на волка. В далеком 1867 году собрались охотники на свой съезд в Москву и решили положить конец травле борзыми серого брата. Почему? Поди сейчас выясни. Рассказывал Палыч и про флажки: де изобрел их дед Лукаш, который начал развешивать флажки на палочках с петельками на кустах на ходовых местах волка – лазах. А сын его – Василий выбросил палочки и повесил флажки на бечеву. И что лучшим волчатником России всегда считался внук Лукаша Федор. А предки их - Лука и Петр были выходцами из Литвы.

Много рассказывал Палыч об уме и осторожности волка, о его хитрости и наблюдательности. О том, что волки знают всех в близлежащей деревне, и о том, кто самогон варит и кто к чужой бабе ходит в баню и, что шкурой все чует серый и в оцеплении всегда выбирает номер, где стоит самый неопытный или начинающий охотник – там и прорывается. Говорил он и о том,  что у них удивительные места. Обычно, там, где живут волки, не водится лис. Волки их просто давят и бросают вдоль  троп, на съедение воронам. А у них, поди ж ты,  живут  и те и другие.   Побалагурили и еще раз подтвердили договор об охоте на оставшихся в живых волков на следующую осень. Приглашал он всех присутствующих, кто не сдрейфит за себя и своих собак.

Эти события как-то затмили впечатления об остальных днях охоты. Ну, поносились, ну, взяли пятнадцать и упустили семь зайчиков и двух рыжих  (понорились), взяв таки одну.     И разъехались по домам.

Пришла зима. Папа с Сергеем, забирая нас, трижды ездили к Палычу. Он катал нас на санях вокруг леса, где жили волки. Дал послушать ночные серенады, вызывая волков на вабу. Однажды мы услышали полную волчью песню и папа с Палычем несколько раз пресекали мои попытки поучаствовать в общем хоре. Папа с Сергеем были одеты в одежды Палыча (исключительно серого цвета) и даже его валенки. Нас в области шеи и лопаток натирали "дрянью" (как говорил папа) – настойкой из каких-то внутренностей волка с резким запахом протухшей селедки. После моего мытья папа постоянно нюхал руки и по тысяче раз мыл их. А мне, вроде, ничего. Разнообразие и что-то да-ле-кое.
Ездили мы в санях, пересекая лазы волков, в надежде затравить кого-нибудь, но не получилось – не встретились. Напрасно Палыч вглядывался в ночное небо, отыскивая Орион (звезду удачи охотников и ловчих) и бормоча при этом какие-то заклинания. Ничего не помогло…
В дневное время охотнички наши с Палычем завозили приваду. Это дохлая лошадь, половина павшего теленка, да околевшая свинья. Оказывается, волки больше стервятники, чем хищники. И их прикармливают, чтобы до момента облавы они не ушли на новое место. Пожирать эту дохлятину волки из-за своей осторожности будут только весной-летом, а пока – присматриваться и принюхиваться к ней.
Рассказывал Палыч, что "Маугли" – это вариации Киплинга на реальные темы воровства волками детей. В голодные годы волк становится людоедом, но нападает только на детей и девушек малого роста. Демонстрировал Палыч вабу – здорово, ни за что не отличишь. Даже волки покупаются. Папа пробовал, но бесполезно.
Рассказывал Палыч, что зимой, в конце января, волки собираются в стаи и начинается их свадебная "карусель" с боями и серенадами. Приглашал послушать, но съездить не удалось – папа был занят.
Время шло. Папа крутился в мирских заботах. Я плодил афганят, растекавшихся по всему белу свету,  и  выставлялся.

 Но вот, наконец, и АВГУСТ!

Как все будет? Путаясь в догадках, как в цепких зарослях терновника, я выхожу на поле. Рядом со мной псовичи Крылат, Разбой и симпатичная дама Диана-2. Мы у папы на сворке. Сзади Сергей на лошади. Слева от нас через каждые сто метров замаскированы еще четыре своры, собранные Сергеем. Он же пригласил и восемь смычков гончаков, готовящихся сейчас к загону в окладе. Лесной клин офлажен. Оставлена узкая горловина в нашу подветренную сторону.
Нами перекрыты два битых лаза. Я знаю, чего жду, и вместе с прохладным зоревым воздухом в меня проникают невидимые и непонятные струйки страха, ненависти, гнева, которые, смешиваясь, загустевают где-то между сердцем и желудком.
Стараясь отвлечься, я вглядываюсь в офлаженный лес. Здесь еще не успел прошуметь веселый праздник уютного бабьего лета. Дубняк стоит разряженный с головы до ног. В его огненно-рыжую, чуть поредевшую шевелюру вплетены узорчатые пряди то зеленого, то желтого, то оранжевого цвета. Кое-где сохранилась и по-весеннему свежая изумрудная листва, цепляющаяся за ветки рослых кустарников. Здесь целая симфония красок. Звучная медь лещины спорит со звонким золотом алычи, ярко-красные брызги калины перезваниваются с алыми капельками бересклета. Я ярко представил себе, как пучки молоденькой зеленой травки пробиваются сквозь легкое атласное покрывало опавших листьев и упрямое засилие перезрелого травостоя…
Но вот звук сигнала – и нетерпеливые осенистые смычки брошены в остров. Бубнули и загремели башуры напавших на жировые следы выжлецов, вскипели тонкими серебристыми нитями в высокое небо голоса выжловок и пошли, заливаясь, без единого скола. "Полазь, полазь, милая!" "Наддай, добууудь!" – кричат гончатники. И вот уже грохот фанфар по зрячему. Поют так, что сыплется золотая листва с веток. Легкая перемолчка и - взрыв переливающихся звуков, восходя спиральной лестницей в вышину и оседая, распадаясь и вновь собираясь воедино, - заслушаешься..! (Прямо органная фуга, а не пустобрех овчарок на выставке…).
И выскочил в горловину первый серый. Брошена соседняя с нами свора. Достали, насели. Не успел доскакать борзятник. Раздался тонкий вой и отлетела первая чубарая сука с обнаженным плечом. Стряхнул матерый с себя остальных и рванулся в нашу сторону, не видя нас за кустом. Бросил папа сворку и как-то неестественно взвизгнул: "Ату его, ату!" А нам не надо "Ату", мы его практически не слышим. ВОТ ОН ИДЕТ!!!
Я вижу бешенно-ненавистный взгляд его желтых глаз и это подстегивает меня, я лечу ему навстречу и ныряю под него прямо в пах. Летящий за мной Разбой мощно сшибается с ним грудью, поднявшись в свечу. Насевшие сзади соседи сбивают седого. Он крутится на спине, стараясь лапами зацепить кого-нибудь из щиплющих его с разных сторон борзюков. Вокруг мечутся борзятники с ножами, не зная как подступиться. Наконец один из них падает между нами и распарывает волку брюхо, проталкивая нож все дальше и дальше. Разбой и Крылат держат добычу за горло и плечо. Борзятники с криками "Отрыышь!" разгоняют борзых. За флажками раздается голос Зауера. На лазе убита волчица, пытавшаяся махнуть под флажки. С двумя переярками расправляются две своры. На нас, не остывших, вылетает ничего не видящий сеголеток. Он тут же закручен и задушен. Нас опять отгоняют. Один за другим гремят четыре выстрела в разных концах лесного клина. Борзые, побегав по полю, устремляются в горловину за показавшимся и резко повернувшим назад серым. Борзятники с криком: "Стоять! Назааад!" на лошадях и бегом спешат за ними. Раздается протяжный вой, переходящий в ослабевающий скулеж. Это быстрее всех несущаяся сука напоролась на острый сук и буквально повисла на нем, глядя вбок затуманивающимися глазами. Борзятникам все-таки удалось докричаться. Собаки возвращаются. Раздается еще два выстрела.
Охота окончена. Не дожидаясь ее конца, борзятник увозит свою Злату в деревню, чтобы в нормальных условиях зашить ей плечо. Для Багиры копается могила. Клыкастые туши уничтоженных волков оттаскиваются в удобное для подъезда место и мотоциклами подвозятся к машинам. Возбуждение от свершившегося проявляется в чрезмерной жестикуляции собирающихся к машинам участников этой облавы на логове. Каждый пытается рассказать соседу о том, как отличилась его собака или как удачно он выстрелил. Происшедшее тут же начинает обрастать кучей невероятных подробностей. Это еще здесь, у дороги, еще не отъехали ни метра. А что будет потом?! Смешные люди! Больше всего доволен Палыч. Он пас это семейство около четырех лет, и вот свершилось!
Потом был большой пир. Мы, накормленные до отвала, возлежим с чувством полного достоинства и исполненного долга. На меня, зело сытого, наплывает золотая дрема. В мозгу медленно ворочаются мысли, которые трудно ухватить. Так, кажется поймал одну. Я – восточная борзая, родившаяся в 1987-м. Значит по году я – ЗАЯЦ. Зовут меня ВУЛЬФ. Значит я – ВОЛК. Но травят не меня, а Я. Значит, я держу свою судьбу в зубах. В Афганистане, за мою приятную на ощупь шерсть, меня называли "Бахмулл", что значит - бархат… Мысль уплывает. Последнее, что я вижу (в квадрате окна) – это как смычок двух маленьких, отважных гончих из Астериона и Хары* пытаются гнать Большую Медведицу по черному бархату небосвода. "Так держать, ребята! Не робей!" И никогда не кончится этот гай… Играет, мерцая, смычок созвездия на струнах Великого Кос…мо… …


                ….
                Волки церковь обходят
                Осторожно кругом,
                В двор поповский заходят
                И шевелят хвостом.
                Близ корчмы водят ухом
                И внимают всем слухам,
                Не ведутся ли там грешные речи?!
                Их глаза словно свечи,
                Зубы шила острей.
                Ты тринадцать картечей
                Козьей шерстью забей…

                (А.Толстой)





• - Астерион и Хаара – самые яркие звезды Созвездия Гончих Псов.
• - Cмычок – пара гончих из кобеля (выжлеца) и суки (выжловки)
• - Зауер – прекрасная марка ружья
• - « Отрышь!» - запрещающая команда для борзых
• - псовичи – псовые русские борзые
• -