И все о том же...

                «Овидий», или правдивая история о капитане Дауде

               
                Да убоится история какой бы то ни было 
                лжи,  да не боится она какой бы то ни было правды.
                Цицерон (106-43 гг.)

                Часть 1. Путь в Англию
                1 глава
Ранним  утром, душным и жарким, утром, которое только бывает в Африке — стране желтых песков и эпидемий, к рыночной площади стекался народ. Это было то время, когда осталась позади франко-ис­панская война, закончившаяся установлением Пиренейского перемирия. Соперничество англиканской и католической церкви приняло вид скрытой полемики; был позади переворот, приведший к краху Оливера Кромвеля и его преспешников;  и монархия вновь одержала победу над кратким вздохом республики. Все развитые государства двигались медленно, но верно к новому этапу своего цивилизационного существования - на пути техногенных открытий. Между Францией, Англией и Испанией установился краткий, непрочный мир. Пройдет всего лишь два года, и вновь разразится война за право  мирового господства над колониями. Карлу II, тщедушному испанцу, получившему прозвище    «заколдованного» или «очарованного» (во многом благодаря  пристальной опеке его обожаемой мамочки — Марии Анны Габсбург), противостояли  серьезные соперники: Чарльз (Карл II) Стюарт, «Веселый монарх» (прозвище, на зависть его соперникам, придавало ему больше обаяния  и вместе с тем не мешало думать о насущных проблемах Англии), и Людовик XIV, очень лестно  отзывавшийся о самом себе: «Я - государство», «Я-солнце», и «все вращается вокруг нашей особы». Короли уже тайно делили между собой земли Испании. Англо-французская гегемония установилась  над  пустынями, горами, водами, природными ресурсами, людьми и животными, словом, над всем  Новым и Ближним Светом. Воды мирового океана тоже были поделены.
Созданные «сильными мира сего» Вест-Индийские кампании контролировали острова и побережье Латинской Америки. Кроме того, взгляды французского и английского двора уже устремлялись  на Дальний Восток: к  Индии и за ее пределы — к Китаю и Японии. Жажда наживы, денежный рост, карьера предпринимателя и дух авантюризма  формировали новый тип человека — амбициозного, равнодушного к судьбам не только отдельных индивидов, но и к судьбе всего человечества и того, что принято называть словом «планета Земля». Африка для них тоже представляла огромный интерес, но ее экспансия не могла осуществиться без воли Аллаха и могла быть узаконена только при посредничестве Османской империи. По миру свирепствовала не просто чума или лихорадка («золотая лихорадка»), эпидемия принимала  масштабы глобального размаха. Тогда же и античное понимание человеческих отношений переросло в аксиому и было логически доведено до предела. Мир был поделен по принципу: бедность — богатство, Запад — Восток, господин — раб, вещь — живой     товар. В умы внедрялось представление о том, что все в мире имеет свою цену и нет ничего, что нельзя было бы продать или купить. Люди были одурманены жадностью, животным страхом перед потерей своего состояния, развращены настолько, что с новой силой зазвучали апокалипсические мотивы. Церковь Ватикана либо  поощряла государственную политику, либо в лучшем случае молчала...  До краха было еще далеко...
Итак, солнечным ранним утром к рыночной площади в Сале стекался народ. В выходные дни здесь обычно продавали не только фрукты и овощи, разное тряпье, но и живой товар: лошадей, коз,  домашнюю птицу, людей. Было два рынка: верхний и нижний, открытый и закрытый. К нижнему, открытому рынку вела прямая дорога от города    к залу правосудия и домам посольства.  Верхний, закрытый рынок, о котором знали только «избранные», был отделен высокой стеной, за которой уже находились непосредственно владения марокканского султаната, и войти и выйти из него могли только с разрешения наместника бея Мулай Рашида. Пройти к верхнему рынку было очень сложно даже для знающего человека, поскольку арабские улочки  во все времена  напоминали некий лабиринт. Но все-таки, с благосклонного разрешения читателя, мы последуем за неким человеком приятной наружности, который явно куда-то торопился. Укутанный в темные одежды простого покроя, из легкого дорогого материала (что уже выделяло его из толпы), человек спешно вошел во внутренний дворик одного из арабских домов. Открыв дверь, он спустился по лестнице вниз и оказался в полутьме.
        Там его уже ждали люди.   «Аллах акбар» раздалось   со всех сторон. Это были мусульмане, но человек, вошедший к ним, явно отличался своей европейской внешностью. Русые волосы, правильные черты лица, немного с горбинкой нос, красиво очерченные брови. Но более всего поражали его глаза: живые, пронзительно-голубого, небесного цвета, они казались сейчас фиолетовыми. И, что самое удивительное, в них был именно тот огонек, который обычно  бывает у людей выносливых, сильной воли, не обязательно отличающихся крепким здоровьем. 
«Аллах акбар!» - более грозно прозвучало восклицание. Затем как некое заклинание: «Ля иляха илля-л-лаха ва Мухаммаду расулю-л-лахи». И так трижды было повторено, и потом торжественное: «Иншалла!». Затем наступила тишина.
         На вошедшего  устремилось несколько пар глаз.  «Ассалам алейкум», - произнес он, и ему хором ответили: «Ва алейкум-с-салам». Из полутьмы выступил один человек.
- Где пленники? - спросил вошедший.
- Аллах запрещает нам  помогать неверным, ты это прекрасно знаешь. В конце концов Господь покарает тебя за твое мягкосердечие.
На что тот без колебания ответил:
- Я служу не только Аллаху, но и Гиппократу.
Тогда мусульманин жестом указал, куда нужно идти.