Батюшка Дон кн. 3 гл. 14

Адское сражение в Сталинграде продолжалось. Немецкие орудия безостановочно лупили по советским бойцам с трёх сторон - с фронта и с флангов. Непрерывно налетали хищные бомбардировщики и бомбили несчастные развалины города. В каменных фундаментах разрушенных домов упорно прятались немногочисленные выжившие красноармейцы.
- Если ночью подкрепление нам не переправят, будем мы с тобой Шелехов вдвоём фронт держать! - невесело пошутил командир батальона 13-й гвардейской стрелковой дивизии Михаил Кошевой.
- Ежели надо - удержим… - откликнулся он уверенно.
Из первоначального состава батальона осталось десятка три бойцов. Кругом всё рвалось, кипело, рушилось и грохотало. Взорвался какой-то грузовик, бог весть, зачем заехавший на заваленную обломками улицу.
- Если немцы нас сомнут, то зайдут соседям в тыл…
- Не впервой! - ответил Григорий Шелехов, тщательно прицеливаясь. - Жаль патронов маловато…
Люди кругом гибли и гибли. Снаряды, вопреки капризной теории вероятности, нередко попадали в одно и то же место. Солдаты передней линии выгрызли ямы в каменистой дороге, горбом проходившей среди посёлка, и сидели там.
- Высунуться из подвала почти невозможно: у стереотрубы, как только её подняли, отбило осколками оба рога! - признался капитан, который после страшного ранения сержанта Лисинчука больше всех ценил воинские таланты Шелехова.
- А чё там смотреть? - вяло спросил Григорий. - Кругом - гарь, пыль и кучи песка, поднятые в воздух…
Автоматы и винтовки часто засорялись, без чистки они отказывали, становились бесполезными. Немецкие контратаки приходилось отбивать одними гранатами, которых, к счастью, было вдоволь. Иногда дрались сапёрными лопатками, ножами, ломами и зубами. Помогала артиллерия с левого берега, которую вызывали по радио.
- Все провода телефонной связи порвало в клочья к чёртовой матери… - зло выругался Михаил. - На войне связь имеет два стабильных состояния: она есть или только что была...
- Поэтому немцы и пользуются только рациями! - уточнил солдат.
В полдень Кошевой послал его с пакетом в тыл. Он положил ему на плечо руку и неохотно признался:
- До тебя Шелехов я троих отправлял с донесением.
- Никто не вернулся?
- В штабе постоянно требуют, каждый день докладывать об обстановке… - словно извиняясь, сказал комбат: - Будто бы они сами не слышат, какая у нас обстановка!
- Пятьсот метров до штаба дивизии я как-нибудь одолею! - пообещал Шелехов и снял с плеча автомат.
Он посмотрел в тёмные глаза сына, которому не решался признаться в отцовстве и осторожно выбрался из подвала. Сперва ползком, как змея, а потом бегом двинулся дальше.
- Сто, двести, триста метров, - считал он вслух. - Когда у человека такие грустные глаза, значит, он што-то понимает в энтой жизни.
Ноги Григория едва двигались от усталости, дыхание вырывалось из груди с хрипом и свистом.
- Останавливаться нельзя… - понимал опытный солдат.
Те, кто пытались отдыхать, лежали по обеим сторонам улицы, и кровь тонкими чёрными струйками стекала по глинистой дороге, скапливаясь на дне воронок липкими лужицами…
- А зараз нужно переждать! - определил Шелехов по звуку.
Начался плановый обстрел. Немцы, очевидно, заметили доступную мишень и ударили из лёгких миномётов удивительно точно.
- Взрывы ближе и ближе, - отметил он и нырнул в ближайшую груду камней.
Грохот рвал натруженные барабанные перепонки. Разрывы хлопали совсем рядом, кажется, что прямо над головой… Слепая мина ударила в бруствер и, обдав его колючими комками земли, шлепнулась рядом. Она прокатилась некоторое расстояние по наклонной плоскости и застыла сантиметров в пятидесяти от его носа.
- Вот моя смерть! - спокойно подумал Григорий.
Волосы встали у него дыбом, по спине побежали мерзкие мурашки. Как зачарованный смотрел он на красивую чужеземную игрушку, выкрашенную в красный и жёлтый цвета, поблёскивающую прозрачным пластмассовым носиком.
- Зараз лопнет! - понял он мгновенно.
Секунда, другая… Минута…
- Не разорвалась!.. Редко кому этак везёт! - Шелехов как можно дальше отполз от неё и, пригнувшись, побежал дальше.
Впереди виднелся открытый опасный перекрёсток. Из ямы на углу раздался испуганный голос:
- Беги, беги быстрей браток!.. Здесь простреливается!
Григорий прибавил хода, но сил почти не осталось.
- Старый я стал для таких бросков! - он сбавил шаг и упал в очередную воронку.
Попал прямо на тёплый женский труп без ног, с красными обрубками вместо колен.
- Волосы длинные и лицо какое-то знакомое… - устало удивился Шелехов.
Сквозь сжатые зубы обиженного трупа с шипением выдавился холодный воздух, а из ноздрей вздулись кровавые пузыри.
- Да ить энто снайперша из соседней роты? - догадался огорчённый солдат. - Та, которая вчера пела в самодеятельности!.. Эх, жалко девку...
Через полчаса он, наконец, вышел на открытый берег Волги, где в высоких песчаных откосах прятались пугливые штабные землянки. Григорий передал часовому письменное донесение и присел перекурить.
- Как там? - с дрожью в голосе спросил часовой.
Он с винтовкой за плечами важно прохаживался перед глубокой штабной землянкой.
- Воюем! - ответил уставший Шелехов.
- У нас тоже иногда такое начинается! - заявил вдохновлённый часовой, видя, что фронтовик не осуждает его сидения в тылу.
- Снаряд такую защиту не прошибёт! - Григорий кивнул на укрытый многоярусным деревянным накатом командный пункт полка.
- Сапёры неделю строили! - с неподдельной гордостью откликнулся часовой.
- Хорошо здеся у вас…
В эту минуту из двери землянки высунулся помятый бледный майор и, зевая, спросил:
- Порученец Кошевого ушёл?
- Здесь он товарищ майор! - услужливо выкрикнул часовой.
- Подойди.
Шелехов встал на ноги и повернулся к майору.
- Пойдёшь по берегу, - махнул рукой офицер в сторону огромных нефтяных баков, - найдёшь землянку полковника Звягина.
- Што дальше?
- К нему с левого берега приехал какой-то важный политработник, хочет поговорить с простым бойцом из окопов…
- Ясно! - кивнул головой рядовой.
- Выполняй!
Немного поплутав в нагромождении небрежно сваленных на берегу припасов, ящиков и всевозможной техники Григорий нашёл указатель:
- «Хозяйство Звягина».
Он открыл сбитую из сосновых горбылей дверь и сунулся внутрь. Из землянки вырвались клубы пара, к вечеру сильно подморозило. Синхронно послышалась басовитая начальственная матерщина:
- Куда прёшь рожа?.. У тебя что, языка нет, чтоб в дверь постучаться?
Григорий успел заглянуть в щель сквозь приоткрытую плащ-палатку, служащую завесой от холодного воздуха, и увидел при свете самодельной «коптилки» пьяного генерала, распаренного, в расстёгнутой гимнастёрке.
- Гони всех нахер! - приказал он полнотелому полковнику.
На столе стояла початая бутыль с водкой, лежала всякая снедь: сало, колбасы, консервы и хлеб. Рядом высились кучки пряников, баранок и банки с мёдом - подарки из Татарии доблестным советским воинам. У стола сидела полуголая и сильно пьяная баба.
- Убирайся к такой-то матери и закрой дверь! - заорал полковник на робкие попытки солдата объяснить, почему он здесь оказался.
- Почему вы так зачем орёте, всё равно получиться умнее стать не выйдет… - возмутился солдат, но командиры его не слышали.
Шелехов с неописуемой радостью развернулся и побрёл обратно на передовую, с облегчением соображая:
- Там хучь мы все на равных…
Изредка над его головой с утробным ворчанием проносились противотанковые болванки, рикошетом отскакивавшие от мёрзлой земли.
- Наверное, на передовой действуют немецкие танки, - подумал он отвлечённо. - Только толку от их выстрелов нету. Высокий берег надёжно прикрывает людей, притулившихся у воды… Снаряды, попадают в вершины приволжских холмов аль прям в воду.
Поэтому ему можно было идти во весь рост. Для Григория, привыкшего за последний месяц передвигаться, исключительно согнувшись, такая возможность казалась неимоверным благом.
- Ты на передовую? - спросил его сидящий на корточках седой солдат.
- А знать тебе зачем?
- Нас направили как пополнение во второй батальон 40-го полка.
- Тогда держитесь рядом, будете нашими соседями… - буркнул сталинградский ветеран и пошёл впереди группы.
Пожилой солдат оказался посередине, сзади семенил молодой, недавно прибывший из тыла паренёк. Он ещё не привык к войне и не мог скрыть страха…
- А здесь всегда стреляют? - нервно спросил солдатик.
- Жизнь коротка, потерпи немного... - непонятно ответил Шелехов.
Вдруг раздался неожиданный орудийный рёв, и он почувствовал какой-то мягкий шлепок. Лицо и грудь забрызгало чем-то тёплым и мокрым. Инстинктивно Григорий упал за штабель толстых брёвен.
- Всё нормально? - он протёр глаза и отшатнулся, руки и гимнастёрка оказались в обильной крови.
Рядом на земле лежал старый солдат. Череп его был начисто срезан тупой болванкой. Кругом был разбрызган желеобразный серый мозг и алая парующая кровь. Молодой солдат стоял над ним, и отупело смотрел вниз, машинально стряхивая серо-жёлтую массу с рукава новенькой шинели.
- Он же секунду назад шёл рядом… - солдатик икал без остановки.
- Ничего пройдёт. - Григорий взял из нагрудного кармана документы убитого и повёл паренька под руку дальше. - У тебя просто припадок…
Вскоре к ним присоединился незнакомый нервный лейтенант, ведший на передовую целый взвод пополнения. Пришлось показывать им наименее опасную дорогу. У кошмарного перекрёстка лежал десяток свежих трупов.
- Сели солдаты из пополнения отдохнуть, не зная, што на них наведена немецкая пушка… - на правах сторожила, пояснил Шелехов.
- Мы отдыхать не будем! - крикнул бойцам лейтенант.
Без лишних слов было ясно, что одним выстрелом всех растрепало и разорвало в мелкие клочья. Молодой боец, не отстающий от Григория ни на шаг, вдруг начал икать громче.
***
Роту лейтенанта Штрауба, наконец, отвели с передовой на заслуженный отдых и назначили охранять склады боеприпасов 6-й армии Вермахта. Им приказали занять временные квартиры на западной окраине Сталинграда, в районе, сильно разрушенном бомбардировками и бесчисленными боями.
- Ни тепла, ни даже квартир нам не светит, - определил опытный Франц Ульмер.
- А ты думал, нам предоставят апартаменты?
Отделение Иоганна, с посиневшими губами и дрожащих, построили перед парой сараев без окон и дверей.
- Жильё обустроите сами! - приказал слегка контуженый лейтенант.
- Ни намёка на печку, - вздохнул казак Фомин, произведя беглый осмотр комнат. - Утром что-нибудь найду…
Последними здесь жили, советские бойцы и они, конечно, вытащили из помещений всё возможное.
- И эти сараи должны стать нашим пристанищем на ночь, - возмутился Майер. - При температуре десять градусов ниже нуля.
- Вот уж повеселимся, - сказал мрачный Франц.
Остальные солдаты просто использовали весь богатый запас ругательств. «Фом» и Ульмер стали боксировать, просто чтобы согреться.
- Нашли время для дурачества! - прикрикнул на них Иоганн.
- Я посмотрю на тебя через час…
Поскольку выбора не было, парни начали устраиваться на негостеприимный ночлег.
- По крайней мере, тут просторно, - засмеялся неунывающий казак.
- Есть где разгуляться сквознякам….
Единственный фонарь «летучая мышь» давал скудный свет, но его хватило, чтобы высветить провод, протянутый через сарай на высоте одного метра от пола.
- Что это такое? - спросил осторожный Майер.
- Пускай себе висит, есть он не просит.
Солдаты не озаботились тем, чтобы убрать его. Они сбились в кучу, чтобы стало теплее, и попытались уснуть. Мороз как ядовитая рептилия проникал сквозь одежду и одеяла, кусая за пальцы ног и рук, проползая по рукам, бёдрам и вниз по спинам.
- Какая холодина! - решил озябший Иоганн. - Если не смогу заснуть в течение четверти часа, то пойду наружу и буду бегать всю ночь. 
Через минуту прогремел глухой взрыв. В первый момент после испуга он осознал, что жив и сарай на месте. Но пришлось поспешно выбежать наружу.
- Ах, вот оно что! - крикнул Франц и нервно добавил: - Второй сарай разнесло на куски, его как не бывало.
- Неужели сюда долетели русские снаряды?
На месте осталась лишь груда досок и извивающиеся из-под них руки и ноги спящих там бедолаг. Однако большинство ребят выбрались из-под обломков самостоятельно, хотя несколько человек были ранены, но только один тяжело.
- Что случилось? - спросил выживших Майер.
- В нашем сарае был подозрительный провод, - ответил один из солдат, тряся гудевшей головой. - Когда один из парней вышел, он забыл про провод и зацепился за него ногой.
Провод соединялся с наземной миной, предназначенной для уничтожения танков, так что взрыв был направленным, в силу этого обстоятельства люди остались в живых.
- Провод в нашем сарае тоже ловушка! - предположил перепуганный Ульмер.
- Эту мину нужно осторожно обезвредить.
- Нам и здесь предстоит грязная работа, - вздохнул Иоганн и закутался в обывательское одеяло. - В этом идиотском городе нигде нет покоя.
- Я бы сказал во всей этой непонятной стране… - буркнул Франц.
На следующее утро, после ночи, которая была такая холодна, что даже чай замёрз в термосах, немцы обнаружили возле казарм сарай меньшего размера, с прекрасной железной печкой в нём.
- Теперь можем погреться! - обрадовались солдаты и бодро забежали туда.
- Зажигай быстрее…
Фомин моментально достал бумагу и лучину для растопки и уже собирался зажечь её, когда заметил странный металлический предмет внутри.
- А это что?
К великому изумлению и ужасу товарищей, он выудил оттуда бомбу. Ещё одна нашлась в углу. Теперь все подозревали бомбы за каждой кучей мусора. Ульмер ступал, высоко поднимая ноги, как старый драчливый петух, просто на всякий случай.
- Довольно забавное зрелище при его длинных и тонких ногах, - засмеялся Иоганн.
- Он похож на бусла! - присоединился к веселью «Фом».
- А это что такое? - с подозрением спросил виновник смеха.
- Так у нас называют аистов…
- Тогда можете ржать! - разрешил Франц и сам засмеялся.
Солдаты вскоре приспособили для жилья сохранившийся сарай и примерно через неделю сделали его вполне комфортабельным. Они ухитрились реквизировать у гражданских русских, живших в подвалах, три печки и топили их днём и ночью.
- Но ртутный столбик термометра упал ниже некуда, - сокрушались бойцы роты. - Стояние в карауле стало пыткой.
- Независимо от того, сколько вещей на тебе надето...
Часовые выглядели как плюшевые игрушечные мишки: две пары кальсон, две пары брюк, два свитера, солдатская рабочая одежда, полевая форма и толстое меховое пальто, изготовленное специально для несения караульной службы.
- Как в такой одежде можно воевать?
- Зато русским хорошо, - задумчиво сказал Майер. - В своих овчинных полушубках и валенках они чувствуют себя превосходно!
Головные уборы выдали с меховыми наушниками. Открытыми оставались только глаза и нос. Колючий ветер равнодушно проникал сквозь ткань, прикрывающую подбородок, и словно тысяча игл вонзалась в кожу. Не проходило и дня, чтобы кто-нибудь не отморозил нос, жалуясь сослуживцам:
- Скоро мы все тут перемёрзнем!
- Не каркай!
Караульную службу несли по два часа кряду, после чего два часа грелись. Ночью давали четыре часа отдыха.
- Чёртова система, - сказал Ульмер и подышал на озябшие руки, - но каково тем беднягам, кто сейчас на передовой!
- Я уже не рвусь туда! - с иронией сказал Иоганн.
- Раньше нужно было думать…
Доносился гул линии фронта, разлёгшийся недалеко к востоку. Один раз с рёвом пролетел русский самолёт, уничтожая противника всеми имеющимися у него средствами - бомбовыми ударами и пулемётными пулями, вспарывающими снег.
- Куда смотрят наши зенитки? - возмущались гитлеровцы.
- Он просто сошёл с ума или заблудился…
Четыре дня подряд лютовала такая сильная снежная буря, что, когда все вышли, чтобы заступить на караул, с трудом могли пробиться к постам.
- Теперь мы не сможем найти склады боеприпасов, - переговаривались перепуганные солдаты.
Разбросанные за развалинами завода, они превратились в гигантский снежный холм, очертания обрушенных стен сливались с серым небом.  Франц заступал в наряд с Иоганном и бурчал:
- Хитрые славяне даже погоду заставили служить себе!
- «Генерал Мороз» непобедим…
Он упрямо нагнул голову и судорожно сжался под порывами нахального ветра. Солдаты топтались вокруг в снегу, пытаясь согреть ноги. Иоганн крикнул напарнику:
- Давай подойдём поближе к стене, там не так дует!
- Ты думаешь, это нас спасёт?
Тот вяло пробрался к месту, с которого мог следить за складом боеприпасов. Ступни Майера постепенно стали ледяными от холода и онемели.
- Позор, но у нас до сих пор нет сапог на меху, - грустно сказал он.
- Или русских валенок…
Чтобы как-то согреться Иоганн начал пересказывать притчу, услышанную от деда:
- Внутри каждого человека идёт борьба очень похожая на борьбу двух волков. Один волк представляет зло: зависть, ревность, сожаление, эгоизм, амбиции, ложь. Другой волк представляет добро: мир, любовь, надежду, любезность, истину, доброту, верность. 
- А какой волк в конце побеждает? - спросил Ульмер.
- Всегда побеждает тот волк, которого ты кормишь… - ответил Майер.
… Ближе к вечеру зашёл полевой хирург и спросил, нет ли у кого каких-нибудь жалоб. Иоганн неохотно признался:
- У меня что-то со ступнями…
- Поедешь с нами.
В санях на лошади раненых доставили в штаб батальона. Там было полно народу, и им пришлось долго ждать очереди на осмотр.
- Что у нас больше негде принимать больных? - спросил Майер раненого в руку соседа.
- Мне вчера рассказали, - охотно откликнулся тот, - один врач устроил перевязочный пункт в огромной доменной печи на территории тракторного завода.
- Столько раненых я не видел ни разу в жизни! - согласился Иоганн.
- Тут всё же лучше, чем в окопах!
- И безопаснее…
После нескольких попыток Майеру удалось снять сапоги. Когда он стянул носки, к ним прилипли большие лоскуты кожи. Пальцы ног были сплошь в волдырях, а пятки чёрные.
- Боже Всемогущий, что за вид! - раненый солдат зажал нос.
Открылась гниющая открытая рана, но не кровоточащая.
- Приятель! - воскликнул он с брезгливым выражением лица. - Ты же гниёшь заживо!
- Я ничего не чувствую…
- Парень, ну и вонь! - сморщился сосед.
Дородный фельдшер осмотрел ногу Иоганна. Кусок за куском, очень осторожно, он удалил остатки кожи с отмороженных ступней.
- Кем работаешь? - спросил он Майера.
- Я поступил в армию после школы, господин фельдшер, - ответил тот.
- Гм-м…
- Что это он делает, - думал Иоганн, когда медик погрузил щипцы глубоко в пятку.
- Что-нибудь чувствуешь? - спросил медбрат и почесал сломанный нос.
- Совсем немного.
- Ну, возможно, тебе всё-таки немного повезло… - пробормотал лекарь.
Теперь Майер и в самом деле забеспокоился:
- Я не лишусь ног?
- По крайней мере, - тихо ответил ему фельдшер, - ты какое-то время не будешь участником этой проклятой мясорубки.
В смотровую комнату заглянул их ротный медик и сказал, что принесёт его ранец на следующий день.
- Ты ведь всё равно никуда не денешься до этого времени? - заметил он.
- Только сообщи Ульмеру о моей болезни, - попросил его Иоганн.
***
27 сентября 95-я стрелковая дивизия РККА, обессиленная десятидневными боями за Мамаев курган, подверглась страшным ударам авиации. После ожесточённого боя очертания фронта советской обороны изменились. Два стрелковых полка 112-й стрелковой дивизии занимали посёлок «Баррикады», танковые бригады 23-го танкового корпуса держали оборону на западных окраинах посёлка «Красный Октябрь», а 95-я и 284-я стрелковые дивизии закрепились на скатах Мамаева кургана.
После начала второго наступления противнику удалось продвинуться вперёд. Но немцы не сумели захватить завод «Красный Октябрь» и выйти к реке. Вражеские части, брошенные в наступление, были остановлены плотным огнём и контратаками на западных окраинах рабочих посёлков сталинградских заводов «Красный Октябрь» и «Баррикады». 13-я гвардейская дивизия вела уличные бои в центре города.
… Ночью пополненное отделение Григория Шелехова послали прикрывать сапёров, разминировавших проходы на нейтральной полосе. Некоторый спад боевой интенсивности наблюдался в ночное время, но ночи в Сталинграде часто превращались в день. Осветительные ракеты непрерывно висели в воздухе, как фонари в ухоженной столице. Он заявил новому командиру роты:
- Новичков не следует брать, ибо у них нет опыта! 
- Вот пусть и приобретают... 
Артиллерией наиболее плотно обстреливались переправы на Волге, напряжённый огонь дополнялся ударами с воздуха. Вражеская авиация непрерывно бомбила советские боевые порядки и переправы. Всё тряслось, словно страшное непрекращающееся землетрясение обрушилось на город.
- Так они могут с перепугу шумнуть… - предупредил казак.
- Приказа не понимаешь? - скривился нервный лейтенант.
Среди новичков выделялись двое дюжих украинцев с похожими фамилиями Кедрюк и Качук. Здоровенные парубки, лет двадцати пяти. Косая сажень в плечах, широкие бёдра, удивительно мясистые.
- Какие толстые физиономии, - удивился Григорий. - Точно «куркули»!
Оба оказались голосисты и часто пели на родной плавной «мове», но разговаривали и матерились исключительно по-русски. На ночной операции Качюк оказался в паре с Шелеховым.
- Не отходи от меня далеко! - предупредил он рассеянного новичка.
Бойцы выползли на «нейтралку», почти к немецким позициям, залегли во тьме, прислушиваясь к шорохам, готовые открыть огонь, если сапёры обнаружат себя. Сапёры щупами искали мины, выкапывали и обезвреживали.
- Работёнка аховая, чуть не так нажмёшь и привет! - оценил украинец.
- Но ребята опытные, - уточнил Григорий. - Работают умело, тихо,  будто ничего и не происходит.
Слышалось бряканье из немецкой траншеи и приглушенный говор.
- Не спят черти! - ругнулся кто-то.
Изредка «гансы» пускали ракеты, тогда все тыкались носом в землю, замирали, и на передовой всё затихало. Периодически бил немецкий пулемёт: дежурившие немцы обязаны были выстрелить за ночь определённое количество раз - так, на всякий случай. 
- Нам бы столько патронов… - помечтал Качюк.
- Начальство тогда заставит стрелять всю ночь! - осадил его напарник.
Прошло часа два-три. Всё было спокойно. Работа заканчивалась. Как вдруг раздался истошный вопль:
- Яааайца оторвало!.. Яаааица оторвааало!
Ночное небо начали прочерчивать сигнальные ракеты разных цветов и трассирующие пули. Оказалось, Качюк, которому наскучило лежать, встал и пошёл бродить по передовой, рискуя наступить на мину. Шальная пуля попала ему между ног. Вместо того чтобы тихонько ползти в тыл или спрятаться в укрытие, он стал орать и прыгать как ужаленный:
- Як я к жинке вернусь?
Немцы открыли стрельбу и увешали небо глазастыми осветительными ракетами. Шелехов ударом кулака свалил Качюка на землю, и пехотинцы вместе с сапёрами стали потихоньку отползать, судорожно отстреливаясь.
- Погиб, погиб! - стонал раненый, которого тянули по земле за шиворот. - Лучше пристрели меня…
- Молчи придурок! - ругнулся он.
Немцы на шум ударили из пушек и миномётов, русские ответили. Треск пальбы, разрывы снарядов, стонущий гул «катюш», рёв моторов на земле и в воздухе, завывание низвергающихся бомб. Это слилось в один необычайной силы, но привычный смертоносный грохот.
- Двое убитых и сорванная операция! - прогнозировано бушевало начальство. - О разведке боем на другой день нечего и думать.
- Немец долго не успокоится…
Командир роты получил выговор. Григория помиловали, вспомнив его возражения перед операцией.
- Самое удивительное, што Качюк, получив пулю между ног, - удивлялся он такому везению, - остался совершенно цел!
- Повезло мерзавцу! - засмеялся Кошевой, которому прилично досталось за срыв операции.
Пуля зацепив только кожу. Его даже не отправили в санчасть…
- Вот падлюка! - сапёры и начальство ругали его нещадно, но толстокожему хохлу было до лампочки.
- Таки дюже испужался! - оправдывался он.
Однако испуг не прошёл даром: результатом его стали ночные кошмары, и он стал беспробудно орать по ночам, изводя соседей.
- Хохлов нужно изолировать от остальных бойцов роты, - предложил решение проблемы комбат.
- А землянку им кто строить будет?
Кедрюк постоянно мочился под себя и под соседа, когда спали общей кучей. От него шла несусветная вонь, так как переодеться было не во что.
- Воняет от тебя как от нужника! - брезгливо морщась, сказал Шелехов.
- А ты не принюхивайся… - огрызнулся украинец.
Качюк после заварушки страшно орал, выл, хрипел во сне и махал руками. Соседи по подвалу очень страдали от этого безобразия. Когда однажды он разбил в кровь нос мирно спавшему Пашке Проничеву, солдаты всё же постановили сделать для них отдельное купе.
- Даже не жалко сил на строительство потратить! - дружно решили бойцы. - Хай, психи живут вместе…
Отдельные дома по нескольку раз в день переходили из рук в руки. Оборона носила характер ближнего уличного боя: постоянно применялись ручные гранаты, мины и бутылки с зажигательной смесью. 
- На передовой легче раздобыть жратву, - решили украинцы.
Ночью голодные хохлы выползали на нейтральную полосу, кинжалами срезали вещмешки убитых, там находили сухари, иногда консервы и сахар.
- Многие занимаются этим в минуты затишья… - оправдывался Кедрук.
- А мы чем хуже? - вторил ему Качюк.
Десятки прожекторов направляли лучи то на воздушные цели, то на наземные. Неделю назад старшина их роты, видимо спьяна, заехал на нейтральную полосу, где он и лошадь были тотчас убиты.
- А ведь там еда - хлеб, консервы и водка… - приценивались вечно голодные солдаты. - Давай смотаемся за ними!
Сразу же нашлись охотники вытащить эти ценности. Сперва вылезли два тщедушных узбека и были сражены пулемётными очередями. Потом поползли Кедрук и Качюк.
- Возьмём тильки водку! - совещались они. - Ну и немного жратвы…
Они набили карманы консервами и, прихватив канистру с водкой, двинулись обратно. Качюк не выдержал соблазна и, разорвав бумажную упаковку брикета киселя начал его остервенело сосать.
- Какая вкуснятина! - успел сказать он.
Немецкий пулемётчик влепил в жадину с десяток пуль, попутно задев товарища. Больше желающих получить дармовщинки не нашлось.
- Ночью пойду я. - Григорий отматал провод с телефонной катушки.
- Ты сдурел Пантелеевич? - не одобрили затеи сослуживцы. - Не видишь, что «гансы» это используют как приманку?
Он понял, что немцы стреляют, услышав даже мышиный шорох. Шелехов решил ничего не брать, он лишь перерезал сбрую и привязал к оси телефонный кабель. Затем благополучно вернулся на родные позиции.
- Раз, два, взяли! - скомандовал он и бойцы потянули желанную добычу.
- Жалко, что продукты искромсали пули, - наевшись от пуза, сожалели бойцы, - а водка вытекла…
Силы врага были ослаблены, до 5 октября Паулюс отказался от атак на их участке фронта, перенеся усилия к северу. Сталинградский фронт был переформирован в Донской. Юго-Восточный фронт, непосредственно оборонявший город, переименовали в Сталинградский.

 
продолжение http://proza.ru/2012/10/01/43