Рассказы из напёрстка - 24

РАССКАЗЫ ИЗ НАПЁРСТКА – 24
 

ВРЕМЕНА ГОДА


Солнце убивает зиму. Море не спит в лёгкой оторопи перед ежедневным чудом весны. А лето, ещё не проснувшись, уже готовит нам душную печь своих объятий. Зато осенью они слабеют, как слабеет человеческая память, чтобы в зимний дождепад обратиться к новой надежде.


Женщина на причале напоминает, покачивающуюся на лёгкой волне, рыбацкую шхуну, в ожидании, когда её трюмы наполнит благословенный груз. Но вот шхуна разбухла, насытившись, и, отяжелевшая и сонная, движется, переваливаясь, как утка, утопая брюхом в бездонной зеленоватой глади, устремившись к берегу со своей тяжёлой, но счастливой ношей.


Такой данью откупается природа от людей в обмен на их ненадёжную благодарность.


ВЗГЛЯД ИЗ ПРОШЛОГО


В женщине навсегда остаётся что-то девичье, как на ногтях курильщика табачная желтизна. Остаётся даже тогда, когда это девичье не состояние души, а стремление тела к чему-то невозвратному. «Неужто возможно такое»? – неуверенно сомневается женщина. И во взгляде её на мужчину так много понимания, как будто сама его создала из обломков будущего крушения. Она искала в его глазах оправдание собственной наивности, но ничего, кроме его глупости, не обнаружила.


СТАРЫЙ РОЯЛЬ


В кустах пылился старый рояль, похожий на уснувшего паука.


Любой, даже непроизвольный шум, невыносимо отзывался на его нервах-клавишах, как и бесцеремонность маленькой девочки, воспользовавшейся им, будто ширмой, чтобы без помех совершить своё маленькое дело, будучи совершенно уверенной, что рояля можно не стесняться, как не стесняются вообще стариков.


Такое отношение не могло не показаться роялю обидным. «Как же так, – рассуждал он, преодолевая старческий маразм, – откуда такое пренебрежение? Ведь со сцены я ещё смотрюсь, и многие дамы в зале консерватории, где долгие и сладкие годы я был для них божеством и кумиром, и по сию, я уверен, пору готовы вылезти из своих модных шкурок ради единственного ко мне прикосновения».


Но девочка никогда прежде не видела ни сцены, ни рояля на ней, когда в водопаде оваций и фейерверке цветов он подкатывал к самому её краю, чтобы достойно ответить на приветствия поклонниц.


Девочка всего лишь в силу необходимости доверила себя роялю. Но не так, как женщина доверяет мужчине. Ничего похожего не происходило да и произойти не могло, а когда всё-таки произойдёт, то наверняка не с этим роялем, а с другим.


БЛИЗНЕЦЫ


– Детка, кто тебя так?

– Ма-а-м-ка-а...

– За что?

– За па-а-п-ку-у...

– А папка что набедокурил?

– Ушёл к другой тёте-е...

– А ты здесь при чём?

– Мы с ним близнецы-ы...


ВИЗА


– Эй ты, залётная!

– Чего надо? – лениво повернув голову к притормозившей «Тайоте», – поинтересовалась девица.

– Поехали!

– Куда?

– На кудыкину гору!

– Не выйдет. Я несовершеннолетняя. А без паспорта визу не дадут.


ПРОТИВОСТОЯНИЕ


Когда я что-то утверждаю, переубедить меня под силу разве что жене, да и то потому, что в её возражениях моё утверждение сохраняется в неизменном виде... С добавлением лишь одного, не меняющего существа дела, словечка: «Неужели»?


Например, я утверждаю, что у моей жены самый лучший в мире муж. А в ответ слышу: «Самый лучший в мире муж... Неужели?» И при этом так горестно вздыхает, что постороннее сердце непременно разорвалось бы от жалости к ней.


Вообще говоря, с тех пор, как мы женаты, меня не оставляет чувство, что она постоянно себя корит, и я, поверьте, многое бы отдал, чтобы узнать, за что именно?


БЕЗ ОСОБЫХ ПРИМЕТ


– Жена, говорите, пропала. Приметы?

– Приметная и даже очень. Такую приметную не каждый день встретишь.

– Особые приметы?

– Ничего особого. Потому и женился. Думал, раз нет особых примет, с нею будет без особых хлопот. А вышло...

– Ладно, идите. Вы нам больше не нужны.

– А жена?

– И она тоже.

– Так ведь пропала.

– Что из того! У других машины пропадают — и никакой истерики. А вам-то чего беспокоиться? Сами сказали, приметная. Значит, найдётся. А то, что нет особых примет, тоже обнадёживает. По всему, не значится в розыске.


ГРИБНОЙ ПОЕЗД


«Как молоды мы были»...


Песня замечательная, как и потраченные на её исполнение годы.


Но не станем углубляться в дебри воспоминаний, а посидим на опушке жизни, в пожухлой траве убывающих дней, подставив солнцу крутые, как вареные яйца, спины.


Перельём старые мысли в новые надежды, обветшалые платья неумолимых лет зароем под берёзками иллюзий, скрестим руки, напоминающие заржавленные бойцовские клинки, зачем-то вынутые из ножен подсознания, и, выкроив в хаосе необозримости минуту молчания,  сможем, наконец, уверовать в то, в чём никогда не сомневались: действительно, мы были молоды, хотя некоторым кажется, что они молоды и посейчас.


И заревут-заголосят женщины, оплакивая невозвратное. Мужчины, старательно сопя, поделят, имеющуюся в наличии жидкость на количество разинутых ртов, а потом, кряхтя и постанывая, поплетутся к ближайшему полустанку, где, во главе со страдающим отдышкой паровозиком, их терпеливо дожидается грибной поезд.


И вдруг всполошатся: «Батюшки-светы, грибков-то и не насобирали»!


И засмеются: одни — радуясь чьей-то глупости, другие — умиляясь собственной. И столь же общим, сколь и мимолётным, будет сожаление о бессмысленно утраченном времени. Ибо всем известно, что грибов нашей молодости уже нет, а те, что попадаются, не грибы вовсе. Как слоны не мамонты, хотя сильно смахивают на них.


Но такова уж сила привычки. И пока существуют грибные поезда, не уменьшится тех, кто готов поверить в существование грибов.


РОКОВАЯ ВСТРЕЧА


Направляешься на службу или за покупками, выгуливаешь собаку или спешишь тайком на свидание...


И когда кажется, что ничего неожиданного произойти не может, и прожитый день канет в Лету, ничем не отличимый от предыдущих, в одно мгновение Судьба совершает крутой вираж и, выброшенный на повороте, скорее по инерции, чем сознательно, стараешься ухватиться за ускользающее прошлое...


Забыты служба и покупки. Собака, словно с цепи сорвавшись, умчалась в поисках хозяина понадёжней. Без скорби и печали проигнорировано свидание, ещё минуту назад казавшееся самым важным в жизни.


А всему виной встреча. Роковая.


С апоплексическим ударом.

Борис Иоселевич