Сплав людской

Кого только не встретишь в кузнице. Жар горна манит и притягивает. Красота силы металла пленяет и, порой на всю жизнь, в человека приникает сплав кованой поэзии и литой прозы.

Пришел Коля в кузню из института - обучал студентов собирать стеклянные витражи. Это работа со стеклом требует скрупулезности, размеренности движений, аккуратности и точности. Все эти навыки кузнецам чужды и даже противопоказаны. Поэтому Коля быстро получил от коллег забавную кличку "Коля-миллиметр".

Работал Коля всегда долго, аккуратно, все измерял что-то штангенциркулем, подправлял, подбивал, подкручивал, нагревал и снова подгибал, пытаясь добиться идеально симметричных пропорций тюльпана или бобышки. А в ручной черной работе точность не главное. Порой как раз небольшие изъяны, шероховатости и есть та изюминка, за которой и идут к кузнецам.

Нагреешь бывало на горне стальной пруток и скорей к наковальне. Пять-десять секунд всего, пока металл не перестал "стыдиться", источая насыщенный красный цвет, есть у человека с молотом в руках, чтобы подчинить упрямую стихию своей воле. Коля-миллиметр подчинился стихии, а не стал её властителем.

Серега, похоже злоупотреблявший когда-то чем-то психотропным, шутником оказался. Правда к юмору его полумаргинальному нужно было привыкнуть сначала.

Ковать бобышки - самая тяжелая и нудная работа. Необходимо скрутить концы прутка в кольцо, а сам пруток в подобие бублика. Работа нелегкая - около двадцати-тридцати взмахов тяжелым молотом, да и опускать увесистый снаряд нужно в определенное место, одновременно подкручивая раскаленный еще металл. А оплачивается вся эта канитель весьма скудно из-за относительной простоты.

Серега отковал одну бобышку. С металлическим звоном она упала на пол кузницы. Десяток мощных ударов и вторая легла с первой рядом. Уже сбив дыхание, отковал он третью. Затем четвертую. Еще один раскаленный формованный кусок металла приобрел нужную форму и Серега, с широко раскрытыми глазами, выпалил:
- Фуууффф... Тут после пятой уже понимаешь что-к-чему...
И, широко расставив плечи и округлив руки как штангист, только что взявший две сотни груза на грудь, вышел боком через дверной проем. Покурить. А через три-четыре минуты крикнул откуда-то с другого конца ангара:
- Ээээ... Я это там... Короче съезжаю оттуда.
И пошел заниматься явно более приятным для себя делом.

Васильч все больше был угрюм, видимо впустив в свою душу бесов и демонов, коих весьма горазд воплощать в металле. Все же и его удавалось встряхнуть иногда. Однажды, снизойдя со своего пьедестала, подходит и, жаля хитрым взглядом, вопрошает:
- Сигареткой не угостишь?
- Есть..., - доставая из пачки округлую белую палочку
- А почему тонкие куришь?
- Нравится, - отвечаю.
- Так одной наверное мало. Не накурюсь...
- Возьмите две!
- И как их курить?
- Да сразу две за раз.
Рассмеявшись Василичь уплыл, покачивая своим горбом и прикуривая одну.

Батю все любили. Даже Хан - белоснежный кавказец с голубыми как антрацит глазами, никого к себе не подпускавший, охранявший черный вход.

Отмолотив тридцатку на заводе Батя, как его все уважительно называли,  пришел в кузню. Классный слесарь, мастер своего дела.

Поступил на завод как-то срочный заказ. Три тысячи болтов изготовить с продольным пазом-выточкой под шайбу с выемкой. Оборонный заказ. Для космической отрасли. Точность до трёх тысячных микрон. 

За неделю сделать удалось что-то около пятиста штук. Осталось шесть дней. Мастер цеха на железную стружку исходил. Подключил к работе еще одного человека, да попросил Батю выйти в выходные.

Работа не шла. Когда знаешь что результата не будет, кто захочет напрягаться!? Сидит Батя, значит, грустный у окна. На столе лежит около сотни готовых болтов. Впереди еще пара тысяч, а желание одно — уйти и больше никогда не возвращаться ни в цех, ни на завод.

И тут Батю осенило.  Впору «Эврика!» кричать Кидается он в фрезерному, что-то нарезает, подваривает в паре мест, обтачивает заусенцы. Все! Приспособа готова. До вечера возится с чем-то в одиночестве в цеху и спокойно уходит домой.

В воскресенье на работу не выходит. В понедельник заявляется слегка под стаканом ближе к обеду. На крики и идиоматику мастера не обращает внимания. Проходит к своему рабочему месту. Театрально срывает с каталки промасляную тряпицу. Под ней три тысячи сто болтов - сотня с запасом на брак — нужной марки, формы и точности точения бороздки.

Объятия. Похвала. Отгулы. Почет. Премия три сотни.

Такие вот кузнецы в Сибири. Настоящие мужики. Веселые люди. Ребята и слова и дела.