Тещу мамой называл...

Соседка наша, тетка Мария, любит повторять: петь не умею, никогда даже не пробовала, зато чувствую, когда поющие «не туда тянут». И что? Ведь ни поправить, ни дать правильный тон все равно не умеете? Ведь в песне мотив сложить – не дрова пилить…

-Так я ж и толкую: не знаю как, но не так…

Расторопная тетка всегда успевала, едва только услышит где-то на окраине спевку – тут как тут. И хотя бы пособила в пении, то ли слезу смахнула. Нет, знай, только прислушивается, прикрывает глаза и головой качает:

- Неправильно поют!

У людей терпения не хватает:

- Если не так – спой правильно!

Тетка мигом с лавки – и домой. Бабы, мужики только радуются. Песня разрастается, плывет по улице. В каждой избе к ней прислушиваются и не удивляются пению в будний день. Ведь поется, когда душа просит.
 
Плывет себе песня – без конца и края, в каждую избу заглядывает, в каждом дворе находит отзыв. Были времена… О телевизоре только мечтали, кино в клуб завозили от случая к случаю. А певучие души не находили покоя, слетались вечерком к кому-то на посиделки и – хоть трава не расти! Обнимаются, склоняются друг к другу, поют и чувствуют, как трепещет необъяснимое тепло во всем теле, как просится в сердце ласка, нежность…
Так уж сложилось по жизни: умеешь веники вязать – вяжи, умеешь косу клепать – клепай себе, да еще и соседу помоги. А хвалить или укорять в неумении – не стоит. Засмеют, а там и презирать начнут.

Прибыл в одно семейство зять. Примаком стал. Ясное дело, переживал. Дразнить будут, россказни всякие сочинять, будто там нужно каждой курице на ночь ноги мыть, как теща прикажет… Злые языки – страшнее пистолетов. Поэтому Виталий нерешительно переступил порог дома своей Яринки. Деваться ему некуда. Они бы еще встречались, но мать упрекала девушку:

- Разве так встречаются! Вы уже порядком надоели друг другу: живете как супруги, только и того, что поутру расходитесь. Срам и позор! Женитесь или разбегайтесь, не грешите, ради Бога!

Яринка послушалась материнского совета. Начала и Виталию нашептывать:

- Пусик-мусик, хочу, чтоб ты с нами жил. Не веди меня к свекрови, мне с моей мамой лучше. Да и дом она на меня переоформила…

Уговорила. Пришел зять. И началось. Будто и невзначай, но все чаще и чаще подбивал тетку на скандал:

- Живу у вас, а будто и не хозяин вовсе! Все здесь под ваш уклон, под ваш покрой… Не по-моему шьется!

Откуда только брались у него эти выражения! Сам не знал.

- Ой! – сокрушалась тетка Марфа. – Разве ж тебе что-то воспрещается! Выйди из дома – простора хватит: огород волочить надо, уборную подправить – тоже надо, душевую оборудовать… У соседей в баке вода за день согреется на солнце – вечером только краник откроют – и вот тебе душ! Свежо, спать приятно в белой постели…

Виталий отмахивается, бубнит что-то себе под нос. Печет солнце, деревья в саду приуныли, водицы просят, а ему хоть и трава не расти! В курятнике насесты перекосились – он вроде и не замечает. А яйца свеженькие первым из гнезд берет…

Что и говорить! Выпивать стал. А под «градусом» и вовсе проходу не дает: не хозяин я у вас, ничем вам не угодишь, хоть день и ночь старайся!

Печалится мать. Если б знала, что такая жизнь начнется, пусть бы и дальше встречались…
Никто не знает, сколько бы эти мучения продолжались. Но на выручку пришел случай. Получила Марфа письмо от дальних родственников своего покойного мужа. Звали в гости, жаловались, что сестра ее любимого Никифора сильно заболела, хочет увидеться перед смертью.

Собрала мать нехитрые пожитки. Заметно обрадованный зять охотно повез ее на станцию в кабине самосвала, посадил в поезд. Вытирая пот со лба, не удержался:

- Вот теперь я – хозяин!

С чего же начать? Все, что теща велела, уже чужие дядьки сделали – за магарычи и за деньги. Ему остается только самому искать зацепку. Вот, например, надоевшая калитка, на одном гвозде держится… Заказал железные ворота, привез, установил. По улице газ тянут – вступил в кооператив. Газовщики потребовали перестроить сенцы. С охотой взялся за кирпичную кладку. Продлил веранду, оборудовал ванную. Ну, теща, погоди, ты дом не узнаешь! Только горько Виталию о теще думать. Приедет – снова руки у него опустятся, лень одолеет.

А тут письмо из Тернов. Пишет Марфа, что нашлась ей хатка рядом с родственниками. Недорого за нее просят, стоит купить. «Приеду за вещами, машинку швейную «Зингер» заберу – мамин подарок на восемнадцатилетие, папин посудный шкафчик – сам смастерил, когда я на Рождество чихнула… Что еще? Да ничего! Пусть все вам остается. Ведь в могилу не заберешь ничего. А пока буду жить, вспомню о родне…»

Приехала теща под майские праздники. Многому удивлялась: как деревца в саду подросли, какие ворота славные получились, даже не скрипят. А в палисаднике – красные подпорки, на них – газовая труба желтого цвета. Когда они все успели? И полгода не прошло! А веранда – одно загляденье, занавесочки на окнах белеют, цветы – на подоконнике. Наверное, если б стала упрашивать зятя сделать такое переустройство, то ничего бы не добилась. И обидно, и в одночасье гордость берет: молодые не хуже других живут. Молодцы!

Так и порог переступила – с довольной улыбкой, с просветленным лицом. Тихонечко на лавку присела, сумку возле ног поставила. Смотрит: зять на кухне хлопочет. Кухня просторная, до половины веранды доходит. Без дверей, только занавеска висит, чтобы мухи не летели. Зять как на ладони виден. Марфа глазам не верит: Виталий свеклу на борщ крошит. Доска-то чистая, как отполированная. Ножичек только чик да чик! Ломтики тоненькие получаются. Свеклу – в горшок на плите, потом за морковку взялся, за лучок. А капуста где? Ага, она рядышком, в отдельном черпачке в воде отмокает. Ой, как правильно!

Смотри, и томат не просто зажаривает на сковородке, но и муку подсыпает. Свекла не винегретная, а борщевая. Тоже правильно. Цвет будет малиновый, нежный.
С дороги у Марфы даже живот свело. Ароматы от заветного горшка щекочут ноздри. Сглотнула теща слюнки и задумалась. Отчего ж ты, парень, при мне таким не был, только вредничал да капризничал?

А Виталий тем временем укропчик с вареным яйцом измельчает. И сальце добавляет по вкусу – мелко-мелко ножом сечет и придавливает, чтоб в тарелке не видно было. Сочную синеватую луковицу растирает до кашицы со старым салом. Ложит в бульон под самый конец, после картошки и капусты. Накрывает горшок и выключает газ. Управился! Борщ дойти до кондиции должен…

Почему-то теще захотелось не выдавать себя. Быстренько собраться - да и на станцию. Что здесь подсматривать! Пусть живут дети и тешатся. Вишь, как им хорошо без меня! Правда, под сердцем что-то предательски запекло, обида, наверное…

И вдруг – дзынь! Половник у зятя из рук выпал:

- Мама! Да что же вы здесь, на лавке! Проходите, переодевайтесь. Мойте руки – и за стол. Борщ-то готов! Видите, мы вас заждались! Пока Яринка из больницы вернется…

- Как из больницы? Что случилось?

- Так она ж на девятом месяце, мам!

- И не писали… - с облегчением передохнула Марфа. – Когда же дите ждете?

Зять с улыбкой заговорщически подмигнул, достал с подоконника мобильник, что-то над ним поколдовал и негромко спросил:

- Как ты там, солнышко? Что? Уже привезли из родзала? Что ж ты молчишь? Тут я и мама – переживаем, мучаемся… Да, да уже приехала, вот сидит рядом. Дать ей трубку? Берите, мама!

Марфе все не верится: что зять ее так часто мамой называет, что трубка сейчас ее с дочерью соединит… Дрожащим голосом говорит:

- Здравствуй, доченька! Кого же ты нам подарила? Сынишку или дочку? Виталик и не спросил… А откуда он знал? Да-а, вы сейчас все наперед знаете, аппаратура в больнице есть. Так все-таки внученька у меня! Вот славно, тепло на улице, пеленки быстро будут сохнуть… Не будет пеленок? Как же так? Пам… памперсы? Так дитю они не подойдут. Нужно пеленочки. И туго пеленать, чтобы ножки ровные были. Доченька, что ж ты молчишь?

Передала телефон зятю. И вдруг заметила, как тот изменился в лице, колючим взглядом посмотрел:

- Вы бы, мама, не вмешивались: пеленать, не пеленать… Обходились же мы без вас. Кое-что и сами соображаем. Вот… и газ провели.

- Я вижу, - поникла теща. – Молодцы, что от людей не отстаете. Вот и новое пополнение в семье у вас. Когда-то и мы с Никифором начинали. Что-то люди подсказывали, что-то сами соображали. А кто же вам подскажет, как не родная мать, а теперь уже и бабушка? Сынок, не сердись. Трудно мне вдали от вас, не могу привыкнуть среди чужих людей. Если не прогоните, то…

- Да кто же вас прогонит? Живите хоть сто лет! А только я  привыкать стал, что уже не примак, а хозяин. Сможете не вмешиваться – пожалуйста. Ваше – дело – отдыхать. Вот и комнату вам приготовили. Постелите постель и ложитесь. Я там уже форточку приспособил – свежий воздух, слышно, как птицы поют. На Троицу чабреца на пол натрусим, будет как в раю. Вы так любите, мы помним. Вот и живите в своем маленьком мирке. Сможете? Чтобы не командовать и не вмешиваться. Согласны?

- Согласна… - прошептала пересохшими губами Марфа. – Я постараюсь.

Хотя и сама еще не верила, сможет ли так жить.