Трамвай

Посвящается моей маме Невской Екатерине Ивановне (1925-2012 гг.), жителю блокадного Ленинграда.   

 Ещё издалека Катюша испуганно закричала:
- Степан Иванович, вы, что мне Трамвай запрягаете?
На ферму Катюша всегда приходила раньше всех. Трудолюбивая и весёлая, она всем нравилась, но была очень скромной и застенчивой, совсем не похожей на городскую. И сегодня она встала рано, выпила кружку молока с чёрным хлебом, оделась. На выходе Катя повязала поверх шапки старый пуховый платок, затянула его  потуже, потому что на дворе мороз, ловко сунула ноги в валенки и вышла на улицу. Стояла военная зима. Сибирь. О Сибири она знала только по книгам, но вот попала сюда  вместе с сестрой, братом и мамой из блокадного Ленинграда по дороге жизни. Так называли полоску льда, по которому на грузовиках вывозили людей из полумёртвого Ленинграда. А потом везли в товарниках до Томска и сюда в Тюменскую область в деревню Гавриловку. Мама сразу же умерла. Она ещё дорогой простыла и трое её детей-подростков остались одни в глухой незнакомой сибирской деревне. Их приютила женщина-финка, репрессированная. Она тоже была из Ленинграда, но приехала сюда раньше и уже успела освоиться в местных условиях. Её определили к старой полуслепой бабке Агафье, туда и привела она осиротевших детей.  Четырнадцатилетнего брата Сашу, который был младше Катюши на три года, определили на постой в подмастерья к сапожнику в соседнее село, куда Катя теперь возит колхозное молоко и навещает брата. Старшая сестра спит, приболела.  Катя оглянулась и посмотрела на свой маленький дом с двумя низкими окнами и покосившейся дверью. В Ленинграде она жила на Лиговке в большом многоэтажном доме, а тут…
- Но ведь война пройдёт, - подумала Катя и пошла по снежному насту. Снег хрустел под ногами.
- Мороз крепкий сегодня,  - вздохнула она,  путь в село Дубровное не близкий,  да лесом, но везти молоко надо. Зорька, коровушка, наверное, уже стоит, запряжённая в сани, молоко доярки надоили. -
 Так размышляла Катюша и шла по деревне. Лошадей давно уже нет в колхозе, вот и возили всё на коровах. Катя сунула руку в карман фуфайки - есть ли там кусок хлеба для Саши, не забыла ли? Впереди показалась ферма.
- Степан Иванович, вы, что мне Трамвай запрягаете?- повторила она, прибавив шаг и размахивая руками.
- Не надо мне его, он же бык упрямый, не зря мы его из Борьки в Трамвай переименовали? У него же впереди кроме тупого лба ничего нет.
- Степан Иваныч, Степан Иваныч, всю жизнь был Стёпкой, да дедом, а тут понаехали городские, так сразу величать стали как-то странно. И быка нашего по-городскому прозвали. А что я могу поделать, Катюш? Твоя Зорька слегла, обессилила.- Ворчал старик, проверяя крепёж тяговых ремней.
- Вот сейчас отпущу продольный ремень, сделаю послабже, авось и пойдёт Трамвай. И потянет.
Катя ходила из стороны в сторону, надув по-детски губы, и всё ещё размахивая руками. У быка из ноздрей  валил пар.
Доярки уже выставили молочные бидоны на снег. Анна Ильинична, одна из доярок, накинула перекладину с загнутым носиком на крышку бидона, зацепила  петлёй за  носик, с силой придавила не хитрый зажим, что-то щёлкнуло, лязгнуло, и бидон был закрыт. Ни капли молока не прольётся.
- Ну, Катюша, бери товар.- И она ушла в коровник, вытирая руки о фартук. Трамвай стоял запряжённый. Дед Степан Иванович ушёл по своим делам. Остались один на один Катюша и бык. Катя не привыкла долго стоять без дела.  Взяв за поводья, она подтянула быка с санями поближе к бидонам и стала устанавливать их по два в ряд. На сани установилось шесть бидонов. Тяжело поднимать полные двадцатилитровые бидоны, но помощников в деревне не было. Каждый человек на счету.
- Ну, пошли!- Сказала она Трамваю и дёрнула за поводья. Бык тронулся с места легко. Силы в нём ещё были. Шли они лесом по колее в снегу под горку. Катя крепко держала поводья. Бык фырчал, махал часто хвостом перед её глазами. Вдруг заупрямился, стал перебирать передними ногами и встал. Вокруг лес, ни души, огромные деревья.
- Ну, давай!- Крикнула Катя. – Бык ни с места. Впереди горка. Вот он идти и не хочет.
- Что же делать? А ну двигайся, паршивец такой. – Бык стоит.
Катюша сошла на снег
- Ах, ты трамвай бестолковый! – Кричала девушка и бегала вокруг быка. - Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, ехал путник запоздалый…- бормотала она.
   Руки стали замерзать, ноги тоже. Она хлопала в ладоши, била ногой об ногу, дёргала поводья. Катя понимала, что одна в лесу она может замёрзнуть. И никто не хватиться её до самого вечера. Как назло, валенки прохудились. Брат обещал подшить. И она предупредила сестру, что будет ждать, пока Сашка валенки подошьёт. Так что помощи ей ждать было не откуда. Не из тех Катюша, кто падает духом.
- Ну, хорошо, давай так. Я сниму один бидон. – Сказала Катя и стала стаскивать его с повозки. Благо, сани низкие.
- Давай, пошёл! – кричала она на быка, но он ни с места. Весь изморозью покрылся. Стал белым-белым.  Мычит. Катя сняла второй бидон. Перекатом откатила его от саней. А он завалился и, падая, потащил её за собой. Лежат они оба в снегу в обнимку. А бык фырчит, косит глазом. Уже в лёд укатал снег под собой, семеня ногами. Катя бросила, лежащий на боку, бидон и пошла за третьим. Так один за другим она стащила с саней все шесть бидонов. Вспотела, развязала платок, сняла варежки. Взяла чистый снег и растёрла им щёки, которые уже не чувствовала. Потом подошла к Трамваю и дёрнула изо всех сил за поводья и хлестнула кнутом по замёрзшим бокам быка так, что тот вздыбился и рванулся вперёд. Сани были пустые и он быстро преодолел подъём.
- Стой! Тпрру! - кричала она. А бык шёл и шёл, не обращая внимания на её крики. Наверху он остановился. Катя сидела на снегу между быком и бидонами и плакала. Слёзы замерзали на лету. Из её слёз-жемчужин можно было сделать прекрасные бусы. Она опустила поводья, которые всё ещё держала в руках, и спустилась к бидонам.
- Может их перекатом поднять на горку?- Катя развернула, уже лежащий на боку, бидон так, чтобы можно было его катить вверх. Дорожка была утоптана уже хорошо, но Катя ещё несколько раз пробежалась туда сюда, а потом, как в детстве, легла и покатилась брёвнышком под горку через плечо. Голова закружилась, кружилось небо, сосны, ели, кедры. Даже весело стало. Потом покатила бидон наверх. Полные бидоны могли раздавить её всмятку.
- Успею отскочить. – Решила Катюша. И так один бидон был уже на санях. Другой она решила тянуть за две алюминиевые ручки с канавкой посерединке, что было очень удобно прижимать их большим пальцем варежки. Второй бидон был в санях. Где катом, где тягой, но все бидоны были в санях. И Трамвай пошёл ровной благородной походкой, будто и не было неприятного проишествия. От тяжёлой работы у Катюши зарумянились щёки. Высоко над ней пролетела большая птица, задела крупную ветку со снегом и снег россыпью полетел вниз на Катюшу. Она невольно вскрикнула:
- Нас бомбят, мама! - И вновь видится ей , что их везут на машине по льду, а над ними летают немецкие самолёты и бомбят. Бомба попала в следующую за ними машину. Полуторка быстро стала тонуть. В той машине ехала вся семья маминой сестры. Катюшина мама вскочила и стала бить кулаками в кабину шофёра.
- Остановите! Там люди тонут! - Она била и била, но шофёр только прибавил газу и все уже стали бояться за себя. Как бы своя машина не ушла под лёд. Лёд разламывался так быстро. Полынья расширялась. А сверху летели новые бомбы. Но это уже падал чистый и белый снег огромными хлопьями и слышался смех детей. Катюша и Трамвай подъезжали к селу. Катя пришла в себя. Она успокоилась, сдала молоко. Отогрелась в мастерской у брата. Сашка заштопал  валенки. И они повернули в сторону дома. Трамвай спокойно шёл по колее, как по рельсам. Степан Иванович, распрягая быка, спросил:
- Ну, как Трамвай, не подвёл?
- Не подвёл! – сказала Катюша. И добавила:
- Когда кончится война и мы вернёмся в Ленинград, я, пожалуй, пойду  работать водителем трамвая. И хитро улыбнулась.