Старое, но работает

Внутри цилиндра что-то клубилось и заворачивалось бледными спиралями – что-то вроде плотного, вязкого, как сладкая вата, дыма. Правда, в этом движении чувствовалась закономерность, некий таинственный смысл, прочесть который хотелось, но не удавалось. От беспомощности скулы сводило до ломоты.
- Ну, и что это такое? – Молин уже знал, что услышит в ответ.
- Понятия не имею.
Молин вздохнул, повернулся к собеседнику и посмотрел в его виноватые глаза, где ярко-синяя радужка странно сочеталась с красными прожилками белков.
- Где вы были на этот раз?
Густав развел руками.
- Да ничего особенного. Чердак как чердак... Знаете этот дом в Травораде, на берегу пруда? Его уже давно приговорили да все не могут снести.
- Там еще живет кто-нибудь?
- Разве что бродяги ночуют. Ни стекол, ни дверей не осталось.
- Угу. А это, значит, осталось?
Антиквар и старьевщик разом посмотрели на прозрачный цилиндр с крутящимися вязкими вихрями.
- Я думаю, это вроде игрушки, - виновато предположил Густав. – Знаете, я еще в детстве застал такие: их потрясешь – и внутри идет снег...
- Глупости, - сухо сказал Молин. – Сколько, по-вашему, уже крутится эта белесая гадость? Это же как нужно было трясти!
- Я не тряс!
- Тем более – глупости!
Они повернулись и снова воззрились на цилиндр. Он завораживал. Он чуть заметно сиял. Он неслышно подсмеивался. Он прятал тайну.
- Зачем вы вообще его подобрали! – Молин с изумлением услышал свой жалобный голос.
- Мне показалось, он чего-то стоит... И вид у него такой... антикварный. Думаю, вещь старая, но работает – надо взять. Что, значит, не будете покупать?
«Куда я денусь!» - с тоской подумал Молин.
- Двести рубий.
- Побойтесь бога, тут одних материалов на тысячу! Это же не синтетика какая-нибудь.
- Откуда вы знаете? С чего вы вообще решили, что он чего-то стоит?
- Ну, - старьевщик почесал нос, тоже в красных прожилках, - видите налет на бронзовых деталях? Настоящая бронза, не подделка. Подделки зеленеют ярко, а эта...
- Сам вижу.
- И стекло. Видите, какая рефракция на гранях? Объяснить?
- Не надо мне ничего объяснять! – Молин вспылил. – Пятьсот рубий - и точка!
- Семьсот, - с достоинством изрек Густав. Его густые брови сошлись над пористой, словно губка, переносицей. – И это я еще уступаю – по дружбе. Сами видите: вещь старая. И работает!
Молин замахал руками, сдаваясь.
Когда старьевщик ушел, он бережно взял цилиндр в руки и понес, слегка покачивая, как засыпающего младенца. Осторожно пнул дверь в кладовую и вошел, не включая света. Огляделся, подыскивая свободное место...
Свет был не нужен здесь, в комнате, где полки были уставлены странными вещами. Бог весть, где находил их Густав – треугольную призму изумрудного цвета, внутри которой временами что-то тикало и пело на незнакомом языке, включаясь само собой; медную, покрытую патиной фигурку странного существа, которая на полке казалась раскаленной докрасна, а стоило взять ее в руки – делалась холодной, как лед; часы с морозно сияющим циферблатом, на котором были четыре стрелки и ни одной цифры (их ни разу не заводили, но они все шли и шли); странный альбом, у которого обложка была из полированных деревянных дощечек, темно-вишневых, как наливка, а посреди каждой страницы зиял круглый вырез, и в этой выемке, словно в гнезде, покоилось приклеенное к задней обложке яйцо диковинной расцветки... И еще много всего, назначения чего Молин даже не мог представить. Все это, найденное на чердаках заброшенных домов, на дне старческих сундуков, в полузатопленных подвалах, стояло здесь и светилось, а порой издавало какие-то звуки - словом, жило своей жизнью.
Антиквар осторожно пристроил цилиндр, полный тумана, на полке рядом с вечно и безмолвно дрожащим телефоном. Телефон был вырезан из цельного куска антрацита, что уж там могло дрожать, да еще беззвучно... Молин полюбовался на свое новое приобретение и вздохнул. От встреч с Густавом – одни убытки. Вещи эти не продать, а быть единственным в мире коллекционером древних небылиц – не слишком большое удовольствие. 
- Старое, но работает, - Молин задумчиво погладил раскаленное медное чудовище. Ладонь кольнуло холодом. – Старое. Но работает!