Вещие сны бабы Насти. Рассказ-очерк

                Баба Настя
- За труды мои Господь даёт пожить мне видно. – говорит баба Настя. – Вон и сестёр моих уж нет, и подружек давно похоронила, а я всё живу.
Баба Настя, а я сохраню такое обращение потому, что именно так к ней обращались заходившие по разным надобностям односельчане, сидела на терраске, на низкой кровати. Она была всегда чем - либо занята. Теперешнее её увлечение - изготовление дорожек на полы. Делает она их не из надобности, а просто по привычке работать. Лишь изредка она сидит, подперев щеку старческой ладонью, опершись локтем о колено, вздыхает.
 Ни много ни мало, а идёт ей уже 90-й год.
- Видно и мне скоро собираться…- продолжила она.
- Ну что вы! Вон английская королева 101-й юбилей отметила! И вы старайтесь не отставать! – хочу подбодрить старушку, вкладывая в свои слова больше оптимизма.
- Куда там! Разве можно сравнить её жизнь и мою? – баба Настя вздохнула. – Её то (королеву) не кулачили как нас. И её отец не сгинул на Медвежьей горе. А я с шестью детьми на руках что вынесла? Страшно и вспомнить. Нет! – сказала твёрдо. – Всё - таки,  наверно, скоро. Я и сон видела.
- Да мало ли какие сны снятся! – знаю, что не прав, но что сказать на её слова? Других слов не нахожу и говорю лишь бы не соглашаться с её сроками собственной кончины.
- Нет, не спорь. Во сне недавно своего Володю видела. Это жених мой был. Семь лет мы дружили, а вместе не судьба... Я первую дочь, получается в девках, родила от него. Рано умер он. – глаза её светло-серые, повлажнели, она старательно приложила уголок косынки к глазам. – Царство ему небесное! Так вот стоит он на перекрёстке молодой! Красивый! А я иду ему на встречу и спрашиваю:
- Что стоишь – то?
- Да вот, тебя всё жду. А ты не идёшь….
- Вот видно и мне пора. Господь и так ко мне милостив.- добавила тихо баба Настя.
- А вы в Бога верите? – спрашиваю потому, что особой набожности не замечал за нею. Иконы висят в углу, но что бы она молилась или крестилась, этого не видел.
- А как же! – слова её звучат не допуская и крохи сомнения. – Вот ты скажи мне, есть Бог, аль нет?
Молчу задумавшись. Хоть и становится уже даже модным делом в церковь заходить, крестики и кресты носить, а я считаю себя атеистом.
Хотя свои убеждения на счёт религии имеются.
- Анастасия Тихоновна, для меня Бог, это моя совесть. И у каждого в сердце свой Бог. – начал я, издалека не желая навлечь на себя если не гнев её, то хотя бы неудовольствие. – Я знаю заповеди ветхозаветные и новозаветные. Согласен с ними. И живу по ним, хоть и не  нравятся в чём-то некоторые. Но мне ближе буддизм или конфуцианство… - тут я замолчал, глядя на внимательно слушавшую бабу Настю. – Есть, конечно, Бог! Он один для всех, но у каждого свой! – поспешил я обобщить свои познания в религии и своё отношение к Богу.
- Вот и я в Бога верую! Пережила много. Хорошего мало было. Семья двенадцать душ.
Отец мой Тихон Герасимович мастеровой был. Пряшники мы. – тут голос старушки стал тверже. – Отец мой от своего отца перенял ремесло, изготовление прялок. Был даже… как его там… свой токарный станок! Всё делали сами – круг, стойки, вьюшки, погонялки…. И ремонтом занимались. Дом был большой, во двор штук двадцать подвод помещалось! Как бы постоялый двор держали.
Как жили? Да ничего, в достатке! Две коровы, в зиму больше десятка овец запускали. Отец с братьями всё лето заготавливали материал, а осень и зиму делали прялки.
Мы, почему стали богатые? Потому что мужики много работали, мастеровые были!
А земля у нас, как и у всех, четырёхполосная была. Я пахать лет в 16 начала. Помню, отец покажет пашню и скажет вот, мол, дочка начинай отсюда и паши.
Я и сохой и за плугом ходила. Всё могла делать! Попервах привяжу верёвку к сохе и вокруг себя! Чтобы легче было. Так и иду. А однажды лошадь чего-то испугалась и понесла. И меня с сохой поволокла, я и бросить не могла, сама привязалась. Спасибо мужик один мимо проезжал, остановил лошадь! Смотрит на меня и говорит:
- Эх, девка! Тебе ли за сохой ходить….
Вот как было! А что же мужиков в поле не было? Да ведь я же говорила, они материал всё лето заготавливали. Из берёзы и осины разные части делаются. Вот вьюшки из берёзы, а проножки, они полегче так из осины.
В школу я ходила здесь в Доробино (Тульская область) три класса. А братья и сёстры в Спасское ходили, в соседнее село. Они постарше меня были. Там церковь была, сам батюшка учеников проверял. Это после революции в Спасском закрыли школу, а когда снова открыли я уже в классы не ходила. Работать надо было. Вот и всё моё учение было.
Когда Ленин был, хорошо жили, а когда колхозы стали…. Нас в колхоз не брали, как зажиточных. А потом и вовсе раскулачили. Все сёстры и братья разъехались, кто куда, чтобы не посадили. Устроились! Они же мастеровые! Хорошо жили до войны.
А я? Мне досталось…. Сосед у нас, задохнутый такой, не знал и пашни своей и всё отцу говорил:
- Мы в-в-о-о-т подъедем п-п-од ваш амбарчик-то!
- Мне где-то восемнадцать было, когда у нас всё отняли. - Баба Настя замолчала, переложила косынку в другую руку. – И шерстобитку….  А станок поломали. А кто отнимал? Кто сам не работал! У кого на пашне ведь от колоса до колоса не слышно голоса!
А как раскулачивали? Пришёл милиционер, Максимов кажется, привязал корову к лошади и поехал! Нам же сказал:
- Вы подлежите раскулачиванию, потому и забираю….
Корову, две лошади, пять овец, двух поросят, ну всё подчистую забрали! Зерно вместе с амбаром! Разобрали и увезли.  А ведь земля была 4-х полосная, как у всех, осьминник (мера площади земли) на человека. А спорить нельзя было! Дом отобрали. Ночевала у сестры. У неё муж шахтёр был, её не кулачили.
Идёт как-то из района (ответственный работник) земли смотреть:
- Это чья земля? – Спрашивает.
- Это Парины Хадеевой, активистки.
Земля заросшая, они и пахать не умели!
Да! Вот! У нас в деревне был заядлый коммунист, Тит Платонов. Отец ему и сказал как-то сгоряча:
- Я выйду на чистую поляну с молотком и стамеской! И ко мне бабы придут и принесут мне кусок хлеба и молока, и я сыт! А ты в своём доме с голоду сдохнешь со своими лозунгами!
Вот отца на Медвежьи горы, под Ленинградом где-то, и сослали. Просилась я к нему приехать. Не разрешили. Так и помер он там….
Баба Настя уже не плакала, её влажные глаза устало смотрели вдаль, мимо меня сидевшего напротив и на её морщинистой щеке так и остановилась слеза.
- Сколько я слёз пролила! На работу в колхоз не брали. Ходила в Яковлево в совхоз. Царство небесное директору! Не побоялся взять раскулаченных.
Строгий человек, но как  говорят «не бойся хозяина лихого, а бойся порядка плохого». Вот!
А землю у нас всю отобрали. Обрезали по самый погреб. Из сундуков всё забрали. Потом на комитетчиках шали свои видела и другие вещи. Только не стали они богаче. Всё пропили снова.
В комсомол? Я и сама не пошла бы! Они что делали, на голое тело промеж ног ленты повяжут и через плечо…. Срам прикроют и так ходят по селу, песни поют. Специально портки не носили. Показывали, что им всё можно. Про них и частушка была.
Комсомол, комсомол
Собачье звание
Портки с ж….соскочили
Идём на собрание!
На раскулаченных гонения были. Однажды приезжает уполномоченный в село и сразу спрашивает, много ли в селе осталось раскулаченных. Приказывает всех собрать в сельсовет. Я за околицу и в поле пшеницы бегом! До заката пряталась. И так не раз.
Вижу, невмоготу больше дома, в селе оставаться. Решила уехать в Москву. Даже прислугой была. У евреев жила. Одна врач была, а другая где-то в министерстве работала.
В Доробино вернулась только в 38-м году. Сестра заболела, сказала мне:
- Настька, умру, выходи за моего Сашку. Он хороший.
Как знала, что умрёт, так и случилось. И действительно, вышла я за него замуж.
Господи! – Закачала удручённо она головой. - Своя дочь, да сестриных трое, да ещё потом двоих родила. Шестеро детей! А муж правда хороший, был. Не пил. Добрый. Царство ему небесное! В войну, в 42-м погиб.
Ребята (дети) росли, работать много приходилось. Сейчас все разъехались, от Москвы до Камчатки. Во время войны здесь оставалась. А куда я с детьми, да ещё беременная? Кому я нужна? Да нас и не брали с собой, когда отступали.
Немцы шесть недель стояли. Ох, и натерпелись мы тогда. Но самые гадкие финны были. Отрезы на платья последние из комода поутащили.
Злые они. Большинство рыжие. Мстили наверно. Наши ведь перед войной тоже у них были. Наверно тоже безобразничали.
Брат погиб на фронте... В колхоз только после войны приняли.
Собрание для этого собрали. Спрашивали, кто мои родители. А что спрашивать? В селе все друг дружку знают. Я не скрывала, что из раскулаченных, из ремесленников. Как можно от родителей отступиться... Стою, заплакать себе не разрешаю и молю Бога помочь мне в этом. Господи! Шестеро детей! Да как я всё вынесла! Спасибо родителям. Сильная была.
Муж на фронте погиб. Что? Они не знали? Зачем спрашивать?
Народ поднял руки и только тогда взяли в колхоз.
В колхозе тоже работать надо. Да не все могут пахать, запрягать лошадь. А я из «зажиточных» всё могла!
За 12 километров ходила за кормом для коровы. Здесь не давали. А держать-то коровку хотелось, детей-то шестеро.
Так что я в Бога верую. И в домового. Он тоже охраняет. Ты не улыбайся! А вот послушай. Тяжело было до войны. Солому с крыши дёргала для коровы. Кормить нечем было. И вот однажды решила я из стога на току прошлогодней соломы надёргать. Дождалась темноты и часов в двенадцать пошла. Подхожу и вижу: сидит на стогу огромная собака! Глаза красные горят, только я ближе стала подходить, как она залает! Я бежать, а слышу за мной, вроде как на телегах гонятся, такой гром!
А только я во двор забежала, как всё стихло. И такая тишина кругом стала!
Так вот, это меня ангел-хранитель спас! Оказывается, председатель с милиционером в ту ночь ток сторожили. Не предупреди меня домовой, точно бы попалась, и сидеть бы мне!
Так что в Бога верую. – Твёрдо заявила баба Настя. – И точно знаю, за мою жизнь будет мне место в раю. Я всю свою жизнь никому зла не делала. Мне и отец говорил:
- Не обижайся Настя! Видно время такое вышло. Надо вынести. Ты на зло, добром отвечай. Душе легче будет.
А перед извещением о смерти его я сон видела, до сих пор помню.
Снится мне луг большой-большой. Прямо без края! Трава чистая! Зелёная. И такое кажется всё чистое и воздушное! А среди этой красоты столы стоят во всю длину, а Варя, сноха, тарелки расставляет. За столом люди сидят, тихо так. Молодых много.
Света много и на душе покойно так. Я сразу поняла, что это в раю. А где так хорошо может быть?
- Поминки это.- Говорит сноха. – Вот готовимся. Тихона Герасимовича ждём.
Ну, как мне там понравилось! Это в раю только может быть!
А через неделю пришло извещение, что отец умер. Ну, он в раю! Это я знаю теперь точно. Уж больно там красиво было! Царство ему небесное!
Так что рай есть. Все хорошие люди туда попадут.
Умный у нас родитель был. А сколько он сказок знал - страсть!
Она всплеснула морщинистыми ладонями. – И про Робинзона рассказывал, и про капитана одного тоже.
Я много сказок помню от отца. Самой читать не пришлось, некогда было.
Хочешь, тебе сказку расскажу? Про попа и работника?
                Сказка от бабы Насти.
Нанял поп работника. Вот год прошёл, надо рассчитываться, а ему жалко стало денег. Тогда он говорит работнику:
- Отгадаешь загадку. Заплачу. А нет - ещё год будешь работать.
Работник согласился.
Показывает поп на кошку, которая сидела и умывалась, утирая мордочку лапами:
- Кто это?
- Как кто? Кошка. – Отвечает работник.
- А вот и нет! Это чистота! – Радостно говорит поп.
Пришлось ещё год работнику батрачить. Через 12 месяцев поп опять предлагает работнику отгадать загадку. Показывает на дождь и спрашивает:
- Что это?
- Как что? Дождь!
- А вот и нет! Это божья благодать! – Радуется поп. – Ещё работай год!
Третий год работает работник. Когда наступил срок расплаты, поп снова задаёт загадку, иначе расчёта не жди.
- Что это? – И показывает на дом.
- Это дом. – Отвечает работник.
- А вот и нет! Это высота! Будешь работать ещё год! – Заявляет поп.
Видит работник, что не получить ему расчёта и призадумался. Как быть? А?
На другой день поймал кошку, привязал угли из печи к хвосту и отпустил. Та бегом к дому и под крышу. Загорелась крыша! Да тут пошёл дождь и погасил пламя.
Работник идёт к попу и говорит:
- Батюшка, идём скорее! Ваша чистота ухватила светлота и если бы не божья благодать вам, батюшка, высоты своей не видать!
Посмотрел поп на работника и тут же рассчитал его.
- Ну, как сказка? – Спрашивает баба Настя.
- Я не слышал такой и не читал! – Признаюсь ей, а сам удивляюсь тому, что она так хорошо помнит подробности из жизни, причём давно минувших времён.
А ведь сам был свидетелем, как однажды сосед принёс ей долг, рублей тридцать и она говорила мне потом, что уж и не помнит этих денег! Вообще, у неё часто занимали деньги односельчане. Она не отказывала, если они не были ещё потрачены. А получала она немного. Тем не менее, говорила, вот, мол, как сейчас жить хорошо! Аж, 1200 рубликов она получает! У неё колхозный стаж только послевоенный. Довоенный не сохранился - архивы сгорели во время войны.
Старший сын Анастасии Тихоновны Фроловой, Владимир, после реабилитации раскулаченных, обращался в суд по поводу компенсации за отобранное имущество. Их дом до сих пор в Доробино цел. Стоит вросший почти по окна в землю, но видно сразу, что раньше это был большой добротный дом. В нем располагалось правление до войны, потом уже ближе к шестидесятым годам вселились люди. Тяжело ходить было мимо родных стен, но уже всё отболело. Присудили компенсацию в сумме десять тысяч рублей. Это по нынешним временам даже свой дом не выкупить. Тот и сейчас дороже стоит. Сын решил добиваться пересмотра дела. Как получится, один Господь знает.
- Нет, уж скоро мне собираться тоже. – Говорит баба Настя. – Я и сон видела несколько лет назад…. И она рассказала свой третий сон.
…Будто бы я в большом зале, но стен вроде, как и нет. Светло так: много света. И висят рядами часы. Красивые! С гирьками, что бы заводить. Нет, они ни на чём не висят, а вот так просто в воздухе как бы. И ходит промеж них старичок такой с бородой. Подойдёт  к каким - нибудь, посмотрит, что - то там поправит и дальше себе идёт.
Увидел меня, подошёл и спрашивает:
- Что тебе, милая?
А я вроде молодая ещё, говорю ему:
- А что это за часы?
- А это людей часы. – Отвечает, и тут я замечаю, что время у всех разное показывают стрелки. А иные вообще стоят.
- Вот твоего батюшки. – И он показал на часы. - Но они давно стали.
А потом глянул на меня и видно догадался, что я хочу у него спросить, сам добавил:
- Иди себе с миром. Ещё не твоё время. Твои ещё долго ходить будут.
 Такой я сон видела. А вот, сколько это «долго» не знаю, и он не сказал.
- А когда вы сон этот видели? – Не удержался я от вопроса.
- Да года четыре прошло, а может больше. Но только наверно время пришло уже. Я своего Володю видела. Это мне говорят, что бы я знала своё время. А в Бога я верую! В церковь не хожу, это верно. Там много людей. Там Он меня не услышит. Я привыкла, когда мне тяжко, пойду в чистое поле, там плачу и молюсь. В поле я одна. Меня никто не видит. Там Бог меня услышит.
Я уехал через девять дней 24 октября. Работа закончилась на объекте, и мне больше было нечего делать в Доробино. А 15 ноября мне позвонил Алексей Пронин, житель этого села и взволнованно сообщил, что Фролова Анастасия Тихоновна умерла.
- Значит, часы остановились... - Тихо произнёс я.
- Виктор, Виктор! Какие часы? - Послышалось в трубке.
Да это теперь и не важно...
   
25 октября 2001 года.  д.Доробино Тульской области.
                Виктор Цаплин