Окна глава 42-43

 42.

В город они возвращались на машине. Обошлись без обеда,  доедали пиццу, сидя на крылечке, уж очень теплым было майское солнышко, хотелось насладиться им в полной мере. На импровизированный пикник прибежала Жучка старика Федоровича, он опять сегодня ходил по улице, предлагая свои услуги дачникам. Никитка радовался ластящейся к нему дворовой собачонке, а та, виляя хвостом, выпрашивала у него бессовестно кусок за куском – съест и снова глядит в глаза. В итоге, не один Никита сжалился над попрошайкой. Когда пришла пора собираться домой, мальчик загрустил. Здесь он чувствовал свободу, можно было, не спрашивая разрешения, выйти во двор, который таил в себе столько интересного, а, если набраться храбрости, то и пройти по улице – машин было мало, зато всякой живности, хоть отбавляй. Одетый в чистые джинсы и толстовку, он бродил неприкаянно в ожидании взрослых по двору, и когда они вышли на крыльцо, задал главный волнующий его вопрос:
- А мы в следующее воскресенье приедем сюда?
Отец промолчал, а Наталь-Ванна, ответила:
- Наверное, приедем, еще один праздник скоро. И, видя радость в глазах ребенка, спросила:
- Никита, мы пешком пойдем или ты прокатишь меня на машине?
Тот всем телом подался вперед, желая  угодить воспитательнице, и, борясь со страхом, который как елочные иголки колол ему руки, отчего он сначала сжал, а потом разжал ладошки несколько раз. Иголки пропали и Никита снисходительно, как папа, сказал:
- Да, чего уж пешком, садитесь со мной на заднее сиденье, папка нас быстро довезет.
Максим сглотнул комок в горле, видя, как сын преодолевает свой страх, и, улыбнувшись,  согласился:
- Я бы быстро довез, только сейчас кругом  полицейские. Иди,  показывай Наталье Ивановне, как нужно пристегнуться.   Никита важно прошествовал до машины, открыл дверь и юркнул в салон. Наташа одними глазами улыбнулась Максиму и последовала за мальчиком. Она старательно отвлекала его разговорами, да, то ли от сдерживаемого страха, то ли оттого, что ребенок съел слишком много пиццы, его стошнило, девушка еле успела подставить пакет. Они остановились, Максим предложил  пересадить их в поезд  - станция совсем недалеко, но Никита не согласился. Наташа умыла его, дала попить и он уснул. Но, когда Макс остановил автомобиль у ее  подъезда, мальчик проснулся и напомнил, что надо попрощаться – это был их маленький секрет, только со сна он забыл об этом. Наташа, вышедшая уже из автомобиля, наклонилась к Никите, и он поцеловал ее в щеку, а она его в нос:
- До завтра, я встречусь с тобой после обеда. До свидания, Максим Александрович.
- Спасибо тебе, Наташа, за все. - Где-то внутри, в солнечном сплетении у него раскручивалась горячая маленькая пружинка.
  Но вечером, часов в десять, эта пружинка превратилась в острую сосульку, колющую его под ребра: Наталья Ивановна, пока он занимался сыном, уже  съездила, видимо, к тетке, и сейчас  возвращалась  домой под руку  с известным ему Витей.
Это чувство, которое он принял за обиду, было столь сильным, что у Максима возникло непреодолимое желание наказать ее завтра, взять и не пустить Никиту в садик, пусть поволнуется, что с ним.

43.

На следующее утро, проходя по служебному коридору в свой кабинет, Макс поприветствовал Ольгу, выглянувшую из-за двери, она лучезарно улыбалась, а вот зам, отчитываясь за прошедшие без него два дня, отводил глаза в сторону. Обычно в это время Софья Михайловна готовила им кофе, и они планировали работу  на ближайшие день – два, отпивая бодрящий напиток. Но в этот раз Павел отказался – дома выпил, да и докладывать было не о чем, все прошло без срывов и эксцессов, в штатном режиме. Макс не стал задерживать его, но, когда выглянул в коридор, чтобы позвать Зоечку – секретарша была занята – и увидел спешащую в кабинет зама Ольгу, то понял, почему друг прятал от него глаза.
   Мысль о вероломности женщины долго не давала ему покоя, но не той, которая переспав с ним, в его отсутствие нашла зама. Эта мысль даже развеселила мужчину на какое-то время – заместитель на то и существеут. Ему захотелось сказать об этом Павлу, но Макс сдержался, вдруг у того серьезные чувства к Ольге. 
  Его злила другая, привязавшая к себе Никиту и, кажется, его самого. Зачем она поступает так нечестно по отношению к одному из них, если ей не нравится отец ребенка, то зачем влюблять в себя маленького мальчика?  Так  хорошо проводить время  с ними и  потом бежать на свидание к Виктору. Что она хотела сказать, говоря,  о  другом круге: она, что щи лаптем хлебает или грамоты не разумеет?
  И, хотя, он знал от ее тетки, о том, каким мерзавцем был Роберт, но ведь не все такие.  Как она может сравнивать его с ним? Только, вспомнив, как  сам посчитал ее такой же любительницей выпить, как  его бывшая  жена, засомневался в своей правоте. Наверное, им надо поговорить прямо и, если она имеет виды на другого мужчину, то пусть перестанет влюблять Никитку в себя. Вчера вечером, когда он укладывал сына спать, тот, задумавшись, как взрослый, вдруг сказал отцу: «Папа, а давай позовем Наталь-Ванну к нам жить, у нас много места, а мы будем ездить к ним с бабой Валей в деревню, и тогда по вечерам никому скучно не будет». Максим выкрутился, сказав, что надо подумать, а потом злился весь вечер из-за того, что они с ребенком ее уже своей считают, а она о другом мужчине мечтает. Неизвестно до чего бы он додумался, но позвонил Григорий Семенович – один из рабочих свалился с лесов – был с похмелья, ох, уж эти праздники.
 Бросив все дела, Максим собрался  на стройку, хотел предупредить Зоечку, чтобы она приглядывала тут за всем, мало ли чем заняты головы у влюбленных, но та, узнав про беду строителя, тоже засобиралась с ним. А она-то с какого боку? Но привыкнув доверять ей, взял с собой и только на стройке понял, да они с вдовым Семенычем, видимо, не ровно дышат друг к другу. До чего же он слеп.
 Пока разбирались с полицией, пока съездили в больницу – слава Богу, перелома позвоночника не было, отделался бедолага сломанной ключицей и вывихом – на часах уже было семь. Понимая, что ехать за Никиткой в садик нет смысла, он позвонил Наталье Ивановне, но сотовый не отвечал, тогда  он набрал  ее домашний номер, но и там, никто трубку не взял. Думая, уж не случилось ли чего с сыном, он позвонил Валентине Викторовне, после долгих гудков, которые он слушал целую вечность, наконец, раздалось болезненное:
- Да, я Вас слушаю.