Утренняя история

Резкий неприятный звук словно ввинтился в его мозг. Автоматически дернувшаяся рука смела с прикроватного столика ни в чем не повинный будильник. Звук, не утративший своей мерзости, повторился. Олег, двигаясь как сомнамбула, сел в кровати, не открывая глаз и ничего абсолютно не понимая. Рука, нащупав на полу тапок и действуя самостоятельно, запустила им в сторону мирно мерцающих в темноте электронных часов. Словно смеясь над неточным броском, трель прозвучала в полной тишине не только противно, но и издевательски. Наконец сознание достучалось до своего хозяина и Олег сумел разлепить один глаз. Он увидел горящие в темноте цифры, которые полностью снимали подозрение с электронного устройства так как показывали половину четвертого утра. От удивления  Олег открыл второй глаз и почти проснулся.  Удивление достаточно быстро перешло в другую фазу. которую смело можно было бы назвать возмущением, от которого было рукой подать до бешенства. Воскресное утро! Полчетвертого утра!!! И кто-то не переставая трезвонит в дверь! Проклиная  возможных и невозможных визитеров, а попутно и все дверные звонки на свете, Олег пытался нащупать босой ногой недостающий тапок, но вспомнив его последний маршрут, отправил следом  второй и поспешил к двери. Он ожидал увидеть что и кого угодно,  от соседа снизу с просьбой прикурить и до соседки сверху с претензией, что он ее заливает. Щелкнул замком и резко распахнул дверь, помешав незванному гостю с поднятой уже рукой позвонить еще раз. Тот, кто по поговорке "хуже татарина", ойкнул и отскочил от двери, потирая локоть. "Жаль, что не голову", - неприязненно подумал Олег, пытаясь  понять, кто же это к нему приперся. И не понял.
   - Чего надо? - буркнул он хриплым со сна голосом.
    Гость, одетый в белый спортивный спортивный костюм и источающий  запах если и одеколона, то использованного не по прямому назначению, стоял и молчал. Загадочно так молчал. Потом загадочная же улыбка стала наползать на его лицо. Худшие опасения подтверждались - наверняка тип перепутал адрес и наказал своим визитом незнакомого человека. Хотя возможен был и совсем чудовищный вариант - это  был давно забытый знакомый или того хуже - дальний родственник. При таком раскладе спуск его с лестницы не представлялся абсолютно бесспорным решением. По мере перехода Олега в состояние незапланированного бодрствования становилось ясно, что типа этого он определенно и скорее всего  знает. Ну или знал. Хотя минуту назад он мог поклясться, что никогда не видел ни этой помятой физиономии, ни прицепленной к ней козлиной бородки неопределенной масти.
    - Ну-у, так чего надо? - сдерживаясь из последних сил, задал Олег не отличающийся оригинальностью вопрос.
   Гость, похоже, ни капельки не обиделся. Во-первых он был, что называется, "под мухой", а во-вторых...во-вторых  был по-настоящему, без дураков, рад встрече. Радость,  видимо, настолько притупила инстинкт самосохранения, что он стоял и глупо улыбался, даже не представляя, насколько близко находится к тому, чтобы быть спущенным с лестницы.
    - Олежек, ты что, не узнал? Это же я - Гоша! - громко, на весь подъезд воскликнул он таким тоном, каким на концертах принято объявлять выступления мегазвезд. - Да -да, тот самый.
       Какое там не узнал! Странно только то, что он не сделал этого сразу же, как только увидел. Конечно, не виделись они пятнадцать лет и видок у Гоши еще тот, но таких, как он не забывают, даже увидев всего один раз. Ясное дело, это Гоша и никто иной. Игорь Баландин собственной персоной. И видел его Олег далеко не один раз. Были, можно даже сказать, в приятелях лет пятнадцать назад, пока вышеназванный Игорек не исчез в неведомом направлении. Хотя непонятно — что их могло сближать, если общего меж ними не было ничего. Впрочем они и не были близкими друзьями.
      Ну и на какой эффект этот тип теперь рассчитывал?  Олег не запищал от восторга, не бросился брать автограф, и не рванул в квартиру будить домашних:"Жена! Дети! Вставайте скорее! Вы знаете, кто пришел? К нам Гоша пришел!". Он много чего не сделал из того, на что ранний гость рассчитывал. Ну узнал, что из того? Это еще не повод...ни для чего это не повод. Он лишь досадливо крякнул, ибо того, что он помнил о госте, с лихвой хватало, чтобы понять - утренний сон безвозвратно пропал.  Олег внезапно почувствовал себя не то что неуютно - он почувствовал себя наиглупейшим идиотом: стоит  заспанный, босиком и в трусах, на часах - полчетвертого утра, а по другую сторону двери - какой-то давний знакомый, явно ждущий ответного взрыва радости.
    Дольше колебаться было нельзя. Психологический момент для Гошиного спроваживания был упущен.
    - Ну заходи, - проклиная свою бесхребетность, сказал Олег и добавил: - Только тихо, мои спят.
    Гоша заговорщицки подмигнул, дескать, понимаю, не дурак, и радостно прошмыгнул в квартиру мимо Олега. Сразу прошел в кухню, показав неплохое знание расположения комнат и свою фирменную беспардонность, и усевшись на табурет, водрузил на стол ополовиненную "полторашку" пива. Водрузил с таким видом, будто говорил:"Видишь. а ты меня еще пускать не хотел. А я ведь не с пустыми руками". И сделал приглашающий жест.
   - Я сейчас, - коротко бросил Олег, не пытаясь даже быть любезным. Прошел в спальню, натянул трико, футболку и снова явился пред ясные очи ничуть не
скучающего гостя. Как раз в это время тот жадными глотками уменьшал количество пива в бутылке. Это у него получалось здорово.
Олежек, пивка не глотнешь? - Гоша продемонстрировал чудеса щедрости.
Спасибо, конечно, - скривился Олег, - Но в три утра я пиво как-то не очень.
  Гость оказался непробиваем и намеков не понимал абсолютно:
Во-первых, уже полчетвертого, а во-вторых, от пивасика грех отказываться.
  Олега передернуло от слова «пивасик», но он опять не нашелся, что ответить. Как всегда, перед  чужой бесцеремонностью он оказался бессилен. Чтобы хоть чем-то себя занять, долго наливал воду в чайник, наливал тонкой струйкой, тихо радуясь тому, что журчание воды хоть немного заглушает журчание гошиного голоса. Поставив чайник на плиту и не найдя, чем заняться еще, сел напротив гостя, подперев подбородок рукой и делая вид, что внимательно слушает. Дико хотелось спать, но еще больше хотелось надавать себе тумаков за феноменальную прямо-таки свою мягкотелость. Что бы сделал на его месте нормальный мужик? Нормальный мужик давно бы уже спал, а выставленный им за дверь незваный гость искал бы другое пристанище. А вот ненормальный мужик сидит на кухне в заложниках у полупьяного типа и вынужден выслушивать такие же полупьяные излияния.  Поговорить Гоша всегда любил, даже будучи трезвым. Сейчас же, под действием алкоголя, язык у него  развязался, как ботиночный шнурок.
   Прихлебывая из бутылки, он что-то говорил, говорил, но Олег словно просеивал слова сквозь частое сито. Ему было неинтересно. Может быть, в другое время, в другом месте и в подходящем настроении он бы еще пообщался, но только не сегодня.
Ты не обижайся, Олежек, я не смог тебя не повидать. - после этих слов Олег едва не встал и не отвесил церемонный поклон. И встал бы. Если б не было так лень.
Я приехал-то на пару дней всего. И почти сразу к тебе.
   Оказанная «высокая честь» не впечатлила Олега. Вместо того, чтобы проникнуться благодарностью, он вдруг вспомнил, что Гоша действительно исчез куда-то лет пятнадцать назад. В кругу общих знакомых ходили разные слухи о его скоропостижном отъезде. По одним данным он уехал в Анапу, где у него якобы жил дядя, другой источник утверждал, что скорее всего он окопался не дальше Московской области. А кое-кто вообще утверждал, будто Гоша даже оформлял загранпаспорт.
    Причины отъезда тоже варьировались — от любовной драмы до банального бегства от долгов, которые Игорек, будучи от природы малым предприимчивым, успел наделать в пору повального увлечения малым бизнесом. Хотя какой там бизнес — он все время был мелким спекулянтом. По-крайней мере так в советские времена называли подобных «гош».
   Впрочем, единственным,  не подлежащим никакому сомнению, был тот факт, что Гоша бросил жену с маленьким еще пацаненком и слинял в неизвестном направлении. И вот этот вышедший из подполья «фрукт» сидит на кухне, цедит пиво и что-то рассказывает. А об истинной причине его визита можно было только догадываться. Можно, но не хотелось. Хотелось спать.
    Гоша между тем заливался соловьем и, по правде говоря, ему вряд ли нужен был собеседник. Как Олег помнил по прежним временам, ему нужны были, что называется, лишь «свободные уши», и все. Он любил «моноложить» и излюбленной темой всех его разговоров был он сам, Игорь Валерьевич Баландин и его подвиги. Ты мог с ним не соглашаться, мог спорить, мог вообще вздремнуть — монолог не прерывался. Сейчас Игорек доказывал справедливость высказывания, что люди с годами мало меняются.
   От его рассказа веяло прежним, пятнадцатилетней выдержки, оптимизмом, и лишь хорошо знающий Гошу человек мог увидеть не то, что ему показывали, а что было на самом деле - выпендреж и фанфаронство. Знающий Гошу с великим скепсисом воспринял бы рассказ о том, что тот работает за границей и неплохо там устроился, безупречно владеет разговорным английским. «Кстати, почему английским? Алё-ё, ты где работаешь, может быть испанским?» Во всяком случае, если бы слова имели способность материализовываться, сейчас перед Олегом на простой российской кухне, на таком же простом и тоже российском табурете, сидел бы преуспевающий и холеный джентльмен, или как там называют джентльменов в Испании, в хорошем дорогом костюме, в золоте и с гаванской сигарой во рту. Он бы курил, элегантно пуская кольцами дым и небрежно поигрывая брелоком с ключами от стоящего под окнами шестисотого «Мерседеса». Это как минимум.
    Но почему то, напрочь опровергая собственный рассказ, за столом сидел  мужик в дешевом китайском костюме на голое тело, потертый и слегка помятый. Серая кожа на шее и груди не тонко намекала на редкие свидания их владельца с душем. Был он плохо выбрит и это не имело ничего общего с продуманной небрежностью человека, для которого  небрежность является стилем. Короче, говоря без лишних изысков, Гоша выглядел далеко не лучшим образом.
    « Он что, не понимает, что я все вижу?» - недоумевал Олег, слушая трескотню бывшего товарища.
    Между тем произошло то, что неизбежно должно было произойти - «полторашка» опустела. Гость какое-то время еще двигался по инерции своего рассказа, но спустя пару минут начал проявлять признаки беспокойства: глаза забегали, стали возникать паузы. Наконец повествование и вовсе зашло в тупик. Побуксовав, рассказчик остановился, словно закончилось некое горючее, позволявшее беззаботно двигаться по накатанной дороге собственной фантазии. В наступившей тишине раздавалось лишь тиканье настенных часов. Олегу стало смешно. Он вдруг понял, какая просьба сейчас последует и вопреки, а может быть и назло своей догадке предложил кофе.
    Гоша скривил губы, ясно выражая свое отношение к столь недостойному его предложению. Возникла пауза, почти «по Станиславскому», во время которой  мужчины смотрели друг на друга и выжидали. Родившееся еще в начале встречи глухое раздражение хозяина сменилось на некую заинтересованность и выжидательная позиция его очень устраивала. Он как-будто только что произвел опыт и теперь ожидал появления результатов.Он прекрасно знал вертящийся на кончике гошиного языка вопрос, знал, словно тот уже прозвучал. А вот гость почему-то занервничал. Предположение, что он испытывает чувство неловкости, было отметено, как нечто ни с чем не сообразное. Олег молчал. Делая вид, что улыбается и про себя подзуживал: «Ну же, давай, скажи это. Попроси. Ты же за этим сюда шел».
    Наконец Гоша, видимо поняв, что его мысли никто телепатически читать не собирается,  вылил оставшиеся несколько капель пива себе в рот, демонстративно перевернув бутылку вверх дном. Чмокнул губами и как нечто само собой разумеющееся, выдал:
Олежек, случайно ничего покрепче не держишь? - он  взвесил в голове какие-то аргументы,  и добавил: - За встречу то надо выпить!
У-уф, наконец-то, - облегченно выдохнул Олег, встал и подошел к холодильнику.
   Увидев стоящую на полке водочную бутылку, гость чуть сознание не потерял от радости. Глазенки сразу заискрились, как бенгальские огни, и губы непроизвольно чмокнули и вытянулись в трубочку. За те пару минут, что Олег сооружал нехитрую закуску, Гоша успел лихо, по-гусарски свинтить пробку, набулькать в хозяйскую кофейную чашку граммов пятьдесят, выпить, крякнуть, вытереть рукавом губы и налить еще. Поднеся очередную порцию ко рту, он вдруг встрепенулся:
Олежек, давай-ка присоединяйся. А то что я, один должен пить?
 «Может и не должен, а будешь, - подумал Олег, а вслух произнес:
Вот уж от чего прошу избавить. Но вашей щедростью тронут.
   Непробиваемость гостя была достойна восхищения — сарказма он не понял. Никогда не понимал. Он оценивающе посмотрел на полную бутылку, словно прикидывая свои шансы в предстоящем сражении с ее содержимым. Произведя в голове неизвестные никому расчеты, видимо остался доволен раскладом. Мысленно он ее уже выпил.
Ну что ж, наше дело предложить, -  великодушно подвел он черту.
Олег от умиления чуть не всплакнул. Он мысленно встал и согнулся в глубоком реверансе.
Что же ты все из чашки-то? На, держи стопку, - сказал Олег, после третьего гошиного «подхода к снаряду». - Эта чашка для кофе, к тому же для моего. Хотя, может быть в Европе так принято, не знаю. Мы люди темные, простые.
Ну, мы тоже не сложные, - жуя колбасу, пробубнил Игорь. Язык у него уже начинал заплетаться.
   От этого «мы» Олег ,опять же мысленно, онемел от восхищения.
Может все-таки пару стопочек выпьешь? - Гошина щедрость стала отдавать расточительством.
Да нет же, не хочу. Тебе тут и одному мало, - с издевкой добавил Олег, делая очередной холостой выстрел.
Ерунда, еще возьмем, - «гусар» внутри Гоши был готов к кутежу за чужой счет.
Я лучше кофейку хлебну, если позволишь.
Валяй. А я еще водочки.
Если что, у меня и спиртик имеется, - чуть ли не слащаво подкинул Олег.
    Опрокинув в себя очередную дозу и занюхав куском колбасы, Гоша посмотрел на него расфокусированными глазами. Пытаясь настроить зрение, несколько раз сильно зажмурился, но, видимо поняв, что разговаривать можно и с двумя Олегами,
продолжил прерванный рассказ, из которого хозяин до сих пор мало что понял. А гошино состояние подсказывало, что теперь поймет еще меньше.
Вот я ...приехал, как обещал, а меня...я комп ему привез, представляешь? Представляешь?..
А то. Комп, почему бы не представить, - Олег язвил исключительно в свое удовольствие.
Ему, пони-маешь? Ему...
Кому же еще-то.
Вот. А-а, да что там...давай выпьем...
Давай, - Олег издали чокнулся, приподняв чашку с кофе.
Ты то сам как?- неожиданно задал вполне адекватный вопрос Гоша и получил не менее адекватный ответ:
Да отлично все. Ты о себе рассказывай.
    Гошино повествование продолжилось, не такое связное, как вначале, но подробное и эмоциональное. Водка оказывалась все же сильнее Гоши — она медленно, но уверенно побеждала. Но стопка наполнялась регулярно, что делало победу неизбежной.
   Олег болтовню все так же слушал вполуха, даже позволил себе роскошь прикрыть глаза. Под шмелиное гудение гошиного голоса обрывочные картинки прошлого стали приходить на память, он перебирал их , словно старые открытки. Они вызывали легкое чувство грусти и почему-то сожаления, сожаления малообоснованного и малопонятного. Олег вдруг понял, что не о прошлом он грустит. Он увидел человека, с которым его в этом самом прошлом что-то связывало, неважно, крепко или нет, была это дружба или просто шапочное знакомство. Человека, которому, казалось, была уготована совсем другая роль, но где-то наверху, в небесной канцелярии, кто-то перепутал какие-то бумажки и вот пожалуйста — имеем то, что имеем! Гоша, выросший в семье немаленького заводского начальника, шмотками и прочим обеспеченный не хуже других «богатеньких буратин», превратился сейчас в жалкого типа, выклянчивающего выпивку у старых знакомых. В то, что Гоша искренне хотел его видеть, Олег, конечно же, не поверил, не настолько они были близки, чтобы тот помчался в гости не дожидаясь рассвета. Ясно же, хотел выпить, и просто шатался  где-то поблизости, вот и нашел блестящий выход из положения. Природная наглость, усугубленная  принятым «на грудь», и нажимала гошиным пальцем кнопку звонка.
     И Олегу, говоря по совести, было действительно жаль Гошу. Жаль не как человека, упустившего какие-то невероятные возможности, их у него не было, а как просто еще одного несчастного, не нашедшего себя в жизни, ни в какой ее области. Разбазарившего то немногое, что жизнь преподнесла ему в дар. Или в этом и есть корень проблемы?  Преподнося человеку разнообразные дары, жизнь жестоко карает за неумение ими распорядиться. Особенно тяжело приходится таким, как Гоша. Праздная в детстве и отрочестве жизнь, жизнь «маменькина сынка» не могла его закалить и его хребет оказался не готов выдержать даже мало-мальски тяжелый груз. Под бременем забот и проблем он с легким  хрустом переломился и уже восстановлению не подлежал. Олег не мог сказать точно, когда началось это падение, а точнее сползание в бездну, но что оно началось —  не подлежало сомнению. Чтобы вырваться и выбраться наверх, нужна недюжинная сила и неудержимое желание - у Гоши не было ни того, ни другого. Он выбрал, возможно и самый легкий, но самый что ни на есть тупиковый вариант — отдался во власть обстоятельств и шел по жизни по инерции. Напившись, вспоминал времена, когда был, что называется, «на коне» и на фоне таких, как Олег, то есть простых людей, без нужных знакомств и «прихватов», выглядел довольно впечатляюще. Вспоминал, как сорил в их присутствии деньгами, в то время как у них и на хлеб, быть может, не хватало.
     Гоша уже почти прикончил бутылку и его болтовня стала совсем уже малоразборчивой. Он и пил то не как все — не для веселья и не для разгона хандры. Он пил, чтобы вновь оказаться в своем иллюзорном мире, там, где все происходит как хочет он, Игорь Баландин, где жизнь не перешибает хребты, где всегда голубое небо и летают бабочки. Даже его рассказ звучал , как заклинание, которое он твердил,словно надеялся, что слова обретут силу реальности, а жизнь изменить свое течение.
     Но даже в этом поначалу оптимистичном и пафосном рассказе стали проскальзывать, а под конец и вовсе во весь голос зазвучали горькие больные нотки, плохо скрытые жалобы на родных и друзей
,которые попросту отвернулись и не хотят протянуть руку помощи. Олег знал, что не протянет тоже. И не потому, что такой черствый по жизни. А просто не знает, чем тут можно помочь. Дать денег на кодировку, неизбенно обрекая их на пропой? За ручку водить по наркологам и психологам? Читать лекции о вреде пьянства?
    Проблема же в том, что Гоша не желает, сам не желает другой жизни, ему во сто крат милей то существование, которое он сейчас влачит, возможность при первой опасности извне уйти, укрыться в другом измерении, создать, как в компьютерной игре нужную ему реальность. А для этого будет каждый раз напиваться и радоваться, видя, как исчезают серые будничные краски и их сменяют веселые беспечные цвета. Он был обречен.
    Олег знал, как он сейчас поступит. Через полчаса начнут ездить «маршрутки» - столько то он уж как-нибудь продержится. Проводит пьяного «в дым» гостя до остановки, посадит в автобус и...наверное, они больше не увидятся, почему-то Олег был в этом уверен.  Спасется ли его бывший приятель сам либо с помощью дремавшего до сего дня ангела-хранителя, кто знает? И спасется ли? Возможно проживет еще несколько бессмысленных лет, погружаясь в свой придуманный мир, такой тихий и приятный, куда не залетает холодный ветер, несущий тревоги и заботы реальной жизни. Проживет, не принося пользы никому, не нужный даже самому себе. Очередной «лишний человек».
Не...обижай. Не обиж-жай Игорька..., - почти отчетливо произнес вдруг Гоша и уронил голову на руки. Губы его еще некоторое время беззвучно шевелились а потом он уснул.«Аминь», - криво усмехнувшись, подумал Олег, глядя на спящего за столом гостя, и предаваясь невеселым своим философским мыслям.