Паззл

  Прекрасен Киев в самом окончании мая. Набравшиеся зеленой пышности каштаны улыбаются на все стороны аллергикам разгорающимся цветом треугольных свечей. Нос и глаза переполняет повсеместно парящий тополиный пух. Коты орут, собаки лают.
  По пр-ту Мира бодрой и даже задорной походкой семенил уже достаточно не молодой, но все еще не старый человек. Звали этого человека Василий Васильевич Пупок. В левой руке Василий Васильевич сжимал букет красных гвоздик, а в правой пакет из супермаркета. Круглое лицо его излучало поток невостребованного человеческого счастья. Через плече Василия Васильевича, как у почтальона, красовалась объемная черная матерчатая сумка весьма затертой наружности. Почему как у почтальона, возможно, спросишь ты, читатель. Ты спросишь, и я отвечу. Все потому, что Василий Васильевич, на самом деле, был почтальоном и это была его рабочая сумка. Со своей сумкой Василий Васильевич, как настоящий почтальон со стажем, не расставался никогда. Он ходил с ней на роботу, за покупками, в театр, в лес по грибы, на рыбалку и еще Бог весть куда и  даже на похороны. Единственное место, где Василия Васильевича возможно было застать без повседневного атрибута - это свадьба. Но так уж случилось, что своей свадьбы у Василия Васильевича никогда не было, а на чужие он никогда не ходил, потому что его никогда не приглашали. То ли потому, что не хотели приглашать, то ли просто боялись, что и на свадьбу он придет с сумкой. Но, на правах автора, я буду настойчиво утверждать, и имею на то полное неделимое право, что на свадьбы Василий Васильевич ходил без сумки.
  Жил он неподалеку от своей работы в компании не менее молодой и не более старой, чем он дамы Алевтины Валентиновной Вильнюс. Знакомы они были вполне достаточное время для того, чтобы даже завести потомство, но не делали этого. Возможно, боялись, возможно, не торопили события, возможно, не могли, возможно, не хотели, а возможно, и попросту не умели вопреки прагматичности матушки природы. Но это их личное дело и не нам с тобой, мой читатель, лезть в чужой монастырь со своим посохом. Важно то, что жили эти голубки в мире и согласии не первый год, деля на двоих коммуналку площадью в 12квм.
  Вильнюс А.В. являлась и днем и ночью, и нередко даже в сумерках, полной противоположностью Пупка В.В. Прической она обладала длинной светлой пышно вьющейся, когда Василий Васильевич упорствовал ей приятной лысиной окаймленной бережно прилизанными темными волосами, от чего, смотря на Василия Васильевича с балкона, к примеру, шестого этажа, могло сложиться неправильное впечатление того, что Пупок носит на голове птичье гнездо. Ростом Вильнюс легко могла выделиться в толпе мужчин, а Василий Васильевич напротив легко терялся со своим росточком среди нескольких женщин. Смотря в глаза Алевтины Валентиновны легко могло показаться, что они голубого колора , но при ближайшем рассмотрении убедиться, что карего. В глазах же Василия Васильевича и вовсе ничего не могло показаться. Уши Василий Васильевич носил вытянутой формы с ярко выделенными пухлыми мочками, когда какие уши носит Алевтина Валентиновна никто с уверенностью не мог сказать, потому как никто никогда вышеупомянутых ушей не видел, даже Василий Васильевич. Почему никто не видел ее ушей, наверное, спросишь ты мой читатель. Ты спросишь, и я отвечу. Уши Алевтины Валентиновны просто невозможно было рассмотреть под пышной густой прической. И говоря откровенно, я и сам сомневаюсь, носила ли Алевтина Валентиновна уши вообще или просто создавала видимость их ношения. Нос Алевтины Валентиновны был продолговатой формы с нетактичной горбинкой, подпертый снизу тонкими губами и острым подбородком. Приплюснутый же широкий нос Василия Васильевича уверенно лежал на сочных губках, навесившихся  на скругленный двойной подбородочек. У Алевтины Валентиновны родинка разместилась у правого височка, а у Василия Васильевича забралась почти, что на лоб и уселась, в аккурат, промеж глаз. Характером Вильнюс вышла неровным, вспыльчивым, порой даже тираническим, со своей мыслью, всегда новой и свежей. Пупок приходился человеком с монументальным отсутствием собственного мнения, хрупким, ранимым и робким. Но, в тоже время, Василий Васильевич любил и повредничать. Вот, к примеру, пылесосит Вильнюс комнату, а Пупок читает программу в кресле. Вильнюс упрется пылесосом в ноги Пупку и ждет, молча, когда тот ноги уберет. Но Василий Васильевич вредничает и ног не убирает, пока Алевтина Валентиновна на него не прикрикнет грозно: «Ноги убрал!!!» Вот тут-то вредный Пупок ноги-то медленно и убирает в сторонку, а в душе ухмыляется: «Ох, и вредный я».
  Можно было бы замарать еще пару страниц описанием этой парочки, но сталось так, что Василий Васильевич, под наш неравноправный диалог, мой читатель, уже подошел к дому и, резво вбежав на третий этаж, нажал на кнопку звонка. Эта было то самое райское гнездышко, где проводили совместные часы уединений Вильнюс А.В. и Пупок В.В. о чем красноречиво свидетельствовала выщербленная гвоздем надпись под звонком                «А. Вильнюс В. Пупок». Автор данного апокрифа пожелал остаться неизвестным и Бог ему за то судья.
  Продолжение следует…