Туман. повествование третье. продолжение

           Лес, в который отправились друзья, был таким же, как и любой другой. Однако цель, которая завела их в самую чащу, делала этот лес значительно хуже остальных. Во всех отношениях хуже.

         Петляя промеж дерев, объезжая заросли орешника и поваленные деревья, наша пара искателей приключений выехала на опушку.

         Повертев головой по сторонам, штаб-ротмистр сказал.

--Вот, глядите. Сдаётся мне, что эта тропинка ведёт прямо к усадьбе. Теперь надобно следить за нашим перемещением, чтобы не сбиться с пути, ежели засветло не поспеем обернуться.

--Давайте следить, - горестно согласился помещик, ощущая острейшую необходимость спешиться. По одной и той же причине.

         Лес, действительно, рос на склоне, имея не большой, но чувствительный градус наклонения. Уж и сыростью потянуло, и запахом перегнившей древесины, однако ничего, из увиденного, не напоминало о цели их поисков. Решено, было, ещё маленько спуститься по лесному склону, чтобы успеть засветло вернуться в имение майора для ночного отдыха, чтобы с утра продолжить поиски, возможно, большими силами.

          Отъехав от недавней опушки на приличное расстояние, всадникам пришлось разминуться, объезжая в двух сторон дружную семью деревьев, растущих так близки, и так спутано, что даже лисе, или зайцу надобно было искать лаз среди стволов, ветвей и корней.
И росло это семейство в аккурат на склоне холма, пусть и не высокого, но служившего отличнейшей защитой от ветра, который мог бы иссушить болотную жижу, зловонное дыхание которой, уже явственно ощущалось. Позволив помещику объехать деревья с правой стороны, по более пологому спуску с твёрдой почвой, штаб-ротмистр жестом попросил Кириллу Антоновича помалкивать и, снова-таки жестом, сообщил своему другу, что объедет эти деревья в с левой, более крутой и осыпающейся стороны. Хотя, причина была не только, и не совсем в том, что совершая подобный манёвр, эти следопыты покрывали наблюдением больший участок лесной низины, а в том, что управление конём в такой сложной местности, могла бы привести к печальным последствиям как Кириллу Антоновича, как всадника, так и коня, как коня Кириллы Антоновича. Сказано слишком пространственно, и длинно, зато - верно.

          А далее было вот что.

         Обошедши на коне деревья, Кирилла Антонович выехал на довольно ровную прогалину, изредка поросшую странного вида кустарником, едва доходившим до брюха коня. Справа виднелась тропинка, петлявшая среди толстых дерев, слева был спуск в овраг, в котором начиналось болото, с самого краю поросшее камышом и мхом. Левее, где ещё не осыпалась земля, увеличившая бы размеры оврага, карабкался на своем коне штаб-ротмистр. Точнее выражаясь, карабкался конь, увещеваемый Модестом Павловичем. А вот впереди… виднелась то ли землянка, то ли вросшая в землю заимка, обвитая плетущимися растениями, лишайником и ещё какой-то флорой, классифицировать которую Кирилла Антонович не собирался. Эта землянка была до половины окутана туманом, очень странным туманом, который, казалось, дышал. Или колыхался, но на удивление ритмично. Нет, всё же слово «дышал», подходило более всего.

            Словно завороженный Кирилла Антонович глядел на этот туман, на землянку, на болото и думал о том, что он достаточно точно смог определить, опираясь лишь на слова очевидцев, искомое место и, чего греха таить-то, разгадал сию загадку!

           Оглянувшись на Модеста Павловича, помещик увидал спешившегося офицера, помогающего, подняться по ссыпающейся почве, коню. «Сейчас, - подумал Кирилла Антонович, - штаб-ротмистр поднимется и увидит, что он очень не зря решил посвятить меня….»
Додумывая эту лестную для себя мысль, помещик поворотил голову вправо и, оборвав свои размышления, обмер. С самого края той площадки, которая открывалась сразу же, за скоплением деревьев, шёл ребёнок, по виду – пяти-шести лет. Он переваливался с ноги на ногу, словно они у него не гнулись в коленях. Однако при таком способе ходьбы, двигался он скоро. На нём была какая-то мешковина, наброшенная на плечи и перетянутая бечёвкой на поясе. Его оголённые руки, да что так руки, все видимые участки тела покрывали то ли рубцы, то ли шрамы, как будто над ним проводил опыты хирург. Волосы его, клочками растущие на голове, производили отталкивающее впечатление, однако помещик смог побороть отвращение, увидев большие и, по кукольному красивые глаза. Которые, почему-то, не мигали.

--Мальчик, ты, чей будешь? Откуда ты? А где родители? Почему ты молчишь? Модест Павлович, дорогой мой, тут оказался ребёнок, - крикнул помещик

--Ребёнок, - немного задыхаясь от напряжения и переводя дух, пробормотал штаб- ротмистр, преодолевая последние две сажени не надёжного грунта. – Ребёнка нам ещё не хватало…. Ребёнок?! Чёрт побери!!! Кирилла Антонович, спасайтесь! Скачите во весь опор, куда глаза глядят! Это – ОНИ!

--Да, кто они? Бессарабцы, что ли? – Меняя интонацию последних слов со спокойно-вопросительной на паническую, Кирилла Антонович похолодел от одной только мысли о том, что разгадывать загадки не есть повод для самолюбования. Из этих самых разгадок ещё надо выбраться живым. – Боже мой, Боже мой!

             А мальчик уже успел приблизиться вплотную к всаднику. Оказавшись на пару вершков выше стремени, мальчик схватил левой рукой за сапог, из кожи чужеземного животного буйвола. Да, так крепко схватил, что Кирилла Антонович невольно поморщился от боли. А дальше – хуже! Не отпуская, не по-детски сильной рукой сапог и ногу помещика, мальчик запрокинул голову назад и заверещал.

--У-у-у-нца-нца-нца-и-и-и-иц»!

           Ничего подобного, ранее, Кирилла Антонович не слыхом не слыхивал! А мальчик, издав этот клич, то ли победный, то ли призывной, неестественно широко распахнул рот, обнаружив тёмные и трёхугольные зубы, сомкнул челюсть на носке сапога, прокусив крепкую бизонью шкуру.

--Поди, поди отсюда! Сейчас, вот, огрею плетью! А-а-ай, больно! Пошёл вон, щенок!
Разозлённый помещик с оттяжкой огрел мальца стеком, не произведя, на последнего, никакого впечатления.

--Кирилла Антонович, скачите прочь, и немедля! – Кричал штаб-ротмистр, вскакивая в седло без помощи стремени. – Кирилла Антонович, я рядом, держитесь! Ну-ка, Злойка, милая лошадка, давай поможем другу! Помогай, Злоечка, дорогая моя, помогай!

           Уставший конь тряхнул головой и, понимая, скорее всего, просительные нотки в голосе хозяина, нежели их смысл, стрелою сорвавшись с места, поскакал вперёд.
Осыпая ударами английского стека плечи и руки мальчика, помещик понял, что его стаскивает с лошади очень большая сила, совершенно недоступная ребёнку. От этого, и от понимания собственного бессилия перед лицом невесть откуда взявшегося беспощадного зла, оцепенение страхом сковало все члены Кириллы Антоновича, сделав его послушным любому воздействию извне.

          В чувство помещика вернул громкий, и озлоблённый окрик штаб-ротмистра.

--Да, придержите же вы коня!

            Подоспевший вовремя Модест Павлович, из-за испуганно гарцевавшего коня Кириллы Антоновича, постоянно оказывался с противоположной, от мальца, стороны, совершенно не имея возможности оказать помощь.

--Мо… ст… ро… вич, -  прерывающимся от тряски голосом взмолился помещик, - что делать?

--Драться, мать вашу за ногу! Драться с этими чертями и не пускать слюни! Держите коня, наконец!

--Чёртово отродие поганого рода! – С силой, которая появилась в помещике помимо его воли, закричал Кирилла Антонович и, ухватившись за луку седла, мотнул ногой так, что ударив мальца стременем по уху, заставил его разжать челюсти и отпустить сапог.

          Конь, уразумевший этот крик по своему, стал, как вкопанный, отчего мальчишка, не отпустивший ногу помещика, по инерции отступил назад. Этого вполне хватило штаб-ротмистру, объехавшего спереди коня помещика, и взмахнувшего своей саблей. Но, этого оказалось много для коня Кириллы Антоновича, который, при этом обходном манёвре, скакнул в сторону. Сабля отсекла левую руку мальца вместо того, чтобы разрубить его тело. Как же досадно вышло-то, а?

           Оказавшись, размещёнными друг по отношению к другу в положении валета, штаб-ротмистр, увидев новую угрозу, саблей, но плашмя, ударил по крупу коня помещика, отчего тот резко взял с места в карьер. Кирилла Антонович, не поняв, что происходит и отчего, оглянулся, чего делать, крайне не следовало! А конь его, такоже, из лучших побуждений, понёсся вперёд не так, как было бы удобно седоку, а по своему произволу, отчего и произошло то, что произошло.

           Торчащая ветка одного из деревьев, которые объезжал Кирилла Антонович, выбила его из седла так, как бита выбивает городошную фигуру. Падая, помещик не смог, или не сумел вытащить прокушенный сапог из стремени, из-за чего конь волоком протащил помещика добрых несколько саженей. Но, благо, что площадка, на которой разворачивались события, имела достаточный подъём, переходящий в бугор, из-за чего конь Кириллы Антоновича поубавил прыти, а помещик смог высвободить ногу.

          Ещё не вставая, а просто перевернув своё тело на спину, помещик ощупал себя в поисках повреждений. Но, не найдя таковых, ежели не считать нескольких ушибов, успокоился.

--Стреляйте! Стреляйте же! Довольно валяться, как барсук на солнце, стреляйте!
Мигом приняв сидячее положение, Кирилла Антонович, на какое-то крохотное время, попал в очень необъяснимую ситуацию. Он смог, буквально одним взглядом, увидеть всё, что творилось перед ним и вокруг него, но совершенно не мог отреагировать так же быстро, как быстр был его взгляд.

          Прямо на него, ковыляя и переваливаясь на не гнущихся ножках, держа в правой руке отрубленную левую, двигался мальчик, глядящий в упор немигающими, кукольными глазами.

--И-и-ы-ы-ы-го-ш-ш-ш-ша-а! – Переходя с режущего ухо визга на густейший и физически ощущаемый бас, завопил мальчик, и прибавил скорости.

              А на другом краю площадки, штаб-ротмистр, верхом на своём верном коне, скача от одного края обрыва к другому, и махая шашкой, старался не дать вылезти на ту же площадку троим… нет, уже пятерым…. Боже мой! Что же это за создания?


          В этот миг скорость взгляда начала падать, фокусируясь едино на подковыливающем мальце.

--Где, этот, чёртов пистолет? – Бормотал Кирилла Антонович, не обращая внимания на то, что начал пользоваться площадной бранью. – Куда он, чёрт эдакий, запропастился?
Ощупав одежду руками, а землю, на которой сидел – глазами, помещик увидал мирно лежащий пистолет совсем рядом с собой, всего лишь в одной сажени слева. Упав на бок, и дотянувшись до оружия, Кирилла Антонович начисто позабыл, как им надлежит пользоваться в момент, предшествующий стрельбе.

--Да, стреляй же, чёртова кукла, стреляй!

            Настолько близко подошедший к помещику мальчишка, ударил его отсечённой рукой по лицу. Затем, отшвырнув её, собрался навалиться на помещика.

--Во имя Господа нашего! – Громко проговорил Кирилла Антонович, и нажал на курок. Над площадкой прокатилось это выстрела. Затем – второго.

--Ну, наконец-то, - с трудом переводя дух, прохрипел Модест Павлович.

         Первый выстрел пробил нос, и вынес из затылка розовато-серую струю. Мальца сильно шатнуло назад, однако второй выстрел, попавший немого ниже шеи, отбросил его на землю.

--Нца-н-н-ца, - басом, переходящим в хрип, что-то сказал малец, прикрывая один кукольный глаз. Несколько секунд, в течение которых Кирилла Антонович неотрывно глядел на, теперь, уж, жертву, малец двигал ножками, и  сжимал сильные пальцы ладони. Потом затих.

            Чтобы избавиться от запоминания этого зрелища и, по возможности, скорее выйти из прострации, Кирилла Антонович зло сказал, глядя на тело ребёнка.

--Твоё место там, злобное существо, откуда ты родом – в преисподней!  - И, поднявшись на ноги, скорым шагом, почти бегом, направился к штаб-ротмистру.

           Картина, которую увидел помещик, была не намного приятнее, нежели предыдущая.
Странное сочетание человеческого тела и плотного дыма, имевшего людскую форму, двигалось от домика, к вершине холма, на котором, кроме офицера, теперь находился и помещик.
 
          Некоторые, имевшие ноги и тело, не ровной линией проходящее от правого бедра к левому уху, недостающие члены имели из плотного тумана, сквозь который, со свистом, пролетала сабля, не нанося никакого урона бессарабцам, однако, невообразимо как, помогавшая этим исчадиям отталкиваться от земли, и подтягиваться за стволы и ветки.

          Глаза, по крайней мере, у тех, которые были ближе остальных, были недоразвиты, и более походили на вмятины в облаке, и лишь у одного из поднимавшихся был глаз, правда, наполовину прикрытый.

          Тела их были местами покрыты шрамами, и не ровными рубцами, которые разделяли участки кожи с волосяным покровом и без оного, с остатками татуированных рисунков. Также, кожа их сильно разнилась по загорелости.

         Передвигавшиеся, подобно походке мальца, бессарабцы поднимались, переваливаясь из стороны в сторону, словно тело их плохо слушалось, поскольку… это были не их тела! Вот и сошлись Альфа и Омега рассуждений, со Сциллой и Харибдой увиденного – примерно так, изрядно высокопарно, и совершенно не к месту, подумал Кирилла Антонович.

          Но на раздумья уже не было ни досуга, ни времени. Совсем рядом с ним, почти в полный рост, выбрался на площадку один из бессарабцев, тут же отвлекая внимание Кириллы Антоновича тем, что тело, поднявшегося ровным и спокойным в то самое время, когда туманная рука и левый бок вздымались, словно тяжело дышали от натуги. И той же туманной рукой, прошедшей сквозь дерево и ветви,  даже не шелохнувшиеся при этом, бессарабец схватил помещика за горло, а другой, состоящей из человеческой плоти, принялся разрывать одежду на груди Кириллы Антоновича.

          Ощущения сдавливания горла не было, боли также не было, однако стало нечем дышать, обычный воздух, словно превратился в густую и зловонную жидкость, заполнившую горло, и подбиравшуюся к лёгким.

          Та часть лица, никогда ранее не принадлежавшая только одному человеку, была неподвижна, как и неподвижен был полу прикрытый глаз, мутный и с закисшими уголками.
Снова оцепенение от страха прошло мгновенно, лишь только раздался крик штаб-ротмистра.

--Да, не стойте, вы, как барышня! Вас убивают, Кирилла Антонович, так убейте в ответ их! Только, Христа ради, не стойте истуканом! За царя, за Родину – Ура-а-а!

          Но не мог ничего ответить помещик, он только и смог, что поднять пистолет, и выпустить пулю, прижав ствол к полу прикрытому глазу. Качнувшийся назад бессарабец ослабил хватку, тогда вторую пулю Кирилла Антонович пустил в туманную руку, державшую его горло.

         Нелепо складываясь, словно из него по очереди вынимали скелетные кости, бессарабец упал, продолжая скользить вниз по склону. А вот туман, из которого состояли остатки тел, начал плавиться как воск, стекая каплями на землю и листву. Продолжая колебаться, словно дыша, каждая капля теряла цвет белёсой голубизны, превращаясь в серо-голубое пятно, замиравшее перед тем, как почернеть.

        Получив снова долгожданный воздух, лёгкие помещика обрадовано заходили, наполняя сознание светом, а тело кислородом.

--Вот так! Вам, меня, не одолеть! – Закричал помещик, находясь в кураже боя.- Я – русский помещик!

         Последние два слова были произнесены с такой гордостью в голосе, словно они приравнивались к словам «Я русский офицер!»

--Модест Павлович, я всё понял! – Радостно крикнул Кирилла Антонович, и выстрелил в очередного бессарабца последней пулей. После следующего нажатия на курок, раздался сухой щелчок. Как же некстати закончились патроны!

         Недолго думая, помещик швырнул оружие в подстреленного бессарабца, попав ему в туманный бок, сквозь который, пистолет, благополучно пролетел.

--Что вы поняли, и зачем выбросили оружие? В вашем - заклинило патрон.

--Выбросил… да, Бог с ним! Послушайте, я всё понял! – Говорил скороговоркой Кирилла Антонович, хватая за рукав штаб-ротмистра, мешая, тем самым, ему обороняться. – Майор был прав – огонь и свет их погубят. Я, только что, одного – бац!

--Видел. Слушайте меня и не перебивайте! Берите моего коня и мчитесь в имение майора. Найдёте? Очень на это надеюсь. В деннике конюшни будет стоять то, что вы видели на чертежах. Конюшня открыта, её стережёт дворовый человек. Запрягайте побольше коней и мчитесь с той двуколкой сюда! Только, ради всего святого, не перевернитесь по дороге! Как только вы приедете, мы с ними разом и покончим. Ежели всё поняли – ступайте не медля!

--А вы?

--Я тут фехтую с ними для того, чтобы не допустить их до вас. А в одиночку мы поиграем с ними в салочки. Ехайте не медля, и возвращайтесь скорей. И не заблудитесь!

--Бросать вас здесь… - Кирилла Антонович развёл руками, оглядываясь вокруг, - одного.

--По коням! Приказ выполнять! Кру-гом! Одна нога здесь, другая – там! Отправляйтесь спасать друга!

--Тогда – слушаюсь! По коням! – Сам себе приказал помещик и, взгромоздясь на Злойку, повернул коня в сторону имения.

              Страха не было. Даже после увиденного и прочувствованного – не было. И после того, как едва не лишило его жизни совершенно необъяснимое, не понятное и никем не описанное, ни в одном естествоиспытательском альманахе, существо – страха не было.

        Страх появился тогда, когда он подъехал к конюшне погибшего майора, и увидел на воротах замок. Оказывается, намного страшнее туманных чудовищ - человеческое равнодушие.
Кириллу Антоновичу впору было завыть в голос. Но чем бы это помогло? От крика замок не спадёт, и ворота не отворяться.

          Поворотив коня, он поскакал к дому майора, опустевшему без хозяина, и одноглазо глядевшему одним окошком без ставень. На остальных окнах ставни были закрыты.
Помещик спешился, и быстро взошёл по ступенькам на террасу.

--Кого там носит? – Раздался недовольный голос, в ответ на стук в дверь. Голос был, скорее всего, женский.

--Дверь отворить немедля! Дважды повторять не стану!

--Да, кто вы такой? – Отворившая дверь женщина казалась старухой, однако попавший на неё свет от свечки, показал обратное. Она, была, не намного старше Кириллы Антоновича.

--У кого ключи от конюшни?

--Вы кто?

--Задашь ещё один вопрос – удавлю! У кого ключи?

--У… управляющего.

--Где он? Отвечать быстро!

--Да, кто его… должён быть тама…

--Где, чёрт побери твою дурную башку, «тама»? Ещё раз так ответишь – пожалеешь!

--Барин, я знаю, Я покажу.

--Нет, девка, сиди дома! Я тебя не пушшаю!

--Тебя позабыли спросить, Яга треклятая! Ты – Глаша?

--Она самая. А вам, она, для какой нужды?

--Ещё, хоть, слово – прибью тут же! Глаша, показывай дорогу.

--Иду, барин! Нам сюда, за деревьями флигель. Он там спит, наверное….

--Пусть, хоть и умер, мне надобны ключи от конюшни, поможешь найти?

--Барин, вы за двуколкой?

--Именно! Я с вами! Я и коней приведу, я и запрягу, я с вами!

--Ты говори, да не останавливайся, каждая секунда смертью моего друга дышит.

--Это… того офицера, что перед вами был?

--Да. Этот флигель?

--Этот. Вон, и дверь открыта. Снова дрыхнет…  пьяный.

--Всё равно, какой он. Найди ключи!

         Ключи нашлись скоро, для этого не пришлось, даже, будить мерзавца.

           Злойка, а без сокращения Злой Конь, прозванный так за манеру больно кусать всех кто ему не по нраву, не стал разбираться в собственных ощущениях относительно того, кто эта девица, и почему на него взобрались двое, а тяжело  поднимая бока от усталости, домчал до конюшни своих седоков. С этими двумя он после разберётся, пусть будут в этом уверены, а прямо сейчас надо спасать хозяина, этого человека, к которому Злойка привязался, как к своему сыну.

          Отворив дверь, Кирилла Антонович ахнул! Это детище инженерной новации, поразило бы, наверное, архитектора Исаакиевского собора, который один раз посетил помещик.

          Двуколка, и вправду оказалась легче, чем можно было подумать, глядя на неё. Вытолкав её на двор, они с Глашей наскоро пристегнули двух жеребцов, которых привела девушка, и тронулись в обратную дорогу.

            Не всегда ровная дорога и, временами рвущиеся в разные стороны жеребцы, которые оказались послушны только фырканью и ржанию Злойки, всё это не позволило Кирилле Антоновичу и Глафире примчаться так скоро, как бы им хотелось. А жаль….