Дарьюшка

В  школе Зинка считалась первой красавицей. Она это рано осознала  и в отличие от сверстниц перемены использовала для выноса из класса себя красивую:  показать, преподнести на блюдечке с золотой каемочкой.  Интерес к школе у Зинки был не в получении знаний, а исключительно в силе своего магнетизма на брючную половину школьного контингента. Контингент реагировал на ее появление как кобра на флейту – шеи закручивал  в спираль. Глаза не только юных, а и  тех, кто постарше,  ломались, разлетались на мелкие осколки. Головы кружила противоположному полу от мала до велика.
 
Умом особо не блистала, но рано усвоила, что дар природы или подарок родителей – красоту  -  следует рационально  использовать для поддержки ее и усовершенствования.
 
После окончания школы о профессии и не задумывалась. Но мужем обзавелась  сразу  же.  Она – красота с узеньким умишком. Он - серенький, высоко-тощенький,  в очках,  запрограммированный на познание, успех.Другие ломали глаза о Зинку.  Он - сломал себе жизнь. Влюбился до самозабвения.  Вращался вокруг нее, как вертушка на ветру.  Разумность мозга в сторону Зинки не использовалась -  срабатывал инстинкт мужского начала.

Зинкино же женское начало очень быстро заскучало, а после рождения ребенка вообще – убежало!

Привычнее: «Ты, куда Одиссей, от жены, от детей…». А у Зинки сработал инстинкт  кукушки! Грудным молоком ребенка не кормила,  дабы «фигуру не подпортить». Плач – раздражал. Купать, пеленать – это не ее.  Вот кафе и дискотеки – близко по духу. Рекомендации по уходу за ребенком  не воспринимались. Сама же,  как бусы на нитку, нанизывала претензии  ко всем,   следуя тактике Суворова – «Лучшая защита – нападение».
 
К ней же никакая стратегия  не подошла. Отступила, убежала, спряталась, затаилась. И только записка осталась: «Не ищите». К мужу, дочери – ни словом, ни пол словом.

На Лешку больно смотреть.  Худой как гвоздь - вытянулся  в проволочку.   К работе, друзьям, книгам, пище  интерес  потерян.  Только  дочке уделял внимание.  Первое Дарьюшкино  «деда», «папа», «баби»  оттаяло  его сердце.
Да и Дарьюшка,   окруженная  вниманием и любовью,  не ощущала семейного  «недочета» - отсутствие матери.

«Недочет»  явилась,  когда Дарьюшке исполнилось  два годика. Пришла с матерью Лидией, которая  как бабушка  к внучке приходила настолько редко, что  та ее не узнавала. Зинка  дочь  на руки не взяла, не поцеловала.  К чужим с пустыми руками  не приходят, а здесь к родной – на  «нуле». О том, где и как жила два года,  не рассказала.

Дарьюшка,  посмотрев на незнакомых ей женщин,  со всех ног бросилась к своей родной бабушке, крепко обняв ее за шею.  Лидия, защищая дочь, уговаривала внучку не бояться и подойти к маме, бабушке.  Часа не прошло, как гости заявили, что пришли просить разрешения  побыть с Дарьюшкой  хотя бы недельки две. Мы с дедушкой эту просьбу  отмели сразу же.  Лёшка разрешил Зинке видеться с дочерью, но в своем доме. Походила дня три. Посидит час и уходит. Уставала.  Словно в каменоломне камень  дробила без отдыха  двое суток.   Её мамаша слёзно уговаривала нас:
- Зиночка остепенилась и дочь любит.

Сердца наши смягчились - мать все же, и… разрешили. Как же горько пожалели мы о своей слабости!

Зинка  через два дня, ничего не сказав своей матери,  нам, увезла Дарьюшку  в неизвестном направлении.  Лидия клялась,  божилась, что не знает, где Зинка живет, и  почему она увезла ребенка.

Искали четыре месяца. Безуспешно. Жили  с ощущением полета в самолете, потерявшем управление.

Двадцать минут после полуночи. Звонок в дверь. На пороге Лидия  в слезах.

-  Необходимо срочно ехать. Дарьюшку  забрала «скорая помощь»!

«Когда?», «почему?», «где?» -  было по  пути  в машине. 600 км  оказались  длиною в год. Телефон и адрес, по которому  мы мчались -  соседей, где Зинка снимала квартиру.

Реанимация. Врачи – в служебной тайне. Следовательно,  толком не знают  конечного  результата  своих  усилий. Потребовали, чтобы мать принесла таблетки, которые давала ребенку.

Шок!

- Какие таблетки?

-  Мать давала ребенку снотворное.

А  мать так и не явилась ни с таблетками, ни  без них.

Трое суток провели с дедом в больнице,  ночью около больницы. Леша - в командировке. Ему не позвонили, щадили.

Лидия искала Зинку. Не нашла. Ночевала  у соседей. Дед  в гостинице. Я – около  Дарьюшки.
 
У деда – «упало» зрение. Я – «лунь белая» - от  прежних каштановых волос.  У Лидии руки дрожат, как осиновый лист.  Такое пережили, что врагу не пожелаешь.

Дарьюшка, придя в сознание, увидела меня: «Бабушка, молочка хочу  и спать».
Ребенок не понял, что с ним  и где находится. Ни о маме, ни о себе, ничего не могла рассказать ни тогда, ни позже. Мозг защитил ее от ужаса  и стер с памяти то, что превратило бы ее жизнь в ад! Спас от воспоминаний, но не избавил  от зависимости к таблеткам. Более двух месяцев  перед сном Дарьюшка  просила «табетки», искала их. А во сне кричала: «Не надо, больно. Не хочу…», билась в истерике, металась по кровати. Держали  в четыре руки. Успокаивали, плакали. Утром ничего не помнила. Чистый лист. И так каждую ночь.
Врачи за эти месяцы ничем не помогли.

- Ждите, следите, прячьте таблетки.

Время и наши молитвы вернули  ребенку детство, спокойные ночи, улыбку.
Врачи  посоветовали подать на Зинку в суд  за содеянное преступление.

Лидия, услышав это, шлепнулась  на колени,  слезы в «три ручья».  Умоляла  пощадить, простить, забыть, вычеркнуть, только не судить Зинку.

Воск, а не семья. Даже при малом тепле размягчаемся. Слезы Лидии – наши слезы.  В суд не подавали  в надежде на то, что Зинке  все-таки придется держать ответ перед СУДОМ БОЖЬИМ! Ибо то, о чем рассказали соседи,  – раскаленным железом не выжечь  из наших сердец,  памяти: «Квартиру  Зинка снимала  больше года. Не работала, но деньги были, одевалась и питалась не плохо. Захаживал к ней представительный мужчина где-то с полгода. Потом  исчез. Зинка уходила  вечером, появлялась под утро. Намеренно не следили, но  что выпивает, знали.  Не видели ее  с месяц. Приехала с ребенком и заявила: «Теперь у меня все наладится. Буду получать пособие на ребенка как мать одиночка». Пособие ей не дали,  так как не было свидетельства о рождении ребенка,  документов, подтверждающих  статус матери-одиночки. Красотка числилась – «состоящей  в браке».  Интерес к дочери улетучился. По ночам уходила, оставляя  ребенка одного. Девочка плакала, просила кушать. Сил не было  слушать ее охрипший от крика голосок. Уговаривали  не оставлять ребенка одного в квартире, кормить,  купать, дать возможность дышать свежим воздухом – не слышала. Приглашали милицию. После их наставлений несколько  ночей сидела дома. А потом все повторялось. Только теперь девочка не плакала, тихо было до утра.  А потом – звонок  в дверь. Зинка умоляла вызвать «скорую помощь».

Врачи в шоке! Ребенок -  без сознания, а мать  просит врачей не дочь спасать,  а  не вызывать милицию…

- Сделайте ей укол.  Потому , что холодная вода ей сегодня не помогла.
 
-  Ребенку было плохо не впервые? Что Вы ей давали?

Испугалась, замялась, глаза опустила.
-  Пиво, чтобы спала. Но она  просыпалась, плакала. Чтобы соседи не жаловались, давала ей снотворное.  Утром пришла домой, а она не проснулась…
Потребовали: «Не дашь адрес и номер телефона мужа, матери или родственников – вызываем милицию».

Номер телефона дала. Но,  в больнице и в квартире больше  не появилась…

«Нарисовалась»  у  матери, когда дочь пошла в первый  класс. Дарьюшка нарядная, радостная, счастливая,  с букетом цветов -  семья рядом.  День солнечный, яркий. И вдруг  черная туча – Зинка, как  «Девятый  вал» Айвазовского,  накатилась  волной на Дарьюшку:
- Я  твоя мама. После занятий хочу побыть с тобой.

Дарьюшка  ее не вспомнила. Подбежала к нам. Прижалась к отцу:
- Я не хочу идти с  тетей.  Я ее боюсь.

Успокоили,  а Зинаиду попросили не тревожить дочь.
- Не дай Бог, чтобы ребенок вспомнил тебя  и то, что ты с ним сделала! Лучше снова испарись, спрячься, сгинь с её глаз.

- Лешка, я  знаю, что  ты подал заявление на развод.  Развод не дам.  Я не допущу, чтобы ты  был счастлив,  а я нет. Если  женишься,  украду дочь!

 -  Жаль, что не подали на тебя в суд за издевательство над ребенком,  чудом  избежавшего смерти. Но это не поздно сделать и сейчас. Все свидетели твоей чрезмерной  материнской любви к дочери – живы.

Упоминание о милиции погасил тлеющий костер  инстинкта матери. Сердце не отозвалось любовью к дочери.

Лидия просила  Зинку уехать,  не беспокоить ребенка и людей, которые  дают ей самое главное – любовь  и  счастливое детство.

За время учебы Дарьюшки в школе  Зинка несколько раз приезжала к матери.  К нам и в школу  не заходила. Ничего дочери не привозила. И только один раз дала дочке двести грамм пряников. Не съела их Дарьюшка. Нашли как-то в ее письменном столе эти пряники, засушенные как гербарий. То ли для памяти, то ли  забыла о них.

 Не выбросили.  Пусть сама решит, как поступить и с ними, и с теперь  осознанным понятием сущности «МАМА», которая отсутствовала при  появлении первых зубиков,  первых словах,  первых шагах, в днях рождения,  в слезах от боли разбитой коленки, в праздниках.

К восьмому марта и Дню мам в детском садике,  в начальных классах детям давали стишки  о маме.  Дарьюшке – о бабушке. Вопросов о маме не задавала.

Обрадовалась, когда папа женился на её любимой учительнице Таисии Николаевне, как только Дарьюшка окончила третий класс.

Канули в лету   пряники-гербарий,  детсадовский рисунок Дарьюшки  «Моя семья» - папа  посредине,  впереди, прислонившись к его ногам, Дарьюшка  как крылья птицы раскрыла ручки  и  вложила их в ладони бабушки и дедушки, стоящих по правую и левую руки  папы, а на дальнем плане – маленький силуэт размером   «божью коровку»  и подписью «мама».

Нарисовала маму, не как обязательное составляющее семьи, а как задание, которое должно быть выполнено.  И эта букашка, хоть и «божья…»,  пыталась получить за ребенка деньги. Не ее любовь  к себе, в ответ на материнскую любовь, а деньги – не понимая,  что за любовь нет другой платы, кроме сердечной любви.  Ибо сердечность – такой же дар, как красота и ум. Зинкина красота ни семье,  ни ей обещанного счастья не принесла.
 
В случае с Зинкой – полнейшая несогласованность природы с внутренней сущностью. В ее сущности не обозначилась МАТЕРИНСКАЯ ЛЮБОВЬ, единственно бескорыстное чувство на свете. Мама – самое дорогое, самое родное, неотъемлемое начало всех начал. И жить без  связи с этим началом,  сложно даже взрослому. А каково ребенку?!

… Дарьюшка  выросла искренней, доброй, лучистой,  со своим восприятием мира. С медалью окончила школу. Поступила в университет. И  ей судить о поступке матери. ВЕДЬ САМЫЕ СТРОГИЕ СУДЬИ – НАШИ ДЕТИ!!!
*  *  *
На снимке одна из моих вышитых работ - "Сладкий сон".