Первая любовь

Рассказ

        Однажды в десятилетнем возрасте провожал я девочку домой из школы. В правом кулаке зажимал ручки двух наших портфелей, которые тащил не без труда. Они, громоздкой тяжестью, почти волочились по земле, неудобно шаркались о мою ногу и периодически цеплялись о бугры и неровности дороги. Но это неудобство было такой мелочью в сравнении с тем, что моя левая рука сжимала тёплую и нежную ладонь девочки. Боже мой! Как восхитительно в ранней юности держать девочку за руку! Какое блаженство нести этот пухленький хрупкий комочек. Как дорого это доверие, которое впервые оказала тебе ОНА! Как много в отношениях наших радостных полутонов, счастливых и волнительных моментов, коих мы просто не замечаем, а посему и обедняем красками и обделяем чувствами тонкую материю души нашей. В ещё незрелом сознании и плоти вихрятся непонятные и сумбурные, неведомо откуда пришедшие, мысли и чувства, радость и счастье переполняет душу и волнует кровь. Жаром пышет лицо моё, в испарине шея и грудь. Передаётся телу от тёплой девичьей ладошки необыкновенная лёгкость. Кого теперь из подростков нынешних этим удивить можно? Насмешишь скорее….
        Наташа казалась мне очень красивой. Выразительные карие глаза её с длинными тёмными ресницами, тонкие губы и прямой правильный носик, весёлые ямочки на щеках и озорная россыпь веснушек над ними — являли для меня в ту пору эталон женской красоты. Носила девочка две плотно сплетённые, цвета каштана косы, за которые так удобно было дёргать — такой метод ухаживания и мальчишеского внимания практиковался в ту пору. Скорее всего это действо совсем не нравилось девочкам, в ответ ухажёр вполне мог получить портфелем по голове и услышать от избранницы раздражительное «Дур-рак!». Но не смотря на это, ты величественным взором оглядывал своих одноклассников, давая понять — это МОЯ девчонка! Мы с Наташей сидели за одной партой, она хорошо училась и давала мне списывать, чем окончательно покорила моё сердце.
        Учились мы во вторую смену. Район, в котором жила девочка, пользовался дурною славою, не имел уличного освещения, и являлся местом обитания всякой шпаны. Назывался он «Побежимовка». Осенние сумерки легли на землю. Не имеющие асфальта улочки «частного сектора» погрузились во мглу незаметно и быстро, как это обычно бывает в ненастье. Небо затянуло тёмная наволочь грозовых облаков — ни луны, ни месяца, ни звёздочки на нём не просматривалось. Еле виднелась дорога, по которой шли я и Наташа. Мы едва различали куда ставить ногу, и окружила нас почти чернильная темнота.
        Вдруг, почти рядом с домом девочки, вспыхнули два электрических фонаря, ярко осветив наши лица.
        — Попались голубки влюблённые! — Неокрепшим баском промолвили из темноты.— А ну, вытряхивайте всё из карманов!
        Страх на первых порах словно парализовал меня. Я неподвижно стоял. Громко долбилось сердце будто у самого горла, и стук его гулко отдавался  в моих ушах.
        — Чо, в штаны наложил, жених? — раздался визгливый и какой-то нервно-истеричный голос и добавил отборного мата.
        Но к тому времени я сумел взять себя в руки и осмотреться. Дорогу нам перегородили четверо подростков года на два-три старше нас. До этой обычной средней школы учился я в школе-интернате для детей-сирот и там навидался всякого. Надо сказать, что в те годы шпана придерживалась определённых правил, не то что теперь. Например: парня перед девушкой старались не унижать, а уж девчонок никогда почти не трогали в подобных ситуациях.
        — Девчонку отпустите! — Голос мой прозвучал с лёгкой хрипотцой из-за волнения и внутренней дрожи.
        Гопники чуть расступились. Я отдал Наташе её портфель, и она выпорхнула из западни в сторону дома.
        Дальше было не интересно. Я отхватил зуботычин и пинков просто разминки ради. Вытряхнули содержимое моего портфеля прямо на землю. Вывернули у меня все карманы, обозлились, что в них было пусто и поставили мне «фингал» под левый глаз, плюнули пару раз в лицо и ушли.
        Я сидел на грязной дороге и, размазывая по лицу чужие слюни и собственные горькие слёзы, собирал с земли и клал в портфель свои учебники. Душу жгло желание мстить и собственная беспомощность, терзала сердце обида и ненависть! И совсем не осталось во мне даже следа от первой любви.
        Дома в довесок к своему синяку я получил от мамы взбучку: чтобы не «шлялся потемну». В школе мы с Наташей не могли почему-то смотреть друг другу в глаза. Нам отчего-то стало неловко быть друг подле друга, и мы попросили учителя нас рассадить. Первая любовь, ты прекрасна, нежна и хрупка, как первый цветок на пригреве. Ещё кругом лежит снег, ещё крепка ночная стужа, а ты уже проклюнулся и тянешь лепестки свои к солнцу. Только нежные заботливые руки могут отогреть тебя и вырастить в большое и крепкое чувство. Но ты легко и погибнешь под чьей-то бездушной и жёсткой подошвой.
        Но память, от чего же жива память?.. С глубокой нежностью и лёгкой душевной грустью возвращает она меня и через половину века к лучистой и светлой, безгрешной и чистой ПЕРВОЙ моей ЛЮБВИ…

Валерий Зиновьев.